Фазовый переход. Том 1. «Дебют»

– Некоторые «высочайшие», вроде нас с Анказуабу, – важно сказал Марувату, – в совершенстве владеют многими языками и многими земными науками. Поэтому нам и поручено встретить вас…

– Спасибо, я понял, – кивнул Скуратов и принялся раскуривать очередную сигару.

– Если б вы так хорошо изучили Землю и конкретно Россию, вы бы не совершили такую массу грубейших ошибок. И вообще, и за сегодняшний день конкретно. Но мы готовы отнестись к этому с пониманием. Все еще можно… нивелировать, так сказать. Для этого стоило бы прямо сейчас заключить соглашение об установлении дипломатических отношений с представляемой нами частью человечества, оговорить гарантии безопасности нашей миссии и свободы обмена информацией. Предоставить нам приличествующую рангу резиденцию и разместить при ней на условиях экстерриториальности группу сопровождающих нас лиц…

Шульгин широким, но неопределенным жестом указал на джунгли, в которых скрывался взвод капитана Ненадо.

Этот намеренно витиеватый и в некоторой мере нагловатый пассаж преследовал, кроме всего прочего, цель проверить, действительно ли настолько хорошо «хозяева» понимают язык и ориентируются в тонкостях «обстановки»[10].

– Мы вас поняли, – сказал Марувату, вставая. – Давайте мы решим эти вопросы, а уже потом приступим к переговорам по существу.

Глава вторая

Из записок Андрея Новикова

…Сколько в детстве, начиная с книжек очень тогда популярного (не меньше, чем Стругацкие несколькими годами позже) Георгия Мартынова: «Каллисто», «Каллистяне», «Гианэя», или Александра Колпакова с его пресловутой «Гриадой», было прочитано всякого о первом контакте землян с инопланетянами! А кроме наших вскоре начали мы читать и иностранцев, англо-американцев по преимуществу, на ту же тему. Нужно признать, советский автор негуманоидов не жаловал, равно как и некоммунистические цивилизации. Однако, свирепо кромсая и перечеркивая малейшие намеки на отступление от «генеральной линии» у членов Союза писателей СССР, цензоры удивительно легко пропускали в серии «Зарубежная фантастика» какие угодно изыски творцов буржуазных.

Была ли это сознательная политика неких «тайных диссидентов» из ЦК КПСС и Госкомиздата, или все объяснялось банальным раздолбайством товарищей, брошенных на этот участок идеологического фронта, сейчас сказать не берусь. Хотя сам немало лет вращался внутри крайне идеологизированного сообщества журналистов-международников. И ничего там до конца не понял.

Один и тот же ответственный товарищ мог со мной всю ночь водку (или текилу) пить, Высоцкого с Галичем на магнитофоне заводить и антисоветские анекдоты травить, и буквально на следующий день с гневом и в стилистике тридцатых годов разносить совершенно невинный абзац из статьи, посвященной, скажем, трудностям преобразований в аграрном секторе революционной Никарагуа. Не на ту главу Маркса или Ленина, понимаешь ли, сослался. А она (глава) написана в совсем других исторических условиях, и точка зрения партии на эту проблему с тех пор изменилась принципиально.

Опять я отвлекся, но моментами просто не могу удержаться. Полноценных мемуаров, скорее всего, никогда не напишу (а стоило бы!), вот и разбрасываю приходящие в голову эпизоды и размышления из прошлой жизни где ни попадя. Как тот брадобрей, что, изнывая под тяжестью «подписки о неразглашении», убежал в камыши, где и прошептал с облегчением: «У царя Мидаса ослиные уши!» Чем это кончилось – известно.

С чего я, собственно, начал? Множество раз приходилось читать о контактах с гуманоидами и с удивлением приходится признать, что наши советские, «ограниченные в информации, свободе самовыражения и правах человека» фантасты, запертые за железным занавесом, оказались гораздо проницательнее, чем их «свободные» зарубежные коллеги.

То есть ничего столь уж поразительного, вызывающего футурошок и неадекватные реакции, при этих контактах не происходило. Да, у братьев по разуму все было «покруче» (больше, шире и длиннее, как говорил один мой приятель), коммунизм поразвитее нашего «развитого социализма», науки естественно шагнули, как и продолжительность жизни, но ничего непостижимого. Пример для подражания – да, и готовая методика для очередной культурной и технической революции.

