Сестрички с Севера

День выдался ясный и солнечный. Кондуктор высунул руку из окна и стукнул кулаком по двери, чтобы она открылась. Автобус тащился по маленьким поселкам, шарахаясь от людских толп, а скорость набирал, только выезжая на широкие дороги. Цянь Сяохун потеряла счет времени, не понимая, сколько уже проехала. Раздолбанный автобус всю дорогу запускал одних пассажиров и высаживал других, то и дело трогался, а потом останавливался и снова трогался, словно свадебный кортеж с невестой. Из-за резкого торможения и запаха топлива Цянь Сяохун укачало так, что внутренности перевернулись вверх дном, вдобавок она не завтракала. Вчера она выпила и немного поела, но все это переварилось, пока она горланила в караоке, поэтому теперь Цянь Сяохун постоянно мучила отрыжка зеленой желчью, и горло издавало неприглядные звуки. Пассажиры смотрели на пейзажи за окном, кемарили или курили. Двигатель стучал, сжигая дизельное топливо и испуская во все стороны черный дым.

– Фуань! Приехали! Вылазьте! – крикнул кондуктор.

Цянь Сяохун тошнило так, что лицо аж позеленело. Автобус остановился.

– Дальше в Шэньчжэнь? – поспешно спросила Цянь Сяохун.

– Разумеется!

Она не готова была сейчас выйти из автобуса.

– Доплачивай!

– Сколько стоит?

– Пару юшек!

– Э… что?

– Два юаня! – Кондуктор перешел на путунхуа и вдобавок показал два пальца для пущей наглядности.

Цянь Сяохун вытащила деньги.

– Контрольно-пропускной пункт! Выходите из автобуса, готовьте пропуска! Автобус будет ждать вас вон там! – заорал кондуктор во все горло.

– Какие еще пропуска? – снова смешалась Цянь Сяохун.

– Чтобы попасть в Шэньчжэнь, нужно иметь пропуск в погранзону22. У тебя есть?

Цянь Сяохун, опешив, покачала головой.

– Тогда вылезай из автобуса и езжай обратно!

Стоило прозвучать словам кондуктора, как автобус захлопнул двери и двинулся в сторону проезда, обозначенного табличкой «Только для автобусов».

Гребаный пропускной пункт! Цянь Сяохун зло блеснула глазами, глянув в сторону Шэньчжэня, и тут в поле зрения возник парень в сером костюме.

– Девушка, перепихнемся? – Его тело качнулось навстречу, а взгляд вперился в грудь Цянь Сяохун.

– Чё? – спросила Цянь Сяохун на ходу.

– Перепихнемся? Не понимаешь что ли? Ну, побалуемся? – Парень не спешил, но при этом не отставал ни на шаг, а от его голоса веяло жаром.

Цянь Сяохун вспомнила, что это же слово произносил глава поселения, и смутно поняла, о чем речь. Она хотела рассмеяться, смерила парня странным взглядом, покачала головой и быстрой походкой пошла прочь.

Она то и дело спрашивала дорогу, но прохожие показывали в разные стороны, отчего голова шла кругом. Фабрика «Счастливая утка» пряталась среди густой застройки, словно мужчины с импотенцией, простатитом и сифилисом в толпе здоровых. Читая на электрических столбах и автобусных остановках кучу рекламы всякой дряни, Цянь Сяохун почувствовала, что в мире царит страшный беспорядок, словно бы в мгновение ока повылезало множество диковинных болячек.

– Тебе куда? – Какой-то парень на мотоцикле преградил путь Цянь Сяохун, поставив мотоцикл по диагонали. Шлем закрывал смуглое лицо.

– На фабрику «Счастливая утка», знаешь, где это?

– Знаю-знаю. Садись! Подвезу!

Цянь Сяохун ощущала себя муравьем, свалившимся в котел, который никак не мог выбраться, у нее уже подкашивались ноги, так что при этих словах она так растрогалась, что чуть не разревелась. Мотоцикл рванул с места и запетлял по улочкам и переулкам, у Цянь Сяохун аж в глазах зарябило.

