Проект Стокгольмский синдром

Ольга Волкова

Проект Стокгольмский синдром

ПРОЛОГ

Как прекрасен мир искусства, когда ты являешься его частью. Выполняя один за другим пируэты, запыхалась до износа, но продолжаю выжимать все свои силы, на которые способны мой дух и тело.

– Прекрасно, – слышу издали голос любимого. Останавливаюсь, и, улыбаясь, бегу к нему навстречу. Леонид обнимает меня и тут же завладевает губами в глубоком поцелуе. Словно мы не виделись часом ранее. Мой муж не останавливается, и я не хочу, но дыхание сбивается, и я вынуждена первой разорвать нашу связь. Осторожно касаюсь его сладких и полных губ, ради которых готова на все, лишь бы наслаждаться чувственным моментом бесконечно.

– Прости, – извиняюсь за прерванный контакт, но Леонид лишь кривит губы в улыбке и поглядывает искоса на меня, выискивает во мне потаенные места, которые до сих пор не изучил. Отмахиваюсь от него шутя: – Не смотри на меня так, Лёнь, – затем отхожу от него и вновь приступаю к выполнению своего элемента.

– Я не могу на тебя не смотреть, пушинка, – говорит серьезно, но с некоторым подтекстом. Сложил руки на груди, тем самым показывая свою мощь фигуры. Обтянутые рукавом рубашки бицепсы, напряглись, стоило мне закружить в пируэте. Напряжение искрит в нём, и я снова останавливаюсь, хмурюсь, затем подхожу ближе.

– В чем дело? – у самой засосало под ложечкой от неприятного предчувствия.

– Я снова уезжаю в командировку на несколько дней, – начинает говорить Лёня, прикасаясь ладонями к моим плечам, растирает уставшие мышцы теплом своих рук, затем вовсе обнимает и целует в макушку.

– Через два дня у меня выступление, – вырываюсь из объятий, внутри всполохнул огонек злости из-за бесконечных рабочих командировок мужа, меня начинает трясти на бессознательном уровне. Я жестикулирую руками, таким образом стараюсь прийти в норму и подобрать слова, чтобы не обидеть своего мужчину. – Лёнь, оно важно для меня, – голос надрывается, потому что слёзы вот-вот грозятся вырваться на свободу. Островский тут же обнимает меня, притянув к себе, как всегда, зная, что я не стану сопротивляться.

– Знаю, – говорит очень тихо, глядя в глаза. – Я буду рядом с тобой.

Эта фраза меня успокаивает, и я утопаю в его крепких руках, наслаждаясь теплом тела родного мужчины, ставшим для меня смыслом жизни.

Спустя пару часов упорных тренировок в своей студии, которую Леня оборудовал в нашем доме на мансардном этаже, спускаюсь вниз по лестнице, аккуратно передвигаю ногами, потому что пальцы на них занемели от сильного напряжения, танцуя на пуантах (балетная обувь с жестким носком). Муж в своем кабинете, вновь рассматривает дела пациентов. Украдкой заглядываю в щель не до конца закрытой двери, боясь быть пойманной, в это время муж разговаривает по телефону, бурно обсуждая на повышенных тонах какой-то вопрос.

– Нет! – практически прогремел его голос на весь кабинет, и скорее всего ответчик замолчал, потому что Леонид продолжил говорить уже немного спокойнее. – Я сказал, что это не обсуждается. Диана, – он произносит имя девушки, совсем без эмоционально, но я напряглась, так как раньше не слышала подобного имени в доме. – Прекрати, – продолжает говорить в трубку, но просматривает свои бумаги, абсолютно не заинтересованный ответом абонента. – Все, я отключаюсь. И не смей мне звонить на личный, – вновь напрягается, и глядит в окно, которое выходит на наш сад, задумчивый взгляд мужа говорит об усталости и нежелании продолжать разговор, но и прервать он его не может. Мое сердце сжимается в груди, ведь до добра ни одно подслушивание не доводит. Совесть гложет изнутри, поэтому, еще раз взглянув на Леонида, я тихонько отступаю назад, но стоило сделать единственный шаг, и я падаю на пол, приземляясь на попу с довольно звонким грохотом. Ногу свело, потому не сумела справиться с координацией. Звук моего падения привлек мужа, он мгновенно оказался возле дверей.

