Закон Долга

Но, несмотря на все это, я продолжал стрелять. Долбить из своей ручной артиллерии двадцать третьего калибра по близкой мишени, в которую грех промахнуться с такого расстояния.

Я и не промахнулся. Ни разу. Лишь, отстрелявшись, пожалел, что в карабин больше четырех патронов ну никак не помещается.

Я расстрелял все его глаза. Остался только один, самый верхний, во лбу, горящий алым пламенем ненависти…

И это не было победой. В пустых глазницах шама уже шевелились толстые обрывки то ли глазных нервов, то ли маленьких окровавленных отростков. Из одной глазницы выпала деформированная пуля, вытолкнутая ими. В другой из лоскутов глазного яблока уже почти сформировался новый глаз – пока еще покрытый сплошным бельмом, но еще немного, и утраченный орган зрения будет восстановлен. Как и остальные, выбитые мною…

Медлить было нельзя, с каждой секундой шам набирал силы. Я прекрасно понимал, что восстановление утраченных глаз лишь на несколько мгновений отсрочило мою гибель, слегка ослабив давление невидимых тисков на мой мозг. Поэтому я рванул с места, бросив на асфальт пустой карабин и на бегу срывая с плеча СВД.

К длинной винтовке не был пристегнут штык-нож, также не было у меня времени доставать из ножен «Бритву» – счет шел на доли секунды. И выстрелить – тоже никак. Опустить вниз предохранитель, отвести назад затворную раму, отпустить ее и нажать на спусковой крючок… Для опытного стрелка все это мгновение от силы займет. Но когда нет этого мгновения, когда несешься со всех ног навстречу неминуемой смерти, приходится импровизировать.

Ну, я и сымпровизировал. Размахнулся на бегу да и ударил винтовкой на манер копья, всадив длинный пламегаситель в последний оставшийся глаз чудовища по самую мушку.

Страшный вой разнесся над пустынной улицей. Шам поднял огромные лапы, схватился за ствол, попытался выдернуть его из глазницы… Но я не отпускал винтовку, все глубже всаживая ее в череп врага, словно медведя на рогатину брал.

Однако шам был силен неимоверно, причем не только ментально, но и физически. Я почувствовал, что он вот-вот вырвет из своей башки мое оружие… и помог ему, отступив назад на полшага.

Мутант такого не ожидал. И от неожиданности немного качнулся вперед, подарив мне секунду. Которой мне как раз не хватало, чтобы выключить предохранитель, дослать патрон в патронник и нажать на спуск…

За эту секунду мутант точно выдрал бы пламегаситель из своей башки, здоров он был неимоверно. Но уж больно глубоко в его череп я всадил ствол СВД, так, что мушка аж глазницу проломила и за нее зацепилась. Шам рванулся еще раз… но в этот момент его череп пронзила пуля.

Вой мутанта превратился в неистовый рев. Я не удержал винтовку. Шам выдрал ее из своего черепа, отбросил в сторону – и рухнул на колени. Из его изуродованной головы хлестала черная кровь… но он был еще жив. И, зажимая одной рукой раскуроченную верхнюю глазницу, другой тянулся к рукоятке монгольской сабли, висящей на его поясе…

И снова счет пошел на секунды. Потому, что остальные глаза шама хоть и замедлили свое восстановление в связи с новым ранением, но не прекратили совсем. Вон с того, что первым сформировался в одной из окровавленной глазниц, бельмо потихоньку сходит, растворяется, и за тонкой пленкой уже можно различить черный зрачок…

Винтовки нет, карабин пустой валяется, пистолет – за пазухой, в кобуре, доставать долго… И я вновь прыгнул вперед, в прыжке выхватывая из ножен свою «Бритву».

Однако шам все-таки успел подняться с коленей и обнажить саблю. И даже замахнулся…

Это было его ошибкой. Рубить нужно в такой ситуации одновременно с извлечением оружия из ножен, в стиле японского искусства иайдо. Либо, на худой конец, колоть, пусть даже оружие для этого не особо и предназначено. Когда нет времени и пространства для замаха, лучше уж принять противника на острие клинка, вонзить в живот холодную сталь, затормозить прыжок, а самому шагнуть в сторону. И уже тогда, выдернув саблю из раны, рубануть, добивая.

Но шам, видать, не особо был искушен в работе клинковым оружием. Наверно, привык больше полагаться на свои ментальные способности и на телохранителей, послушных его воле, словно живые куклы. Потому-то рубануть у него не вышло.

Зато у меня получилось поднырнуть под руку противника и резануть по ней. От запястья – вдоль. Почти до локтя, снимая мясо с кости, рассекая мышцы и сухожилия, которые что у человека, что у мутанта несут одинаковую функцию – сжимать пальцы в кулак…

Лоскут мяса с чавканьем отделился от руки и провис книзу. Пальцы шама ослабли и разжались, сабля выпала из них. Но все это было уже второстепенно, так как вторым ударом я со всей силы вонзил «Бритву» в висок шама и с силой провернул рукоять ножа.

Всё…

Разом обмякшее тело мутанта рухнуло наземь.