На собственном примере мы убедились, что ничего именно поразительного при встречах что с агграми, что с форзейлями не произошло. Мы столь же легко освоились с их «чудесами техники», как американские индейцы с «кольтами» и «винчестерами», а неграмотные афганские крестьяне – со «стингерами». Достаточно прослушать краткий инструктаж – и все понятно. В смысле – как пользоваться. А идеологические и психологические недоумения при знакомстве с продуктом неизмеримо более продвинутой технической мысли перекрываются одним удачно придуманным наименованием – «шайтан-труба». И достаточно, и все понятно, нет необходимости вдаваться в дальнейшие подробности.

Конечно, мы культурным и интеллектуальным уровнем повыше означенных «моджахедов». Так нам и объяснения предлагались чуть понаукообразнее. А в принципе приходится согласиться, что Сильвия, Антон, даже Даяна – всего лишь «понижающие трансформаторы», чтобы наши мозги не перегорели, как лампочки на сто двадцать семь вольт от встречи с напряжением триста восемьдесят. То есть с истинными вершинами чужой техники и культуры.

Ну, не знаю.

Наших гостеприимных хозяев – дуггуров тоже можно приравнять к своего рода инопланетянам, и даже в большей степени, чем стопроцентного (в отличие от Ирины и Сильвии) пришельца Антона.

Только что кислородом дышат и генетический материал у нас общий, а прочих различий – масса.

В качестве довода в пользу данного утверждения можно привести простейший – никто из нас в этом мире самостоятельно выжить бы не смог. В отличие от того же всем известного «Обитаемого острова» – Саракша. Максим там вполне даже обжился и социализировался, как и Румата в Арканаре.

Здесь – извиняйте! За пределами поселений «высочайших» нормальному человеку делать нечего. Там все не для нас – и флора, и фауна, и даже солнечная радиация та самая, что была на нашей «первой» Земле сотню-другую тысяч лет назад. Мутагенная, я бы сказал. Сегодня у нас, сколько на солнце ни загорай, у самых шоколадных, но от природы «белых» родителей негритята не родятся. А тогдашнее (и нынешнее здесь) солнце очень даже свободно людей в негров превращало, и много еще каких последствий от его лучей проистекало.

Но лучше по порядку.

Мы достаточно быстро договорились, что нас разместят в соответствующей нашему рангу и обеспечивающей должную безопасность и комфорт резиденции. В пределах ее территории найдется место и для охраны. Правда, сформулировали мы несколько дипломатичнее – «группы сопровождения», в том якобы смысле, что столь представительная делегация в охране не нуждается. Мы, будем считать, тоже в своем роде «высочайшие», причем двух разных типов – Антон как «Тайный посол» Конфедерации, мы – как Держатели земного уровня. И в этом качестве сами способны производить разнообразные, в том числе и смертельные, манипуляции с веществом и пространством.

Наверняка ведь эти господа-парламентеры достаточно информированы своими урарикуэра и тапурукуара (интеллектуалами и военными, грубо говоря) о всех случаях применения нами земного оружия, его тактико-технических характеристиках и, что главное, его портативности и индивидуальности использования.

Если совсем просто – наши «хозяева» должны знать, что более-менее крупные подразделения земных вооруженных сил нам практически не нужны, во всех имевших место боестолкновениях (за исключением сражений с инсектоидами в Южной Африке и на Валгалле) отпор они получали карманным или, в отдельных случаях, групповым, типа КПВ или гравипушки, оружием.

Значит, взвод капитана Ненадо – именно церемониальный, а на какой там он технике перемещается – уже неважно. Неприемлемый ущерб мы им способны причинить, что называется, не вынимая рук из карманов.