– Что случилось? – на лице паника, затем подлетев ко мне, помогает подняться, но я не могу стать на ногу из-за мурашек, несущихся по икроножной мышце. Увидев мои мучения, Лёня берет меня на руки и несет в комнату, которая находится по соседству с кабинетом.  Уложив на постель, принялся растирать пострадавшую часть тела.

– Это безумие, – ворчит, затем касается поцелуем коленки, разглядывая на стопах синяки от тугой обуви, хмурится. Затем поднимает свое лицо и коварный взгляд приманивает меня, заставив забыть минутное помутнение и плохое предчувствие, улыбаюсь ему. – Вот так лучше, – одобряет мое настроение. – Ты уверена, что готова оставить балет, Оль? – глядит прямо в глаза, не давая увильнуть от правдивого ответа.

Для меня эта больная тема, продолжающаяся на протяжении полугода. Я решила уйти. Пора думать о будущем, и в первую очередь, мое желание – это подарить ребенка Леониду, о котором он мечтает уже давно, но старается не поднимать этот вопрос, прекрасно понимая, сколько сил было вложено мной и моими родителями, чтобы я стала примой. Чтобы мое имя сверкало на обложках элитных журналов, на таблоидах и новостных колонках популярных газет и стендов. Мои родители кое-как пришли в себя после смены фамилии, и теперь их ждет следующее разочарование, но для меня новым шагом в семейной жизни, о которой я сама мечтала еще со времен малолетства.

– Уверена, – киваю в подтверждение своих слов. – Да, Лёнь, – слегка искривляю губы в улыбку, затем беру мужа за руку и тяну его на себя, ухватившись за шею, теперь я завладеваю его губами. Со страстью отдаюсь всем телом и душой, потому что именно так оно и есть. Леонид стал моим смыслом, и теперь, я даже представить не могу, если откажусь от другой жизни, что станет со мной в прежней. Желания родителей не должны проявляться и осуществляться их детьми, но порой с самого рождения не предоставляют права на свободный выбор своей стихии. Островский начинает стягивать с себя рубашку, следом летят брюки. Сама тоже высвобождаюсь из лосин и тонкой туники, оставшись перед мужем в одних трусиках. Леонид устроился между моих ног, притянув одну из них к себе за спину, искушённое прикосновение его дыхания, сводит с ума, и я прогибаюсь в пояснице, томно выдыхаю, сокрушаясь в нашем особом танце тел. Муж бесстыдно стягивает с меня последний предмет одежды, касаясь пальцами разгоряченного естества, ждущего мгновенной разрядки. Надавливает на клитор, пропуская тысячу искр, несущихся по моим венам, отправляя в первый экстаз, но Лёня ловит своими губами мой выдох. Мучает и не допускает, чтобы я быстро насытилась его ласками. Затем разрывает чувственную пытку, снимает боксеры, освобождая уже возбужденную плоть, вновь опускается на меня, готовую принять его, замирает лишь на секунду, глядя в глаза, говорит четко и ясно:

– Я люблю тебя, – голос твердый, и чувствуется сталь, словно дает свое собственное обещание.

– Знаю, – киваю в ответ, – мое сердце навсегда в твоих руках.

Лёня входит в меня одним быстрым толчком и замирает, дав моей плоти привыкнуть к его, а затем начинает двигаться. Целует шею, мнет груди, щипля за соски, и тем самым возбуждает еще сильнее. Нашу комнату заполнили мои стоны и общие дыхания в унисон, отправляющие нас обоих за грань реальности, где только наш мир существует исключительно для двоих. Поменяв позу, Леня обхватил меня за талию, принимаясь чуть быстрее овладевать мной, наращивая темп все быстрее и быстрее. Держась за его шею, я закинула голову назад, наслаждаясь моментом соития, ощущая пульсацию между ног, и то напряжение, которое в буквальном смысле лишает рассудка.

– Любимая, – стонет хриплым голосом, покусывая грудь, плечи и шею, оставляя после боли легкие поцелуи. – Со мной, – выдыхает, – кончай со мной, родная.

Услышав его приказ, скрытый за словами и ласками, я разряжаюсь вместе с ним, отправляясь в прострацию, нахлынувшим оргазмом и высвобождением всего накопившегося за целый день. Словно так я очищаюсь, и наполняюсь любимым.

– А-а-а, – простонала громко, обнимая мужа крепко и утыкаясь носом в его плечо, заглушая еще один вырвавшийся крик, когда почувствовала, как Леонид кончил, врываясь в меня грубым, но в то же время нежным, последним толчком. Обнимая его, все еще ощущаю пульсацию внутри себя, и до последней капли принимаю всё, что мужчина готов отдать мне. Затем оба валимся на постель, накрываясь одеялом.

