Отец Рождество и Я

Мэтт Хейг

Отец Рождество и я

Перл, Лукасу и Андреа

Где-то далеко

Полагаю, вы думаете, что знаете всё об Отце Рождество. И я искренне верю, что кое-что вы действительно знаете. Скорее всего, вам известно об оленях, и про Мастерскую игрушек вы тоже слышали. Вы знаете, что происходит каждый Сочельник. Ну разумеется.

Но готова поспорить, что вы ничего не знаете обо мне.

Начну, пожалуй, с того, во что поверить нетрудно.

Меня зовут Амелия Визарт, и у меня есть кот по имени Капитан Сажа. Я родилась в Лондоне и прожила там одиннадцать лет. А потом я кое-куда переехала.

Кое-куда очень далеко. И вряд ли вы представляете, куда именно.

Думаю, я могу без опаски сказать, что переехала в Финляндию – и в это вы поверите легко, потому что Финляндия есть на карте. К тому же, сказав так, я не погрешу против истины. Я действительно переехала в Финляндию – на самый край Крайнего севера, который лежит даже дальше, чем Лапландия (а дальше Лапландии, как известно, только снег, лёд и лишайники).

Место, где я живу, называется просто – Крайний север. А город – Эльфхельм. Не трудитесь искать его на картах. Во всяком случае, на человеческих вы его точно не найдёте. Дело в том, что большинство людей не способны его увидеть. Понимаете, Эльфхельм – волшебное место, а чтобы увидеть что-то волшебное, вы должны верить в волшебство. Но люди, которые рисуют карты, верят в волшебство, пожалуй, даже меньше, чем все остальные.

Несмотря на всю свою волшебность, Эльфхельм мало отличается от обычного города. Причём очень маленького. Если честно, он скорее похож на большую деревню. Здесь, как и в любом городе, есть магазины, дома и ратуша. Есть улицы, деревья и даже банк.

Но вот жители Эльфхельма сильно отличаются от меня. И от вас, полагаю, тоже.

Дело в том, что в Эльфхельме живут не люди.

Его населяют совершенно особенные существа. Волшебные.

В Эльфхельме живут…

Эльфы.

Но понимаете, какое дело: если вы живёте среди эльфов, то странным, ни на кого не похожим существом становитесь…

Да, всё верно.

Становитесь вы сами.

Дом номер семь по Оленьей дороге

Отец Рождество жил в доме номер семь по Оленьей дороге, рядом с Оленьим лугом, на самой окраине Эльфхельма.

Его дом, как и все остальные дома в городе, был выстроен из имбирного теста повышенной прочности. Но – в отличие от остальных домов в городе – входная дверь у него была достаточно высокой, и вам бы не пришлось сгибаться в три погибели, чтобы войти.

Сам дом был полон дивных вещиц. Вместо лестницы со второго этажа на первый вела горка. Дверной колокольчик ловко вызвякивал «Бубенцы звенят!». И повсюду лежали игрушки. На кухонных полках теснились все сладости, которые только можно представить – шоколад разных сортов, пряники, морошковое варенье. В гостиной стояли часы с оленем – с виду они напоминали обычные, только вот вместо кукушки из них каждый час выскакивал олень. А, и вместо скучного человеческого времени эти часы показывали эльфийское – «Половина рановатого» и «Скоро пора спятого».

Долгие годы Отец Рождество жил совсем один, но потом он попросил Дремоткинса, эльфа-плотника, сделать ещё две кровати и «самую уютную корзинку» для Капитана Сажи.

– А я сегодня посплю внизу, на батуте, – сказал Отец Рождество в первую ночь и поспешил заверить нас, что это исключительно удобный батут.

Вы спросите, зачем Отцу Рождество вдруг понадобились ещё две кровати? Это из-за меня и Мэри Этель Винтерс.

Мэри – женщина, в которую Отец Рождество был влюблён. При виде неё он всякий раз заливался краской. И она его тоже очень любила.

