Севастопольский Дозор

– Ты все правильно сделал, Эл, – сказал я. – Не надо унижаться перед ними. А отдых – дело относительное. Считай, что получил опыт.

– Не могу не согласиться с вами, но лишь отчасти. В тот день я ничего нового не узнал. Если ты пьешь кровь, а потом не пьешь крови, то ты вдвойне предатель.

Эл чуть отстал, сунул руки в карманы и принялся разглядывать витрины по обеим сторонам улицы.

Я же ощутил некоторое внутреннее удовлетворение. Теория получила очередное подтверждение.

– Господа, а давайте поспорим на бутылку кефира, – предложил я громко. – Спорим, что седьмой участник нашей труппы клоунов будет иметь какую-то дикую черту характера или физический недуг, который сделает его не способным к оперативной работе?

– Это почему же? – спросил Морозко, не оглядываясь, но я видел, что он заметно напрягся.

– Лина не может видеть цвет ауры, – сказал я. – Таких не берут в дозорные. Думаю, ей дали шанс, и она не справилась. Даже меня при встрече посчитала за Светлого.

– Больше я этой ошибки с вами не повторю, – угрюмо сказала девушка.

– А больше и случая не представится. Дальше. Ромка, ты был понижен в должности. За какое правонарушение? Можешь сказать, все равно ведь узнаем.

Рома повернулся ко мне. В его лице не было и тени смущения.

– Официально – за жестокость, – ответил он. – Я «шухарта» брал в питерском метро, когда был там в гостях. Сломал ему обе руки.

– Шухарта? – сморщил лоб Эл. – Это не из…

– Светлый, творящий добро направо и налево, – пояснил я. – Их обычно сами Светлые присмиряют. Ничего, Рома, бывает. Эл, насчет тебя все понятно. Вампир в Дозоре – сама по себе ситуация нетипичная, но случается, если в городе не так много Иных. И почему ты вылетел с места, тоже ясно.

– Я не собираюсь пить кровь в дозах, больших, чем это требуется для выживания, – спокойно сказал вампир. – Это мое право.

– Твое. И твои же последствия. Евгений Морозко!

Маг даже не обернулся.

– С тобой ситуация еще проще, – сказал я с долей искреннего яда. – Ты попросту считаешь Темных быдлом.

Парень даже плечом не дернул. Лина обернулась на меня, глядя в недоумении.

– Такое тоже случается, – продолжал я. – Милый, домашний мальчик, узнавший в детском возрасте про Иных и, в сущности, так и не выбравшийся из этого детства. Добрые сказки, старые мультики. Идеалы добра в качестве опоры по жизни. Твердая уверенность в своей избранности и правоте. Инициация, обращение к Свету, сформировавшиеся архетипы поведения. Стиль, манеры, методы. Вот только к Дозорам вся эта муть отношения не имеет. В оперативниках ты не задержался, если вообще был туда принят. Ты возомнил, что происходишь из той категории хороших, которые должны собраться и убить всех плохих. Но тебя всего лишь поставили на регистратуру в аэропорту, и ты счел эту работу низкой. Вот и стал самоутверждаться, неправомочно отказывая в регистрации Темным.

– Если есть претензии, вы можете обратиться к Инквизиции, – пробурчал Морозко, не оглядываясь.

– Вот тут, парень, я могу просто влепить тебе в зад с ноги! – рявкнул я. – И развоплотить за попытку ответного нападения! За упоминание Инквизиции всуе!

Морозко развернулся ко мне с каменным лицом.

– Поэтому тебя называют Манипулятором? – спросил он. – Ты разводишь Светлых на добрые дела, чтобы получить право на злые?

– Добрые дела? – изумился я. – Добрые дела?! Дебил, ты и впрямь считаешь, что устранение Темных магов – это доброе дело?!

– Стоп! – крикнул Ромка, прыгая точно между нами. – С этим разобрались! А как насчет Махсуда? Он чем не пригоден к работе на улицах?

Вспомнив уравновешенного татарина, мирно ждущего свой плов, я почувствовал, что постепенно остываю. Сделав шаг назад, я стал рядом с Элом.

– В том и дело, что он пригоден, – сказал я. – Но не хочет. Он явно родился еще до заключения Великого Договора. Возможно, сама идея баланса Света и Тьмы ему не нравится. Что, правда, не делает невозможным его участие в Дозоре…

– Одни догадки, – изрекла Лина. – Красивая версия, Сергей. Очень красивая.