– Во сколько состоится выступление? – сквозь сон и усталость прорывается вопрос мужа. Прижавшись к нему, слышу стук сердца, сначала быстрый, а затем постепенно выравнивается в спокойный.

– Режиссер постановки попросил явиться за несколько часов, – отвечаю, а сама зеваю и практически засыпаю. – Места для наших родителей и друзей будут в первом ряду, дорогой. Билеты я уже отдала матери.

– Хорошо, – целует в макушку, затем легонько высвобождается из моих объятий. – Отдыхай, мне нужно поработать и приготовить документацию.

Согласно киваю, отпуская мужа. Пока он одевался, я вдруг вспомнила имя девушки, с которой он разговаривал на повышенных тонах по телефону. Сердце екнуло, но я все-таки задала ему вопрос, прекрасно понимая, что он поймет, как именно оказалась около его дверей.

– Кто такая Диана? – как только вопрос слетел с языка, муж замер, держа в руках рубашку. Я села, прикрываясь одеялом, как будто попыталась защитить себя от его гневного взгляда, мгновенно пробудившись ото сна. Леонид ненавидит, когда за ним ведут слежку, для него это подобно фобии, от которой не так легко отделаться. – Прости, – тут же отвечаю, машу головой, затем вовсе встаю и направляюсь в ванную. – Я не пыталась подслушивать, само собой вышло, – искренне отвечаю, еще раз взглянув на Лёню, который нахмурился и следил за каждым моим словом.

– Это не имеет никакого значения, – отвечает уклончиво, все-таки надел рубашку и застегнул ее на все пуговицы. Я вновь оборачиваюсь, не понимая, что именно для него не имеет значения, мое признание, или та, из-за которой он так сильно напрягся. – Та девушка, – поясняет, как будто сумел прочитать мои мысли.

– Хорошо, – отвечаю, а голос предательски дрогнул, и я ощутила комок в горле, который начал душить от всех недоговорок.

– Оля, – он обращается ко мне, заставив поднять на него свой взгляд, – когда-то давно я работал с ней в паре. – Леонид принялся пояснять, но для меня это стало таким смешным, ведь раньше муж никогда не оправдывался. Взмахнула рукой, останавливая его попытки, улыбаюсь, словно ничего в этом нет плохого.

– Все в порядке, – киваю. – Послезавтра выступление, пожалуйста, постарайся успеть на него приехать.

– Нам с тобой многое предстоит обсудить, – Леонид цыкает, затем подходит ко мне, и за подбородок приподнимает лицо, чтобы встретиться глазами. – Мы делаем серьезный шаг, – улыбается, и я понимаю, о чем он мне намекает. Настоящая семья. Эта идея и мечта озаряет меня, заставив тут же позабыть о плохом настроении и усталости, накопившейся множественными слоями. – Я понимаю, как тебе сложно оставить то, ради чего ты готова была свернуть горы, но стать лучшей. Оля – ты и есть лучшая, – легонько касается моих губ, оставляя нежный поцелуй. – Я сегодня позвоню риэлтору, чтобы наш дом выставили на продажу, – объявляет о решении, которое далось нам нелегко.

– Может останемся здесь? – предлагаю ему, но он отрицательно качает головой, сжав в тонкую полоску губы. – Франция прекрасное место, – вновь пытаюсь переубедить мужа, но он непреклонен.

– Нет, любимая, – отходит от меня, беря в руки папку, которая лежала на прикроватном столике. – Не хочу, чтобы нам с тобой мешали твои родители. – Это одна из сложных тем и бесед, которая практически всегда завершается скандалом, поэтому я соглашаюсь с мужем безмолвно и закрываюсь в ванной комнате, опускаясь вниз на пол, опираясь спиной о дверь, будто последние силы покинули меня, оставляя совершенно разбитой.

