Антибункер. Погружение

Допустим, что мародёрка идёт успешно и на какой-то стадии действительно как бы заменяет способ производства. Вы уже обросли всеми этими «АК-103», планками, ночными прицелами и пулеметами «Печенег». Что изменилось в принципе? Да ничего, вокруг всё тот же полный бенц! Есть только Бункер, в котором домочадцы ежедневно молятся «Как бы нас не нашли». А ведь пора идти воевать, мой друг. Или ты собрался жить на халяву вечно? Но воевать очень сложно, врагов становится всё больше, и они всё ближе к убежищу. Поэтому надо с кем-то объединяться, ибо бункер без прикрытия не бросишь, опасно, наследил. Но с кем объединяться? С теми, с кем недавно резался ножами на ступеньках супермаркетов? Кому вы поверите, и кто поверит вам после этого? Конечно же, огромное преимущество получает бункер коллективный. На первых порах. Может, и на вторых.

Надо бы проверить концепцию реальной историей.

Посмотрим, много ли было этнических групп, удачных практик и способов выжить по бункерной идеологии во времена оны… Более всего очевидны бандеровцы и прочие лесные братья. Там был план, система и технология скрытой жизни. Была связь, агентура и особая тактика. Но ничего им не помогло, сводные летучие отряды из местных и бойцов НКВД ловко, как гурманы устрицы, вскрыли все бункера-схроны, в том числе и коллективные.

Переместимся во времени и пространстве, улетим на Крайний Север, к древним ненцам. Некогда на землях Ямала и Гыдани жил таинственный и загадочный народ сихиртя. Жили они оседло, под землей, точнее – в земляных норах. Ничего мы не знаем про них, хотя народ этот неплохо запечатлен в ненецких сказаниях. Жили не тужили. Но вот на северах начали появляться первые оленеводческие роды, и все сихиртя быстро сгинули. Был народ, и нет его… Извели.

Направимся в белорусские пущи, посмотрим на группы советских воинов, волею судьбы оставшихся в окружении и решивших партизанить. Да и местные хлопцы уходили в леса. И, если кто не знает, достаточно большой процент «партизан» партизанить не собирался, надоела им война. Они собирались жить бункерно и мародёркой, что сразу же почувствовали жители окрестных сёл, какое-то время ещё терпевшие. Но тут из Москвы попутным самолетом прилетел тов. Медведев с группой отлично подготовленных ребят и стал создавать настоящий партизанский отряд. Крестьяне сразу же пожаловались ему на мародёрку. Тот пошел кольцевым маршрутом, быстро нашел все схроны и выволок оттуда потерявших нюх бойцов. Кто-то влился в новый отряд, а многих просто шлепнули у осины. Кстати, точно так же крестьяне жаловались и немцам, ну не нравилась крестьянам мародёрка! Фрицы-егеря пошли в лес и тоже нашли. Вы думаете, все эти солдатики не продумывали планы, не принимали меры к обеспечению скрытности? Принимали, находились умные! Но бункер не помог и не может помочь никогда. Потому что ты сидишь на месте и ничего толкового не делаешь.

Куда ещё сходим под ручку с госпожой историей? На гулаговский Таймыр. И в эвенкийскую тайгу, это чуть пониже.

Из лагерей Норильлага бежали ЗК. Постоянно! Через стужи, дикие расстояния, заслоны и природные препоны. Подавляющее большинство беглых ловили. Этим занимались и аборигены за регламентированные и оставшиеся в документах платы-подачки. Беглецы рыли землянки в откосах, забирались в глухие урочища, иногда устраивали жилища в трещинах деревьев. Чего только ни придумывали, чтобы пережить период активного поиска и продолжить бега. Но очень мало кто смог уйти! Как ловили? Очень просто. Вот оленевод, у него есть задача сыскать бункериста, чай у оленевода заканчивается. И он просто идёт редким прочесом – по урочищам и чащобам, ибо каждый выживатель стремится забраться именно туда, поглубже, подальше от людей, где потемней. Впрочем, так же, как это делают звери.