Мэри – самая добрая и самая милая из всех, кого мне доводилось знать. Щёки у неё румяные, как спелые яблоки, а улыбка согревает вернее, чем чашка горячего чая с мёдом. Я встретила её в Лондоне вскоре после того, как случилось самое страшное, что только могло случиться. Моя мама зарабатывала на жизнь тем, что чистила дымоходы от сажи. Из-за этого она тяжело заболела. Я ухаживала за ней, как могла, но болезнь оказалась сильнее, и мама всё равно умерла. Папа оставил нас, когда я была совсем крошкой, так что после маминой смерти меня отправили прямиком в работный дом мистера Иеремии Мора. В стенах этого ужасного заведения я почти позабыла, что такое счастье. Мэри работала на тамошней кухне и всегда была ко мне добра. Она тайком добавляла мёд в отвратительную овсянку, которой нас кормили изо дня в день. И я никогда этого не забуду.

Мэри тоже жилось несладко. Перед тем как попасть в работный дом, она скиталась по улицам Лондона, спала на скамейке возле Тауэрского моста и укрывалась голубями вместо одеяла.

Так что, когда Отец Рождество вызволил нас с Капитаном Сажей из работного дома, Мэри сбежала вместе с нами. И ни на миг об этом не пожалела – уж очень ей понравилось в Эльфхельме.

Мы прибыли сюда в Рождество, когда все дети в мире открывали подарки, и съели самый роскошный рождественский ужин, который я только видела в своей жизни. А ещё мы слушали восхитительную музыку, которую играла любимая группа всех эльфов – «Звенящие бубенцы». Мы смеялись, и пели, и танцевали свистопляску. Свистопляска – это очень сложный эльфийский танец. Для того чтобы его станцевать, нужно энергично дрыгать ногами, крутиться во все стороны и немножко парить над полом.

– Думаю, тебе здесь понравится, – сказал Отец Рождество через какое-то время, когда мы пошли кататься на коньках по замёрзшему озеру.

– Я тоже так думаю, – ответила я.

Мне и в самом деле понравилось. И нравилось довольно долго – пока я не умудрилась разбить своё счастье на миллион осколков.

Ириска надежды

Чтобы добраться куда-нибудь в Эльфхельме, нужно пройти по большой улице, которая называется Главный путь. Надо сказать, эльфам не всегда хватает фантазии, когда дело доходит до названий. Например, в Эльфхельме есть улица с семью извилинами, и она так и зовётся – Улица Семи Извилин.

Ну так вот, мы с Отцом Рождество шли по Главному пути, стараясь ненароком не наступить на эльфов, которые так и шныряли под ногами. По обеим сторонам улицы блестели яркие вывески магазинов, где продавали башмаки, туники и пояса. Ещё на Главном пути располагалась Школа санного мастерства, перед которой стояли сани всех видов и размеров. Хотя ни одни из них, разумеется, не могли сравниться с санями Отца Рождество, на которых мы проделали весь путь до Эльфхельма. Отец Рождество оставил их на Оленьем лугу.

Возле маленьких белых саней суетился с тряпочкой высокий – по здешним меркам – эльф. Свежеотполированные сани сияли округлыми боками. Отец Рождество приветственно махнул эльфу рукой.

– Хо-хо-хо, Кип! Это новые сани, о которых я столько слышал?

Эльф улыбнулся как-то неуверенно и робко, словно сам не ожидал, что умеет улыбаться.

– Да, Отец Рождество. Это «Снежная буря 360».

– Они прекрасны, – с искренним восхищением произнёс Отец Рождество. – Одна оленья сила?

– Да, одна.

И они завели долгий и малопонятный разговор о спидометрах, видах упряжи, альтиметрах и компасах. Наконец Отец Рождество спросил:

– Ты разрешишь детям покататься на них, когда начнутся занятия?

Услышав это, Кип не на штуку встревожился.

– Нет, – решительно сказал он. – Это не детские санки. Посмотри, какого они размера. Только взрослым можно на них кататься.

– Что ж, – воскликнула Мэри, обнимая меня за плечи, – с этого года в вашей школе будет новая ученица. Готова поспорить, она выше любого эльфёнка. Да и любого взрослого эльфа, наверное.

– Познакомься с Амелией, – представил меня Отец Рождество. – Поверь мне, у неё талант управлять санями.

Кип уставился на меня и вдруг побелел, как снег.

– Ох. Да. Вижу. Что ж. Хм. Да. Хорошо.

А потом молча вернулся к полированию саней. Мы пошли дальше по улице.

– Бедняжка Кип, – тихо сказал Отец Рождество. – У него было тяжёлое детство.

Остальные эльфы, в противоположность Кипу, были настроены дружелюбно и охотно останавливались поболтать.

