Полная версия
Первое дело Матильды
Там, где не случается ничего криминального, сыщику-любителю приходится заниматься другими вещами. Отсутствие преступлений ещё не означает отсутствие маленьких секретов…
Медленным шагом двигаясь за Доктором Херкенратом, который скачет на другую сторону Теслерштрассе, я внимательно осматриваюсь. Секреты есть повсюду. В состоятельных районах тоже. И некоторые я уже обнаружила. Разумеется, в таких случаях я не могу действовать как сыщики в фильмах и романах. Я не проникаю незаконным путём в дома подозреваемых, не роюсь в чужих шкафах, не читаю адресованных другим людям писем и не взламываю ничьих компьютеров. Так поступать нехорошо – если только речь не идёт о каком-нибудь настоящем преступлении. Однажды я в течение трёх дней кое за кем шпионила (или вела слежку, как это называется на профессиональном языке сыщиков). Но всегда только до половины седьмого, потому что в семь я должна быть дома. Разумеется, от этого не было никакого толка. Но чаще всего не нужно даже никакой слежки или хакерской атаки. Нужно просто держать открытыми глаза и уши, внимательно наблюдать за окружающими, собирать информацию и делать правильные выводы.
Могу пояснить на примере. Подходящие примеры найдутся всегда. Ну-ка, посмотрим…
Пока Доктор Херкенрат обнюхивает фонарный столб, я озираюсь по сторонам, пока не останавливаю взгляд на доме, освещённом не так ярко и празднично, как другие. Из окна на втором этаже сквозь щёлку в гардинах пробивается приглушённый свет. В палисаднике, чуть прикрытый кустарником, припаркован заснеженный мотороллер. Вот это да! Вот вам и пример. Остаётся лишь сопоставить то, что я знаю о доме, с тем, что мне известно о мотороллере. А если ещё принять во внимание приглушённый свет и тот факт, что на снегу нет следов мотороллера, вывод напрашивается только один: в моей школе есть тайные влюблённые! Откуда я это знаю? Очень просто! В доме живёт госпожа Бушман, моя учительница немецкого. Мотороллер принадлежит господину Кадоглу, учителю биологии, который преподаёт в нашей школе только с этого учебного года. А отсутствие на снегу следов мотороллера означает, что его припарковали в палисаднике госпожи Бушман ещё до того, как пошёл снег. То есть минимум два дня назад. Господин Кадоглу не на чашечку кофе к коллеге заскочил, а ночевал у госпожи Бушман. И не надо мне рассказывать, что они вместе проверяют домашние работы – при таком освещении ни один человек читать не будет. Кто бы мог подумать! А в школе оба держатся так, словно не очень-то и общаются друг с другом.
Вот как быстро раскрываются секреты.
Только я не хочу, чтобы меня неправильно поняли: раскрыв тайну, я, конечно же, никому о ней не рассказываю. Если госпожа Бушман с господином Кадоглу хотят встречаться украдкой – на здоровье, пусть встречаются. И если госпожа Цайглер время от времени позволяет себе бокальчик джина из нашего домашнего бара – да ради бога. В конце концов, ей нелегко с её несамостоятельным Раймундом. Я никогда (разве только речь действительно зайдёт о каком-то преступлении) не стану кого-то закладывать или подставлять. Мне важно прийти к выводу. Разгадать загадку. Важны любопытство и удовольствие, которое я при этом испытываю. Важно быть сыщиком, а не раструбить всему свету секреты других людей.
У самой площади прямо перед нами из кустов выпархивает дрозд. Доктор Херкенрат испуганно отпрыгивает в сторону и, жалобно скуля, укрывается за пожарным краном. Я битых пять минут успокаиваю его, чтобы мы смогли продолжить прогулку.