– Приехали!

– Спасибо! Правда! Большое спасибо! – с этими словами Цянь Сяохун повернулась, чтобы идти.

– Эй? А заплатить? – На смуглом лице блеснули безумные глаза Ли Куя23.

– А? Платить надо?

– Разумеется. Десять юаней!

– Что?! Десять юаней? Ты меня надуть хочешь!

– Столько и стоит! Давай быстрее! Не задерживай меня. Ну, или давай найдем местечко, перепихнемся разок, тогда десять юаней прощу тебе. – Мотоциклист бесцеремонно высверливал взглядом дырку на груди Цянь Сяохун.

– Сукин ты сын! Чтоб тебя! Это ж обдираловка средь бела дня! На хрена я только встала спозаранку! – В потоке ругани проскальзывали и слова родного диалекта.

Но делать нечего, пришлось достать деньги, после чего девушка рассерженно потопала к воротам фабрики «Счастливая утка», где столпилось около сотни человек, обступив ворота плотным кольцом. Перед ее глазами колыхалось море черных голов.

– Набирают рабочих?

– Угу. Но вроде как всего тридцать человек.

– А?

– Сейчас все стоят в очереди, чтобы приобрести бланки и заполнить заявления.

– А потом чё?

– Ждать зачисления на работу.

Цянь Сяохун завела беседу со стоявшими у ворот людьми.

Во время обеденного перерыва очередь не расходилась. Цянь Сяохун тоже не осмелилась уйти, так и простояла до заката, чтобы потратить два юаня и купить бланки, в один из которых она от балды вписала дату рождения Ли Сыцзян. Через неделю будут известны результаты, на воротах вывесят список. Вашу мать! Похлеще, чем столичные экзамены24 сдавать!

Обратно Цянь Сяохун вернулась уже затемно. В маленьких окошках барака горел свет, жалкий огонек, словно сокрушенно вздыхавший о недостижимости роскоши, совсем как Рябой Ли, который спал рядом с девушками, но вел себя чинно и благородно, полностью подавляя свою природу. Сколько за этим спокойствием скрывалось желаний и тревог! И все-таки достичь роскоши далеко не так просто, как овладеть женщиной. Сколько уже Рябой Ли в Шэньчжэне? А все еще здесь ютится! С Ли Сыцзян познакомился всего ничего и уже ее окучил. А окучивал-то он ее девственность! Девственная плева – это вообще что такое?! Да считай ничего! Вот пробил Рябой Ли эту перегородку, и грош ей цена, лучше уж было продать за восемь-десять тысяч, так хоть что-то. Если Рябой Ли лишил ее девственности, то плева эта просто кусок кожи, не больше. Цянь Сяохун огорчалась за подругу, что та продешевила, а Рябой Ли поживился.

7

Ли Сыцзян в бараке не оказалось, а Рябой Ли сидел в оцепенении на кровати. Глаза его ввалились, под ними появились темные круги, как у панды – национального достояния Китая, понятное дело, потому что вчера он провел ночь без сна. При виде Цянь Сяохун Рябой Ли закатил глаза так, что белки показались, а потом поспешно принял нормальную позу и выражение лица.

– А где наше Яблочко? Погулять пошла? – торопливо спросила Цянь Сяохун, не потрудившись даже стереть пыль с лица. – Как бы ее не заграбастали!

– Она… она пошла к начальнику Чжуану… – нерешительно промямлил Рябой Ли.

– Что от нее надо этому развратнику? А ты чего такой спокойный? – Цянь Сяохун решила, что ему неловко из-за своего поведения накануне вечером.

– А почему бы мне не быть спокойным? Ли Сыцзян же не моя! – произнес Рябой Ли, растягивая слоги.

– В смысле? Не твоя? А какого черта ты вчера вечером распускал руки? Ты вообще нормальный человек?

– Если бы я был ненормальный, то давно переспал бы с ней! Если бы я лежал рядом с двумя бабами и не мучился, это значило бы, что со мной что-то не так. Да я ночью даже не раздевался, спроси у Ли Сыцзян!