Матушка Брир, известная на весь Эльфхельм мастерица по поясам, одарила Отца Рождество новым поясом.

– Ох, Отец Рождество, – покачала она головой, – твой живот опять подрос! Придётся делать ещё одну дырку.

Потом мы направились в магазин сладостей, и его хозяйка, эльфа Лакричка, угостила нас новинками, над которыми как раз работала. Мы попробовали Пурпурную помадку из морошки, конфету с резким анисовым вкусом – Лакричка решила назвать её «Месть Блитцена», в честь любимого оленя Отца Рождество, – и Сладкий Утишитель.

– А почему Утишитель? – поинтересовалась я.

Лакричка указала на свою дочку – малышку Сьюки, очаровательную крошечную эльфу с острыми ушками. Та сидела в кресле-качалке и с довольным видом посасывала конфету.

– Всегда помогает, если малышка раскричится, – пояснила Лакричка.

Но самым необычным лакомством в магазине оказалась Ириска надежды.

– О, ириска! – воскликнула я, захлопав в ладоши. – Люблю ириски. А какой у неё вкус?

Лакричка посмотрела на меня так, будто я сморозила несусветную глупость.

– Это Ириска надежды. И вкус у неё будет тот, на который ты надеешься.

Сунув конфету в рот, я изо всех сил понадеялась, что на вкус она будет шоколадной. Такой она и стала. Потом я понадеялась, что она будет как яблочный пирог. Ириска нагрелась – и я ощутила на языке вкус яблочного пирога. Затем я подумала о жареных каштанах, которые ела на Рождество, пока мама не заболела, и рот наполнился вкусом тёплым, мягким и рассыпчатым – прямо как в воспоминании. Но хотя я всегда любила жареные каштаны, мамы со мной больше не было, и от этого мне стало грустно. Я торопливо проглотила ириску и попросила у Лакрички Смехонфетку. Она щекотала язык, и я от неожиданности рассмеялась.

Колокольчик над дверью приветливо звякнул, и в магазин вошла пара эльфов, одетых в элегантные красные туники. Один из них сверкал лысиной, а на носу у него поблёскивали очки, другой же был круглым, как шар.

– Здравствуй, Пи! – радушно поприветствовал Отец Рождество эльфа в очках.

Затем он повернулся ко мне.

– Пи будет учить тебя математике.

– Привет, – сказал Пи, жуя лакричную пастилку. – Ты человек. Я кое-что слышал о человеческой математике. На редкость нелепая наука.

– Я думала, что математика везде одинаковая, – озадаченно пробормотала я.

Пи рассмеялся.

– Совсем наоборот! – сказал он. – Совсем наоборот!

Затем меня представили второму эльфу. Его звали Колумбус.

– Я тоже учитель, – важно сообщил он. – Преподаю географию.

– А эльфийская география похожа на человеческую? – спросила Мэри.

Но вместо Колумбуса ответил Отец Рождество:

– Нет. Если верить человеческой географии, Эльфхельма вообще не существует.

Мы поели ещё конфет, купили немного домой, попрощались с Лакричкой, Пи и Колумбусом и вышли из магазина. Когда мы проходили мимо высокого здания с вывеской «Ежеснежник», Отец Рождество огорчённо воскликнул:

– Ох-ох-ох, очереди нет… Никто больше не хочет покупать «Ежеснежник».

Я уже кое-что знала о «Ежеснежнике», главной газете эльфов. Её бессменным главным редактором был Отец Водоль. А Отец Водоль был очень плохим эльфом. Он ненавидел Отца Рождество, и когда тот ещё мальчиком появился в Эльфхельме, тут же заточил его в тюрьму. Понимаете, Отец Водоль был главой Совета эльфов, он правил Эльфхельмом и старательно насаждал среди его жителей страх перед чужаками. Но потом главой Совета стал Отец Рождество, и Отцу Водолю пришлось довольствоваться «Ежеснежником». Он руководил газетой до прошлого года, пока не выяснилось, что он помог троллям напасть на Эльфхельм. В наказание Отца Водоля не отправили в тюрьму – у эльфов больше нет тюрем, – но сместили с поста главного редактора и отправили жить на задворках Эльфхельма, в маленьком доме на самой тихой улочке, которая так и называлась – Очень тихая улица. Это считалось у эльфов суровым наказанием, потому как они ненавидели тишину.

