Витязь

Восьмого июля Лиза, возвратившись от портнихи, получила письмо от брата. Почерк был ей незнаком, и Лиза уже с первых строк поняла, что ей писал товарищ Петра. Из письма девушка узнала, что полк брата переведен в Россию для удержания позиций на границе империи. Его сослуживец также писал, что Петр Андреевич сильно ранен в голову в одном из первых сражений с французами при переправе через реку. В эту пору Николаев находился в полевом госпитале в крайне тяжелом состоянии, и доктора не верили в его выздоровление. Оттого он и решился просить товарища написать, вероятно, последнее письмо горячо любимой сестре.

Прочитав письмо, написанное рукой сослуживца Петра, несколько раз, Лиза ощутила, как ее сердце сжалось от боли. Любимый брат, единственный человек в этом мире, кто искренне любил ее и являлся невольным свидетелем той счастливой жизни, когда были живы ее родители, ныне лежал в предсмертной агонии. И, возможно, уже никогда она не сможет увидеть его. Выспросив у одного из камердинеров мужа, сколько по времени ехать до Ковно, откуда было получено письмо от Петра, Лиза во что бы то ни стало решила поехать к брату. Но она понимала, что Василий Дмитриевич никогда не отпустит ее на территорию военных действий. Для мужа Лиза сочинила историю о том, что скучает в столице по мачехе и хочет навестить ее. Василий Дмитриевич согласился на ее вояж в усадьбу Николаевых. Уже на следующий день Лиза в сопровождении шести слуг отправилась в путешествие.

Едва они выехали за верстовые столпы столицы, девушка велела конюху править в сторону Ковно. На его удивленный вопрос Лиза заявила, что они едут к ее брату и за молчание она обещает заплатить каждому из слуг по пятьдесят рублей по возвращении, если ее муж ничего не узнает.

И теперь ее путь приближался к концу. По словам последнего станционного смотрителя, до Ковно оставалось всего два дня пути, и Лиза с каждым днем все сильнее переживала. Девушка опасалась, что опоздает и ее брат умрет, до того как она успеет проститься с ним.

Корнилов и Васильчиков стремительно верхом на взмыленных лошадях пробирались сквозь редкий сосняк. Они возвращались из разведки, объехав почти десяток верст и выяснив, где находятся основные силы противника. Верхом два гусара в пыльных синих мундирах были почти незаметны, ибо старались двигаться среди деревьев, скрываясь за густыми елями. Сокращая, где можно, путь до расположения своего корпуса, они соблюдали крайнюю осторожность. Им надо было добраться до лагеря русских живыми, ибо от их ценных сведений зависели дальнейшие военные действия их корпуса. Гусары их полка являлись основной силой разведки. Они первые выходили на противника, порой принимая неравный бой с неприятелем, несли сторожевую службу и, конечно же, бились на полях сражений вместе со всем корпусом.

До лагеря русских оставалось всего несколько верст. Но, едва приблизившись к одной из лесных дорог, молодые люди увидели, как некая карета, видимо, следовавшая по дороге, подверглась нападению французских солдат. Корнилов сделал знак Васильчикову, и гусары резко остановились, укрывшись за невысокими сосенками, росшими у дороги. Не желая выдать себя, молодые люди замерли всего в двух десятках метрах от неприятной картины, которая открылась им.

Шестеро французских солдат в сине-белых мундирах дрались с четырьмя слугами-мужиками в богатых ливреях. Французы были вооружены саблями, а мужики лишь подручными палками и ножами. Павел, нахмурившись, смотрел на этот неравный бой всего минуту и отметил, что еще двое мертвых русских уже лежат на земле. Французы словно издевались и дружно громко гоготали, крича по-французски, что русские медведи совершенно не умеют драться. В следующий миг дверца кареты открылась, и оттуда показалась женщина в темном платье.

– Не выходите, барыня! – крикнул один из слуг. Женщина, взвизгнув от увиденного, мгновенно скрылась в экипаже, захлопнув дверцу. Это сразу же привлекло внимание двух французских солдат, и они бросились к карете, пытаясь сломать дверь.

– Поможем! – тут же громким шепотом произнес Васильчиков, обращаясь к Корнилову. Отчетливо понимая, что без их помощи французы перебьют всех остальных, Павел тихо выругался.

– Нет, – глухо прохрипел Корнилов, не спуская взора с француза, который добивал третьего слугу. – У нас в обрез времени до боя. Надобно срочно доставить донесение.