– Ах… – Тут Цянь Сяохун внезапно озарило. – Так ты просто проводил с ней сексуальное обучение?!

– Цянь Сяохун, если ты еще хоть слово скажешь в том же духе, то я реально с ума сойду. Я тебе скажу без обиняков, что всю ночь фантазировал про вас обеих. Пусть я и малообразованный парень, но вел себя как подобает благородному человеку, как гребаный импотент Люся Хуэй25.

Цянь Сяохун снова тихонько ахнула.

– Вот уж не думала, что навлеку на тебя подобные неприятности.

– Да я сам виноват, что унесся мечтами черт-те куда. Но ты вот честно скажи, когда рядом с тобой лежит мужик из плоти и крови, у тебя не появляются всякие мыслишки?

Цянь Сяохун растянула губы в улыбке:

– Ты этот вопрос лучше Ли Сыцзян задай. Она ж к тебе ближе лежит.

– Если ты не хочешь говорить, то она и подавно не станет, – помрачнел Рябой Ли.

– Чего я не стану? – До них долетел голос Ли Сыцзян, послышались сбивчивые шаги.

Рябой Ли тут же принялся с глупым видом листать журнал, а Цянь Сяохун украдкой хихикнула.

– Где была?

Ли Сыцзян достала из кармана две маленькие зеленые книжечки.

– Это что такое?.. О! Свидетельства? – Цянь Сяохун заметила золотое тиснение, и в третий раз у нее расширились глаза, в этот раз сильнее всего, почти вылезли из орбит.

– Ага, – коротко ответила Ли Сыцзян. На лице ее застыло спокойствие, как у малыша, который впервые сам надел носочки. Она обрела самостоятельность, да и веры в себя прибавилось, маленькие глазки уже не выглядели растерянными, как прежде.

Рябой Ли взял у нее свидетельство, повертел с одеревенелым лицом и вернул.

– Начальник Чжуан выправил? – Цянь Сяохун понимала, что тут что-то нечисто.

– Я сходила к начальнику Чжуану, а он отвел меня к главе поселения, тот и помог.

– Помог? Он тебя… Ли Сыцзян, ты что наделала! – И без того красные глаза Цянь Сяохун покраснели еще больше. – Почему ты со мной не обсудила? Мы бы что-нибудь придумали!

– Сяохун, я видела, как сегодня на улице схватили целую кучу народа. А девственность – это что такое? Я даже не чувствую, что чего-то лишилась. А завтра проснемся и будем свободны!

Цянь Сяохун не могла найти связь между «девственностью» и «свободой», эта аналогия смутно казалась парадоксальной, однако результат был налицо. Девственность оказалась очень даже важной для всего, кроме настоящей любви.

В ночи до них долетали звуки ругани вперемешку с громким светом, а в их комнатенке слышалось лишь дыхание трех человек, каждый из которых молча скорбел по девственности Ли Сыцзян. Цянь Сяохун горевала, Рябой Ли был раздосадован, а сама Ли Сыцзян практически не испытывала никаких сожалений. Рябой Ли был раздосадован и еще по одной причине: он мог бы с удовольствием лишить девушку девственности, хотя цена и смысл были бы несравнимы с получением свидетельств о временном проживании. Цянь Сяохун горевала, потому что не хотела доходить до такого. Ли Сыцзян сидела опустив голову, ничем не прикрытая лампочка на потолке освещала полоску кожи, где проходил пробор в волосах, а вот выражения лица не было видно. Кап-кап-кап! Слезы капали на туфли из искусственной кожи, смывали с них серую пыль, оставляя черные полоски. Ли Сыцзян поджала ноги, и теперь слезы беззвучно падали на пол. Она то и дело ерзала, ей явно было неудобно сидеть. Цянь Сяохун понимала, что Ли Сыцзян сейчас больно, поэтому поднялась и, взяв пластиковое красное ведерко, сходила за водой, выпятив грудь больше обычного и от обиды и злости громко шаркая по цементному полу. Потом она с тем же шаркающим звуком вернулась и поставила полное ведро с глухим стуком.