Новым главным редактором «Ежеснежника» назначили Нуш, эльфу, которая раньше была оленьим корреспондентом. И сразу случились две вещи. Во-первых, «Ежеснежник» стал значительно лучше. Во-вторых, эльфы прекратили его покупать. Судя по всему, жителям Эльфхельма было куда интереснее читать выдуманные истории Отца Водоля, чем правдивые репортажи Нуш.

Я рассказываю вам всё это сейчас, поскольку оно имеет непосредственное отношение к тому, что случится потом. Но тогда, выйдя из магазина сладостей, я беспокоилась совсем по другому поводу.

– Я никогда раньше не ходила в школу, – призналась я Отцу Рождество. – А в работном доме нас ничему не учили, только заставляли работать. И боюсь, в эльфийской школе я буду не к месту…

– Милая, ты себя недооцениваешь, – заверил меня Отец Рождество. – Вспомни, как быстро ты научилась управлять санями. Тебе достаточно было взять в руки поводья!

– Но что, если…

– Послушай, – сказал он. – Ни о чем не тревожься. Это Эльфхельм. Здесь всё возможно. Это как с ириской, которую ты съела. Если ты надеешься что-то почувствовать, ты обязательно это почувствуешь.

– Неужели здесь всё и вправду так просто, Николас? – спросила Мэри. Только она называла Отца Рождество человеческим именем.

– Так и есть, – ответил он.

В тот миг мне было очень легко ему верить. Мы шли по Главному пути, и всё вокруг сияло яркими огнями.

Я заметила, что Отец Рождество и Мэри держатся за руки, и подумала, что это выглядит невероятно мило. Наверное, милее всего, что мне доводилось видеть. Умиление переполнило меня до такой степени, что я внезапно озвучила мысль, которая крутилась в голове. А крутилось там вот что:

– Вам нужно пожениться!

Отец Рождество и Мэри остановились как вкопанные прямо посреди усыпанной снегом улицы, а потом медленно повернулись и посмотрели на меня. Лица их выражали крайнее удивление.

– Простите, – выпалила я. – Даже не знаю, что на меня нашло. Я не должна была этого говорить.

А они тем временем посмотрели друг на друга – и громко рассмеялись.

И Мэри сказала:

– Амелия, да ведь это же отличная идея!

А Отец Рождество сказал:

– Не просто отличная, а самая лучшая!

Вот так Мэри Этель Винтерс стала невестой Отца Рождество.

Матушка Рождество

Свадьбу назначили на конец зимних праздников. А на следующий день после этого знаменательного события я должна была первый раз пойти в школу эльфов. Так что подготовка к свадьбе, к счастью, отвлекала меня от волнений.

На праздник в ратуше собрался весь Эльфхельм. Пригласили и пикси с Лесистых холмов. Пикси Правды пришла вместе с Пикси Лжи. Тот сразу сказал, что ему очень нравятся мои уши, чем заставил меня озадаченно их ощупать. Олени Отца Рождество тоже заявились в полном составе. Отец Рождество заставил Блитцена пообещать, что тот не будет безобразничать во время церемонии и использовать ратушу в качестве туалета, и Блитцен изо всех сил старался это обещание сдержать. Пришёл даже томтегаббе! Когда я жила в Лондоне, то слышала об эльфах и пикси, но о томтегаббе в тех краях ничего не знали. Судя по всему, томтегаббе были малочисленным народцем, обитавшим к востоку от Эльфхельма. Они прекрасно обходились без имён, и невозможно было понять, кто перед тобой – мужчина или женщина. Все они были просто томтегаббе и различались преимущественно по цвету. Тот, что пришёл на свадьбу Мэри и Отца Рождество, был пухлым коротышкой. Он светился жёлтым, улыбался и постоянно напевал что-то себе под нос. Капитан Сажа тоже почтил свадьбу своим присутствием – правда, крошки на полу интересовали его куда больше, чем происходящее в ратуше.

А ещё случилось землетрясение. Точнее, все подумали на землетрясение – но на самом деле это спешила в Эльфхельм троллиха из Долины троллей. Она была такой большой, что не влезла в ратушу, а потому уселась в пышный сугроб и наблюдала свадьбу через окно. Это была Ургула, предводительница троллей. Размерами она превосходила всех своих подданных – и унтертроллей, и убертроллей. Целиком я её разглядеть не смогла: видела только торчавшую за окном макушку, которая напоминала всклокоченное ветром дерево.