Этот день для меня прошел, как в тумане. Проводив мужа, принялась собирать вещи, укладывая в сумку приготовленный костюм для выступления, пуанты, косметику. Перепроверила пару раз, чтобы наверняка ничего не забыть. Сегодня вечером состоится финальная репетиция в балетном театре «Гранд-Опера», затем нам дадут отдохнуть сутки перед заключительным выходом на сцену. Постановка лебединого озера станет для меня завершающей в карьере балерины, именно так я чувствую, что сумею оставить свое имя незабываемым, а значит, родители получат свою главную цель, быть среди высшего общества на пьедестале почета. Звучит омерзительно, но таковы глупые предрассудки общества. Из моих мыслей вырывает телефонная трель, на экране высвечивается фотография моей подруги – Ирины Власовой, с которой мы когда-то вместе проходили все круги ада театрального обучения. Но Ирина сделала выбор в пользу себя, наплевав на желания родителей, чему я восхищаюсь, потому что сама не смогла сказать нет, когда было уже невмоготу, но преодолеть два давления, сломить свои стереотипы вины перед ними стало еще хуже, потому и сдалась, продолжая то, что ненавидела всем своим сердцем, а потом просто смирилась. Но появление Леонида в моей жизни вновь вернуло меня в мое тело, как будто дух, наконец, нашел дорогу к телу и соединился, оживляя во мне идею, скорее оставить то, что столько времени душило изнутри, заставляя глотать воздух, подобно рыбе, выкинутой из воды на берег.

– Привет, – радостно отвечаю на звонок, продолжая параллельно укладывать необходимые вещи.

– Ты уже готова? – Ирина заговорщицки задает вопрос, легонько хихикает, а потом раздается звонок в дверь.

– Ты уже здесь, – отшучиваюсь, затем отпираю замок, и встречаю свою подругу, с которой мы навиделись уже долгое время. – А-а-а, – радостно визжу, обнимая девушку. – Скорее проходи, – в руках у Ирины чемодан, а позади замечаю припаркованный автомобиль, взятый напрокат в аэропорту, но нет Степана, поэтому вопрос сам собой прозвучал ей в спину, когда я закрывала дверь. Ира отмахнулась от меня, пройдя в зал, плюхнулась на диван. Усталость буквально сбила ее с ног, а я тем временем прошла на кухню ставя разогреваться ужин.

– У нас, как всегда, – говорит Ира, как только возвращаюсь в зал с подносом в руках. Аккуратно ставлю на столик, предлагая подруге немного перекусить с дороги.

– Неужели снова разводитесь? – с недоумением переспрашиваю, испугавшись за ее состояние, а с другой стороны, наверное, мы все привыкли, что чета Власовых любят пощекотать нервы и себе, и близким людям.

– Пока не решили, – честно признается.

– Ирин, ну это уже смешно, – хихикнула я, а потом стала мысленно пересчитывать количество их зафиксированных браков и разводов. – Прости, – обращаюсь к ней, сбиваясь со счету, – разве вас не предупредили, что это будет в последний раз, если вы надумаете разводиться, то больше вы не сможете официально зарегистрировать брак.

Ирина зашлась хохотом, вспоминая, когда в ее паспорте просто не оказалось места для печати, как и у Степана, но глаза выдают девушку, что это для нее болезненно, как для меня имя той незнакомки, с которой утром разговаривал Леонид, потом его попытки оправдаться.

– Я не знаю, чем меня тянет к Степану, не могу, Оль, без него, понимаешь, но стоит попытаться начать строить отношения, тут же делаем говно друг другу, – искренне отвечает подруга, попивая чай из большой кружки, потому что маленькие она не признает.

– Так может, перебороть себя, и перестать крушить мосты за собой, – размышляю. – Вы ведь одно целое, и это видно всем нам, ну, в конце концов, вы уже вместе очень долгое время.

– Да, – устало выдыхает. – Почти семь лет, ведь ради него я бросила эту кабалу, которой родители одарили тебя, – бьет по больному. Смутившись, ставлю кружку на столик, и сажусь прямо, но не смотрю в глаза своей подруги, прекрасно понимая, что она разоблачит меня в моих же переживаниях. Ирина обнимает меня, и я отвечаю, крепко держа ее за руку.

– Это выступление последнее, – признаюсь, говоря шёпотом. Ирина сначала замерла, а потом расслабилась, глядя мне в глаза, произносит:

– Я рада, – и кивает, широко улыбаясь. – Ради такого события стоит выпить, – щелкает пальцами, затем вскакивает, подбежав к своей сумке, берет телефон и кому-то набирает.

– Степа, – дозвонившись до мужа, или уже бывшего, она буквально завораживает его своими речами: – Оставайся сегодня в гостинице, у нас с Олей девичник. – Внимательно слушает его, затем отодвигает от уха телефон, потому что раздается гневный крик Степана, – у нас все будет замечательно. – Завершает вызов и улыбается мне, озаряя все помещение. Блеск в глазах подруги сулит веселую ночку, и отказать ей мне не получится, потому что репетиция закончится около полуночи, и потом, веселье здорово расслабит напряженный день.