– Рябой Ли, где кипятильник? – запыхавшись, спросила она.

Рябой Ли вытащил из ящика медную штуковину и опустил один конец в ведро, а вилку воткнул в розетку. Вода в ведре тут же забулькала.

– Яблочко, сейчас вода нагреется и помоешься, если что – еще нагреем.

– Одного ведра явно мало, пойду одолжу еще кипятильник. – С этими словами Рябой Ли вышел за дверь, причем волочил ноги так, будто пахал без продыху три дня и три ночи.

– Сыцзян, ты хоть предохранялась?

На полу прибавилась еще одна тень от головы, поскольку Цянь Сяохун уселась рядом с подругой под лампочкой.

– В смысле предохранялась? Я не знаю.

– Ну… этот боров презерватив надевал?

Ли Сыцзян покачала головой, уставившись на тени на полу.

– А когда у тебя «эти дни» были?

– Дней восемь назад, может, девять.

– Опасный период! А этот боров тебя и не спросил?

– Не-а, а в каком смысле опасный? – Ли Сыцзян забеспокоилась, широко открыв покрасневшие глазки.

– Ты видела, как размножаются свиньи? Присунет боров свиноматке, и та уже с поросятами, живот так и прет!

– Что?! – Ли Сыцзян резко выпрямилась, потом погладила себя правой рукой по животу в ужасе, что у нее там завелись поросята.

– Да не суетись ты так! Может, этот старикан уже стреляет холостыми. Не паникуй, Сыцзян, вряд ли тебе так не повезет.

– Угу, – пробормотала в ответ Ли Сыцзян, но на душе тяжким грузом лежал камень. – Вот, возвращаю. Он мне дал три тысячи юаней.

Девушка расстегнула кофту, достала из внутреннего кармана пачку денег и отсчитала пять купюр Цянь Сяохун, но та оттолкнула ее руку:

– У меня есть. Оставь себе.

– Ты чего творишь, Цянь Сяохун? Гнушаешься, что деньги грязные?

– Грязные? Черт! Сыцзян, да это самые чистые в мире!

– Тогда почему не берешь?

– Говорю ж, у меня есть, если потребуется, тогда попрошу у тебя.

– Угу. Сяохун, я хотела подзаработать и научиться стричь, чтоб самой открыть парикмахерскую и не мыть больше башку никому. А может, вместе откроем самый большой салон в городе? – Ли Сыцзян сунула деньги обратно в карман.

– Отличная идея. Сами будем начальницами, пригласим несколько мойщиц. Будем сидеть нога на ногу, а нам никто не посмеет и слова сказать.

Они еще некоторое время болтали и хихикали, склонив друг к другу головы. Вошедший с кипятильником в руке Рябой Ли при виде этой сцены остолбенел.

Ли Сыцзян быстро перестала смеяться и искоса бросила взгляд на Рябого Ли. Цянь Сяохун взяла ведро, снова шаркая вышла из комнаты и очень долго не возвращалась.

8

Начальник Чжуан подсматривал в щелку, как всегда делал. В полдень в бараке осталась только Цянь Сяохун. Она листала тот самый зачитанный до дыр журнал со знойной красоткой на обложке, с которым не расставался Рябой Ли. Грязный журнальчик, какими торгуют с лотка. Мужику скоро тридцатник, а он такими штучками утешает плоть и душу, разве можно не расстраиваться? На самом деле Рябой Ли заслуживает сожаления. Когда он приезжал в родные места, то делал вид, что ведет красивую жизнь. Кто ж знал, что жизнь-то его вовсе не так хороша? Может, дома как-нибудь устроился бы, завел бы себе жену и детей, всяко лучше, чем день-деньской пялиться на красотку с обложки. От этих мыслей ее отвлек начальник Чжуан.

– А26-хун? Ты шо тут одна?

Начальник Чжуан произнес «что» как «шо», а на его квадратном лице отразилось изумление. Цянь Сяохун пригласила его присесть. Начальник Чжуан примостил свой зад на кровати, бок о бок с Цянь Сяохун.

