Двойная оплата

– Никуля, давай, детка, – гортанно хрипит, крепко удерживая девушку за талию. – Порадуй своего босса, милая. Ну же.

Вероника отворачивается от него и прикусывает руку, чтобы не закричать, толи от боли и обиды за свой трах с боссом на рабочем месте. И судя по всему, это уже не первый раз. Но не мне судить девушку за свои поступки. То-ли, действительно старается кончить. Влад пыхтит над ней, ускоряя свои движения, и я понимаю, что он уже готов разрядиться. Берусь осторожно за створку и со всей дури хлопаю дверью, чем пугаю придурка, и он отскакивает от Вероники, как ошпаренный, хватается за яйца, потому что ему не удалось завершить акт эякуляции. Ну ничего. Пару дней с синей мошонкой походит, будет уроком, как свой член пристраивать в не положенном месте. В комнате воцарилась тишина, затем девушка соскочила со стола поправляя свою юбку, совсем раскраснелась, уже больше от стыда, чем от возбуждения.

– Вероника, – зову девушку, и та поднимает на меня испуганные глаза, потому что в моём голосе уже слышна угроза. – Я был о тебе другого мнения, – приподнимаю чуть бровь, чтобы выразить всю гамму эмоций на лице, пусть почувствует себя грязной, может мозгов прибавится в следующий раз. Девушка буквально дрожать начинает, но не срывается со слезами, а тихо выходит из помещения, оставляя нас наедине с Грозным. Влад надел свои джинсы, которые явно доставляют дискомфорт.

– Ну, и сука, ты, Бесов, – заправляет рубашку, морщась, когда касается передней части ремня. – Что надо? – Влад со злостью уставился на меня, сжимая руки в кулаки. Я ничего не говорю ему в ответ, испытываю терпение. Начальник садится на стул во главе своего стола, заведомо безмолвно говоря о существующей дистанции в профессиональном ранге. – Пришёл посмотреть живое порно? – намеренно искажает всю свою сучью реальность.

– Бывало и лучше, – бросаю ему в ответ, затем подхожу к столу и нависаю над ним, как чуть раньше сам Влад над Вероникой. Грозный сидит неподвижно, потому что не боится меня, ведь столько работать бок о бок, тут хочешь или нет, но узнаешь человека и весь его характер. – Интересно знать, твоя милая жена в курсе, где её муж свой член периодически обтирает? А? – чуть скашиваю головой вправо, чтобы наигранным вопрос получился, да и позлить упыря.

– Какая разница, Бес, – намеренно подчёркивает моё прозвище. – Будто ты сам весь белый и пушистый.

– Конечно, – уже язвлю, затем с хлопком перед его лицом бросаю бумагу, прихватив по пути со стола Вероники. – Мне нужно твое гребанное разрешение на посещение морга.

– А, что бесов уже по приглашению в морг впускают? – Влад смеётся над своей шуткой. Заливается так, что нос стал бордовым. Я спокойно встаю в позу, убирая руки в карманы своей кожаной куртки, ибо не ручаюсь за последствия, но должен себя контролировать. А Грозный этим только пользуется, зная, что я не трону его не при каких обстоятельствах.

– Первым узнаешь, когда время придёт, – чуть подмигиваю Грозному, совершенно без шуток намекая на более серьёзные вещи. Влад подписывает документы на пропуск к трупу, резким движением чиркает свою подпись на трёх листках и пренебрежительно отталкивает от себя, словно перед ним лежат ядовитые вещества, способные разъесть мгновенно кожу. Быстро просматриваю все пункты и вновь убираю бумаги себе в карман, только собираюсь выйти из кабинета, уже на пятках развернулся, но Влад вдруг заржал во все горло. Опять оборачиваюсь, уже держу рукой дверь, готовый закрыть ее, но бывший друг буквально вызывает во мне недоумение, чем его сумел рассмешить.

– Скажешь моей Светке хоть слово, что видел, – Влад встаёт с кресла, с перекошенным лицом от боли почти рычит, – Знаешь, что будет, – кивает мне головой, будто пытается запугать, да только всё это абсолютно мне не интересно.