Разместили нас прямо таки хорошо, без всяких оговорок. Километрах в пятнадцати севернее места нашей высадки, куда нас доставили на чем-то вроде метро. Яйцевидные капсулы, идентичные той, на которых прибыли парламентеры, в большом количестве располагались на обычной с виду полянке неподалеку от «Дома Советов». А то «щупальце», что нас так поразило, было всего лишь элементом своеобразной транспортной системы. Опять же по аналогии – гибридом эскалатора и движущихся дорожек в аэропортах. Капсула (она же вагончик то ли на гравитационной, то ли вообще на магической тяге) прибывала на станцию (как я потом узнал – хоть с другого континента), захватывалась «щупальцем» и выставлялась хоть на «перрон» перед «шахтой», хоть прямо на площадь перед входом в Зал Рорайма. А если уезжать отсюда – процедура происходила в обратном порядке. Капсулу вставляли, как патрон в патронник, в горловину туннеля, и она летела, мчалась, перемещалась (на длинных перегонах – со сверхзвуковой скоростью), куда потребно было пассажирам. На короткие расстояния – стоя, а на трансконтинентальные – сидя, со всем потребным именно «высочайшим» комфортом. С моей точки зрения, комфортом следует называть нечто другое.

В тот день (да и сейчас, пожалуй) мы ощущали себя в положении шестилетнего мальчика «Алеши-почемучки», героя книжки Б. Житкова «Что я видел». Там он тоже впервые в жизни едет на поезде, попадает в Москву (тридцатых годов прошлого века), катается на метро, удивляется газовой печке на кухне и так далее.

Удивляться мы не особенно удивлялись, и не такое видели (хотя и в более гуманоидном, что ли, варианте), а вот недопонимали гораздо больше, потому как и аггры, и форзейли изготовляли (или хотя бы маскировали) свою технику под нечто знакомое и привычное человеку двадцатого века ГИП, а эти ничего не маскировали и не имитировали. Мы наблюдали все как есть, как получилось на Земле (совсем уже и не нашей) после развилки, образовавшейся задолго до «неолитической революции».

Потому передо мной сейчас выбор – или изображать из себя того самого Алешу, или писать, ничего не растолковывая ни гипотетическому читателю, ни даже самому себе. Кто-нибудь когда-нибудь на основании видео и прочих записей, а также и воспоминаний человека с куда более научным и организованным мышлением, чем мое (Виктора Скуратова, если конкретно), создаст нечто объективное и одновременно научно-популярное.

Одним словом, опять вспоминается Симонов: «А не доживем, мой дорогой, Кто-нибудь услышит, вспомнит и напишет, Кто-нибудь помянет нас с тобой».

Добирались мы на «метро» пару минут. Зашли, вышли. И все. На таком расстоянии это больше похоже на телепортацию. А взвод на МТЛБ, двух БРДМ и мотоциклах, нами проинструктированный, в сопровождении Артема и одного из «мыслящих» прибыл через полтора часа, оттого, что дорогу для техники пришлось прокладывать специально, через лес, состоящий из многовековых деревьев типа ливанских кедров. На бронированной технике дуггуры в пределах обитаемых «высочайшими» зон не ездят. Как и за пределами. Кому положено – летают, остальные – или пешком, или, в случае необходимости, на том же «метро». У них оно как в Париже или Вене – станции через каждые полкилометра, а вообще, как мне кажется, в любом нужном месте. Как крот или медведка – где захотели, там из-под земли и вылезли.

Ростокин, к экологии относящийся с почтением, удивился было и даже расстроился, узнав, что для проезда всего лишь моторизованного взвода подчистую (в буквальном смысле вровень с грунтом) было срезано (жуткого вида и размера крабообразными существами, оснащенными невероятной остроты и мощности клешнями) несколько сотен великолепных, в несколько обхватов деревьев с кронами метров по тридцать в диаметре. Офицеры, наблюдавшие эти «саперные работы», пережили чрезвычайно яркие впечатления, поскольку даже самые жуткие из известных им инсектоидов не шли с этими супермонстрами ни в какое сравнение. Однако, кое-что прикинув, решили, что нормальным ПТУРСом такое чудище взять можно, благо скоростных качеств «лесорубы» не демонстрировали.

– Примерно то же самое, что первые английские танки на Сомме, – сказал Ненадо, послуживший и в Особых русских бригадах на Западном фронте. – А потом и немецкие появились. Если не психовать, то за полверсты спокойно успеешь и прицелиться из полевой семидесятипятимиллиметровки[11], и попасть несколько раз. Только ошметки полетят. Чему я тогда с другими нашими удивлялся – и немцы, и французы с англичанами тех танков до поноса боялись. А нам – хоть бы хрен. Один подпоручик у нас в обороне Моонзунда в пятнадцатом году участвовал, тот говорил: «Вот когда целый немецкий линкор по тебе стреляет двенадцатидюймовыми, тогда страшно. А это – тьфу!»