– Но как же? – произнес недовольно Васильчиков.

– Вот что, – в ту же секунду приняв решение, выпалил Корнилов. – Слушай приказ. Скачи один. Доставь донесение. Я сам здесь разберусь.

– Но как ты один?

– У меня рука лучше рубит. Как старший по званию приказываю – скачи один. Ну! Это приказ! – Павел гаркнул на Васильчикова и с силой ударил рукой по крупу его жеребца. А сам, обнажив саблю, понесся прямо на четверых французов, которые пытались добить последних двух мужиков. Васильчиков, отметив, что Корнилов прямо на ходу зарубил одного из французских солдат, присвистнул и полетел галопом вперед в нужном направлении.

Увидев дикого всадника в синей форме гусара с обнаженной саблей наперевес, четверо французов кинулись на него, бросив раненого слугу на землю. Пока Павел жестко разделывался с окружившими его солдатами, один из французов пристрелил последнего мужика. Пытаясь затоптать неприятелей копытами своего жеребца, Корнилов увидел, как двое других французов, видимо, не заметив его нападения, ломали дверцу кареты, которая едва держалась. Зарычав, Павел вновь переключил внимание на трех солдат, которые пытались всадить в него лезвия сабель, но Корнилов умело отбивал их удары. Уже через несколько минут он, проведя подряд несколько умелых ударов саблей, зарубил насмерть одного из солдат, а вскоре тяжело ранил третьего, самого проворного француза.

Со стороны кареты вдруг раздался дикий женский крик, и Павел, обернувшись, увидел, что дверца сломана, а французов не видно. Похолодев от неприятного озноба, Корнилов нанес молниеносный мощный колющий удар саблей последнему неприятелю, и тот рухнул на землю, к ногам коня Корнилова, с кровавой раной на изуродованном лице. Ударив ногами в бока коня, Павел устремился к карете. На ходу выпрыгнув из седла, он рванул висящую сломанную дверцу, которая загораживала ему проход, и невольно оторопел, застыв у подножки кареты.

Перед ним предстала омерзительная сцена: женщина в темном одеянии пыталась бороться с двумя солдатами, один из которых держал ее за руки, не давая ей вырваться и закрывая рот ладонью, а второй силился снять свои панталоны. Однако женщина изо всех сил яростно била ногами, попадая короткими ботиночками то по животу, то по ногам второго француза, который никак не мог справиться со своей одеждой.

Павел, отметив смелость женщины, которая, видимо, не собиралась становиться безропотной жертвой, ворвался внутрь и мощным ударом кулака саданул ближайшего француза. Схватив солдата за мундир, Корнилов выкинул француза из кареты, оглушив его ударом по голове рукоятью своей сабли. Когда повернулся обратно, он увидел в проеме двери второго француза, который, вытащив саблю, попытался оказать ему сопротивление. Невольно отметив, что женщина с криком забилась в дальний угол кареты, Корнилов увернулся от сабли врага и пнул его со всей силы по ногам. Француз рухнул, выпал из кареты и ударился головой об колесо. Павел тут же всадил ему в спину острие сабли.

Уже через миг Корнилов вновь запрыгнул в карету и вперился яростным мрачным взором в женщину, пытаясь понять, все ли с ней в порядке. Она так и сидела, забившись в угол, прикрыв ладонями рот и поджав колени к животу. Словно испуганный зверек, она ошарашенно смотрела на него своими огромными ярко-зелеными глазами. Осознав, что перед ним юная прелестная девушка со светлыми волосами, Корнилов слегка опешил и умелым движением убрал саблю в ножны. Пальцы девушки были в крови, и Павел невольно подался в ее сторону и выдохнул над нею:

– Вы ранены?

Он бесцеремонно схватил кисти ее рук, оторвав их от ее рта, и развернул ладонями к себе.

– Нет, – произнесла девушка мелодичным голосом. – Это их кровь. Я расцарапала одному лицо.

– Вы не дадите себя в обиду, я уж понял, – вымолвил Корнилов, вспомнив момент, когда ворвался в карету и увидел, как она всеми силами сопротивлялась насильникам. Он отпустил ее ладони, вновь окинул взором красивое бледное лицо девушки, светло-золотистые переливающиеся волосы, необычные глаза невозможно сочного мятного оттенка и остановился на ее пересохших полных губах. На вид ей было лет восемнадцать. Мгновенно Павел осек себя. Было явно неприлично так долго глазеть на нее. Нахмурившись, Корнилов чуть отодвинулся от девушки. Он спрыгнул на землю, протягивая ей руку.