Кафе «Сахарная пудра» знаменито своими вафлями и пирожными со взбитыми сливками, щедро посыпанными сахарной пудрой. Из окон льётся тёплый оранжево-красный свет, снаружи стёкла расписаны морозными узорами. Как раз когда я поравнялась с кафе, мне встречается бредущий вперевалку господин Веркхаймер со спортивной сумкой через плечо. Господин Веркхаймер, наш непосредственный сосед, так тучен и одышлив, что его жена всерьёз беспокоится о его здоровье, из-за чего строжайшим образом запретила ему посещать кафе «Сахарная пудра» и вместо этого прописала спортивную программу. Уже полгода он три раза в неделю ходит в фитнес-студию. По крайней мере так считает его жена. И удивляется, что, несмотря на это, муж набирает вес.
Я не удивляюсь. Я считаю, что у господина Веркхаймера тоже есть тайна и он ещё ни разу не был в фитнес-студии. Зато по-прежнему наведывается в кафе «Сахарная пудра», где поглощает пирожные со взбитыми сливками. Три раза в неделю. Только у меня нет доказательств. Он и в этот раз стопроцентно собирался в кафе, но, после того как я его заметила, вынужден делать вид, что направляется в какое-то совсем другое место. Проигнорировав кафе, он, пыхтя, трусит в моём направлении.
Более удачной ситуации, чтобы надавить на него, и не придумаешь. На узком тротуаре ему мимо меня не пройти: справа стенка, слева путь отрезан несколькими засыпанными снегом мусорными баками. Вот и возможность пустить в ход мой особый природный талант.
В романах все великие сыщики обладают какими-нибудь особыми талантами, помогающими им раскрывать запутанные преступления. У Шерлока Холмса это острый ум. У приветливой попивающей чай мисс Марпл – практическая жилка и природное чутьё. А знаменитый бельгийский сыщик Эркюль Пуаро усыпляет бдительность злодеев ложным ощущением безопасности, и это заставляет их его недооценивать. Они считают его маленьким самовлюблённым человечком с забавными усами, не замечая, что у него ещё и чрезвычайно светлая голова. Р-раз! – и они уже в ловушке. Можно сказать, что особый талант Эркюля Пуаро заключается в умении вводить в заблуждение.
Только для тех, кто ещё не заметил: мой особый талант – это устная речь. В концентрированном виде. И я научилась использовать этот талант в своих расследованиях. Господин Веркхаймер, считай, пропал.
– Привет, Матильда, – тяжело дыша, здоровается он. – Как там родители – хорошо до Австралии добрались?
– Да. Я уже общалась с мамой по скайпу. Всё в порядке.
– Дивно, дивно, – говорит он, очевидно, в надежде, что разговор окончен, и собирается уже продолжить путь, но для меня в этот момент всё только начинается, и я безжалостно обрушиваю на него поток всякой чепухи:
– Подумать только – столько снега, да? Я слышала, что городские службы оказались не готовы к таким снегопадам. Сейчас они в первую очередь убирают главные дороги. Похоже, здесь-то снежок ещё полежит. Госпожа Цайглер сказала, что в последний раз так много снега выпадало в январе 1985 года. Она говорит, что хорошо это помнит, потому что у её мужа, когда он убирал снег, случился прострел. А когда через несколько дней ему полегчало, он поскользнулся на льду и получил жуткую рваную рану на затылке. И ушиб копчика. Госпожа Цайглер считает, что ушиб копчика – это вообще самый тяжёлый из всех ушибов. У Габи, дочери госпожи Цайглер, ещё ни разу не было ушибов. Зато ей уже дважды закатывали руку в гипс. Сейчас она по уши втюрилась в одного типа, который вытатуировал на лбу герб своего любимого футбольного клуба, из-за чего у госпожи Цайглер иногда бессонница…
И так далее, и тому подобное. Подробно изложив ситуацию в семье госпожи Цайглер, я даю господину Веркхаймеру краткий обзор того, что произошло в первом сезоне моего любимого сериала. Совершенно не важно, о чём говоришь. Главное – заболтать собеседника до полного истощения, когда он хочет лишь одного: чтобы он сам (или ты) оказался где-нибудь далеко-далеко, внутренне отключается и… становится невнимательным.