По поводу же нерационального использования лесных богатств хозяева Ростокину объяснили, что проблем здесь никаких. Древесина будет положенным образом утилизирована, по-любому ежедневно на земле сводятся сотни гектаров самого разнообразного леса, так важно ли, где именно произошла вырубка? Скуратов попутно спросил, каково соотношение численности населения Земли с лесными и прочими угодьями.

Узнал, что на каждого «высочайшего» приходится около девяноста квадратных километров нетронутой природы, и успокоился. Действительно, наш визит не нанес непоправимого ущерба экосистеме второй Земли.

Вопрос Игоря о численности «мыслящих» и прочих высших приматов Анказуабу встретил с недоумением. Ответил примерно в том смысле, что мы бы его еще спросили, сколько инсектоидов вида… (он назвал, но я не то что не запомнил, даже на слух не воспринял, латинская классификация у них не в ходу по естественной причине) приходится на кубический … (тоже местная единица, но ее он в кубокилометры перевел) земной атмосферы. Кто-то из «мыслящих», изучающий практическую энтомологию, наверняка знает, но «не барское это дело». Именно так он и выразился, чтобы нам понятнее было. Действительно, славист-филолог и даже где-то фольклорист.

«Поместье», отведенное для нашего проживания, занимало, конечно, не пятьсот квадратных километров, как полагалось бы, если считать только нас пятерых «высочайшими», а офицеров сопровождения только «мыслящими», но очень и очень много. Пусть даже всего километр. Но красотища! Корсика все же, причем еще менее затронутая цивилизацией, чем в те времена, когда здесь мальчишкой бегал Наполеоне Буонапарте.

С одной стороны высились покрытые лесом горы, с другой берег обрывался голыми каменными откосами и осыпями к заливу Валинко, как он назывался в наше время. Поразительной синевы море, сверкающее мириадами солнечных искр, пустынное, как сразу после сотворения мира. Хоть бы одна древняя трирема рассекала его волны…

И воздух здесь был великолепный. Ни с чем не сравнимый. Даже на Валгалле не такой – там не было поблизости теплого Средиземного моря, в которое до сих пор не вылилось ни тонны нефти, ни кубометра промышленных стоков с европейских берегов. Первозданная чистота. Захотелось немедленно сбежать к пляжу и погрузить свои телеса в кристальную (а также хрустальную) воду. Или все же сапфировую?

Нужно только попросить у хозяев, чтобы организовали самую простенькую канатку к воде. Или сразу гравилифт. Им, похоже, все равно.

В ответ на заданный Сашкой вопрос Марувату сказал, что сделать это действительно можно в ближайшее время, но тут же и довел до нашего сведения, что мы уже схватили порядочную дозу солнечной радиации. И хотя сама по себе она лично для нас не смертельна, но может оказать самое неожиданное воздействие на репродуктивную функцию. Поэтому наше месторасположение уже накрыто специальным волновым куполом, преобразующим солнечный спектр до привычных нам параметров.

– Но науке ничего не известно об изменении характера солнечного излучения за последний миллион лет минимум.

– В этом все и дело, уважаемый Виктор, – с вполне человеческой усмешкой превосходства ответил дуггур. – Вы и не могли ничего заметить, сколь бы точные приборы ни использовали. Да я и не знаю приборов, способных по остаткам ископаемых животных и растений зафиксировать доли процента реликтового излучения. Но поверьте мне на слово. Как однажды вспышка Сверхновой послужила причиной растянувшейся на миллионы лет деградации динозавров, так почти аналогичное событие создало развилку, определившую «неолитическую революцию» у вас и магико-биологическую у нас.

Скуратов зацепился за термин «магико-биологическая» и начал выяснять, какова доля непосредственно «магии» в истории дуггуров. Мне же более интересным показался вопрос, как именно образовалась «развилка» в отсутствие «действующего субъекта»? Мне казалось, чтобы зафиксировать наметившуюся параллель, обязательно нужен достаточный массив разумных существ, способных заметить происходящие изменения, отрефлектировать их и воспринять в качестве новой нормы.