– Тебе нравится? – спросил я. – Ты согласна с ней?

– Согласна ли я с тем, что единственная из вас всех считаюсь неполноценной дозорной по причине инвалидности, в то время как вы все свои таланты добровольно слили? – горько вымолвила она. – Согласна ли я, что хочу, как пионерка, прилежно исполнять свои обязанности, но не делаю этого, потому что не могу исполнять их при всем желании? Несмотря на то что кажусь вам наивной и смешной? Согласна ли я попасть в сборище орангутангов, мерящихся комплексами, при том что каждый выше меня уровнем и опытнее в битве? А какая разница, согласна ли я? Кто-то моего согласия спрашивал?

Морозко попытался обнять ее за плечи, но Лина отмахнулась от него и быстрым шагом пошла вперед, чуть слышно всхлипывая.

– Вот и поговорили, – сказал Эл.

Ромка осторожно почесал нос.

– Мы почти пришли, – сказал он. – Вот она, наша арка. Заходим?

Я подождал, пока остальные зайдут внутрь, и пошел замыкающим. Похоже, теперь при встрече с Иными придется спрашивать не только про приказы и амулет, а еще про отклонения от нормы, встречая естественную реакцию. И не в первый раз за час мне до скрипа на зубах захотелось передать руководство кому-нибудь другому.

Глава 7

На ступеньках у магазина сиротливо сидел незнакомый дяденька. Его одежда навевала мысли о застрявшем во времени старшем научном сотруднике времен одной великой державы. Светлые брюки устаревшего фасона, коричневые ботинки со шнурками, завязанными столь аккуратно, что по равномерности длин торчащих концов можно было бы сверять ткацкий метр. Свитер в клеточку, не скрывавший белого воротника. Между дяденькой и лестничным бетоном была благоразумно подстелена газета. Я бы не удивился, узнав, что она родом из тех же времен и ее последние страницы помнят кроссворды с терминологией загнивающего Запада, но свежая цветная обложка свидетельствовала, что сие печатное издание дядя приобрел в ближайшем киоске.

Дядя разгонял скуку чтением страниц, вырванных, судя по размеру, из той же газеты. Можно было даже различить раздел о сдаче квартир внаем. У меня возникло желание мотнуться на ближайшую толкучку и приобрести пузырь крымского самогона и трехлитровую банку с маринованными огурцами. Товарищ определенно бы заценил.

Увидев нас, он поспешно свернул газету и спрятал листки в портфель. Можно было и не проверять, что он там привез. Наверняка растрепанной газете компанию составляли гусиный паштет, кипятильник в стакане, пара застиранных носков и паспорт в кожзаме цвета детской неожиданности.

– А я-то думал, куда вы запропастились, – сказал он почти восхищенно. – Валерий Смирнов. Светлый, четвертого уровня. Ночной Дозор Орла. Приятно познакомиться.

Первое время никто из нас не произносил ни слова. Я тупо смотрел на седьмого участника и только потом понял, что не я один забыл посмотреть на него через Сумрак. Мы и подумать не могли, что в нашей молодежной тусовке могут появиться исключения.

Валерий Смирнов выглядел лет на пятьдесят. Вероятно, был инициирован в сладкие шестидесятые и с тех пор ни разу не выезжал за пределы родины. В другое время я бы с легкостью поставил сотню, что уж этот-то товарищ ни разу не был в бою со спятившей нежитью, не забывал мыть корпоративную чашку после работы и не допускал нарушений серьезнее, чем пропуск полива кактуса на подоконнике.

Ну не мог я представить, что именно этот человек – на самом деле Иной!

– Доброе утро, – кашлянул Ромка. – Ну, это… как оно?

Смирнов смотрел на нас по очереди с легкой улыбкой.

– Кто здесь главный? – спросил он.

Боковым зрением я заметил, что Ромка с ожиданием посмотрел на меня. Морозко лишь дышал в спину. Эл молча стоял чуть левее, а Лину вообще не было слышно.

Я уже было собрался сказать, что с руководством пока не определились, как понял, что этого нельзя делать. В таком случае Валерий Смирнов предложит свою скромную персону на роль массовика-затейника и не примет возражений уже никогда. Даже если придут прямые указания. Влезть без мыла, вылезти со скрипом – характерная черта советских Иных. Очень уж они любят давить возрастом, дутым авторитетом и принадлежностью к временам, когда в колбасе было мясо.