– Сходи в душ, придурок, и подрочи, – ухмыляюсь и тут же достаю сигарету, намеренно закуриваю в его кабинете. Тлеющая трубочка мгновенно заполняет собой пространство запахом табака, прекрасно зная, что у Влада астма и он начинает кашлять, будто туберкулёзник. – Иначе Светка твоя и без меня поймет, где ты свое хозяйство только что применял.

Захлопываю дверь под душераздирающий кашель своего начальника, довольный собой, как кот, чуть ли не мурлычу под нос от только что получившего удовольствия. Вероники уже след простыл, девчонка даже не удосужилась выключить свой рабочий компьютер. Я подхожу к её столу, обойдя вокруг, смотрю в монитор, где фотографии в фоновом режиме сменяются. Несколько карточек, где девушка проводит время на отдыхе, ещё несколько с её парнем и пару фотографий, где она и та самая девчушка с сегодняшнего кафе. Обе обнимаются и улыбаются на камеру, момент запечатлён шикарный, живой. Даже через бездушную машину я почувствовал, что девушка с карими глазами… Нет, я перебиваю сам себя. С шоколадными глазами, потому что я успел разглядеть в них крапинки на тон светлее, чем сама радужка. Словно какое-то наваждение. Следом была фотография, где Вероника снова обнимает девушку, так по-доброму, по девчачьи, снимок сделан со спины девчонок. Рита, вдруг вспоминаю её имя.

– Маргарита, – тихо произношу ее имя вслух, будто она сейчас предстанет передо мной во всей красе. Слово эхом по комнате разлетается, пусть и сказано было совсем тихо. Провожу по экрану напротив её теперь грустных глаз, она плакала, до того, как хитрый фотограф сумел запечатлеть девчонок. И я больше, чем уверен, у Риты этого фото нет. Сам бы я точно не сохранил, потому что в нем я чувствую отчаянную смесь боли и потери. С таким взглядом я сам спустя полгода после гибели любимых ходил, словно призрак, пока не появился на пути администратор Валерий. Этот мужик здорово помог наладить контакты, зная при этом всю мою подноготную, что стало для меня слегка шоковым. Хочу каким-то образом сохранить эту фотографию, но компьютер заблокирован, и с психа, я просто выдёргиваю вилку из розетки. Совершенно наплевав, сохранила ли секретарь важные документы. Образ сидящей Риты на бревне посреди леса и смотревшей вдаль на речку не покидал мои мысли вплоть до того, пока я на своем мотоцикле не подъехал к зданию федерального морга, где на пороге меня встречает уставший охранник. Проверяет из-под тишка все мои сопроводительные документы, заносит в книгу записей, когда пришёл и во сколько вошёл вовнутрь здания. А главное, с чем, словно обратно я смогу выйти в кармане припрятав часть человеческой плоти. Смех, да и только.

– Приходите, Бесов, – охранник указывает на дверь слева, где сейчас располагается сам "Джокер". Именно так прозвали Власова, за его экстравагантные наряды, косящие под придурка клоуна, и вечно длинные кудрявые золотистые волосы. С улыбкой на лице, мужчина склонился над очередным неживым, досконально изучает его "производственный состав". Увидев меня, снимает окровавленные перчатки и бросает в урну, накрывая тело белой простыней, подальше от моих глаз. Только сейчас мне в нос ударяет запах тухлого мяса, смешанного с сильным чистящим средством, в составе которого явно один хлор преобладает.

– И что такой кислый, а, Бес? – Степан ухмыляется и с довольной физиономией приглашает войти в его коморку. – С чем пожаловал? – а сам смотрит на часы, проверяя сколько ещё осталось до конца рабочего дня.

Предъявляю анатому бумаги, безмолвно передавая их ему в руки. Власов присвистнул, когда прочитал на кого был получен документ на досмотр.

– Шейх Мохаммед, – чуть тянет имя араба, вспоминая наверняка, как уже проверил все его достопримечательности. – Не хилое дело тебе впихнули, Максим. – Трёт пальцем правую бровь, затем смотрим на меня в упор. – Небось сам Грозный и передал дело.