– Рябой Ли и А-цзян пошли за покупками, скоро вернутся. – Цянь Сяохун боялась, что начальник Чжуан начнет распускать руки, и соврала, на самом деле Рябой Ли и Ли Сыцзян только-только ушли.

– А-Хун, ты привыкла? Трудности есть? Такой юной девушке уехать из дома очень нелегко, – нежно ворковал начальник Чжуан.

– Спасибо вам, господин начальник. Подзадержались у вас, но мы уедем как можно быстрее. – В душе Цянь Сяохун словно бы зажегся фонарик.

– А-Хун, ты меня неправильно поняла. Я не к тому!

Начальник Чжуан строил глазки, и выражение его лица прямо-таки кричало, что он обманывает сам себя, как говорится, закрывает уши, воруя колокольчик, а пока говорил, то еще подвинул зад в сторону Цянь Сяохун. Цянь Сяохун сразу все поняла, а про себя подумала: «Вот ведь эти мужики сорока-пятидесяти лет! Выкидывают такое перед молодыми девчонками. Если бы понимали, что со стороны все их замыслы видны насквозь, так со стыда сгорели бы». Рябому Ли еще здесь жить, да и сама она, как-никак, тут обосновалась, да и, можно сказать, начальник Чжуан помог им. Цянь Сяохун притворилась, что не видит всей этой возни, не стала отодвигаться, а с улыбкой сказала:

– Начальник Чжуан, вы действительно хороший человек.

Начальник Чжуан просиял, с глуповатым видом пододвинул зад еще немного, почти вплотную к девушке, потом вытянул правую руку и положил на ее правое плечо, а левой рукой сунул две банкноты номиналом в пятьдесят юаней.

– А-Хун, возьми, если возникнут сложности, то обращайся!

Черт! Цянь Сяохун выругалась про себя. Начальник Чжуан показался ей более омерзительным, чем глава поселения. Тот хоть в лоб говорил правду, а этот старый лис юлит, а ведь хочет-то уложить ее в постель! Она не собирается проглатывать наживку и попадаться на крючок, как глупая рыба.

– Я… Начальник Чжуан… – Цянь Сяохун специально напустила на себя сконфуженный вид.

– А-Хун, бери-бери! – начальник Чжуан настойчиво совал деньги в руку девушки.

Роста он был маленького, так что ручки были коротенькие, правой рукой он хотел обнять Цянь Сяохун, да не мог дотянуться до плеча, как ни старался. Цянь Сяохун притворилась, что ничего не понимает, помявшись, приняла эти две банкноты и снова повторила, что начальник Чжуан – очень хороший человек, а потом специально встала, чтобы переложить деньги в сумочку, решив таким образом вырваться из его цепких лап.

– Ой, господин начальник, вы так красиво пишете, я видела те правила общежития – исключительно красивый почерк! Вы изучали каллиграфию?

На самом деле чушь собачья, потому что иероглифы были такими же квадратноголовыми, как и сам начальник Чжуан, с коротенькими ручками и ножками. Расчет был верен: начальник Чжуан и впрямь гордился своей каллиграфией. Он тут же разулыбался так, что глаза превратились в узкие щелочки, и сказал:

– Я в детстве мечтал стать каллиграфом, но семья была совсем нищая, так что даже школу не закончил.

– Так вы самоучка? Очень необычные иероглифы!

Цянь Сяохун произнесла еще несколько льстивых фраз, хотела более детально проанализировать написанное, но на ум ничего не пришло. Она раскаивалась, что слишком мало училась, не уболтать ей начальника Чжуана, время потянуть не получится.

– Ой, господин начальник, у меня живот прихватило, посидите тут немножко!

Цянь Сяохун с шумом отмотала себе туалетной бумаги и помчалась в туалет, а когда вернулась, начальник Чжуан уже ушел. Рябой Ли курил, Ли Сыцзян мыла яблоко. Цянь Сяохун бросилась на кровать, закрыла рот одеялом и громко расхохоталась, отчего Рябой Ли и Ли Сыцзян обменялись растерянными взглядами.