Это еще одно наше отличие от людей. При желании мы, конечно, можем выбирать себе идеологию на всю жизнь и придерживаться ее, оставаясь в стороне от веяний времени. Но это путь для поживших свое людей, а не для нас. И все же некоторые Иные именно так и живут. Валерий Смирнов был из их числа.

– О руководстве вам пока знать незачем, – сказал я спокойно, но по возможности попытавшись придать голосу стальные нотки. – Нам известно, что у вас имеется некое пятно в прошлом, Валерий. Будьте добры рассказать какое. От этого зависит наше с вами сотрудничество.

Неизвестно, что повлияло на Смирнова – моя интонация, тот факт, что он стоит перед тремя вроде как недовольными Темными, или же сработала впитавшаяся установка услужить новой компании. Но Светлый с виноватым видом дал прямой ответ.

– Сжег архив, – сказал он и тут же быстро добавил: – Все данные были восстановлены. С начальством все обсудили, все в порядке.

Я продолжал хранить молчание, строго глядя на него, но Смирнов больше ничего не сказал.

– Что за архив? – послышался голос Лины. Стало быть, не пошла в одиночестве бродить по городу в поисках сладкой ваты. Я даже ощутил короткий, еле различимый укол вины.

– Картотеку Иных по СССР, – понуро ответил Смирнов. – Я хотел продвинуть законопроект о начислении пенсий вышедшим в отставку дозорным. Мало ли что в жизни случиться может. У Темных ведь больше денег, чем у нас, так? Вот пусть и компенсируют. Только проект отклонили. Не помогло, и я… В общем, не сдержался.

Все суровое выражение с моей физиономии как рукой сняло. Мне стоило больших усилий подавить приступ хохота, грозящего перейти в дикий ржач. Как это похоже на Светлых…

Пенсия дозорным, надо же. Разумеется, за счет отчислений в период их службы. А точнее, отберем часть зарплаты у молодых и оставим себе. Интересно, когда Валерий Смирнов собирался уйти в отставку, чтобы на пенсии стричь купоны, – в тот же день, как проект был бы утвержден, или на следующий?

– Когда нервы не в порядке, очень помогает отпуск, – сказал Рома. – Угля попить активированного. Еще грязью обмазаться в Евпатории.

– Да согласен я, – бодро сказал Смирнов, и по его выражению было видно, что все эти подколки он многократно слышал от своего же штаба. – Говорю же, все утрясено.

– А приказы у вас какие? – спросил я.

Валерий раскрыл портфель, вытащил из него конверт, из конверта – листок бумаги и принялся читать:

– Настоящим приказываю Валерию Смирнову, Иному четвертого уровня, явиться в Севастополь шестнадцатого мая сего года и в девять часов десять минут утра сидеть на ступеньках возле магазина детского питания по адресу…

Дальше я не слушал. Меня зацепило кое-что другое.

Стилистика письма у Светлого была точно такой же, что и у моего. Вот только Завулон никак не мог отдавать приказ Смирнову. А между тем конверты всем подписывал кто-то один. С общим почерком и способом подбирать слова.

Раз уж на то пошло, то с чего я решил, что получил приказ от Завулона? Только потому, что он передал мне конверт лично в руки? Так все остальные в команде тем более ни разу с Великими не встречались. Наверняка конверты им дали боссы их региональных филиалов. И то, что у Лины письмо было подписано Гесером, еще ни о чем не говорит. Любой маг выше седьмого уровня способен был подложить ей обманку. Правда, не любой выдержал бы последующее неизбежное разбирательство.

– …трое, – закончил читать Смирнов и убрал письмо в портфель.

– Что? – очнулся я от размышлений. – Повторите, пожалуйста, последние слова.

Смирнов защелкнул портфель и выпрямился.

– Я сказал, «остались еще трое», – проговорил он. – Постскриптум в письме.

– Трое, – потер я подбородок. – Значит, нам суждено встретить еще троих.

– Вы на машине? – спросил Смирнов. – Нам ехать до Восставших. Это далеко.

– Бывали в Севастополе? – спросил Морозко.

– Нет. Карту смотрел. В газете была. А, еще у меня вот такая вещица есть…

Порывшись в портфеле, Смирнов извлек консервную банку. Этикетка на краю весело блестела желтыми буквами: «Воздух Крыма».

– Классный сувенир, – заметил Эл. – За сколько брали? Махнемся?

