Клетка без выхода

Инод выбрал для ночной стоянки узкую песчаную заводь севернее города, но, испугавшись посадить «Гольмсток» на мель, бросил якорь, не приближаясь к берегу. Кто желал, мог оставаться в ланче, но все предпочли ночевать на суше, даже несмотря на то, что до нее пришлось добираться вплавь. На «Гольмстоке» остался только вахтенный. Инод и остальные побросали провизию и одеяла в легкий одноместный ялик, а сами прямо в одежде попрыгали за борт и поплыли к берегу. Прихватив «Экзекутор», я последовал примеру команды. Страсть как не тянуло сигать в холодную воду, однако пребывание на шаткой палубе успело мне за день порядком осточертеть. Такой сухопутной крысе, как я, было неуютно пребывать долгое время в неестественной среде.

Одна из странностей, к каким я до сих пор не привык в Терра Нубладо, – это купание. Быстро высыхающая одежда перестала удивлять меня в первые же дни, но купание… Сложно описать ощущения, что испытывал я, плывя к берегу. Воды Пуресы не выталкивали мое тело на поверхность – очутившись за бортом, я словно обрел невесомость и не поплыл, а полетел. Ныряние вообще не требовало усилий – погружение и всплытие давались мне с одинаковой легкостью. Сопротивление воды отсутствовало напрочь, но тем не менее скорость моего плавания напрямую зависела от энергичности гребков и речного течения. Голова шла кругом от подобной алогичности. На вид и на вкус вроде бы обычная вода, разве что чересчур пресная. А как окунешься с головой, начинаются форменные чудеса. Зато какое удобство, если вдруг надумаю утопиться. И камень искать не надо – просто доплыву до дна, улягусь на мягких водорослях, да вдохну полной грудью. Любопытно, удастся ли таким образом провести Баланс, или он успеет бросить мне спасательный круг в виде очередного приступа амнезии?..

Через полчаса на пляже уже пылал костер, а один из гребцов, расставив над огнем треногу, усердно помешивал в котле что-то густое и сдобренное ароматными пряностями. Инод попытался зазвать меня в компанию, но я отказался. За угощением непременно последуют нежелательные расспросы, на которые мне в качестве благодарности волей-неволей придется отвечать. Да и судя по выражению лиц помощников Инода, им не слишком хотелось хлебать из одного котла с Проповедником. Вежливо поблагодарив за приглашение, я сказал, что сыт, после чего удалился от речников и расположился у выхода из заводи – там, где река просматривалась вплоть до границы тумана. Пусть лучше Инод упрекает меня в нелюдимости, чем в халатном отношении к служебным обязанностям. Проповедник не отдыхал – он продолжал нести службу.

Слушая долетавшие от костра разговоры, сдержанный смех и незлобивые перебранки, я постарался вздремнуть – появись на реке подозрительная ланча, скучающий на палубе «Гольмстока» вахтенный обязательно засечет ее. Несомненно, когда речники заснут, он тоже захрапит вместе с остальными – я заметил, что хитрец уже втихаря свил себе уютное гнездышко на канатной бухте – чует, что Инод поленится плыть к нему среди ночи с проверкой! А пока вахтенный маячил на глазах у капитана и поглядывал на реку, я имел право расслабиться. Мне удалось покемарить вполглаза еще в пути, теперь предстояло добавить к дневному сну ровно столько, чтобы грядущей ночью бодрствование не пришлось для меня в тягость.

Первыми угомонились гребцы. Словно по команде, они единодушно поднялись на ноги, отошли от костра и отправились спать. Оседлые всегда и везде старалась придерживаться пусть символического, но распорядка. Подобный консервативный уклад жизни проявлялся у них во всем, поэтому наемные работники из них выходили просто идеальные: дисциплинированные, покладистые и непривередливые. А вот в качестве вояк оседлые выглядели не слишком впечатляюще, хотя когда диктаторы рекрутировали их на войну, они маршировали в бой безропотно. К сожалению, кроме героического фатализма, другими воинскими достоинствами оседлые похвастаться не могли. Рядовой мерсенарий-скиталец стоил в бою полудюжины оседлых рекрутов, а для бойцов вроде Квинта они и вовсе были не противники. На труде оседлых зиждилась экономика Терра Нубладо, а политические игры были всецело отданы на откуп скитальцам. Силы Баланса считали, что так справедливо, и я не видел повода не соглашаться с ними.