Опытный охотник такие места знает и определяет их с ходу, справедливо приравнивая выживателя к глухарю или лесной куропатке, они в одних местах роятся. Потому что подниматься, как неуловимая рысь, в пищуховый пояс сибирских гор выживатель не будет, там ведь не темно… Встал искатель на стоянку – отпускает собачку, ждёт немного, чай дует, а то и вздремнёт. Каждый отшельник, живущий в избе на промысловой точке, отлично знает, что собачку надо шибко кормить! Потому что если не шибко, да ещё и не держать пса на привязи, то в радиусе пяти километров моментально не останется ничего живого. И заимка из шикарного места превратится в избёнку посреди пустыни. Лайкоид-самоед найдет в лесу или в тундре всё и всех!

Далее охотник идет за своим Тунгусиком, и ранним утром после дождя банально кладет на схрон два бревна, заводя костер типа нодьи – угарный газ либо выкурит выживальца, либо просто убьёт его, обеспечив охотника за головами еще одним призом. Как говорит чукча из анекдотов: «Мёртвый геолог шибко хорошо, много патронов и чая!»

Что же объединяет все эти экскурсии?

Отвечаю: победители в них всегда мобильны. Они, если угодно, кочевники.

Потому что кочевник вне цивилизационного поля всегда победит одинокого оседлого. Он не привязан, у него нет бункера, но есть практика быстрого перемещения. Вывод прост: хочешь победить, стань кочевником! Тем более если противник сам горазд скакать. Поэтому басмачей смогли вытравить только такие же басмачи, но красноармейские.

Историю с эволюцией не обманешь. Человек перешел к оседлому образу жизни лишь тогда, когда у него появились оседлые способы производства. Оседлый способ сначала должен создать центры силы, в которых соблюдена определенная пропорция «работник – воин», позволяющая создать дружину с воеводой. Численность и структуры? Смотрим учебник истории, стр. «Первые казачьи станицы на Тереке». Тяжко им было. Маленькие, но гордые мирные хуторки до поры нежизнеспособны – их вырежут.

Если человек одинок, он умрет. Потому что его бункер очень привлекателен для других. Для кочевника хуторок на отшибе – просто бесплатная кладовка, которую он в своих планах уже присвоил. Ты всем нужен, тебя все хотят. И имеют, в конечном итоге.

Очень интересно то, что главные герои многих наших авторов, будучи бункеристами по заряду, на страницах ведут себя как-то не по-бункерному… Они постоянно передвигаются, непрерывно посещая чужие базы! Но поскольку выживательность вбита в них намертво, то порой главный герой в итоге тянет за собой целый обоз, караван с мародёркой и нужными людьми. Но именно это и спасает главгероя, даже если на него объявлена квалифицированная охота.

Я вот что скажу: если уж ты пока что один, и у тебя есть бункер, то всегда воспринимай его как потенциальную засаду и не задерживайся в нём дольше одной ночи.

Движение на заре, да и на закате цивилизации – это жизнь, будь тот закат хоть и ядерным. Люди бегут, набивая шишки и постепенно умнея, набирая злой опыт нового жития и превращаясь в волчару… Если же человек сидит в бункере до последнего, то шансов у него нет. Он настолько пропитан знанием всех тонкостей мародёрки и всех её последствий, что жив исключительно недоверием и ненавистью к людям, всех их считая конкурентами. Он уже не сможет адаптироваться. И, даже если сорвётся на кочевье, вскоре погибнет, будучи совершенно не готов к такому вот способу жизни.

К сожалению, никто из моделистов, авторов и сценаристов на кочевом способе жизни после катастрофы внимание не акцентирует и цельный сюжет с таким подходом не создаёт. Хотя сама сюжетная линия просто кричит от напряжения: «Гони его! Пусть всегда идет, не останавливаясь!» Автор слышит, но… всё так же продолжает уповать на бункера и склады, все четыреста страниц. В итоге – один и тот же тупик и один и тот же итог: большинство постап-романов просто не дописывались до логического завершения. Потому как нет просвета и нет цели. «Кво вадис-то, дурачок?»

Западники такие сценарии имеют. Вспомните хотя бы Безумного Макса на мускулкаре «Ford Falcon XB», который кочует по дорогам и наблюдает, как другие кочевники колупают бункера с мародёркой. У нас, правда, был тот же «Сталкер» всех мыслимых модификаций. В этом чудовищном массиве написанного и нарисованного герои кочуют непрерывно, имея способом производства тривиальное собирательство, в коем место природных даров заняли артефакты. А по гамбургскому счёту, это не кочевье, а бродяжничество.