Через пять минут словесной бури господин Веркхаймер уже готов. Несмотря на собачий холод, на лбу у него выступили капли пота, а взгляд в панике мечется из стороны в сторону, выискивая предлог сбежать. Нужный момент для решающего удара.
Ткнув пальцем в спортивную сумку господина Веркхаймера, я как бы между прочим говорю:
– Ваша жена рассказывала, что вы теперь регулярно занимаетесь спортом. Куда же вы ходите? В «Манус Мукибуде» или в «Фитти-Фит»?
Господин Веркхаймер испуганно таращится на меня, а затем, поспешно отведя взгляд, лепечет:
– В… э-э-э… что ты там последнее назвала. «Фитти как-то там… э-э-э… фит».
– Правда? – удивляюсь я. – Я слышала, у них есть несколько этих безумных тоталоторов.
– Чего? – с тупым выражением лица спрашивает он.
– Тоталоторы. Ну, вы знаете: такие тренажёры, которые одновременно сжигают жир, накачивают мускулы и наращивают массу мозга.
– Ах эти… ну конечно, – смущённо почёсывая нос, гундосит господин Веркхаймер.
– И что? Как чувствуешь себя на таком тоталоторе? – продолжаю напирать я.
– Хорошо. Ну, то есть… прекрасно. Но мне уже вообще-то надо… – Собрав в кулак всё своё мужество, он пытается прорваться справа от меня. Но так быстро я его, разумеется, из когтей не выпускаю и, заступив ему путь, с приторной улыбкой говорю:
– Пожалуйста, передайте от меня привет Сюзанне. Она ведь так и работает в «Фитти-Фит» администратором, да?
– Сюзанна… администратор… да, конечно, – бормочет он, облегчённо сопя, когда я наконец позволяю ему пойти своей дорогой. Спорю на что угодно: как только я скроюсь из виду, он повернёт назад и, проскользнув в «Сахарную пудру», набросится на пирожные со взбитыми сливками.
Конечно же, в «Фитти-Фит» нет никаких тоталоторов, и никакая Сюзанна там не работает. Потому что я выдумала не только тоталоторы с Сюзанной, но и весь «Фитти-Фит». Господин Веркхаймер своей ложью только что выдал себя с головой. И дело фитнеса и пирожных со взбитыми сливками я могу считать раскрытым.
Как я уже сказала, говорить – это мой совершенно особенный талант.
– А вот интересно, как Рори Шай это делает, – спрашиваю я Доктора Херкенрата, когда мы прогуливаемся по Хельденгассе. – Как можно раскрывать одно сложное дело за другим, если ты настолько застенчив, что еле словечко из себя выжимаешь и постоянно думаешь о том, чтобы никому не докучать? И почему Рори делает из этого тайну? Потому что стесняется говорить о себе? Или не хочет, чтобы кто-то узнал о его методах? Если подумать, так у Рори у самого куча тайн. Тебе не кажется?
У Доктора Херкенрата на этот счёт своего мнения нет. Он уморился скакать и устало трюхает рядом со мной.