Я лишь киваю в ответ головой.

– Вот бездарь пиздатый, – зло ругается матом, затем с сожалением смотрит на меня и продолжает: – Это дело сам мэр велел Грозному лично расследовать, а эта тварь только и может, как скидывать неугодное на тебя, в очередной раз подставляя. Зачем согласился? – с непониманием посмотрел на меня, все также держа в руках дело.

– Ты мне покажешь тело? – я не обращаю внимания на последнюю часть его предложения, лишь быстро встаю, уже готовый лицом к лицу встретиться с мертвым потерпевшим. Это ясно, как божий день, что имело место заказное убийство, либо мужчина прикрывал собой ещё кого-то, подставляясь под удар. Власов молча встал, и мы оба направились к холодильнику. По пути вручил мне халат, шапку, бахилы и перчатки, потому, чтобы избежать любого телесного контакта, иначе исказятся любые доказательства, или вовсе, ненароком отпечаток оставишь на теле. Подходя ближе к ледяному царству, озноб по коже прошёлся, потому что вспомнил, как сам стоял и ждал, увидеть жену и свою девочку, но в тот момент даже я – сильный мужик, повидавший уже не первый раз мертвецов, в тот день сломался и выбежал из морга до того, как тела привезли на опознание. И я, с перебинтованной головой, сломанной рукой и пару рёбер, нёсся мимо спокойно идущих мне навстречу людей. Они, как кегли разлетались в разные стороны, видя меня издали, галопом бежал в состоянии шока, а потом просто упал посреди улицы, потому что дыхание спёрло от боли, в глазах тёмные пятна пошли и лишь лица друзей перед взором навсегда остались. Самир и Ромка. Оба были со мной в самую трудную минуту, не смотря на свои собственные проблемы тогда. Власов щёлкает пальцами перед моим лицом, возвращая в реальность, я будто и вправду очнулся, устремляя свой взгляд на выехавшее на стальной подложке уже синюшнее тело араба, с чёткой дыркой во лбу. Секунды было достаточно, чтобы мои подозрения подтвердились, пуля прошлась по наклонной, оставляя тупой и острый края.

– Что скажешь? – уже гляжу на Степана, ожидая его собственный вердикт. Чем нравился мне Власов, так это не только его без башенными нарядами и непонятными причёсками, а той серьёзностью, с которой он относится к каждому мертвецу, вошедшему в его владения. Никакого пренебрежения, неважно бомжи или шейхи, да будь то президент, все равно для него все равны.

– По состоянию могу сказать, что араб вполне был здоровым мужиком. – Пролистывает историю, которую сам же часами раньше тщательно заполнял от руки, потому что Степан единственный анатом, категорически отказывающийся работать с компьютерами, сваливая, как и я, всю работу на молодняка-стажёра. – Мгновенная смерть от поражения пули в лобную долю мозга, кстати она не прошла насквозь. Калибр был небольшой.

– Примерно, – перебиваю его, записывая себе на бумажку данные.

– Ну, смею предположить от 6.5 до 8.0 мм, – хмурится, затем ещё раз осматривает лоб холодного араба, линейкой измеряя диаметр дырки в кости. – Если учитывать, что дырка косая, то считай 7 мм. Обычное лёгкое огнестрельное, которое купить можно в любой подворотне. – Жмёт плечами и вновь скрывает шейха в холодильнике.

– Часы смерти?

– Ближе к полуночи, – затем называет дату, подтверждая слова сотрудников нашего участка, что нашли шейха сутками позже.

– Ещё была обнаружена на одежде посторонняя кровь, не принадлежащая ему, – Степан указывает пальцем на закрытый ящик.

– Что ж, это уже интересно, – снимаю перчатки с рук и кидаю в урну, затем жму руку Власову. – Жду от тебя полный отчёт.

– Ну конечно, Бес, верные демоны служат только истинному хозяину, – комната наполняется живым смехом Власова, тот подмигивает и улыбается, как псих, сбежавший с клиники.