– Я тоже сначала подумал, что просто сувенир, – виновато улыбнулся Смирнов. – Но это было в конверте с приказами. Думаю – ну, это не просто так. А потом проверил на магию. Ребята, это мощный амулет. Если эту банку открыть, то у всех оборотней поблизости спадет сумеречный облик!

– Не может быть! – вскричал я голосом Кисы Воробьянинова.

Смирнов возбужденно закивал. Вероятно, по долгу службы он крайне редко сталкивался с амулетами. И все же он сумел распознать эффект.

– Толкать такие сувениры туристам есть экономическое преступление, – заметил Эл.

– Да не, – задумался Ромка. – Если их реально в Крыму делают, то внутри в самом деле воздух Крыма. Факта обмана нет, так что…

Лина пошла обратно к арке.

– Куда ты? – спросил я.

– Тут такси, – ответила она.

– Вот это хорошо, – покивал Смирнов, хватая портфель и догоняя Лину. – Лучше приехать раньше и подождать, чем позже и затем извиняться.

Морозко направился за ними, не удостоив нас взглядом. Я его понимал. Нас собралось достаточно, чтобы разделиться на группы. И, конечно, Светлые поедут в общей машине, а мы отдельно. И не имеет значения, что такси на улице только одно.

– Да пусть едут, – сказал Эл, следя за моим лицом. – Мы своим ходом доберемся.

– Мысли читаешь? – спросил я.

– Нет, просто нас слишком много, чтобы влезть в одну машину.

Я издал неопределенное бурчание. Совсем об этом не подумал.

– А ведь их и нас будет поровну, – заметил Ромка.

– Да, – согласился Эл. – Пока что статистика именно такова. Если встретим еще троих, то это получится…

– Пятеро Темных и столько же Светлых, – сказал я. – Ничего не напоминает?

Парни переглянулись.

– Пропавшие сотрудники Дозоров Севастополя, – пояснил я. – Их тоже было десять. Пополам тех и других.

Воцарилось напряженное молчание.

– Вы думаете, мы должны стать их заменой? – спросил Ромка.

– Очень здравый вопрос, – сказал я, разглядывая вывеску магазина. – Это было бы слишком очевидно. И не объясняет всей свистопляски с амулетами и последовательным сбором лиц по цепочке. Было бы проще прямо приписать нас к новому региону. Кроме того, работа в Дозоре подразумевает постоянное проживание в зоне деятельности. А у нас всех – лишь командировки.

– Бессрочные, – уточнил Ромка.

– Все может быть, – пробормотал я. – Но мне кажется, что не все так просто. Помяните мое слово, парни… Рома, поймай нам машину.

Но ничего ловить Ромке не пришлось – в арку аккуратно заехала старенькая, немного побитая «Волга». По нынешним временам – транспорт миллионеров, если учесть ее расход топлива.

Когда машина остановилась, из нее вышел Махсуд. Он выглядел сытым и почти ленивым. За рулем же находился неизвестный мне человек с осоловелым взглядом. Наверняка частник.

– Добрый день всем, кого не видел, – сказал Махсуд.

Я молчал.

– Как плов? – поинтересовался я.

– Чудесно, благодарю, – чуть не поклонился Махсуд. – Обязательно отведайте при случае.

– Всенепременнейше, – пообещал я. – Махсуд, что тут происходит?

Татарин развел руками.

– Я не знаю, – ответил он. – Честное слово, не знаю.

– Ваши уехали только что, – сказал Ромка. – Все Светлые сейчас едут встречать нового.

– Да, я видел, – вымолвил Махсуд.

– Тогда чего с ними не поехал?

– Я боюсь. Я хочу остаться с вами. Так… безопаснее.

Ромка и Эл переглянулись.

Махсуд распахнул передо мной переднюю дверь.

– Прошу, садитесь, – сказал он. – Нам надо поговорить.

Предчувствуя что-то дурное, я принял предложение. Махсуд уселся назад посередине, Рома и Эл – по бокам от него. Светлый выбрал такое расположение ясно неспроста, и мне стало совсем тревожно.

Глава 8

Не знаю, что я ожидал до прибытия в Севастополь. Вероятно, именно этого я и хотел – шикарного приключения, в котором вел бы ключевую роль. Но сейчас, сидя в пропахшей старой кожей «Волге», я понимал, что ни к чему не готов.