– Разве не странно? – продолжаю я. – Все знают Рори в лицо. А по сути, о нём известно очень мало. Только то, что он робкий. А не то, как он работает. Или что любит, а что – нет. Всё, что известно о знаменитостях. Чаще всего потому, что они сами охотно об этом рассказывают. Но Рори никогда ничего о себе не рассказывает. Раз ты такой робкий – почему тогда не стал смотрителем маяка или ночным сторожем? Не выбрал какую-нибудь профессию, где не нужно постоянно иметь дело с людьми. Почему он стал именно сыщиком? И как умудряется, несмотря ни на что, быть таким невероятно успешным? Ладно, иногда нужно просто сопоставить факты – как только что в случае с госпожой Бушман и мотороллером. Но большинство тайн в моём окружении я раскрыла, до смерти убалтывая людей. Ты помнишь, как кот госпожи фон Хакефрес внезапно стал светиться в темноте? Я бы никогда не обнаружила причину, если бы не поговорила с господином Панкером, который рассказал, что покрасил свою лодку флуоресцентной краской. А история с четырёхугольными тыквами госпожи Биндер? Я переговорила с половиной садоводческого кооператива, пока догадалась, в чём дело. А когда расстроился орган в церкви Святого Бонифация, мне пришлось до полуобморочного состояния замучить болтовнёй причетника, пока я…
Меня прерывает жалобный скулёж: Доктор Херкенрат, упав на спину, раскидывает в стороны лапы и подставляет мне шею. Доктор Херкенрат страшный трус, но не дурак. Трюку, скуля, валиться на спину он научился прошлым летом, потому что не может шикнуть на меня или окрикнуть «Матильда!», если я слишком много болтаю. Вместо этого он проделывает такой оригинальный номер, как бы говоря: заткнись наконец ради всего святого – или положи конец этой муке, подарив мне сладкое избавление смерти!
– Слушаюсь, – я со стоном закатываю глаза. – Поняла. Уже молчу.
«И почему здесь не может случиться что-то по-настоящему захватывающее?» – думаю я. Тайные свидания влюблённых учителей, четырёхугольные тыквы и визиты господина Веркхаймера в кафе «Сахарная пудра», конечно, милые маленькие тайны, но не настоящий вызов для сыщика. И увлекательны они весьма относительно. Иногда мне ужасно хочется, чтобы со мной всё происходило как с кем-нибудь из героев книг. Обычно идут они себе, ничего не подозревая, своей дорогой, совершенно внезапно попадают в абсолютно безумную ситуацию – и пикнуть не успевают, как оказываются по уши втянуты в какую-нибудь криминальную историю, от которой у тебя волосы на голове дыбом встают. Почему со мной никогда такого не случается?!
Я иду за Доктором Херкенратом по сверкающему снегу мимо украшенных к Рождеству домов и палисадников, поворачиваю за угол на Кастаниеналлее – и замираю как громом поражённая.
Открыв рот, я таращусь на противоположную сторону улицы и понимаю: осторожней с желаниями перед Рождеством, в само Рождество и сразу после него! Некоторые из них могут осуществиться.
И гораздо быстрее, чем думаешь.
4
Язык на льду
Под фонарём на другой стороне улицы припаркован мощный джип. Перед ним стоит кто-то худощавый в пальто с шарфом и в очень странной позе: верхняя часть туловища под углом в девяносто градусов наклонена вперёд, лицо лежит на капоте. Человек абсолютно неподвижно застыл в этом удивительном положении, в то время как его медленно, но верно заносит снегом.
«О господи! Там кто-то насмерть замёрз!» – ужасаюсь я. Но кто же замерзает насмерть, положив голову на капот посреди состоятельного, наряженного к Рождеству жилого квартала?!
Я бы чувствовала себя намного лучше, будь я не одна, но подмоги ждать неоткуда. А Доктора Херкенрата вряд ли можно назвать подмогой. Он боязливо жмётся сзади к моим ногам и скулит, словно за ним гонится банда хулиганских белок.
– Эй? Вам помочь? – спрашиваю я, неуверенным шагом приближаясь к джипу.
– А… о… – это всё, что отвечает человек, не поднимая головы.
Он жив! Я вздыхаю с облегчением, осторожно наклоняюсь к нему и – чуть не получаю инфаркт!
– О боже-боже-боже! – внезапно вскрикиваю я тонким пронзительным голосом, какого у себя прежде и не подозревала. – Рори Шай! – визжу я. – Вы Рори Шай!
Совсем как вошедший в раж фанат я машинально вытаскиваю из кармана смартфон, чтобы сделать с ним селфи, и тут в голове проносится мысль, что вообще-то это довольно неуместно. Во-первых, никому не понравится фотографироваться лёжа головой на капоте. Во-вторых, Рори Шай будет считать меня всего лишь каким-то чокнутым фанатом. Кем я, судя по визгу, и являюсь. Но ведь не только! Думаю, мы скорее коллеги, хотя он знаменитость и профессионал, а я только безвестный сыщик-любитель.