В начале XIX века был введен Устав об управлении инородцев в Сибири. Нерусское население разделили на оседлых, кочевых и бродячих. В основу было положено разделение коренного населения на три разряда, в соответствии с родом занятий и образом жизни. При разделении на разряды Устав рекомендовал исходить из степени экономического развития «инородцев», главным критерием которого являлся способ хозяйствования. К группе «бродячие инородцы» или «ловцы» (охотники, переходящие с одного места на другое) относились энцы, нганасаны, ненцы, долганы и эвенки. К кочевникам же отнесли лишь кочевых скотоводов южных степных областей. К тому моменту, когда власти осознали, что оленеводы со своим типом скотоводства тоже суть кочевники, на эти земли пришла Советская власть, все разряды отменила к чертовой матери, введя свои социальные классификации. Но суть понятна: умеешь производить мясо без охоты – кочевник, не умеешь – бродячий. Я же все эти способы жизни объединяю в кочевые для удобства. Хотя никто не мешает авторам ввести термин vagrant, официально оформив героя на такую ставку с самого начала его сюжетной карьеры.

Кочевой мародёрки хватает и у сталкеров, но опять же это не основной вид заработка, уже по изначальной задумке. Она там, обратите внимание, больше трофейная, без оптовых складов с идиотами-хозяевами. Другое дело, что в подобные игры входят, засучив виртуально окровавленные рукава, бункеристы по духу, и они старательно занимаются исключительно мародёркой. Есть в этой культуре и чистые бункеры – в них сидят торговцы. Предприимчивые личности без окровавленных бинтов. Они не щелкают от радиации, никогда не умирают, и это самое жизненное, что есть в сталкеризме. Торговцы умнее всех! В какой-то момент каждый поймёт: выживут не молодые да сильные, знающие слова «цинк», «пикатинни» и «горка», а умные, знающие слова «подчиню», «дам конфетку», «организую» и «направлю».

Сталкеры отличаются от бункерменов тем, что у них есть хоть и рискованный, но неплохой в материальном плане способ существования, своеобразный и долгосрочный способ производства материальных благ. Это разные культуры. Почему бы всё это не учесть в самом начале подготовки к выживанию в ситуации реальной катастрофы? Потому что это очень трудно. Но можно.

А почему не стать хотя бы отчасти производительным кочевником-собирателем? Беда в том, что почти все мы – урбаны. И стать кочевником урождённому горожанину как-то не хочется… как-то колется. Дайте такому бункер, хоть в глиноземе или на болоте, лишь бы только не телегу с поклажей. Но если применить романтику? Если это будет не просто телега, а три семейные тачанки с «максимами» позади? Или три «уазика» с турелями! Красота! Либо три моторные лодки, эти вообще поди-ка достань-найди на наших артериях-протоках-озерах… Группа опорных точек на глухих берегах обширных акваторий. Романтично ведь, господа авторы и выживатели! Рыба под алюминиевым донцем, передвижение ночами, мародёрка в меру, эхолоты и локаторы, скоростной отрыв. Вам тут что, никто пострелять не дает? В том числе и по супостату. Чем не сюжеты. Но их нет. Потому что урбаны. С места не сдвинешь.

Итак: если вы не собираетесь вливаться в коллектив немедленно, то заранее выбирайте кочевой способ и следуйте ему. Чем ещё хорошо кочевье? В случае глобальной катастрофы нас отбросит, как мне представлялось, не в те времена, когда уже начали оседло сажать брюкву, а в те, когда приходилось отмахивать версты. Районы посевных земель, набитые городами и весями, могут быть изуродованы. Кому нужна щелкающая репа? Эти места придется забросить до поры.

Скажу ещё об одном преимуществе способа.

На кочевника трудно охотиться, преследующему очень легко можно и самому стать объектом охоты. Передвигаясь по овалу или по «блуждающей восьмерке», выживалец всегда способен замечать и оценивать любые изменения среды, принимать необходимые меры, а засаду на него организовать затруднительно. Если ареал водный, то подобраться еще сложней, звук разносится далеко, видимость большая.

Оценивайте, решайте. Выбросьте из головы излишнюю готовность к пострелушкам, которая при подпитке адреналином легко может привести к самозапуску на тот свет. И запомните: связь с устойчивыми системами, которые выжили, появится неизбежно! Все кочевники неизбежно станут сателлитами и, в какой-то мере, вассалами центров силы. Что тут лучше, вам решать.

Ещё немного истории.