Инод еще какое-то время поточил лясы с помощниками, после чего уснули и они. В полудреме я уловил, что беседа у костра стихла, и усилием воли прогнал остатки сна. Настала моя очередь бодрствовать. Впереди ожидалась беспокойная ночь – где-то по реке рыскала на своем катамаране шайка Твердолобого Либро. Если Гвидо снабдил меня достоверной информацией, темнота не являлась для Твердолобого преградой, а следовательно, он мог легко захватить нас врасплох. Мы были не настолько гостеприимны, чтобы дозволить одержимому пирату хозяйничать на нашей ланче. В Терра Нубладо не принято приходить в гости без приглашения, а тем более приходить по ночам. Кто забывал эту старую традицию, тому напоминали о ней в убедительной форме. Проповедник обязан был предъявить Твердолобому последний решительный довод в том, что Либро зарвался. Сам одержимый этого, к сожалению, не понимал…

Благодаря туманному горизонту рассветы и закаты в Терра Нубладо не выглядят столь впечатляюще, как, например, на Лазурном побережье Средиземного моря. Вечером солнце растворяет свой багровый диск в тумане, а утром просто выныривает из белой пелены с противоположной стороны света. Обычно я глядел на эти каждодневные природные явления равнодушно, но сегодня рассвет пробудил во мне радость. Прежде всего он известил нас о том, что ночь прошла спокойно, а днем любые неприятные сюрпризы воспринимаются уже не так болезненно. По крайней мере, к визиту негодяев это относится.

Отплывали, как и планировалось, с первыми лучами солнца. Впереди предстоял еще один день речной прогулки для меня и рутинной работы – для остальных. Однако не успела на мне после возвращения на «Гольмсток» просохнуть одежда, а гребцы, разминая плечи, только-только закрепили в уключинах весла, как вдруг на фоне тумана, со стороны фуэртэ Транквило, показалось темное пятнышко.

По Пуресе двигалась ланча, и все бы ничего, только неслась она против течения с умопомрачительной скоростью. О двигателях в Терра Нубладо пока слыхом не слыхивали, даже о паровых, а чтобы развить такую прыть на парусе и веслах, требовался сильный ветер, прочные огромные паруса и команда, сплошь состоящая из олимпийских чемпионов по академической гребле. Неизвестно, кем являлись гребцы на той посудине, но паруса на ней стояли стандартные, а ветер в это утро дул умеренный.

Мы не отрываясь следили за приближающейся ланчей. Даже невозмутимые оседлые привстали со скамеек и тревожно всматривались в даль. Вскоре стало понятно, что лодок в действительности две и движутся они, скрепленные между собой, под одним парусом. Гребцы катамарана работали веслами в неимоверном темпе, отчего, казалось бы, не слишком быстроходная посудина рассекала речные волны словно, торпеда.

И эта «торпеда» шла прямиком на «Гольмсток»!

– Либро! – заскрежетал зубами Инод. – Нам не успеть выйти из заводи! Он запрет нас здесь, как в бутылке!

– Вот и отлично, – ответил я и, поймав удивленный взгляд капитана, пояснил: – Оставайтесь на месте и никуда не бегите. Горловина у нашей «бутылки» узкая – помнишь, ты еще боялся вчера, что мы в нее не протиснемся? Катамарану сюда и подавно не проникнуть. Либро бросит его у выхода и снарядит к вам сухопутную делегацию. Это разделит и ослабит его силы.

– Что вы задумали, респетадо?

– Разыграю с Твердолобым партию в калибрик… Теперь попрошу внимания! – Я повысил голос, дабы меня расслышали все находившиеся в ланче. – Плывите на берег, разбегайтесь кто куда и прячьтесь! Никакого геройства – помните, с кем имеете дело! Не бойтесь, когда я начну проповедь, Либро станет уже не до вас. Если мне повезет, ваше добро останется невредимым, если нет – вам все равно не уберечь его. Вы окажете мне неоценимую услугу, если сделаете все как я сказал! Поторопитесь! Удачи, респетадос!

После этих слов я перемахнул через борт и поплыл обратно к берегу.

– И вам удачи! – крикнул мне вслед Инод. – Мы постараемся!..