«Тогда и веди себя как сыщик. Возьми себя в руки, Матильда!» – одёргиваю я себя.
При ближайшем рассмотрении становится ясно, в чём проблема Рори и почему он лежит головой на капоте: он примёрз к нему языком!
– А что тут случилось? – спрашиваю я.
– А-е-е-и-е, – с усилием выдавливает он.
– Похоже, вам нужна помощь.
– У-э-е-ай-е-у-эе-а.
– Так ничего не выйдет, – заключаю я, вкладывая ему в руку свой смартфон. – Вот. Напишите.
Он печатает целую вечность. Потому что, конечно же, непросто набирать текст, когда у тебя язык приклеен к капоту. Но ещё и потому, что пишет он какое-то длиннющее сочинение.
«Мне крайне неприятно доставлять вам неудобства, – читаю я, когда он наконец возвращает мне смартфон. – Ни в коем случае не хотел бы нарушить ваши планы на этот вечер. Но, к сожалению, я попал в неловкую ситуацию и вынужден просить вас о помощи. Положение затруднительное: владелец джипа живёт в доме прямо за нами. Он очень вспыльчивый. Если этот человек выйдет и увидит меня здесь (что может произойти практически в любую минуту), он наверняка применит ко мне физическую силу. Вы окажете бесценную помощь, если найдёте возможность вызволить меня из этой щекотливой ситуации. Но я ни в коем случае не хочу давить на вас. Если у вас какие-то срочные дела, я, разумеется, вас пойму.
Всего доброго,
Рори Шай».
– Применит физическую силу?! – ужасаюсь я, с опаской косясь на дом. В окне первого этажа, разговаривая по телефону, слоняется туда-сюда брутального вида лысый тип. Я быстро поворачиваюсь к сыщику: – Меня зовут Матильда Бонд, мне двенадцать лет, и не нужно мне «выкать». Разумеется, я вам помогу. Но как? Может, взять вас за плечи и как следует дёрнуть? Как пластырь?
– Ау-ай-е-а! – протестует Рори, в панике отрицательно мотая головой – насколько возможно мотать головой, если язык у тебя прилип к капоту. Затем он знаками просит меня снова дать ему смартфон.
– Только, ради бога, выражайтесь короче! – шепчу я, тревожно поглядывая в сторону дома.
«ТЁПЛАЯ ВОДА!» – набирает Рори.
– Хорошо. Сейчас принесу, – говорю я. – Постараюсь как можно быстрее, но несколько минут всё же понадобится. Не волнуйтесь. Я оставлю здесь Доктора Херкенрата. Он прогонит всех, кто приблизится с дурными намерениями. – Доктор Херкенрат при малейших признаках опасности даст дёру. Но не могу же я этим прискорбным фактом усиливать беспокойство Рори. – Понял? Остаёшься здесь и с места не двигаешься! – командую я.
– О-е, – говорит Рори.
– Не вы, – вздыхаю я. – Это я Доктору Херкенрату. Вы так и так никуда не денетесь. Скоро вернусь! – И с этими словами я убегаю.
От джипа до нашего дома добрых двести метров. Несмотря на снег, я преодолеваю эту дистанцию за рекордно короткое время, вкатываюсь в ворота и взлетаю по ступенькам к входной двери.
– Что стряслось? – с подозрением во взгляде вопрошает госпожа Цайглер, в то время как я несусь на кухню и включаю электрический чайник. – И где собака?
– Доктор Херкенрат ещё на улице, – отвечаю я, пытаясь отдышаться. – За ним присматривает Каролина. Случайно встретились. Мы ещё немножко погуляем.