И тут я совершил ошибку…

Шам падал, а я в это время попытался выдернуть «Бритву» из его черепа – уж больно мне дорог был мой нож. Нормальный рефлекс любого бойца по отношению к любимому оружию…

Внезапно я почувствовал, как мою ладонь словно пронзили тысячи раскаленных иголок… Я попытался разжать руку… но не тут то было! Пальцы словно приросли к рукояти, и мне поневоле пришлось упасть вместе с шамом. Правда, в последний момент я успел встать на колено и не завалился на окровавленный труп.

Труп ли?

Бельмо в глазнице, залитой кровью, шевельнулось и уставилось на меня. И тут же я почувствовал, как моего мозга словно коснулись холодные пальцы.

«Очень хорошо… меченосец, – прозвучал мертвый голос в моей голове. – Очень хорошо… Что ж, забирай свой трофей… И живи с ним… если сможешь…»

Я почувствовал, как ледяные пальцы вонзились в мой мозг, проникая все глубже и глубже, с треском разрывая его ткани…

Следом пришла боль – страшная, нереальная, невыносимая настолько, что я смог лишь застонать, до хруста стиснув зубы, ибо больше ничего не мог сделать, потому что невозможно пошевелиться, когда каждый нерв, каждая клетка твоего тела вибрирует, сигнализируя о запредельном страдании, от которого нет спасения…

Внезапно все кончилось.

Резко, словно рубильник выключили. Я стоял на одном колене над трупом шама. Боли не было, лишь все тело колотила крупная нервная дрожь, да камуфляж был полностью мокрым от пота…

Я рискнул пошевелиться. Нет, нормально все. Ничего не болит, даже слабости нет, вполне ожидаемой после такого потрясения.

И тут же я усомнился. А было ли оно, то потрясение? Не привиделось ли мне чего в горячке боя?

Я потянул за рукоять «Бритвы» и легко извлек свой нож из развороченного черепа мутанта. Ну да, все логично. Если этот клинок свободно рассекает границы между мирами, пробить башку любой твари для него пара пустяков. Соответственно, и с извлечением такого ножа из черепа врага проблем быть просто не может…

Вокруг было тихо. Ни звука, ни ветерка. Ночь стремительно вступала в свои права – и эта тишина могла быть обманчивой. В ней вполне могли таиться какие-нибудь твари, прекрасно видящие в темноте и лишь ожидающие ее наступления для того, чтобы загрызть одинокого путника. Не исключено, что мясо шама и его приспешников, расстрелянных ранее, им придется не по вкусу, и они предпочтут свежатинку. Стало быть, следовало поторопиться.

Я тщательно вытер нож карманом шама, оторванным от его штанов, после чего сунул «Бритву» в ножны и поднялся на ноги. Следовало вооружиться и свалить отсюда подальше, пока не поздно.

Подобрав карабин, я бегло его осмотрел. Вроде все нормально, падение на асфальт ему никоим образом не повредило. Неубиваемая машинка, дай Зона здоровья ее создателям.

А вот моей СВД не повезло. Шибко крепкий череп у мутанта оказался, а, может, на пути пули оказался сгусток аномальной энергии, генерирующийся в жуткой башке шама. В общем, пламегаситель разворотило в «розочку» вместе с передней частью ствола. Да и оптический прицел разбился, когда мутант винтовку об асфальт шарахнул. Короче, накрылось медным валенком мое профессиональное оружие…

Впрочем, неподалеку валялись телохранители шама, расстрелянные тем, другим Снайпером… вернее, мной и Фыфом до перехода в мир чернобыльской Зоны[2]. И возле каждого из них валялся старый добрый АКМ – идеальный, как твоя личная правда, и надежный, как контрольный выстрел в глаз.

Думаю, в России полным полно секретных складов, забитых под завязку этим оружием. СССР после Второй Мировой серьезно готовился к войне с вероятным противником и очень заботился о том, чтоб вооружить каждого боеспособного гражданина в случае таковой. Видимо, один из таких складов и разрыли шайны на пути к Москве. Прискорбно, если теперь у каждого из них в лапах автомат Калашникова. Впрочем, нет худа без добра, потому как помимо карабина у меня теперь тоже будет чем ответить врагу.

Надеюсь, я выбрал лучший автомат из тех, что были разбросаны возле трупов – в наступившей темноте особо не повыбираешь. Искать патроны по подсумкам не стал, просто отсоединил магазины от десятка АКМов и рассовал трофеи – часть по подсумкам разгрузки, часть в рюкзак определил. Тяжеловато получилось, но какому правильному сталкеру запас патронов карман тянет? Совершенно верно, никакому. Иначе это ни разу не правильный сталкер.

Думал еще свой ВАЛ подобрать, который обронил, когда с Фыфом в портал шагнул, но волевым усилием победил жадность. Во-первых, пустой он, все патроны для него в чернобыльской Зоне остались. Во-вторых, переть на себе третий ствол, к тому же бесполезный, непрактично. Да и в общем-то ни к чему.

Теперь осталось определиться, куда, собственно, шагать. Впрочем, почти сразу это стало очевидным.