– Это хорошо, – просто отвечаю без какой-либо шутки в словах, будто намекаю, что я действительно поймаю его за язык, если тот решится пойти против.

Покидаю владения Власова, вытирая по пути руки влажной салфеткой, потому что запах мёртвых, как едкий хлор въедается в ткань и кожу. Не останавливаясь, кидаю в урну использованную целлюлозу, надеваю свой мотоциклетный шлем и завожу байк, намереваясь закончить сегодняшний день стопкой водки и посиделкой в гордом и привычном для меня одиночестве на берегу реки. Недалеко вдоль набережной есть тихий бар, где я, как постоянный гость прописался, и жуткий мужик бармен Димон каждый раз встречает с распростёртыми объятиями, потому что однажды в щепки упитый рассказал о случившемся со своей семьёй. Димон молчаливый, лишь с сожалением в глазах кивком дал понять, что понимает меня и слушает, затем продолжил натирать стаканы до кристального блеска. С тех пор своё горе и тоску по родным я заливаю именно тут, зная, что дальше это не пойдёт.

– Мне, как обычно, – с порога заявляю, затем бросаю на диванчик свой шлем и расстёгиваю кожаную куртку. Бар сделан очень просто, без излишеств, именно поэтому сюда вряд ли сунутся такие, как я. Элита "Марлен" за километр не подойдёт к нищете, или к обычным людям, это низко по их мнению. Все помещение обито деревянными панелями, а на стенах висят раритетные фотографии мужиков на байках. Когда-то сам Димон возглавлял клуб байкеров, но не признался до сих пор, что сподвигло оставить свое любимое дело. Бородатый мужик с банданой, украшенной черепами, щёлкает пальцами, ставя стакан с водкой.

– Опять тоска, Максим? – хмурит брови, и между ними образовалась морщинка. Бывший байкер всегда зовёт меня полным именем, словно напоминает, что я это я, и от себя не сбежишь. Лицо Димона, итак, все в них от возраста, а сейчас, кажется, он состарился ещё на пару лет. Залпом осушаю и ставлю обратно на стойку стопку.

– Она самая, – в душе пустота, я зачёсываю назад волосы, мешающие моим глазам рассмотреть помещение, в котором кроме нас двоих, ещё несколько молодых ребят с девчонками. Вновь гляжу на бармена, протягиваю деньги за порцию, киваю и выхожу на воздух. Всё тело трясёт. Понимаю, что морг свое дело сделал, вновь возрождая в памяти обрывки нескончаемых картинок с моей девочкой. Достаю телефон и ищу в галерее единственное видео с Сашкой и Женей. Спасибо Самиру, что сумел восстановить хоть частичку, потому что ублюдки буквально все отняли у меня. Спалили дом, в который я вложил все свои силы, забрали любимую жену, долгожданного ребёнка и даже посмели отобрать воспоминания, уничтожив все фото и видео, наверняка воспользовались услугами.

Пиар компания господина Кхана не единственная в своём роде, поэтому я был не удивлён. Но, какому упырю было дело до моих цифровых воспоминаний? Нанести ещё больше боли, отбирая даже то, что не имеет ценности для других. И это у него вышло на отлично.

Видео воспроизводится, и я пальцем касаюсь лица своей девочки. Здесь Сашке три месяца.

– Лапочка моя, – Женя склонилась над Сашей и трётся об ее носик. Малышка смеётся своим беззубым ртом и начинает агукать. – Моя принцесса.

Женя смотрит прямо в камеру телефона. Глаза счастливые. И я улыбаюсь ей в ответ, словно она сейчас рядом со мной и ничего не было. Рядом со мной стоит лавка, я сажусь на неё, упираясь локтями в колени, продолжаю смотреть видео.

– Максим, ты только посмотри, как она губки надувает, – Женя излучает радость от материнства. Это действительно долгий путь и тяжёлый. Не смотря на усталость и недосыпы, моя жена ни разу не пожаловалась.