Выйдя из воды, я не стал задерживаться на пляже, а, пригнувшись, припустил со всех ног к зарослям кустарника. Они обрамляли песчаную заводь и доходили вплоть до берега Пуресы. К берегу я под прикрытием растительности и направлялся. Скинув плащ и шляпу, чтобы не цеплялись за ветки, я добрался до побережья в ту минуту, когда катамаран Либро перекрыл «бутылочное горлышко». Пираты бросили якорь аккурат напротив выхода из заводи. Я выбрал себе наблюдательную позицию и залег, выжидая подходящего момента. Пока что мой расчет был верен: Твердолобый не рискнул загонять катамаран в узкую протоку и теперь наверняка готовился к высадке. Я полагал, что на борту пиратской посудины останется не больше трех человек, в то время как подавляющая часть «чертовой дюжины» пиратов отправится на «Гольмсток» во главе с капитаном. Хотелось надеяться, что негоциант крепко усвоил мои рекомендации, будет паинькой и не ввяжется в драку – о Твердолобого обломали зубы мерсенарии двух диктаторов, куда уж до них Иноду со своей командой.

Воздух содрогнулся от грохота, а палуба катамарана окутались густым дымом. Я вздрогнул – стрельба из мортир по мирным торговцам не входила в мои прогнозы. Инод и его экипаж, уже покинувшие ланчу, но еще не успевшие разбежаться, попадали на песок и закрыли головы руками.

Леденящий кровь свист снарядов продолжался лишь пару секунд. Твердолобый палил не в «Гольмсток» или в его команду – это была лишь психологическая атака. Два снаряда – судя по всему, простые болванки – один за другим упали в воду, не долетев до ланчи Инода. Высокие, едва ли не выше мачты, фонтаны брызг взметнулись в воздух. Демонстрация силы вышла убедительной. Не успели еще брызги окатить корму «Гольмстока», а его команда уже скрылась с пляжа, треща ветками кустарника и унося ноги подальше от берега. Трудно сказать, чьим советам следовал Инод – моим или инстинкта самосохранения, – но в том, что он уже не ринется в бой, я был уверен…

Я чуть было не присвистнул от восхищения, когда увидел, каким лихим манером пираты высаживаются на берег. Это представление могло бы даже сэкономить Либро потраченные на запугивание снаряды. Такие акробатические выкрутасы нагнали бы на торговцев страху не меньше, чем пушечная стрельба. Катамаран стоял на якоре приблизительно в десяти метрах от берега. Пираты и сам Твердолобый, узнанный мной по приметам, просто перепрыгнули этот промежуток, оттолкнувшись от борта, пролетев над водой и приземлившись в прибрежный песок. Одиннадцать головорезов вели себя, словно цирковая труппа гимнастов, что решила сорвать первые аплодисменты эффектным выходом на арену. Правда, аплодировать шайке Твердолобого было уже некому, а я, хоть и был восхищен мастерством одержимых артистов, от аплодисментов воздержался. Либро – статный гигант с длинными, собранными в хвост волосами, исполосованный шрамами и изрисованный татуировками, – громогласно расхохотался и компанейски хлопнул по плечу ближайшего товарища, уже не столь внушительного в сравнении с капитаном. Сошедшие на берег пираты поддержали главаря таким же громким хохотом. Не разделяла общего восторга только оставленная на катамаране парочка канониров: они потребовали от собратьев бросить валять дурака и побыстрее приниматься за дело.

Флибустьеры не спешили – брошенный «Гольмсток» уже принадлежал Либро со всеми потрохами. Запуганная до смерти команда негоцианта разбежалась в панике, побросав все в надежде, что грабители оставят им хотя бы ланчу. Взяв оружие на изготовку – револьверы, четырехствольные пистолеты, карабины и дробовики, – Либро со товарищи направился к «Гольмстоку». Одиннадцать пиратов шли в полный рост, не таясь – именно так ходят по своим владениям наделенные властью диктаторы. Кем мнил себя Твердолобый, неизвестно, но его ничуть не беспокоило, что бегство команды «Гольмстока» могло быть инсценировано, а в прибрежных кустах пиратов уже давно поджидала засада мерсенариев. Вряд ли Либро не предвидел этот вариант. Но одержимые не проявляли беспечность, они просто-напросто не боялись ни засад, ни других сюрпризов. Пираты шагали к добыче, и мгновенная смерть ожидала любого, кто вознамерился бы встать у них на пути.