– Выходите, здесь нельзя оставаться, – скомандовал он.

Она вышла вслед за ним, опершись на его широкую ладонь, и печально произнесла:

– Благодарю вас. Если бы не вы…

– А, пустое, – отмахнулся Корнилов, подходя по очереди к ее слугам, распростертым на земле, и осматривая их. – Все мертвы, – вынес он вердикт, когда оглядел последнего. Поправляя саблю в портупее, он выпрямился и обернулся к девушке, которая замерла рядом. Обхватив себя руками, она дикими ошалевшими глазами смотрела по сторонам на трупы.

– Это вы их? – вымолвила Лиза, указывая головой на солдат в бело-синей форме.

– Французов? – спросил Павел.

– Да, – пролепетала тихо она. – Как все ужасно…

– Они перебили всех ваших людей и вас едва не… – он замялся, не решившись сказать нечто непристойное при ней. Она казалась такой чистой и невинной. Павел нахмурился, осознавая, что, если бы он не оказался рядом, могла бы случиться трагедия не меньшая, чем смерть ее слуг.

– Вы не подумайте. Я очень благодарна вам, – вымолвила Лиза, не спуская пытливого взгляда с высокой подтянутой фигуры гусара. Она невольно остановила заинтересованный взор на его мужественном молодом лице. На вид ему было лет двадцать пять – тридцать. Высокий, широкоплечий, с давящим властным взглядом, он показался Лизе невозможно опасным и грозным. Он как-то странно пронзительно смотрел на нее и вдруг спросил:

– Позвольте узнать, куда вы ехали?

– В Ковно, – просто ответила она.

– Ковно занят французами. А здесь территория военных действий. Неужели вы не знали, что идет война?

– Знала, но… – она не договорила, как раздался выстрел.

Павел лишь успел обернуться на звук и в следующий миг заметил, как девушка напряглась и ее глаза распахнулись, а с губ сорвался испуганный возглас, через мгновение она начала оседать на землю, а на плече девушки расползалось кровавое пятно. Он, не мешкая, бросился к ней и едва успел удержать от падения. Выстрел раздался вновь, и пуля просвистела над его ухом. Процедив проклятье, Корнилов проворно и бережно положил бессознательную девушку на траву и стремительно развернулся. Один из французов, вероятно, только раненый им, вновь целился в него из пистолета. Павел в три прыжка налетел на солдата и, молниеносно выхватив саблю из ножен, одним умелым ударом перерезал французу горло. Бросив мертвого на землю, Корнилов вытер саблю о мундир врага и убрал ее в портупею. Быстро вернувшись к девушке, неподвижно лежащей на траве, он, встав на колено, склонился над нею и приложил руку к ее шее. Она была жива, но без сознания.

– Мерзавец, – процедил Павел. Нахмурившись, молодой человек стал осматривать ее плечо. Кровавое пятно становилось все больше. Павел подумал: «Если ее быстро доставить в лазарет, то, возможно, она выживет. Но зачем она ехала в Ковно? Ведь кругом почти на всех дорогах в окрестностях можно наткнуться на французов».

Вдруг девушка распахнула глаза и непонимающим взором посмотрела на Корнилова, склонившегося над нею. Ее глаза насыщенного зеленого цвета показались Павлу огромными. «Ее взор проникает в самое нутро», – подумал он.

– Мое плечо… оно горит… – простонала она, едва шевеля пересохшими губами. – Прошу, помогите мне… как больно…

Она вновь потеряла сознание, прикрыв глаза.

– Вот напасть, – процедил Корнилов. Понимая, что нельзя терять ни секунды, он легко поднял девушку на руки и коротко свистнул. Его жеребец сию минуту оказался рядом, и молодой человек осторожно на вытянутых руках поднял девушку и положил ее на круп своего жеребца. Ловко вскочив в седло, Корнилов приподнял легкий стан незнакомки сильной рукой и, оперев ее на свою грудь, крепко обвил ее талию рукою, удерживая от падения. Пришпоривая своего коня, Павел устремился прочь с этой злосчастной поляны, недовольно бубня себе под нос: – Еще приключений мне не хватало…

Так и прижимая легкое бессознательное тело девушки к себе, Корнилов направил жеребца в сторону дислокации русских войск. Спустя полчаса он оставил девушку на попечение полевого доктора и галопом поскакал по направлению к штабу.