– Где моя девочка? – теперь слышу свой голос, нажимаю на паузу, останавливая на кадре, где Сашка смотрит на меня своими черными глазками, словно как и я уже пытается заглянуть в душу любому смотрящему. Целую картинку с личиком девочки, убирая обратно телефон в потайной карман. Смотрю на набережную, где кипит бурная молодая жизнь подростков и молодёжи, которые даже не представляют каким мир представляется на самом деле. Из-за уличных фонарей ночного города, не видно звёзд на небе, даже лунное свечение затмевается городским освещением. Машины несутся по мосту, сигналят друг другу на обгоне, создаётся механическая жизнь – и, наверное, я скорее всего чувствую себя именно так. Цель есть, но нет мишени.

Глава 4

Если реальность бывает покрыта чернотой, то знайте, вы живёте в настоящем. Это априори так. Вокруг снуют люди, которые никогда бы не предположили, что будут замешаны в чём-то, но на самом деле, мы все варимся в одном котле. И этот котёл называется судьбой, или кармой. Каждый по-разному трактует это понятие. Время идёт против нас. Тик-так, тик-так. В ушах звон и шум: смешались звуки улицы, молодые люди распивают напитки у берега реки, где-то сирена орёт на всю мощность динамиков. Жизнь ночью кипит куда сильнее, чем днём. Только вот я все никак не выброшу из головы глаза юной девушки. Буквально въелись образом в мозг и не хотят покидать этот черный ящик. Не понимаю, чем так зацепили и почему я думаю о ней. О её губах, на которых осталась дорожка от мороженого, то движение ладони, что стёрло этот сладкий след. Её касание моей рубашки, указывающей на бейдж, совершенно лёгкое, но его я почувствовал. Сам тут же дотрагиваюсь до своей груди – напротив сердца, стучится, значит ещё живой. Сам себе смеюсь под нос, докуриваю свою сигарету, делая последний затяг дыма, который мгновенно заполняет мои лёгкие и обжигает гортань. С презрением смотрю на тлеющую трубочку с красным переливом концом, ведь я не курил до смерти моих девочек. И будто правда бьёт по голове, понимаю, что того Максима уже не существует. Доброго, надёжного, верного друга, любящего мужа, всегда жизнерадостного – нет. И точка. Тот, кто хотел убить во мне личность, превратив в аморального человека, с успехом справился с поставленной задачей. Потому что теперь я обычная машина, чистильщик. Не способный на сочувствие, жалость. Эти чувства умерли ровно в тот день, когда я стоя на коленях у двух могил, смотрел на ящики, где навсегда остановились два сердца. Тяжело вздыхаю от накатившего воспоминания. Наверное, Леонид в чём-то прав, я бесконечно прокручиваю в голове тот день и не хочу его отпускать, словно так я предам своих родных. Я не хочу разрывать эту связь, всё ещё удерживающую меня с ними. Сейчас у меня есть цель, ведь смешал свою жизнь с той чернотой, от которой раньше как прокажённый отшатывался. И вот жизнь буквально насмехается надо мной, ставя раком перед собой, и как слепого котёнка тычет носом – учит, наказывает и показывает всю свою адскую реальность. Все ещё сидя рядом с байкерским баром, докуриваю остатки роскоши и бросаю в урну, затем возвращаюсь вовнутрь помещения. Димон оценивающе пробежался по мне и покачал головой, при этом цыкая на ходу. Замечаю у него в руках, как и всегда, полотенец и пивной бокал.

– Налей ещё стопку, – присаживаюсь на табуретку напротив и прошу порцию водки. Димон, не сказав ни слова, ставит передо мной стакан, затем наливает горячей смеси. Опрокинув её, морщусь. По гортани теплом отдаётся жгучая жидкость, доходя до желудка. Это ощущение настолько сильное, словно "Джокер" Степан прошёлся по мне скальпелем, объясняя строение ЖКТ.