По крайней мере, на этой теоретической базе строилась вся аггрианская теория многовариантности мира, с которой мы познакомились в самом начале. Да и Антон ее вполне признавал. Не зря же с помощью феномена «растянутого настоящего» можно было как бы отменить наметившееся изменение, отыграть его назад, до тех пор пока оно будет замечено достаточным количеством людей, поверивших в возникающую новую Реальность.

На это Марувату, ставший при нас вроде как гидом-консультантом, ответил, что на Земле в тот момент уже имелось достаточное количество человекообразных разной степени разумности, в том числе и известных нам как неандертальцы и кроманьонцы, а также еще четыре расы, вполне готовые к переходу из разрядов «хабилис», «эректус» и даже «сапиенс» в статус «хомо люденс».[12] И как раз та их часть, что своевременно заметила изменение солнечной радиации и инициируемые ею процессы, и превратилась в предков современных дуггуров на собственной временно́й линии, а прочие, «не заметившие» и не отреагировавшие, продолжили существование на том, что мы называем ГИП.

Спорить с ним совершенно не хотелось, хотя и у меня, и, как я понял, у Антона появились серьезные вопросы к этой крайне сомнительной теории. Жаль, что профессор Удолин чересчур поспешно оставил нас, у него бы нашлось достаточно желания и доводов, чтобы довести наверняка не привычных к средневековой схоластике «хозяев» до любой степени каления. Или до психического срыва.

Помещения, что Анказуабу и Марувату отвели для нас (вернее – сообщили, что до тех пор, пока длится наша миссия, жить мы будем здесь, а самой процедурой расселения и дальнейшим обслуживанием занимался целый сонм «мыслящих» и «полумыслящих»), явно были изготовлены только что и под нас персонально. Если бы это предназначалось для «высочайших», то и габариты комнат и мебели были бы минимум на треть больше, а «челяди» подобные дворцы не полагались априори.

Как они ухитрились сделать все это за какие-нибудь пару часов – вопрос. Если только не располагают методикой и технологией локального замедления времени. Если да – то в этом вопросе они шагнули дальше, чем даже форзейли, не говоря об агграх. Ирина могла своим блок-универсалом на месте растягивать настоящее минут на пятнадцать, да и то в одну только сторону, а на стационаре – останавливать время в квартире относительно его течения «за бортом», правда при определенных условиях. А дуггуры, возможно, как и в дагонских пещерах, умеют просто находить соответствующие аномалии, вроде как Маштаков научился использовать «боковое время» или естественные межпространственные кротовые норы.

На удивление, все здания были одноэтажными, и, что еще более удивительно – каменными. А мы уже настроились на чисто биологическую цивилизацию, с выращенными разумными растениями домами, мебелью и всем прочим.

Нет, камень был самый натуральный и на вид мало отличался от того, из которого были сложены все строения и мосты на известной мне Корсике второй половины ХХ века. Впрочем, мосты и акведуки из этого же камня стояли здесь с времен Цезаря, Брута и, допустим, Веспасиана (это он, кажется, отличался особой любовью к коммунальному хозяйству[13]).

Внешне напоминая казарменные корпуса, дома эти, от фундамента до крыш заплетенные подобием плюща, имели очень большие окна венецианского стиля, устроены были по анфиладному типу, так что классических спален там не было, и устраиваться пришлось в альковных нишах, задергиваемых шторами. Но кровати там были вполне приличные, метра по три длиной и шириной, наверняка изготовленные по образцам, используемым «высочайшими» для утех со своими земными «подругами», или как они их там назвали…

Прочая меблировка была более чем скудная. Низкие, не предполагавшие использования стульев и кресел столы, без всяких «архитектурных излишеств», но из весьма красивых и ценных на вид пород дерева, подобие ковров на каменных полах, вместо шкафов – задергиваемые шторками ниши. Стены изнутри нештукатуреные и сложенные, похоже, «всухую», без использования извести или цементного раствора. Даже потолков не было – высокие, четырех с лишним метровые комнаты перекрывались треугольными стропилами из бруса, покрытыми толстыми серебристо-зелеными циновками, точнее – матами, внахлест. Нужно признать – от здешнего солнца очень неплохая защита. Были у них потайные кондиционеры или нет, но в домах температура не превышала двадцати двух – двадцати четырех градусов при тридцати пяти снаружи.