Я тоже не собирался совершать такой самоубийственный поступок. Тринадцать агрессивных и хорошо вооруженных одержимых – давненько мне не приходилось сталкиваться со столь серьезной угрозой. Уже случалось, что при большом количестве «паствы» мои проповеди затягивались на несколько дней, а то и неделю. Иногда одержимым удавалось удрать от меня, и я пускался в погоню, бегая за ними как угорелый; иногда приходилось отступать самому, чтобы зализать раны. Но не было случая, чтобы я не доводил проповедь до конца.

Я планировал для начала отрезать Твердолобому путь к отступлению, а уже потом заняться им и его сворой. Мне действительно предстояло сыграть с Либро партию в калибрик, правда, начнется она не по правилам – со столкновения массивных фигур и при солидном перевесе одной из сторон.

Что ж, противник вывел свои фигуры на позиции, теперь подошел черед делать ответный ход…

Оставленные на катамаране пираты перезарядили мортиры и замерли возле них, прикрывая ушедших к «Гольмстоку» товарищей. Я же тем временем прокрался вдоль берега вверх по течению – туда, где заросли подступали вплотную к реке, – нырнул и поплыл под водой к пиратскому судну. Точнее, даже не поплыл, а, сберегая силы, отдался воле волн, которые никак не могли пронести меня мимо широкого катамарана.

Для пущей устойчивости «Рабиосо» – так называлось пиратское судно, – вся его артиллерия располагалась на палубе, что соединяла две ланчи в катамаран. Сами ланчи предназначались в основном для складирования награбленного товара. Поэтому шайка и пользовалась катамараном. Обычная ланча никогда не вместила бы столько добра, сколько стало доставаться Либро с приходом к нему феноменального везения.

Упершись руками в скользкие доски и нащупав выступ, за который можно было уцепиться, я осторожно высунул голову на поверхность и отдышался. Сейчас канониры не могли меня заметить – я вынырнул аккурат промеж ланч, под соединяющей их палубой. Палубные доски были подогнаны друг к другу не слишком плотно, и в щели между ними я имел возможность следить за обоими пиратами. Они продолжали находиться возле орудий и скорее всего будут торчать там до тех пор, пока Либро не подгонит сюда «Гольмсток» для перегрузки добычи. У меня еще имелось в запасе время, но медлить все равно было нельзя.

Вынырнув, я едва не стукнулся затылком о расположенный под палубой поворотный механизм мачты. Для его обслуживания в настиле был пропилен небольшой люк, которым я и воспользовался для проникновения на борт «Рабиосо». Люк размещался у подножия мачты, то есть прямо посередине палубы, а значит, мне предстояло выбирать, кем из канониров заняться в первую очередь. Использовать «Экзекутор» я не мог: во-первых, после купания требовалось несколько минут для просушки патронов, а во-вторых, было рановато привлекать внимание Твердолобого.

Я подтянулся на крепежной распорке и прильнул глазами к щели в люке, оценивая ситуацию. У канонира, который обслуживал кормовое орудие, на поясе болталась кобура с револьвером. Второй был вооружен карабином, прислоненным к борту в двух шагах от пирата. Головорез с револьвером выглядел проворнее, к тому же он стоял к люку боком, а его товарищ – спиной. Проблема выбора приоритетной атаки отпала сама собой.

Набрав в рот воды, я плюнул ею на петли люка, дабы те не скрипели, подождал несколько секунд, после чего быстро, но без стука, распахнул люк и мягко, по-кошачьи выскочил на палубу. На меня падала тень от паруса, что также способствовало маскировке. Время раздумий закончилось, теперь все решали скорость и выверенность действий…

Ощущаю себя охотящейся пантерой… Четыре шага до первого одержимого, четыре быстрых бесшумных шага… Я понемногу забираю вправо – атаковать необходимо не с бока, а со спины. «Экзекутор» оставлен мной у люка, поэтому руки совершенно свободны. План атаки определен, и даже если жертва начнет дергаться, он не изменится. А жертва непременно забеспокоится – пусть я и предельно осторожен, не заметить меня трудно. О втором одержимом я на несколько секунд забываю – если все пройдет как надо, он так и останется стоять спиной ко мне. Если нет – пока развернется на звук, пока осознает, что происходит, пока подберет карабин… В любом случае я окажусь возле него вовремя.