Глава II. Раненая

Весь последующий день у Павла не было ни секунды времени, чтобы узнать о здоровье незнакомки, которую он ненароком спас в лесу, ибо до поздней ночи не вылезал из седла, в очередной раз разведывая позиции французских войск по приказу командования. Лишь краткая фраза доктора Коваля, когда он доставил ее в лазарет, о том, что девушка не умрет, чуть успокоила Корнилова.

Гродненский гусарский полк Кульнева, в котором нес службу Павел, входил в состав первого пехотного корпуса генерала Витгенштейна. В настоящий момент русские войска, выбитые еще в июне с Немана, отступали через Полоцк в глубину России. Главнокомандующий первой западной армией русских войск Барклай-де-Толли оставил корпус Витгенштейна прикрывать отход основных русских частей, а также отдал приказ оборонять и удержать дорогу на Санкт-Петербург. Располагая всего двадцатью тысячами солдат, генерал Витгенштейн противостоял более сильному противнику, французскому маршалу Удино, в распоряжении которого находилось двадцать восемь тысяч человек. Мало того, на помощь к Удино быстрым маршем шел десятый французский корпус генерала Макдональда численностью более тридцати тысяч. Русский корпус Витгенштейна был заведомо слабее любого из двух наступавших противников, которые пока были разрознены и, естественно, не могли устоять против соединенных сил.

Витгенштейн оказался в отчаянном положении. Опасаясь соединения двух сильнейших французских корпусов и понимая, что шансов спасти три свои немногочисленные дивизии у него очень мало, Витгенштейн решил атаковать Удино первым, считая внезапное нападение на противника, к которому еще не пришло подкрепление, единственным возможным выходом из сложившейся непростой ситуации. Пока французского маршала Макдональда задерживал под Ригой русский военный губернатор с восемнадцатью тысячами солдат, отдельные полки из корпуса Витгенштейна нападали на французские гарнизоны, не давая противнику расслабиться. Постоянные вылазки русских оканчивались в основном удачно, а двадцать третьего июля первая кавалерийская дивизия Каховского разбила несколько французских отрядов и взяла в плен полтысячи наполеоновских солдат.

Без продыху, с неимоверными усилиями полки Витгенштейна в течение полутора недель не давали французам Удино опомниться, постоянно дерзко и смело нападая на позиции противника.

В тот же день, после спасения девушки, Корнилов с четырьмя эскадронами своего полка участвовал в очередном ночном налете на три конных полка французов. Даже двойное превосходство сил над русскими не дало французам ожидаемой победы. Семьсот русских конников опрокинули полторы тысячи солдат Удино за несколько часов ожесточенной схватки, перебив большую часть французов.

На рассвете, ошалевший от боя, огромного душевного напряжения, крови, падающий с ног от усталости, Корнилов ввалился в свою палатку, которую делил с подпоручиком Полянским. Осведомившись у своего денщика Сашки, где Андрей Илларионович, Павел рухнул на походную койку без сил и вмиг уснул, почти не услышав слов юноши о том, что подпоручик Полянский был вечером отправлен в штаб Барклая-де-Толли со срочной депешей.

Много позже Корнилов проснулся от шума, который создавал Сашка, снуя по палатке туда-сюда, собирая разбросанные вещи и наводя порядок. Павел открыл глаза и, спросив денщика о времени, понял, что оно ближе к полудню. Он тут же вспомнил о девушке, которую спас накануне. Проворно встав, Корнилов быстро умылся, приходя в себя от ледяной воды. Сменив пыльный мундир, в котором проспал всю ночь, на чистый, молодой человек направился к палаткам военного лазарета.

Тусклый свет, проникающий снаружи, едва освещал палатку, и Павел, войдя, чуть постоял у входа, для того чтобы глаза привыкли к сумраку. Присмотревшись, он увидел, что доктор Коваль пытается отогнать раненых солдат от узкой койки, которая стояла немного в стороне от других.

– Немедленно вернитесь на свои места! – гневно заявил Аристарх Иванович. Солдаты нехотя поковыляли к своим койкам. Павел подошел к доктору и увидел, что на высокой кровати лежит девушка, которую он спас вчера. Заметив Корнилова, доктор Коваль жестом подозвал молодого человека. Встав в изголовье походной койки, где лежала, не двигаясь, девушка, Павел внимательно посмотрел на ее округлое лицо с закрытыми глазами.