Махсуд знал что-то, что хотел сообщить только Темным. Это меня нервировало дальше некуда. Особенно раздражало присутствие водителя-человека, даже невзирая на то, что он нас не видел и не слышал. А может, именно поэтому. Зато Ромка и Эл были спокойны, вот только начинать разговор не спешили.

– Скажи мне, Темный, – начал Махсуд, – что есть Великий Договор?

Я даже оторопел ненадолго.

– К чему он тут вообще? – спросил я.

– Просто ответь. Что есть Великий Договор?

Я уже было собрался прочесть текст легендарного соглашения, как понял, что татарин спрашивал вовсе не это. Он и сам мог бы прочесть текст. Любой Иной это может. Собственно, это одна из первых вещей, с которой ты знакомишься при входе в Сумрак.

Истинный вес Великого Договора – вовсе не в его содержании. Он в пиаре. Прекрасно помню, насколько пробирает первое прочтение Великого Договора, когда понимаешь, что все это происходит на самом деле, что вся твоя «инаковость» – не буйство фантазии, а реальность. Это чувство сродни тому, как в юности мечтать стать рок-музыкантом и добиться первого контракта на запись альбома и турне. Мечта обретает воплощение в миг, когда сидишь перед контрактом, готовясь поставить подпись, и этот листок бумаги не просто сухое изложение деталей сотрудничества – он есть знак того, что у тебя все получилось.

Уже потом снисходит озарение, что ты не просто получил в руки волшебную палочку, а попал в настоящий новый мир, который хоть и дивный, но ни разу не утопический, и, напротив, регулируется достаточно жесткими правилами. Свобода действия хороша до тех пор, пока не понимаешь, что вместе с ней растет и свобода некой противоположной стороны, получающей право сдерживать тебя по своему усмотрению.

– Великий Договор – это пропуск в мир Иных, – ответил я. – Наложение боевой раскраски на лицо перед первым сражением. Когда Иной знакомится с текстом Договора, он принимает на себя определенное бремя.

– Верно, – согласился Махсуд. – Великий Договор – это сразу и замок, и ключ. Это равновесие, и все Иные – его хранители. Даже те, кто его нарушает. Такие лишь пускают волны в Сумраке, будоражат берег с противоположной стороны. И возникает Сила, которая восстанавливает баланс.

– Сумрак регулирует равновесие, – проговорил я. – Создает, например, зеркальных магов.

– Нет, – возразил Махсуд. – Создает Сумрак, но регулируем мы.

– Не спорю. Сумрак реагирует на нашу инициативу. Мы что-то хотим от него, и Сумрак отвечает. Или не отвечает – тут уж как получится…

– Что будет, если двое Иных захотят что-то сделать сообща?

– Сумрак ответит на их воззвание в усиленной форме. Так работает Круг Силы, например.

– Да, – удовлетворенно сказал Махсуд. – Если Иной хочет чего-то, на что способен Сумрак, то сие будет сделано Сумраком. Если двое Иных захотят одного и того же, то Сумрак выполнит их пожелание не как два разных, но как одно, усиленное.

– М-м… согласен. Но ты к чему ведешь?

– Что будет, если сто Иных захотят одного и того же?

Я прикинул, какой ответ Махсуд хотел услышать. Что-то мне подсказывало, что тут речь не в арифметике.

– Ты имеешь в виду, что Сумрак в ответ на массовый вопрос не дает массовых ответов? – спросил я, поворачиваясь к Махсуду. – А дает один – но небывало мощный?

– Именно, – кивнул татарин с энтузиазмом. – Если множество Иных соглашаются что-то делать и делают это, причем долгое время, – Сумрак не может не отреагировать. Так что есть Великий Договор?

Я внезапно понял, что он имел в виду.

– Массовая воля Иных, – ответил я. – Глобальное соглашение…

– Сергей! Великий Договор – это величайшее в истории Сумрака заклинание.

Мне казалось, что Махсуд захочет развить свою мысль, но он лишь смотрел на меня с блеском в глазах.

Заклинание. Применять это слово к Иным – не совсем правильно, если подумать. Заклинание – штука фольклорная. Эдакое волшебное слово, в котором движущей магической силой является вербальная формулировка. Энеки-бенеки ели вареники. Считалочка для сказки, в которой по умолчанию возможно все, лишь бы знать слова. Но нам энергию дает Сумрак. И мы не можем сделать то, чего Сумрак изначально не позволяет. Можно, конечно, со временем нарастить навыки, получить больше полномочий, а став Высшим – и вовсе орудовать Силой напрямую, в обход промежуточных действий вроде пассов и слов. Но творить заклинания…

– Махсуд, я не понимаю, – признался я. – Какое заклинание? Что ты имеешь в виду?