Канонир у кормового орудия замечает меня боковым зрением, когда я нахожусь от него в двух шагах. Рука канонира устремляется к револьверу… Проворный малый, надо отдать ему должное. Он успевает ухватиться за рукоятку, однако моя левая ладонь ложится поверх его руки и не позволяет выхватить оружие из кобуры. Правой рукой я затыкаю одержимому рот и крепко прижимаю к себе. Ухо пирата оказывается в паре сантиметров от моих губ…

– Воздаяние четыреста сорок три открыто! – произношу я быстрым шепотом. Одержимый хочет вырваться из моих объятий, но после первых же слов Откровения дыхание его перехватывает, словно он получает удар под дых. Глаза пирата едва не вылезают из орбит, а тело бьется в судорогах. Я крепче прижимаю собачку бойка его револьвера, поскольку одержимый может конвульсивно нажать на спуск.

Пока все идет как положено. Проповедь начата, и реакция «пациента» вполне нормальная. Завершить Откровение можно и позже – вмиг утративший волю одержимый будет пребывать в таком состоянии сколь угодно долго. Однако оружие у него надо от греха подальше отобрать.

Я отнимаю у пирата револьвер, а его самого роняю на палубу, пнув под сгиб колена. Этот противник мне больше не угрожает. Сейчас он балансирует между жизнью и смертью – именно так я называю состояние одержимого в момент проповеди. В какую сторону затем сместится баланс, решать опять же мне. Но чуть позже, поскольку меня уже поджидает следующий «пациент», внимание которого привлекает звук упавшего на палубу тела…

Теперь расстояние до жертвы в два раза больше – восемь шагов. Но на практике получаются все десять. Заметив, через какое плечо начинает поворачиваться на звук канонир носового орудия, я изменил вектор атаки и стал подкрадываться к жертве таким образом, чтобы все время держаться у нее за спиной. Получалась не прямая, а огибающая мачту дуга, зато тень от паруса снова пришла мне на выручку. Второй канонир вовсе не обнаружил угрозы; все, что он успел, так это окликнуть лежащего без чувств товарища. После чего поперхнулся собственным криком и забился в конвульсиях, будто я не шепнул ему на ухо слова Откровения, а ошарашил электричеством…

– Воздаяние четыреста сорок четыре открыто! Внемли Проповеднику, одержимый Величием! Ощути истинную силу Баланса! Покорись его воле и вернись в этот мир кротким и полностью прощенным! Изгони из себя мятежный дух Дисбаланса! Он толкает тебя на неверный путь, умножает скорбь и разрушает твою жизнь. Сорви пелену с глаз, ужаснись плодам своих деяний и прими Воздаяние! Баланс милостив! Он прощает тебя и дает последнюю возможность изменить свою судьбу к лучшему и вернуть уважение братьев твоих! Слова Откровения просты, но именно в простоте их несокрушимая сила! Прислушайся к ним, одержимый, ибо, не сделав этого, ты будешь отвергнут Балансом и никогда не вернешься под его покровительство…

Усмиренный во мне бунтарь Арсений Белкин всегда удивлялся, каким образом Проповеднику удается без запинки выдавать на-гора подобный бред. Слова вырывались из меня бешеной скороговоркой, я едва успевал их осмысливать. Белкину на трезвую голову такое на ум точно бы не пришло. С Откровением я буквально преображался, даже мой голос менялся до неузнаваемости, становясь холодным и отстраненным, почти механическим. В преображенном Проповеднике уже мало оставалось и от скитальца Терра Нубладо, и от прежнего человека. Если честно, я даже побаивался себя в новой ипостаси. Неконтролируемая речь – еще куда ни шло; меня беспокоило, как бы однажды она не перешла в неконтролируемые поступки.

Но удивляться здесь было бы нечему. Как говорил маэстро Гвидо, Откровение было ниспослано мне вовсе не для личного пользования, наоборот – это я придавался в услужение Откровению. И если в ходе следующей проповеди силы Баланса потребуют, чтобы Проповедник прошелся перед одержимым на голове, не сомневайтесь: пройдусь, никуда не денусь, пусть отродясь не занимался циркачеством. Не хочешь – захочешь, не можешь – помогут… Впрочем, далеко не все так плохо, как кажется. Обидно быть простой марионеткой, а участь избранной марионетки все же более почетна.