Пора вспомнить про реки – единственные артерии до момента возникновения торговых караванов. Реки в разы безопасней любой тропы, они обеспечивают скорость и лёгкость перемещения людей и грузов, кормят-поят.

Так уж вышло, что в России издревле не было большого смысла строить грунтовые дороги. Большую часть времени года они пролежат под снегом. Россия – зимняя страна. Короткое лето заканчивается, любимые стёжки скоро спрячутся, и всё, прекращай, друг, мечтать о дальних поездках либо доставай снегоход. В холодном климате магистраль имеет стратегическое значение лишь в том случае, если у тебя есть технологии механизированной снегоуборки. Пустил тяжёлый грейдер ДЗ-98, и ура. Чисто, можно ехать. В противном же случае можно считать, что магистрали исчезли…

С другой стороны, у нас были и есть великие водные артерии с многочисленными притоками, которые тоже приличную часть года стоят замёрзшие. Вот это – настоящая магистраль! Природная.

Поэтому издревле в России транспортное сообщение шло именно по рекам, а город, что стоит не на хорошей судоходной реке, и не город вовсе, а неудачный эксперимент. Дороги мы начали строить по историческим меркам недавно. С упором на железку, её гораздо легче обслуживать и чистить зимой…

Теперь о другом. Понимаем ли мы, какая же война нас ждёт, и за что воевать будем?

В нашей стране есть Север, про который почти никто ничего не знает. Нет, все, конечно, слышали, что там есть жизнь, ведь откуда-то идут те самые приснопамятно-ненавистные сырьевые потоки, которые и составляют бюджет страны. Но как-то… лучше бы про те земли большего и не знать.

Циркумполярные территории планеты характеризуются общим словом «тундра», того большинству и хватает. Потому что там всегда всё в порядке. Всё работает, рутина. Забывали о Севере наши политики, и люди творческие забывают. Я тоже долго не понимал его значения, тем не менее приговаривая вслед за остальными: «И когда же мы перестанем быть сырьевым придатком, господи?» А потом понял, когда… Когда оттяпают весь Русский Север огромным куском, так сразу и станем! Потому что вон те, за речкой сидячие, не забывают.

И никого, в общем-то, не напрягает, что Россия осваивает регион медленно, а Запад разведывает быстро. Господа аналитики, увы, не рассматривают такой вариант, что Западу будет нужен именно и только север страны. В самом деле, зачем им сдалась европейская часть, Урал и южная населенная полоска земли до востока? Все выбрано, вырыто и использовано. Чистой воды нет, лесов деловых почти нет, зверя тоже. Зато много лишних людей, а это, насколько правильно я понимаю военных аналитиков, является военной проблемой. Поэтому захватчику будет проще закатать все эти территории в стекло и никакие войска не вводить вовсе. Даже мне, дилетанту, наиболее вероятным представлялся вариант развития событий, при котором наш главный партнер решит сделать именно так. После чего оттяпает себе сектор с условными границами Уренгой – Байкал – южная граница Чукотки. Остальное относительно целое отдаст Китаю, там и Япония стоит в очереди за подарочком.

Главный мировой ресурс кроется в северных областях.

Леса немыслимых площадей, биоресурсы, ископаемые, еще не найденные, земли незараженные и, главное, чистая вода. Не поймешь, чего на Севере больше, земли или воды, сплошные реки-озера. Любой человек, хоть раз летавший на вахту, меня хорошо поймет, вспомнив вид из вертолета. И я всерьёз думаю, что скоро увижу цену на бутылках с чистой водой на порядок выше нынешней. Перспективный бизнес.

* * *

Казалось бы, достаточно стройные рассуждения. Однако большая часть выживальщиков не торопится воспринимать подобные идеи и доводы, предпочитая оперировать сугубо умозрительным «опытом». А мне понятно, что желающему от всего сердца повыживать надо бы хотя бы на короткое время отправиться в северные края, для тренировки. В Сибирь, к Великим Рекам, где можно проверить свою готовность практикой.

Авантюра, конечно… И страшновато.

Ну, тогда почитайте, что ожидает оставшихся в живых непосед.

Глава 1

Зомби в медпункте

Алексей Исаев.

Двадцать семь лет, москвич, не женат, образование высшее.

Контрактник, старший сержант спецроты егерей Третьей Арктической Бригады

Дверь я открывал… Наверное, целую вечность.