Оставив Ирину у себя дома с полной инструкцией что к чему, сама отправилась на репетицию, на которую немного опоздала. Ребята, кто уже вовсю разминался косо проводили меня своими осуждающими взглядами, а я всего лишь мило улыбнулась каждому, проходя мимо. У меня никогда не было цели навредить кому-то из них, потому что все мы равны и на равных условиях проходим каждый год отбор в балетную труппу режиссера. Кстати, о самом режиссере – Авраам, мой отец, самый дорогой хореограф балетной эстрады. И нет, сам он никогда не плясал в пуантах, смеюсь себе под нос, представив папу в обтягивающих штанишках и на этих костылях, смешно и дурно одновременно.

– Ольга, – прогремел его голос на сцене, стоило мне украдкой направиться в гримерную. На носках оборачиваюсь, готовая встретиться с папиным гневным взглядом. Многие здешние танцоры склонны считать, что мое место было получено только благодаря знаменитому отцу и матери, в прошлом примы, одной из самых дорогих балерин всего мира. Но, увы, трагедия расставила все точки по своим места, и тогда родители принялись все свои желания воплощать через меня, раз самим не удалось завершить начатое. Но, если бы ребята могли знать, через что я проходила в частных репетиционных залах, когда в буквальном смысле стирала ноги в кровь, превращая их в кусок мяса, порой, даже встать не могла, но вставала и продолжала со слезами на глазах танцевать, а уж об изнурительных диетах и речи нет. Стряхиваю головой, стараясь высвободить все свои дурные мысли, которые завладевают мной и воплощают в реальность воспоминания. Папа сидит в первом ряду, скривив губы в ухмылку, наблюдает за моей коллегой, поигрывая пальцами у подбородка в такт ее движениям.

– Это потрясающе! – воскликнул он, и встал, хлопая в ладоши, намеренно вгоняя в краску молодую девушку, лет семнадцати не более. Не обращая на меня никакого внимания, вновь садится и просит следующих танцоров исполнить свои выученные элементы для постановки. – Что стоишь? – вопрос грубый, и я слегка передернулась, ожидая от отца продолжения разговора. – Нужно особое приглашение? – В эту секунду весь зал затих, и даже ребята, которые стояли за кулисами напряглись и прислушались к назревающей ругани.

– Прошу прощения, – цежу слова сквозь зубы, опустив голову перед ним, затем разворачиваюсь и ухожу со сцены.

– Пять минут на приготовления, затем прогонка по всей программе, до тех пор, пока не отработаете каждый элемент настолько идеально, насколько я посчитаю нужным, – в приказном тоне заявляет отец, заставив всех нас бежать сломя головы к подготовке. Уже в своей гримерной, которую мы делим с девчонками на четверых, наносим последние штрихи, рисуя друг на друге стрелки, потому что Авраам не приемлет балет без красок и трагизма.

– Оль, ну вот надо было тебе сегодня злить отца, – сокрушается одна из девчонок, Лариса. Я широко раскрываю глаза, глядя на нее, чуть была удивлена, что она заговорила о хореографе в таком контексте, ведь раньше только его имя гремело в гримерной, и девушки солидарные моей участи, старались не упоминать сей факт.

– Я не нарочно, – отмахиваюсь от нее, а сама встаю и разминаю мышцы спины. После утренней разминки не только в своей личной студии, но и с мужем в постели, болит везде, и даже режущая, тянущая боль внизу живота, которая скручивает меня в тугой узел, не способна сместить с намеренного пути и показать хореографу, что мы все с достоинством представим его постановку. Хмурюсь, берясь за низ, а потом меня будто ножом пырнули, ноги подкашиваются, и я валюсь на пол, сдерживая в себе крик от сильного спазма. Девчонки соскочили со своих стульев, кто-то побежал за помощью, но поздно вечером вряд ли кого найдут, а кто-то принес смоченный в холодной воде полотенец, который, приложив к животу, помог мне утихомирить боль.

– Остановите, Ларису, – сбившимся голосом прошу, чтобы привели девушку обратно, потому что, если отец узнает о моем физическом состоянии, она сама с удовольствием займет мое место главной исполнительницы роли лебеди. Яна соскочила и рванула за девушкой, едва сама не валится с ног, но таков наш распорядок нелегкой изнуряющей, ради прекрасного, жизни.