Зато Отец Рождество выглянул наружу и поприветствовал её, как старую знакомую.

– Рад тебя видеть, Ургула!

Та улыбнулась, продемонстрировав три зуба, – каждый величиной с прогнившую дверь.

– Я прийти, чтобы пожелать тебе и твоей любимой большущего счастья. От лица всех троллей!

– Как это мило, – сказала Мэри, вставая рядом с Отцом Рождество.

«Звенящие бубенцы», любимая группа всех эльфов, заиграли сочинённую как раз для такого случая песню «Ты прекрасна, душа моя (Хоть и выглядишь, как человек)».

Руководил церемонией Отец Топо, лучший друг Отца Рождество. Я быстро поняла, что свадебные обычаи Эльфхельма слегка отличаются от человеческих.

– Посмотрите друг другу в глаза, – сказал Отец Топо, – и постарайтесь не смеяться.

Счастливым молодожёнам неплохо это удавалось, пока Отец Топо не начал сыпать ужасными шутками.

– Что больше всего любят северные медведи?

– Не знаю, – ответила Мэри.

– Селёдку! Поняли? Потому что в ней есть лёд! СеЛЁДку!

– Да, – хмыкнул Отец Рождество. – Эту шутку я тебе рассказал!

Но у Отца Топо в запасе было ещё немало.

– Кто говорит «Ох-ох-ох»? Ты, когда идёшь задом наперёд! Потому что обычно ты говоришь «Хо-хо-хо». Ладно. Сколько нужно эльфов, чтобы раскрутить волчок? Двое! Потому что одного укусили за бочок! Поняли? Почему нельзя есть красную чернику? Потому что она зелёная!

Отец Топо продолжал и продолжал, и в конце концов Отец Рождество и Мэри всё-таки рассмеялись – не потому, что шутки были смешными, а потому, что они были до нелепости несмешными. И в это самое мгновение Отец Топо воскликнул: «Объявляю вас мужем и женой!» Потому что в Эльфхельме, чтобы вас сочетали узами брака, вам нужно одновременно рассмеяться во время свадебной церемонии.

Мэри автоматически стала Матушкой Рождество, потому что Отец Рождество был главой Совета эльфов. И ещё она стала полноправным членом Совета. Вот почему некоторых эльфов в Эльфхельме зовут Отцами и Матушками. Все Отцы и Матушки входят в Совет, посещают собрания и принимают решения, от которых зависит жизнь Эльфхельма и всех его обитателей. В теории кто угодно мог войти в Совет, но большинство эльфов не слишком-то туда стремились. Они прекрасно знали, что на собраниях бывает скучно до зевоты, а от скуки они покрывались сыпью, которая к тому же невыносимо чесалась.

Когда все отсмеялись, гости и новобрачные уселись за стол, который ломился от угощений. В зале снова зазвучала музыка, и эльфы пустились в свистопляску.

К концу празднества в ратушу явился сердитый на вид эльф с чёрной бородой. Он протолкался сквозь толпу, злобно скалясь на Отца Рождество и Мэри, а также на тех, кто выглядел счастливым, – то есть вообще на всех в зале, кроме, может быть, Пикси Правды. Дело в том, что она предпочла бы, чтобы Отец Рождество и дальше оставался один. Я своими ушами слышала, как она говорила об этом. Так что Пикси Правды было непросто присоединиться ко всеобщему веселью.

– Хорошо проводишь время? – невинно поинтересовалась я.

– Сегодня худший день в моей жизни, – честно (иначе она не умела) ответила Пикси Правды и запихнула в рот большущий кусок свадебного торта.

Сердитым эльфом был никто иной как Отец Водоль. Когда Отец Рождество встал, чтобы произнести последний тост, я заметила, что Отец Водоль неотрывно смотрит на бокал с морошковым соком у него в руке.