Ментально открывал – стоял еле-еле, прислонившись плечом к фанерной облицовке стены, и, не мигая, смотрел на зелёный дерматин в проволочных перетяжках, грубо врезанный глазок, на замок пялился и на блестящую ручку, призывая нехитрый механизм подчиниться. Тупо. Наберусь решимости, положу руку, нажму, потяну, сколько есть силы. Силы не было, дверь не открывалась.

И мыслей не было. Пить уже не хотелось. Точнее, истерика уже пропала, жажда просто переросла в отчаяние. Обезвоживание схватил такое, что оно высушило и желания – как я вообще стою на ногах? Дёрг! Вяло, брат, вяло… Нужна вода. Кровь загустела, кожа зудит, кажется, что она натянулась и трескается. Нервные импульсы-команды проходят плохо, бортовой компьютер не способен эффективно управлять полуживым организмом. Комп ещё шелестит винтами, а толку нет. Трубки забиты, провода искрят, связи пообкусаны – периферийные устройства работают сами по себе, спасибо им и на этом, честное слово.

Устав поднимать правую, я попробовал использовать другую руку. Не получается, там беда, киселеобразная кровь до сих пор тщетно пытается проскочить по сосудам к пальцам, настолько затекла.

– Сука…

Это не только эмоциональное, да и какие тут эмоции? Остатки инстинктов, и только.

Сука смотрела на меня с противоположной стены коридора без прихожей. С плаката смотрела, что на фанерке висит. Нахмуренная тётка в белой шапочке уставилась строгими чёрными глазами, указательным пальцем показывая на какую-то рукописную статью, пришпиленную на стенде внизу. В смысле, не из принтера вылезшую, а выведенную тонким фломастером, неотработанным детским почерком. Некоторые слова были обведены зелёным, некоторые красным.

Я ещё раз ткнул пальцем белую клавишу настенного выключателя, но лампочка под гофрированным матовым плафоном на потолке так и не загорелась, похоже, электричество отсутствует.

Надо бы что-то сказать. Губы в трещинах, болят, а надо.

Человеческий голос, даже если он твой, привычный, всегда действует побудительно. Не стоять же истуканом, звук живого слова всегда успокаивает… И придаёт уверенности в себе, если ты слова спокойно произносишь, а не кричишь. Именно поэтому новые робинзоны, влипшие в патовую ситуацию, стараются разговаривать вслух. Поэтому, ребята, а не от скуки или желания вспомнить родной язык. Откуда я знаю? Из личного опыта. Даже находясь в тундре на сезонной охоте, всегда сам с собой в избушке разговаривал – это не единственно верный способ поддержания человеческого в душе, есть и другие, но такой разговор очень помогает, и пусть перегревшиеся от тихого обыденного комфорта мирные медики думают что угодно, хоть в шизофреники вписывают.

– Ты… Ты меня, тётя… – Поморщившись, я безнадёжно попытался сглотнуть и замычал от боли в горле. – Ты мне ещё предложи статью почитать.

Голос был непривычный. Тётка молчала.

– Ну, давай ещё. – Я опять положил руку на фальшивую бронзу дверной ручки.

Вообще-то, ты бы поторапливался, Лёха, уже колени подгибаются, опять на полу сидеть будем? А поднимешься ещё раз?

– Мумией не хочу, грёбаный ты диатез, – произнёс я чужим голосом.

Хм, сейчас умирать действительно глупо. У меня было очень много возможностей сделать это раньше. Судьба предлагала загнуться от норвежского штык-ножа и канадской пули, от осколков снарядов автоматической авиапушки или морской мины. Были неплохие, быстрые и почти безболезненные варианты утонуть с остановившимся сердцем в ледяной воде и сгореть в падающей «вертушке». Замерзать доводилось, почти до последнего сна. Помню и не столь заманчивые алармы – нападение голодного белого медведя, на фиг, на фиг… Окружение заглохшего посреди снежной пустыни снегохода стаей волков. А ещё как-то после боя напился я синьки подозрительной… Ох!

Голова болела и кружилась, сильно. Обычно так не бывает, мучает что-нибудь одно. Я растёр лоб, затем, навалившись на ручку, отжал её вниз и попытался потянуть. И тут измученные ноги не выдержали – всем телом упал вперёд.

Дверка и открылась. Наружу.

– Сука…

Я стоял на низком крыльце, сразу же привычно привалившись, на этот раз к обитому полосками войлока косяку, и попытался зацепиться взглядом за детали открывшейся панорамы.