Нам, «официальной делегации», отвели три корпуса, состыкованных в виде буквы «Н», и комнат там было двадцать одна. Ни то ни се, честно сказать. На пятерых явно много, тем более функционально и размерами они ничем друг от друга не отличались. Только спальных мест было по числу постояльцев. А в остальном и непонятно, что здесь делать. Бессмысленно бродить по одинаковым помещениям, время от времени устраиваясь в произвольно выбранной комнате для распития спиртных напитков?

Вроде бы должны они знать наши требования к жилым помещениям, а если решили предложить нам свой вариант… Тогда со вкусом у них плоховато.

Ну, еще можно было рассматривать произведения аборигенского искусства – настенные гобелены из тончайшей соломки палевого цвета с полуабстрактными фигурами людей и животных, а также изображавшие что-то, при достаточном воображении воспринимаемое как пейзажи. Судя по этим изделиям, можно было предположить, что изобразительное искусство дуггуров застряло где-то между наскальными росписями неандертальских пещер и шелкографией средневековой Японии.

Но сам факт, что искусство у них все-таки есть, обнадеживал.

Офицеров разместили в таком точно доме, но удаленном от «господского» на полсотни метров в глубь сада, или парка. Там же и технику поставили, поближе к главному выходу. Главному потому, что в домах имелось еще по несколько дверей, в темных переходах-тамбурах между секциями анфилад. Двери эти, невысокие, одностворчатые и массивные, выходили либо на аккуратно постриженные газоны перед фасадной частью, либо на заднюю сторону, прямо в примыкающие к стенам заросли кустарника. Смысла в этом особого не просматривалось. Но не устраивать же мозговой штурм для разъяснения тонкостей дуггурианской дизайнерской мысли.

– Хреново дело, Андрей Дмитриевич, – доложил мне Ненадо, закончив размещение личного состава и определив порядок несения внутренних нарядов. – Ни одна дверь здесь не запирается. Никак. Ни на засовы, ни на внутренние замки…

– Что поделаешь, наверное, такой у них здесь стиль. На Земле тоже замки появились лишь в эпоху феодализма. А здесь, похоже, до сих пор первобытно-общинный строй…

– Да как-то чересчур цивилизованно для первобытного, – не преминул вмешаться поручик Оноли, до Мировой войны окончивший три курса Петербургского университета.

– Уровень материальной и прочих культур не всегда совпадает с общественно-экономической формацией, – назидательно сказал я. – Капитализм не в пример прогрессивнее рабовладельческого строя, однако во многих своих чертах древнеримские города значительно выигрывали с раннекапиталистическими, вроде нашей Шуи и английского Манчестера… В средневековой Флоренции архитектура великолепна и строительная техника на высоте, но с этой самой высоты, со всех шести этажей содержимое ночных горшков выливали прямо на улицы.

– Да что вы говорите?! – поразился простодушный капитан, а эстет Оноли тонко улыбнулся и добавил, что во Флоренции лично побывал там, где Данте и Беатриче стояли в узком переулке перед входом в церковь по колено в дерьме и объяснялись в вечной любви, старательно делая вид, что вокруг благоухают розы…

– Хорошо здешние эту культурную стадию хотя бы внешне переросли, – заключил поручик. Он, как всегда, гонорился, но чувствовалось, что ему все еще не по себе. – Придется караульную службу нести в полном объеме. Или самим запоры на двери сообразить. В ПАРМе[14] наверняка что-то такое найдем… В «ЗиПах» броников что-то такое было…

– Не стоит, – возразил стоявший рядом Шульгин. – Еще хозяева сочтут за обиду. Пусть Артем с Аскольдом круглосуточно двор контролируют, да и все…

– Так точно, – согласился Ненадо, не успевший еще привыкнуть к наличию среди своих подчиненных бойцов, способных нести круглосуточную службу, да еще и обладающих абсолютным зрением и слухом. Ему для реальной оценки ситуации пришлось представить себе парный дозор тех инструкторов, что тренировали первый отряд «белых рейнджеров», да в сопровождении нескольких высококлассных собак разных квалификаций. Представил и успокоился.