Каролины не существует в природе так же, как Сюзанны с «Фитти-Фит». Это моя вымышленная подруга. Я придумала её специально для госпожи Цайглер. Каролина всегда появляется в тех случаях, когда я планирую что-то, о чём госпоже Цайглер знать не нужно. А о том, что я только что наткнулась на застенчивого сыщика и оказалась в самой гуще криминального расследования, ей однозначно не нужно знать. От страха и тревоги она меня из дома не выпустит. Самое лучшее в моей вымышленной подруге Каролине то, что она и её такие же вымышленные родители состоят в вымышленной секте, считающей компьютер, мобильники и телефон бесовщиной. И поэтому у них ничего подобного нет – что не даёт госпоже Цайглер возможности позвонить им, чтобы выяснить, действительно ли я у Каролины.
– У нас есть где-нибудь термос? – спрашиваю я, распахивая одну за другой дверцы шкафа.
– Здесь, – госпожа Цайглер, целенаправленно засунув руку в конкретный ящик, подаёт мне термос.
Вода закипает. Я в спешке переливаю её в термос.
– Может, скажешь, зачем вам с Каролиной горячая вода? – недоверчиво осведомляется госпожа Цайглер.
– Пить, конечно. Ну, то есть… чтобы согреться, если, гуляя, замёрзнем.
– Да, но… горячая вода? – изумляется госпожа Цайглер. – Может, лучше сделать вам чаю? Или какао?
– Нет-нет, – поспешно отклоняю я её предложение. – Вера Каролины запрещает ей пить чай или какао.
– Что, серьёзно? – госпожа Цайглер потрясённо качает головой. – Чего только люди не выдумают, чтобы осложнить себе жизнь…
– До свидания! – С термосом в руке я несусь к двери и почти уже выскочила на улицу, как она кричит мне вслед:
– Не забудь: самое позднее в восемь ты должна быть дома. И без глупостей!
Я отсутствовала не дольше десяти минут, но на спине и затылке Рори уже лежит сантиметровый слой снега. Доктор Херкенрат действительно не тронулся с места и, увидев меня, радостно лает.
– Фу! – командую я, мельком взглянув на дом, где Лысый по-прежнему, бегая по комнате, разговаривает по телефону.
«Только бы он не выглянул в окно!» – молю я, спешно откручивая крышку термоса, и говорю Рори:
– Сейчас может быть немножко неприятно. – Каждый, кто когда-нибудь слышал эту фразу у зубного врача, знает, что это самое бессовестное приукрашивание действительности. – Готовы? – спрашиваю я.
– А-а, – отзывается Рори.
Думаю, это означает «да».
Я осторожно, тонкой струйкой лью горячую воду из термоса, стараясь растопить слой льда на капоте вокруг языка Рори. И по-прежнему держу в поле зрения дом и Лысого. Он ревёт в трубку – похоже, жутко на что-то злясь.
– А-а-а-а, – выдаёт Рори с перекошенным от боли лицом, но горячая вода помогает. Сыщик осторожно втягивает язык, и ему потихоньку удаётся отлеплять его от капота.
– Ещё капельку. Сейчас получится, – подбадриваю я его.
Рори почти освободился, примёрзшим остаётся лишь самый кончик языка, когда Лысый, внезапно выглянув в окно, столбенеет и приходит в бешенство.
– Чёрт! Он нас увидел. Поторопитесь! Скорее! – в панике кричу я, но дверь уже распахивается, и мужчина, вооружённый бейсбольной битой, с грозным видом топает к нам.
– Эй! – рычит он, в то время как Рори лихорадочно возится с языком. – Эй! Что вы забыли у моей машины?! О, да я же тебя знаю! Ты же этот мерзкий ищейка из телевизора! Небось шпионишь за мной? Что тебе тут нужно? Сейчас, дружок, взгрею тебя по первое число!
– Фас! – командую я Доктору Херкенрату, на что он, втянув голову, боязливо жмётся к моим ногам.