– Твою ж мать! Проторчала в туалете полдня, хотя не хотела ни по-большому, ни по-маленькому. Ох и натерпелась я. – Цянь Сяохун пересказала, что только что случилось, и прокомментировала: – Если бы я не взяла эти деньги, а отвергла их, словно девственница, и начальнику Чжуану пришлось бы умерить свой пыл, то тебе, Рябой Ли, не сладко бы тут пришлось.

– Сяохун, вот умеешь же ты наперед все просчитывать! – Ли Сыцзян протянула ей яблоко.

– Сыцзян, собирай вещи, завтра отчаливаем. – Цянь Сяохун с хрустом откусила от яблока здоровенный кусок.

– А? Завтра?

– Угу. Если не уедем, то начальник Чжуан урежет Рябому Ли зарплату.

Часть третья

ПРИКЛЮЧЕНИЯ В «ТРОЙНОМ СОПРОВОЖДЕНИИ»27

1

– Ли Сыцзян, глянь-ка, десять юаней за ночь. – Цянь Сяохун, словно утка, вытянула шею, огляделась по сторонам и в итоге нашла дешевое место.

– Которое? Которое? – У Ли Сыцзян глазки были меньше, так что и обзор был не таким широким, как в притче про слепцов, щупающих слона28, она кричала, не разобравшись толком.

– Вон! Гостевой дом «Чуньлай»! – Цянь Сяохун ткнула пальцем в неприглядную вывеску.

Девушки некоторое время толклись под вывеской, поскольку оттуда в разные стороны расходились несколько дорожек, и они не понимали, какая конкретно ведет к гостевому дому. На вывеске была нарисована красной краской жирная стрелка направо, острие которой было слегка закругленным.

– Ха-ха-ха! Ли Сыцзян, тебе это ничего не напоминает? – расхохоталась Цянь Сяохун.

Ли Сыцзян в недоумении посмотрела на наконечник стрелы, почесала рукой живот, немного подумала и ответила:

– Напоминает стрелу.

– Вот рассмешила! – Цянь Сяохун щелкнула подругу по носу, но побоялась испортить ей настроение, так что не стала говорить «не напоминает ли кое-что в штанах у главы поселения».

– Хотите поселиться? Идемте со мной! – блеснула улыбкой хозяйка гостевого дома.

С первого взгляда она казалась молодой и красивой, а со второго вроде как и не такой уж молодой, про таких говорят «увядший цветок и засохшая ива» – непонятного возраста. Рот был густо накрашен красной помадой, а веки подведены двумя тонкими черными линиями, Цянь Сяохун только потом поняла, что это татуировка.

– Десять юаней за ночь?

– Да! Ни фэня29 больше!

– Мы хотим посмотреть!

Цянь Сяохун потащила Ли Сыцзян за руку, они вслед за внушительной задницей женщины повернули несколько раз, вышли на какую-то глухую улочку, перешли через узкий темный проулок, а потом по деревянной лестнице поднялись наверх, громко стуча каблуками.

– Точь-в-точь как наша старая общага. Кровати двухэтажные. Сколько человек в комнате, хозяйка?

– Пять. Если хотите вдвоем, то тридцать. Какую выберете комнату?

– На пятерых.

Ли Сыцзян тут же положила свою сумку на кровать, словно боялась, что на эту койку станет претендовать кто-то еще. Хозяйка взяла оплату и ушла, покачивая большим задом.

– Ой, духами пахнет! – Ли Сыцзян повела носом.

В комнате был ужасный бардак, но при таком тусклом освещении грязи не видать.

– Еще и москитная сетка висит. Очень странно.

– Зимой комары еще более лютые, вот поселишься, тогда уразумеешь, – раздался женский голос, причем на родном для Цянь Сяохун диалекте.

Цянь Сяохун уставилась на Ли Сыцзян.

– Это ты только что сказала?

– Нет. Разве не ты?

– Нет!

Они обе остолбенели.

– Да я это сказала!