Утро, скорее всего. И раннее лето в звенящей тишине сибирской тайги.

Деревня какая-то на берегу, небольшая, находится в состоянии летаргического сна, – баста, остальное пока не познаваемо, плохо вижу вдаль… С трудом повернул голову направо. В сорока метрах – длинный деревянный дом с открытой верандой под навесом из шифера и колхозно исполненной вывеской на фронтоне: «Артель Монина». Справа от конторы стояла средних размеров баня с длинной железной трубой, рядом с ней – большой сарай, на крышу которого заброшена обшарпанная моторная лодка. Дыма над трубой не было. Людей не видно, как не слышно шума машин и стрекотания лодочных моторов на реке…

А за строениями – высокий чёрный лес.

Опять сглотнув в попытках добыть слюну, я осторожно перевёл тяжёлую, словно чужую голову налево.

Две железные бочки! Всё, есть. Остальное подождёт.

Только давай-ка по стеночке, Лёша, по стеночке, не торопись… То и дело касаясь пальцами руки поверхности влажного дерева, я, словно пьяный, побрёл к спасению, думая, что вот-вот свалюсь.

Брёвна фасада были покрашены в издевательски весёлый канареечный цвет. А боковая пристройка с крыльцом и дверью, из которой я вывалился, – в синенький. Значит, это муниципальное учреждение.

Обе бочки оказались до краев полны дождевой водой.

Святые небеса! Да пусть там хоть дюжина лягушек живёт! Вцепившись обеими руками в ржавый край, я опустил голову и начал пить, с большим усилием заставляя себя делать паузы. Голова закружилась ещё больше.

Стоп. Придётся сесть, прямо на мокрую и холодную траву.

Чёрт побери, да я же голый! Нет, в трусах, ссохшихся от мочи. Зараза, сколько же я там пролежал? Стянув труселя, с ненавистью бросил их на землю и огляделся. Ага, ведро есть, эмалированное. Ну, тогда давай, трудись! С трудом поднявшись, я начал поливать трусы водой из бочки и неловко месить их босыми ногами вместе с травой, постоянно оглядываясь. Грёбаный стыд… Не может взрослый мужик ходить на улице голым, в таком виде ты чувствуешь себя беспомощным. Особенно сейчас, когда меня может забороть средних лет полевая мышь.

Так, теперь надо и самому обмыться. А на улице, между прочим, начался добрый дождик, решивший помочь лишенцу с сангигиеной. Усиливаясь за минуту, он быстро начал вваливать зарядами, и сопки на другой стороне реки почти полностью исчезли в пелене водяных струй, сам берег уже хрен различишь. Серые низкие тучи грязной ватой пытались зацепиться за верхушки сосен на холмах, но ветерок потащил их дальше. «Южный дует, по течению, потому и не задирает волну», – машинально отметил я.

Это Енисей-батюшка.

Чёрт, как мне холодно! Кое-как отжав трусы – левая рука всё ещё не разработалась, – я их торопливо напялил, расправив на заднице руками, и набрал ведро наполовину, больше не унести. В дом пошёл, уже чуть-чуть отжимаясь от стены, смелый стал…

Мумификация не состоялась.

Ещё раз глянь на дом, потом пригодится. Остановившись, я поднял голову. Российский флаг на коньке, мокрый, обвис. Антенна с оборванным проводом. Сверху фасад украшали три больших портрета в рамках: Пётр Первый, Сталин и Путин. Кто-то особо отважный последнему из вождей подрисовал усики, которые позже постарались затереть.

Вывеска гласила:

Минздрав РФ

Фельдшерско-акушерский пункт

ФАП пос. Разбойное

Первый раз вижу, чтобы аббревиатура шла позже расшифровки.

– О как… Разбойное.

Тоже мне, посёлок… Раньше такие называли станками, да и сейчас слово не забыто. Вот это имечко! Говорящее, репутационное. Лихо меня занесло! Постой, Лёха, а ты решил, что должен был заслуженно оказаться в комнате отдыха престижного столичного клуба любителей джаза?

Утоление жажды сразу потянуло за собой новые устремления – теперь жрать охота. Не скажу чтобы уж очень сильно, всё-таки желудок только начал распрямляться, но противная голодная дрожь пошла. И одежда нужна, срочно, чувствуется переохлаждение, простыну ведь. Подумав об этом, горько усмехнулся…