– Дорогие эльфы, пикси, люди, олени и ты, томтегаббе, конечно, тоже! Спасибо вам, что пришли. Сегодня для меня особенный день. Я счастлив так, будто отпраздновал Рождество тысячу раз. Потому что сегодня я женился на самой доброй, самой отзывчивой и самой весёлой женщине из всех, кого знаю. То есть на тебе, Матушка Рождество. И вы все пришли разделить эту радость со мной. Я хочу сказать ещё об одном человеке, который сейчас в этом зале. – Отец Рождество указал на меня. – Вон о той девочке. Амелии Визарт. Она спасла Рождество и многому меня научила. И прежде всего она научила меня тому, на что способна надежда. Вы ведь знаете, что надежда – это волшебство. Сейчас я всем сердцем надеюсь, что Эльфхельм примет Амелию и мою дорогую Мэри с распростёртыми объятиями и станет для них настоящим домом. Они, как и я, слегка не похожи на эльфов, но я вас уверяю, они прекрасно впишутся в нашу жизнь.

– Вот-вот! – поддержала Отца Рождество Нуш. Она стояла рядом со своим прапрапрапрапрадедушкой Отцом Топо и держала на руках Малыша Мима.

– Несомненно! – поддакнул Отец Топо. – Чем больше народу, тем больше веселья, в Эльфхельме всегда так было. Деревня, где живут одни только эльфы, похожа на чулок, в который из года в год пихают один и тот же подарок.

– Я очень рада быть здесь, среди вас, – сказала Мэри. – И Амелия тоже рада. Правда, Амелия?

Теперь весь зал смотрел на меня.

– Да, – сказала я. – Я тоже рада. Эльфхельм в тысячу раз лучше работного дома, поверьте мне на слово.

Эльфы довольно разулыбались, хоть и обменялись слегка озадаченными взглядами. Наверное, всё дело было в том, что я от них отличалась. Я отличалась даже от Мэри и Отца Рождество: во мне не было никакого чудовства. Чудовство – это особое эльфийское волшебство. С помощью него Отец Топо спас жизнь Отцу Рождество, когда тот был ещё мальчиком. А Отец Рождество использовал чудовство, чтобы спасти Мэри. Мне это волшебство пока было неподвластно, в отличие от эльфов, Отца Рождество и Мэри, которая брала уроки чудовства. Но я не переживала – во всяком случае, пока. Мне даже нравилось быть не такой, как все. В Лондоне я всегда ощущала себя невидимкой, очередной перемазанной в саже оборванкой, каких на улицах пруд пруди. Приятно было для разнообразия выделяться из толпы. Из-за этого я чувствовала себя особенной, чего со мной никогда ещё не случалось.

Правда, сейчас мне стало слегка неловко от столь пристального внимания, и Отец Рождество не замедлил меня выручить.

– Так давайте же поднимем бокалы за счастье и дружбу! Не так уж важно, кто они и откуда пришли, теперь они с нами в Эльфхельме, и мы с радостью примем их в свою семью.

Отец Водоль по-прежнему не сводил глаз с кубка в руке Отца Рождество. Внезапно тот задрожал и заметался, словно желая вырваться на свободу. Отец Рождество пытался его удержать, но тщетно. Кубок просвистел через зал и с громким звяком упал к моим ногам. Морошковый сок расплескался по полу яркой оранжевой лужей.

Никто не понял, что во всем виноват Отец Водоль, потому что никто не видел, как он смотрел на кубок.

– Что случилось? – озадаченно спросила Мэри.

– Понятия не имею, – ответил Отец Рождество.

– Это он сделал. – Я указала пальцем на чернобородого эльфа.

Гости мгновенно притихли и встревожились. Даже Отцу Рождество стало явно не по себе. Я тоже забеспокоилась и поспешила добавить:

– Это был Отец В…

Но закончить предложение так и не смогла. Невидимая сила закрыла мне рот, плотно склеив губы. Я не сразу поняла, что это тоже дело рук Отца Водоля.

– Не знаю, о чём говорит эта девочка, – с беспечной улыбкой заявил он. – Она определённо ошибается.

Я попыталась ответить, но не смогла. Отец Рождество и Мэри выглядели не на шутку встревоженными. Мне не хотелось портить им праздник, а потому я пожала плечами и неловко улыбнулась, не разжимая губ.

Отец Рождество посмотрел на руку, в которой недавно держал кубок, на оранжевую лужу у моих ног, – и выпятил нижнюю губу.

– Что ж, не будем плакать о пролитом соке. Мы собрались, чтобы веселиться! – Он хлопнул в ладоши. – «Бубенцы», сыграйте что-нибудь позадорнее.