– Тебе лучше? – скептически спрашивают оставшиеся девчонки, на что я просто молча киваю, затем встаю. И вроде бы правда стало намного легче. Яна вернулась с Ларисой, держа под руку и останавливая девушку от поспешных решений.

– Какая ты прима балерина, Оля, – зло выплюнула мне в лицо свои слова, тем временем я надевала юбку. Косо глянув на нее, просто промолчала и сделала вид, что не слышу ее. Но Ларисе такой расклад не понравился, она вырвалась из цепких рук Яны и рванула на меня, чуть ли с ног не свалила, вцепилась в меня и толкнула к стенке. Девчонки ахнули, но никто не решился полезть разминать нашу потасовку, каждая старается хранить свои силы и тело от лишних ушибов и ран.

– Ты что творишь, идиотка, – громко зарычала на нее, не давая этой ненормальной стукнуть меня об стену спиной. Лариса зашлась хохотом, показывая свое истинное лицо и удивляя всех нас, потому что раньше девушка не вела себя подобным образом. По крайней мере при нас моя сменщица не проявляла злобу. Только она собралась что-то мне сказать, но нас прервали, постучав в дверь гримерной, мы все уставились на того, кто там стоял и наблюдал за нами. Авраам. Лариса мгновенно отскочила от меня, опустив голову, чтобы ее взгляд никто не сумел разоблачит. Но атмосфера в помещение говорит сама за себя, стоило только внимательно приглядеться к каждой из нас.

Отец сделал пару шагов вперед, затем встал напротив моей обидчицы, приподнял ее подбородок, внимательно осматривая лицо девушки, цыкнул, проводя ладонью в нежном прикосновении по шее, а затем огибая ее в крепкой хватке.

– В моей команде не должно быть драк, – голос отца абсолютно спокойный, но такой обманчивый. На самом деле, Лариса стала корчиться от боли, так как Авраам, начал сжимать ее тонкую шею, практически душит, не давая глотнуть воздуха. – Еще раз увижу – вылетите все, – он окинул взглядом каждую из нас, останавливаясь на мне, а потом отшвырнул девушку от себя, как ненужную вещь, развернулся и вышел легкой непринужденной походкой из нашей гримерной, показывая на часы, что мы уже опоздали на выступление всей труппы.

Лариса кое-как восстановила свое дыхание, но голосовые связки все-таки пострадали, потому как сказать хоть слово ей дается с трудом.

– Сучка, – хрипит, а затем поднимается на ноги и надевает свою юбку. – Ты об этом пожалеешь, – угрожает, но я игнорирую.

– Ларис, ну что ты в самом деле, – Яна стала на мою защиту, но тут же получила от той хорошую пощечину.

– Заткнись, – наставляет указательный палец на нее, когда я загородила собой Яну, не давая Ларисе шанса проявить агрессии еще раз. – Ненавижу тебя, – ее всю трясет, когда произносит эти слова, потом вылетает первой из гримерки, оставив нас троих в некотором шоке.

– Какая муха ее укусила? – Яна держится за щеку, но с паникой на глазах глядит на меня.

– Я не знаю, – пожимаю плечами, озадаченная поведением Ларисы. Мы не подруги тут, а коллеги, и так себя вести может только тот человек, который чего-то не получил, того, что могли пообещать. Собравшись с мыслями, я отодвинула в сторону нашу некоторую недомолвку между собой. Сделала несколько глубоких вдохов, настраиваясь на нужную волну, и затем ступила на сцену, выполняя свои выученные элементы под такт музыки. Все затаили дыхания, когда я приступила к пируэтам, один за другим исполняла их так, как никогда, и даже лучше. Словно стала вмиг окрыленной и исполнение роли показалось совершенно с другой точки зрения, будто я переместилась в настоящую реальность. Закончив свое выступление, зал замер, а прожектора, направленные на меня одну, отключились, погружая зал на секундную тьму. Отец хлопнул в ладоши, и поманил меня к себе пальцем, стоило свету озарить ярким светом.

– Продолжаем, – командует он остальным, и музыка вновь заиграла. – Присядь, – просит меня, и я аккуратно присаживаюсь рядом, ожидая услышать очень жесткий нагоняй, как обычно. Папа прошелся по мне своим взглядом, в точности копируя моего Леонида, нравится ему потешаться таким образом. – Где Островский? – задает вопрос, подперев подбородок рукой. – Он ведь редко, когда пропускает твои репетиции. Все, закончилась любовь к балету? – намеренно задевает, или выводит на скандал.