– Как она? – спросил тихо Корнилов, не спуская напряженного взора с мертвенно-бледного прелестного лица незнакомки.

– Я вытащил пулю вчера. Сегодня она еще не приходила в себя. У нее небольшой жар, но, думаю, он не опасен. Возможно, недельки через две она поправится.

– Хорошо, – заметил Павел с облегчением и окинул заинтересованным взором девушку.

– Меня беспокоит другое, – продолжал так же тихо Аристарх Иванович. Корнилов вопросительно посмотрел на седого доктора. – Ее нельзя здесь оставлять. Мне постоянно приходится отгонять от нее солдат. Как только я отлучаюсь из палатки, они подходят и глазеют на нее. И я хотел бы просить вас об одолжении.

– Да? – удивился Павел.

– Вы могли бы забрать девушку к себе в палатку, – предложил Коваль. – А то как бы чего дурного не вышло. Вы же знаете, какое оно, это мужичье. А в офицерской палатке места нет пока.

– Это невозможно, – опешил Корнилов от предложения доктора. – Тем более я живу там со своим денщиком и подпоручиком Полянским.

– Подпоручик, насколько мне известно, уехал. А на вас, Павел Александрович, я могу положиться. Вы дворянин и знаете о приличиях.

– Я не думаю, что это хорошая мысль, – пробурчал Корнилов, и его сердце отчего-то сильно забилось от одной мысли о том, что это прелестное юное создание, хоть и беспомощное, будет находиться в его палатке. – Возможно, вскоре после того, как мы поменяем позиции, я постараюсь найти в ближайшей деревне избу…

– Вы, наверное, не понимаете! – воскликнул Аристарх Иванович уже громче. – Девушка слишком красива, чтобы оставаться здесь.

Павел нахмурился, понимая, что доктор, скорее всего, прав. Вокруг идут постоянные боевые действия, и везде неразбериха. А девушка совершенно беспомощна. Оставлять ее в этой палатке с солдатами опасно. А у него в палатке можно поручить Сашке приглядывать за нею.

– Я попрошу Ксению Михайловну приходить, перевязывать больную, – сказал Коваль.

– Я подумаю над этим, – ответил медленно Павел, и опять его заинтересованный взор опустился на лицо девушки.

Доктор Коваль удовлетворенно похлопал молодого человека по плечу и вышел из палатки. Корнилов, оставшись рядом с раненой, переместился, заняв более удобное положение у ее кровати, чтобы разглядеть девушку. Чуть наклонив голову, он начал методично, внимательно изучать тонкие черты лица незнакомки. Ее прическа развалилась, и длинные густые пряди светло-золотистых волос обрамляли ее прелестное лицо. Она была очень бледна и тяжело дышала. Павел невольно задержал взор на ее красиво очерченных губах, как вдруг девушка открыла глаза. Увидев склонившегося над нею Корнилова, девушка еле слышно прошептала:

– Это вы? Благодарю вас, что спасли меня…

Павел смутился.

– Не стоит благодарности, – вымолвил Корнилов, нахмурившись и чуть выпрямившись. – Как вы оказались на военной территории?

– Я искала брата, – объяснила девушка. Она тяжело дышала, и Павел отчетливо заметил на ее лбу испарину. Поняв, что у нее жар, он глухо спросил:

– Что это еще за глупость? Искать человека, когда в округе идут боевые действия?

– Я хотела добраться до Ковно и найти лагерь наших войск, а затем разыскать брата. Он ранен, и я хотела… – через силу выговорила девушка.

– Уму непостижимо! – не удержался от возгласа Корнилов, перебив ее. – Вас могли бы убить, не окажись мы с Васильчиковым в этом треклятом лесу, – добавил он так громко, что солдаты, лежащие на койках рядом, с любопытством посмотрели на них. Отчего-то Павлу стало не по себе от одной мысли о том, что с ней могло что-нибудь случиться.

«И что мне до нее? – думал мрачно Корнилов. – Я ее вообще не знаю». Он всматривался в ее огромные зеленые глаза и все больше мрачнел. Чувствуя, что не хочет уходить от нее, он тихо спросил:

– Как ваше имя?

– Елизавета, – медленно прошептала девушка.