– Максим, – Димон облокотился о стойку, смотря в упор, гладит рукой свою бороду. Я поднимаю свой взгляд на него и жду продолжения. Бармен долго соображал, что сказать хотел, уставился на меня, будто сканирует, да только программа зависла, не давая ответов. Затем он щёлкает пальцами, вновь завладевая моим вниманием: – Почему бы тебе не попробовать снова жить? – прямо в лоб задаёт вопрос, на который у меня нет возможности ответить. Я опрокинулся на спинку стула, сжал руки на груди, принимая оборонительную позу.

– А есть ли смысл? – смотрю на Димона. Он лишь отмахнулся от меня, будто сделал уже выводы, принимаясь вновь за стаканы. Что-то тревожит его, и он снова глядит на меня своими голубыми глазами, в которых видна прожитая опытная жизнь.

– Если тебе легче травить себя, это твоё право, – он кивает головой, одобряя мои поступки, но весь смысл слов совершенно в другом. Бармен ставит на место стакан и забирает мою пустую стопку, принимаясь за столешницу. – Найди себе цель.

Я фыркаю.

– Она уже есть, и ты это знаешь, – зло отвечаю, хоть и понимаю, что старик не виноват в своих суждениях. Их бы не было, если бы я однажды в пьяном состоянии не излил ему свою душу. Димон остановился на пол пути чистки стойки. Замер. Затем с болью в глазах обратился ко мне, заставляя меня напрячься.

– Одно дело отомстить, Максим. Я понимаю, ты, возможно, обретёшь спокойствие, – замолкает, обдумывает мысль, – Но вдруг этого окажется мало? Что ты будешь делать, если этого станет недостаточным?

– О чём ты? – я нахмурился, не понимая его намёка. Бармен лишь кивнул мне, развернулся на пятках, уходя в свою подсобку молча. Оставляю купюру на столешнице и только собираюсь уйти, Димон возвращается, держа в руках коробку из-под обуви. Поманил меня пальцем, показывая на дальний столик в углу.

– Идём, я покажу тебе кое-что.

Повинуюсь, как щенок, следуя за своим хозяином. Попутно смотрю на часы, уже почти одиннадцать, через пару часов должен прийти новый код для пропуска в "Марлен", я намерен решить до конца вопрос с Мариной. До сих пор злоба душит за то, что девчонка посмела самовольничать. Я обещал ей, что проверю, так пусть пеняет на себя, если ослушалась. Присаживаюсь напротив старика, ожидая, что в коробке.

– Здесь, – Димон хлопает по крышке картонки, – все мои воспоминания. – Тяжело вздыхает, но продолжает, а я буквально дыхание затаил, потому что несговорчивый бармен байкер вдруг решился на откровенность. – Я знаю, что тебя лишили всего, Максим, и в прямом и переносном смысле. Воспоминания важная составляющая в наших сердцах, и пока мы будем помнить, будут жить и они. – Он достаёт фотографию, выцветившую, но до сих пор хранящую лица его близких. Передаёт мне в руки, заставляя посмотреть на трёх человек. Димон принимается рассказывать о них, объясняя кем приходятся: – По середине моя жена Лариса, слева дочка Севастьяна, а справа сын Максим. – Я моментально поднимаю на него глаза, наверное, удивился, что ведь бывают совпадения. Сука судьба. – Да, Максим, вот такие дела, случайности не случайны. Эта жизнь буквально ржёт над нами, ведь сейчас моему Максиму было бы, как тебе. И вот представь, какого мне, смотреть на тебя, представляя, что это он? – Замечаю, что бармен расклеивается, подбородок мужчины дрожит, а мягкая длинная седая щетина колышется. Но он крепко сжимает свои руки, успокаивается. Я не задаю никаких вопросов, что случилось, давая возможность самому бармену поведать жизненную историю. – Это последнее фото, – указывает на карточку, что до сих пор у меня в руках, словно вспомнив, возвращаю её владельцу. – Вот представь теперь, Максим такое: ты можешь наказать виновных отомстить за смерть своих родных, перевернуть мир, но добраться. А мне что делать?

– Если дело ещё в архиве, я могу найти… – предлагаю помощь, но Димон усмехается и прерывает меня. Опечалившимся взглядом и суровой правдой обрушивает на меня свою собственную истину.