– Я говорю, что Великий Договор не был принесен нам Сумраком, – голос Махсуда звучал неуверенно, но не потому, что татарин не знал, как сформулировать свою мысль, – он сомневался, стоит ли продолжать этот разговор, если я не могу уловить его идею с полуслова.

– И все равно я не понял.

– Я попробую объяснить. – Махсуд устроился поудобнее, насколько позволяло тесное пространство. – Что есть Щит Мага?

– Простое защитное заклинание. Барьер вокруг заклинателя, который…

– Я не про это. Что он есть?

– Реакция Сумрака на наше требование.

– Правильно. Маг не создает Щит. Он лишь дает понять Сумраку, что ему нужно, и Сумрак исполняет.

– Да. Хоть движущей силой является маг, но создает эффект Сумрак. Махсуд, мы же про это уже говорили…

– Нет, Сергей. Я о том, что все наши магические прошения обращены к Сумраку, а не к другому Иному, который вроде как был бы истинным источником нашей магии.

– Соглашусь.

– Но только не Великий Договор.

Я начал потихоньку вникать в суть разговора.

– Великий Договор – это соглашение Иных между собой, – сказал Махсуд. – Взаимодействие Высших, простых и низших Иных. Да еще во времена крови, боли и страданий. Момент, когда Иные просто сели и приняли решение. Решение, которое охватило весь их мир и которое подхватили последующие поколения Иных на протяжении многих веков.

– Ты прав, Махсуд. И что с того?

– Ну как что с того? – воскликнул татарин. – Скажи, это решение повлияло на Сумрак?

– Ну да. Ведь мы уже говорили – в случае перевеса одной стороны с другой появляется зеркальный маг…

– Значит, Сумрак отреагировал на Великий Договор?

– Значит, отреагировал, – сказал я неуверенно.

– Но почему? Ведь заключившие Договор к нему не обращались! Если эти прекрасные молодые люди, сидящие вокруг меня, поспорят на банку пива, что следующая машина, которую мы встретим, будет красная, а она окажется черная, и проигравший не отдаст пиво, – то с ним что-то случится? Его покарает Сумрак?

– Если примет знак «карающего огня» – то да, покарает, – ответил я. – В остальных случаях ничего не произойдет. Мы, Иные, не обязаны связывать с Сумраком наши внутренние соглашения.

– Тогда как так получилось, что Великий Договор, который был внутренним соглашением между Иными, оказался связан с Сумраком?

– Потому что они так захотели, – предположил я и сдался. – Можно мне помощь зала?

Эл сзади меня зашевелился.

– Потому что Изначальными Светом и Тьмой была в Сумраке заложена возможность ответить на коллективный зов, – сказал он. – Думаю, что, не будь у Сумрака некоего аналога техподдержки, никакие договора между Иными не прокатили бы на магическом уровне – они так и остались бы устными терками.

– Я не согласен, – произнес Ромка. – Мне кажется, что мы, Иные, можем больше, чем думаем. Ведь заклинания у нас все же есть, и мы ими пользуемся. Что создал один – может повторить другой. Если хватит уровня Силы, конечно.

– Мы пользуемся не сутью, а формулировкой, – опроверг Эл. – Когда Иной думает, что создал новое заклинание, он всего лишь вслепую набирает адрес ссылки в паутине мироздания. И если случайно угадал, то адрес окажется верным, и ссылка куда-то, да приведет. Мы первооткрыватели и последователи. Но мы не создаем земли.

– Это верная мысль, – подтвердил Махсуд, и что-то мне подсказывало, что за его уверенностью стоит большой жизненный опыт. – Иные не могут создать что-то из ничего, если это не поддерживается Сумраком. Но Великий Договор существует. Значит, Сумрак дал нам ответ на его исполнение – или не исполнение. И продолжает давать по сей день.

– Все это хорошо, – согласился я. – Но как это относится к причинам нашего тут пребывания?

Эл и Ромка затаили дыхание.

– Не знаю, – коротко ответил Махсуд. – Я просто хотел поделиться своими мыслями.

– Чудесно, – изрек я. – Давайте проведем еще час, болтая о философском дерьме вместо дела.

– Как хочешь, – сказал Махсуд невозмутимо. – А дозорные Севастополя меня слушали.