С верхней койки высунулась из-за москитной сетки взлохмаченная голова, личико было красивым, но сонным.

Ой! Какая миленькая девушка! Но почему такая милашка дрыхнет посреди бела дня? Цянь Сяохун поразилась и заподозрила неладное, а Ли Сыцзян просто тупо вылупилась на незнакомку.

– Вы чё сюда приперлись, а? Мой вам совет – валите домой! – проговорила красотка томным голосом, а потом ее голова снова исчезла за москитной сеткой.

Эти слова очень озадачили девушек.

– Слышьте, я сплю! Не галдите! – раздался еще один женский голос, но говор был каким-то непонятным.

У Ли Сыцзян громко заурчало в животе. Цянь Сяохун выпятила свои округлости, расправила плечи и тихонько сказала:

– Ли Сыцзян, по крайней мере тут дешево, давай заселимся, а там посмотрим. Оглядимся пока, разберемся, что тут и как, попытаем счастья, а через пару дней вывесят списки тех, кого взяли на работу на фабрику. Пойдем перекусим чего-нибудь!

Они съели по тарелке жареной рисовой лапши и вернулись. Их соседки крепко спали. Цянь Сяохун и Ли Сыцзян тоже улеглись в кровати и проспали аж до ужина.

Соседки встали, начали греметь тазами и чашками, ходить туда-сюда, шаркая тапочками, в комнате запахло духами и пудрой. У Ли Сыцзян был очень острый, собачий нюх и аллергия на духи, так что она расчихалась. Все три женщины, с которыми они делили комнату, были очень красивыми, на них были надеты красивые ночные рубашки, под которыми угадывались нежные изгибы тел, гибких и ароматных. Когда они умылись и почистили зубы, то пришел посыльный с несколькими пластиковыми пакетами, в которых лежали коробки с едой.

– Вы ели? – обратилась к Цянь Сяохун та красотка, что заговорила с ними самой первой, назовем ее пока что А.

– Мы не голодные, в обед поели, – отмахнулась Цянь Сяохун, а Ли Сыцзян, не моргая, уставилась на одежду и прелестное личико А.

Соседки поужинали быстро, причем ели безо всяких эмоций, словно это было нечто необязательное и привычное. Вторая девушка – назовем ее Б. – убрала со стола и выкинула пустые коробки в мусорное ведро, а третья, В., открыла маленькую сумочку и заставила весь стол баночками и скляночками. Три табуретки придвинули к столу, на них плюхнулись три задницы, и Цянь Сяохун и Ли Сыцзян теперь видели только спины трех прелестниц.

В зеркале отражалась вся комната. Ли Сыцзян сидела на краешке кровати, свесив ноги, наполовину скрытая москитной сеткой. Цянь Сяохун откинулась, прислонившись к изголовью кровати, и смотрела на отражения трех девушек. Каждая, держа в руке маленькое зеркальце, поворачивалась сначала левой щекой, потом правой, наводя маленькое зеркальце, словно лупу, на отдельные фрагменты лица. Они что-то аккуратно втирали, что-то осторожно выщипывали, наносили разные средства, потом легонько похлопывали по коже, издавая звонкие, но нежные звуки.

– Черт, вчера этот старый хрыч так вонял, что меня чуть не стошнило. – Девица А. щипчиками вырывала волоски вокруг бровей, по одному, словно курица, клюющая рис по зернышку.

– Ты уже от старого хрыча «быка» получила? – Девица Б. открыла рот и ногтем ковырялась между зубами.

– «Быка»? Странно было бы, если бы старый хрыч достал «быка» до того, как ты с ним того! – сказала девица С. Она из всех троих была самая крепкая и сейчас укладывала короткие волосы то на прямой, то на косой пробор, чем сама себя несколько нервировала.

– Эй, сестренки, вы такие юные, а в нашем деле обратной дороги нет. Советую вернуться домой, – сказала А.

Она кончиком пальца провела по содержимому маленькой баночки, а потом намазала себе веко, прикрыв глаза, и скользнула взглядом по отражениям Цянь Сяохун и Ли Сыцзян.