– Убийца перед тобой, – в голосе ненависть, смешанная с грустью.

– Что ж, – я лишь жму плечами, даже не зная, как продолжить свои мысли.

– Наказание я отсидел, – осмелившись, бармен чуть расслабился от напряжённой позы, теперь смотрит куда угодно, только не на меня. – Но получил всю суть этого наказания, живя и дыша воздухом, прекрасно зная, что исправить не смогу ничего. Их просто нет, по моей собственной глупости.

– Все совершают ошибки, – пытаюсь понять и разобраться в ситуации с барменом. Димон опять отрицательно машет головой и смеётся.

– Нет, дорогой друг. Ошибка – это когда ты можешь что-то исправить. А глупость, напиться в байкерском баре, губя свою молодость. Я убийца, Максим, не только в том смысле, что ты подумал. Нет. Лариса и дети разбились, потому что мне было не до них и их безопасности, заливая свою глотку вином и пивом, тратил все свои деньги на клуб байкеров. Мотался, не зная своего настоящего дома. И вот представь на долю секунды, что механик по моей вине и не способности заплатить вовремя, просто отказался ремонтировать гребанную железку. А Лариса, тоже идиотка, повезла на этой тарантайке наших детей на мой сучий фестиваль. – Димон замолкает. Крепко сжимает губы, краска отливает от них, обе полоски превратились в белые ниточки. – А отсидел, потому что убил того механика.

– Убил невиновного, – подвожу итог его жизни и Димон кивком соглашается со мной. – Ясно. Спасибо, что поделился. – Я встаю, но затем оборачиваюсь к нему лицом, видя перед собой сломленного мужчину. – Мы все перед кем-то виноваты. Ты не сохранил семью от пренебрежения, а я из-за работы. Вот и сучья правда.

– Главное, не потеряй себя, – Димон рассматривает остальные фотографии, не обращая внимая на меня самого. – Иначе останешься призраком.

– Я уже им стал, – констатирую.

Но бармен не соглашается, лишь машет отрицательно головой, полностью погружаясь в свои воспоминания. Наказывает себя тем, что эти карточки показывают. На душе кошки скребут, когда выхожу из бара, захватив с собой свой шлем, надеваю его и усаживаюсь на коня. Выпитые две стопки водки пока не дают о себе знать, сознание чёткое. Плевал я на свою жизнь, словно сам дьявол подстилает мне соломку, не давая закончить её и отправиться к своим девчонкам. Может быть там я смогу обрести покой, пусть даже если гореть в аду буду. Да я уже в нём кипячусь. Завожу мотоцикл и срываюсь с места, оставляя дымный поток ветра, смешанный с песком. Несколько рядом стоящих молодых ребят присвистнули, кто-то начал орать в ответ, потому что мелкая крошка из-под колёс прошлась по кузову двух внедорожников. Отпускаю одну ручку и шлю фак (средний палец) на прощание, а сам улыбаюсь. Вдохновение, мать твою, напало. Несусь по разгруженным ночным улицам с бешеной скоростью, объезжая мешающие машины по пути, кто-то сигналит в след, а кто-то тихо уступает дорогу безумцу – смертнику, как принято звать мотоциклистов. По сути эти люди правы со своими домыслами, даже сейчас стрелка спидометра перевалила за двести сорок, но я не торможу, лишь ещё сильнее даю газу и рёв мотора жалобно издаёт рык, повинуясь повышает обороты, переводя свои шестерёнки на шестую максималку. Уличное освещение превращается в яркие полоски, разноцветные и неразличимые. Как смерч, влетел на трассу внутри города и пришлось снизить обороты, потому что на перекрёстке улиц выскочил грузовик, даю по тормозам, остановившись вблизи метра от самого самосвала. Козлина. Объезжаю груду металла, поднимая взгляд на мужчину, тот искренне жмёт плечами, просит прощения за подрез. Сигналю упырю и вновь срываюсь с места, но теперь с приемлемой скоростью. Ощущаю вибрацию мобильника в грудном кармане, нажимаю мгновенно кнопку на шлеме, принимая вызов.