– А дальше? – настойчиво спросил Павел.

– Николаева Елизавета Андреевна.

– Поручик Николаев Петр Андреевич ваш брат? Вы его искали?

– Да. В последнем письме он написал, что смертельно ранен. Вы что-нибудь знаете о нем? – взволнованно спросила девушка.

– Немного. Да, он был ранен, – кивнул Павел, но, увидев, что ее лицо сделалось печальным, быстро добавил: – Но ныне с ним все в порядке. Насколько мне известно, в настоящее время он на дороге к Витебску при штабе Барклая-де-Толли с отступающей армией.

– Тогда мне, наверное, надобно поехать в Витебск, – неуверенно произнесла Лиза.

– Не говорите глупостей! Это совершенно недопустимо, и опасно вам ехать одной, ибо все ваши люди перебиты. А сопровождения вам никто не даст. Идет война, и каждый солдат на счету, – воскликнул Павел, сам удивился своей горячности и уже тише добавил: – Я отпишу вашему брату. Он приедет за вами, как только ему позволят дела.

Лиза, не отрываясь, смотрела на этого темно-русого молодого человека в синем мундире. Его мужественное лицо светилось властностью и силой. Нахмуренные темные брови, напряженно сжатые скулы и волевой подбородок выдавали в нем человека с твердым железным характером. Он заинтересованно и не отрываясь смотрел в ее лицо. Еще тогда, на дороге, она запомнила его глаза. Выразительные, глубокие и внимательные, обрамленные темными густыми ресницами, они невольно притягивали взгляд. Молодого человека можно было назвать симпатичным, если бы не хмурое выражение лица, которое придавало ему суровый вид.

– Благодарю вас, – прошептала Лиза и вымученно улыбнулась. Павел тупо уставился на ее губы, и мысль о желании поцеловать ее промелькнула в его голове, приводя мужчину в страшное смущение и неловкость. Поймав себя на этой мысли, Корнилов засуетился и быстро вымолвил:

– Вас нельзя здесь оставлять. Я переговорю с командующим. Если он разрешит, то вас перенесут в мою палатку.

– Благодарю.

– Пока еще не за что, – ответил Павел и, понимая, что уже достаточно долго стоит у постели больной, добавил: – Отдыхайте, не буду вам мешать.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Простите, сударь! – окликнула его тихо Лиза. Он тут же обернулся. – Вы не сказали, как ваше имя?

– Корнилов Павел Александрович, ротмистр гродненского гусарского полка первого пехотного корпуса Витгенштейна.

Лиза в ответ только улыбнулась. Павел быстро вышел из палатки, ощущая непонятное волнение. Девушка посмотрела ему вслед и отметила, что он очень высок и широк в плечах. Она устало откинулась на подушку и закрыла глаза.

После ужина, едва выдалась свободная минута, Корнилов стремительно направился в штаб и, завидев генерал-майора Кульнева, окликнул его. Яков Петрович остановился и удивленно спросил:

– В чем дело, ротмистр? Хотите доложить о чем-то важном?

– Нет, ваше превосходительство. Позвольте обратиться к вам с просьбой.

– Слушаю, – приветливо сказал Яков Петрович, устало посмотрев на молодого человека. Корнилов кратко изложил историю о том, как спас девушку, и об опасениях доктора Коваля. – Вы хотите, чтобы девушка находилась в вашей палатке? – спросил строго Кульнев. – Ну, это вовсе не годится! Ее немедленно надобно убрать из военного лагеря!

– Но Аристарх Иванович сказал, что ее нельзя пока перевозить, – ответил Павел. – Она сильно ранена. Ей нужен покой на неделю-другую.

– Хорошо. Но девице не место в общем лазарете среди солдат. Сестры милосердия под моим личным покровительством. А за эту девушку я не могу нести ответственности.

– Вот и я об этом говорю. В моей палатке денщик присмотрит за нею, чтобы порядок был. Как только смогу, я найду в ближайшей деревне избу, чтобы перевезти ее.

Яков Петрович строго посмотрел на молодого человека.

– Не нравится мне вся эта ситуация. Гражданским, да еще и девицам, не место на войне, если только они не сестры в лазарете. Но, раз уж так вышло, пусть остается, но в вашей палатке. Однако разрешаю это, ротмистр, только из-за благоволения к вашему брату, Александру Александровичу, с которым мы прошли всю последнюю турецкую кампанию и который мне как брат.