Лысый, подняв биту, бросается на нас. И тут с каштана на обочине улицы, сделав промежуточную посадку на джип, спрыгивает что-то рыжеватое, ныряет в снег и задиристо шипит на Доктора Херкенрата: белка!
Доктор Херкенрат, мгновенно психанув, сломя голову пускается наутёк – и врезается Лысому в ноги. Тот спотыкается и, бешено загребая руками, приземляется животом в снег.
– Шавка треклятая! – бранится он, пытаясь встать на ноги. Доктор Херкенрат между тем с душераздирающим воем несётся вдоль по улице, преследуемый по пятам белкой-скандалисткой.
– Бежим отсюда! – шепчу я Рори.
Оценив ситуацию, он всё-таки решается применить метод пластыря, рывком отдёргивает язык – и освобождается.
– А-а-ай! – вскрикивает он от боли, но я тяну его за руку за собой. Когда Лысому удаётся подняться, мы уже в десяти метрах от него.
– Нет, не сюда. Здесь тупик. Вперёд, туда! – задыхаясь, поясняю я, когда мы стремительно мчимся мимо палисадников и ворот. Лысый, изрыгая проклятия и размахивая бейсбольной битой, пускается в погоню и приближается к нам с угрожающей быстротой.
Хорошо, что я всё здесь знаю.
– Туда! – кричу я Рори, направляя его в сад госпожи фон Хакефрес. Мы летим по её участку, пролезаем сквозь живую изгородь, проносимся по переулку и по путепроводу над железнодорожным полотном – и оказываемся на маленькой детской площадке, где я затаскиваю Рори за деревянную лестницу. Сердце у меня колотится как сумасшедшее.
Похоже, Лысый нас всё-таки потерял. Какое-то время ещё слышатся его дикие вопли, потом они постепенно удаляются, затихают и наконец смолкают.
– Мы оторвались, – говорю я. – Но лучше на всякий случай ещё минут десять переждать здесь.
– А! – отзывается Рори, кивая и показывая на язык, который, очевидно, всё ещё в глубокой заморозке.
Десять минут могут длиться долго. Говорить Рори не в состоянии. Но даже если бы мог, он наверняка слишком застенчив, чтобы завязать разговор. Значит, не допустить неловкого молчания, похоже, придётся мне самой.
– До сих пор не верится, – начинаю я. – Только что видела вас по телевизору – а теперь торчу тут рядом с вами в снегу. Нет, правда: не успела пожелать, чтобы наконец случилось что-нибудь увлекательное, как встречаю самого знаменитого детектива в мире. А что там с этим Лысым? Кажется, я раз или два уже видела его. Он недавно сюда переехал. Когда произошёл этот… э-э-э… несчастный случай с капотом – вы как раз вели следствие по его делу?
– А, – легонько кивнув, откликается Рори.
– Значит, меня занесло прямёхонько в расследование Рори Шая?! С ума сойти! Я следила за всеми вашими делами: за делом голубой устрицы и за историей с двойником разносчика посылок, за делом банды Вальдо и загадки говорящей саламандры… Я действительно самый большой ваш фанат. Вы для меня образец. Я ведь тоже сыщик. Пока, к сожалению, занимаюсь только всякими тайнами соседей. Но не так уж безуспешно, – переведя дух, я даю Рори краткий обзор раскрытых мной за это время дел. Рассказываю историю про расстроенный орган и про светящегося кота. О том, как я выяснила, почему госпожа Веркхаймер держит фен в морозильной камере и по какой причине госпожа фон Хакефрес вообще больше не должна водить машину… – А ещё я нашла Бенни, пропавшего хомячка моей двоюродной сестры. Правда, это грустная история, – сообщаю я, и в этот момент Рори, бросив на меня умоляющий взгляд, стонет.
– Ой, опять слишком много болтаю, да? Простите, – сокрушённо говорю я. – Вы преспокойно можете останавливать меня, сказав «Ш-ш-ш!» или «Матильда!». Но… наверное, вы для этого слишком застенчивы. А ещё вы можете просто заскулить и повалиться на спину.