– Воздаяние четыреста сорок четыре закрыто! – доложил я не то силам Баланса, не то оставленному в покое бывшему одержимому. Сейчас в ногах у меня валялся и приходил в чувство обычный человек. Внешне он ничем не отличался от прежнего одержимого, однако взгляд его уже не пылал огнем презрения, характерным для всех одержимых Величием. Человек зябко дрожал и больше не намеревался оказывать сопротивление. Пользы от него пиратам, как от вояки, отныне было мало. Любой из оседлых легко одолел бы его даже на кулаках. Деморализованный флибустьер отлично понимал это и потому вел себя тише воды ниже травы.

Избавленному от одержимости давался второй шанс начать жизнь заново и вновь заработать уважение, выбрав себе занятие по душе. Вплоть до того же самого пиратства, но по законам Терра Нубладо. Воздаяние, которого так испугался самоубийца Кастор, возвращало одержимого к некой точке отсчета, лишая его физических сил, воли и как следствие этого – авторитета. Баланс забирал у провинившегося перед ним скитальца все, кроме жизни, но на фоне утраченного он лишь сильнее начинал дорожить оставшимся богатством.

Грубо оттолкнув пирата, я отнял у него винтовку, а затем поспешил к его бьющемуся в судорогах товарищу. «Четыреста сорок третий» срочно нуждался в душеспасительных словах Откровения. Я еще не подозревал, какие именно слова скажу этому человеку, но знал – как только я открою рот, дабы завершить проповедь, слова сразу отыщутся. Любопытно, испытывают ли аналогичное озарение священники моего родного мира, когда проповедуют перед паствой? Или столь всепроникающее вдохновение присуще лишь тому, кто не верит, а действительно знает, что он является рупором высших сил?

Удачным выдалось начало для тяжелой проповеди, однако мой первый ход в этой партии еще не закончен. Я захватил «Рабиосо» и теперь собирался использовать трофейное судно для реализации дальнейших планов.

– Поставьте парус и можете проваливать! – приказал я едва оклемавшимся пиратам. Ни один из них не посмел мне перечить. Двигаясь словно сомнамбулы – сказывалось-таки моральное и физическое истощение после Воздаяния, – «амнистированные» взялись поднимать спущенный парус, а я тем временем выбрал якорь. Вялый ветер кое-как расправил и надул парусину, и снявшийся с якоря «Рабиосо» двинулся вдоль берега, постепенно удаляясь от заводи. Выполнившие приказ пираты попрыгали за борт, доплыли до мелководья и кинулись к ближайшим кустам. Возвращаться к Либро после такого прокола они, естественно, не собирались.

Без поддержки гребцов «Рабиосо» будто сам избавился от одержимости. Теперь катамаран еле-еле справлялся с течением, не в пример тому, как стремительно он блокировал выход из заводи. Планируй я бегство, курс против течения явился бы крайне неудачным вариантом. Проще было бы удирать в сторону фуэртэ Транквило. Я мог и сейчас пустить катамаран в том направлении, однако тогда пираты бросились бы в погоню на «Гольмстоке» и это не позволило бы мне использовать против них палубную артиллерию – топить ланчу Инода я не имел права. Двинув под парусами против течения с малой скоростью, я рассчитывал на то, что одержимые решат догнать убегающий «Рабиосо» по берегу. Тут-то и настанет мой черед делать следующий ход в этой партии…

Пока одержимые не объявились, я проверил артиллерию и, к своему удовольствию, обнаружил в ящиках с боезапасом снаряды со шрапнелью. Перезарядив обе мортиры, я подобрал просохший «Экзекутор», заткнул за пояс трофейный револьвер, положил под руку карабин и притаился за мачтой. Выходить на позицию к орудию было рановато – ребята Либро глазастые; заметят на палубе Проповедника и уже не полезут в бой очертя голову. Тогда моя контратака утратит внезапность. А так пусть думают невесть что о сбежавшем «Рабиосо» – все равно об истинной причине его бегства пиратам не догадаться.

Неприятный сюрприз ожидал Либро и компанию: пока одно богатство шло шайке прямо в руки, другое, давно принадлежащее ей, вдруг исчезло. Поэтому томиться в ожидании мне пришлось недолго. Ребята Твердолобого быстро заметили пропажу «Рабиосо» и высыпали на берег, не успел еще катамаран отдалиться от заводи. Прибежали не все – я насчитал только семерых. Сам Либро с тремя пиратами остался у «Гольмстока», переложив проблему на плечи соратникам. Видимо, Твердолобый счел ее несущественной и решил не отвлекаться от исследования захваченной ланчи. Опрометчивое решение капитана флибустьеров в конечном итоге и упростило мне проповедь.