В конце улицы замигали огни, раздались вопли на незнакомом языке. Ага. Подчиненные пятиглазого озаботились вопросом, куда это делся их вожак с телохранителями. Серьезный повод для того, чтобы обойти поисковую группу по широкой дуге и направиться туда, откуда они приперлись. Потому, что там, скорее всего, и находится цель моего путешествия.

* * *

Горестные вопли шайнов, потерявших своего предводителя, остались позади. Я знал – еще немного, и они превратятся в крики ярости. Завоеватели Москвы кинутся искать того, кто убил пятиглазого. Но меня это почему-то ничуть не пугало. Может быть, потому, что ночная темень как-то неожиданно перестала быть для меня проблемой.

Нет, я не стал видеть во мраке, словно кошка. Просто я точно знал, что, например, впереди торчит из земли почти разрушенное временем здание, в которое врос остов боевого робота. Некогда человекоподобная машина смерти рухнула на него, подбитая снарядом, да так и осталась лежать здесь на века, ржавея и потихоньку рассыпаясь в рыжую пыль.

А слева от этого здания – пролом в дороге, который если не заметить вовремя, то прямо и рухнешь в тоннель метрополитена, где того только и ждут десяток руконогов-мутантов, карикатурно похожих на помесь человека с насекомым.

Откуда я это знал? Да черт его знает откуда. Знал и всё. Как и то, что до цели моего путешествия осталось идти не так уж и далеко.

Я шел, лавируя между руинами и рощами хищных деревьев, останками боевых роботов и грудами железа, некогда бывшими танками и бронетранспортерами. Похоже, двести лет назад в этом районе шли серьезные бои между защитниками города и мощным отрядом биороботов, зачищавших Москву после ядерного удара.

Но с зачисткой у них явно не заладилось. Полегли прямо здесь, в Басманном районе столицы, где улица Ильинка плавно перетекает в Маросейку, а та, в свою очередь, – в Покровку.

Правда, и от самих улиц остались лишь названия, которые я на удивление хорошо помнил – когда-то изучал карту Москвы, и вот, пожалуйста. Словно мне ее в мозг вкачали, будто на флешку. Надо же, а я и не подозревал, что у меня такие способности, м-да…

Впрочем, если ты неожиданно обнаруживаешь какие-то ништяки, глупо от них отказываться лишь потому, что ты не знаешь, откуда они взялись. Взялись – и хорошо, пусть будут…

«А ведь ты не хочешь думать о том, откуда у тебя появилась ночная интуиция и такое фантастическое знание фактически незнакомой местности, а, Снайпер?» – пришла равнодушная мысль…

Пришла – и ушла. Ага, не хочу. На фига этим голову забивать? Мне сейчас о другом думать надо. Например, вон о том длинном четырехэтажном здании в старинном стиле с высокими и узкими окнами, похожими на бойницы, и главным входом с восьмиколонным портиком, над которым хорошо сохранился фронтон с изображением двуглавого орла.

Вот она, цель моего путешествия. Бывшие Покровские казармы, в которых вольготно расположился передовой отряд армии шайнов. Надо сказать, немногочисленный. Пятеро хайнов-нойонов, приближенных Пятиглазого, также обладающих ментальными способностями, да дюжина кешайнов – профессиональных воинов, смахивающих на хорошо накачанных двухметровых рептилий.

Остальными постояльцами казарм были пленники, ментально захваченные пятиглазым и его подручными. Будущая армия послушных марионеток. Их захватчики планировали бросить на Кремль в качестве пушечного мяса, которое не жаль потратить. А когда защитники древней крепости истратят на «кукол» достаточное количество стрел, патронов и физических сил, тогда на приступ пойдет основная армия шайнов, теперь вооруженная не только луками и пороховыми ракетами, но и автоматами, найденными на старом складе.

Их уже много было в казармах, этих безвольных «кукол», скованных ментальными путами и неподвижно стоящих в пустых помещениях. Вполне достаточно для того, чтобы осуществить задуманное. Пятиглазый лишь ждал свою армию, которая должна была подтянуться к рассвету.

Его план удался, все получилось даже раньше, чем он рассчитывал. И пока ученики-нойоны ментально «держали» пленников, пятиглазый решил вечерком прогуляться по теперь уже своим владениям, взяв с собой на всякий случай отряд личной охраны, состоящий из автоматчиков-кешиктенов…

Прогулялся.

Обычно у агрессоров в России прогулки таким образом и заканчиваются. Так было не раз, так всегда будет и впредь.

Однако это было еще не всё.

Вождь шайнов мертв. Но живы его ученики и дюжина их охранников, расположившиеся в Покровских казармах – остальные ушли искать своего хозяина и пока не вернулись. Двенадцать огромных человекообразных рептилоидов, запакованных в тяжелые доспехи кешиктенов с автоматами в когтистых лапах. Откуда я знал, сколько учеников Пятиглазого и их охранников осталось в казармах? А бес его ведает, просто знал. Иногда лучше не заморачиваться, а то можно додуматься до такого, что тебе самому совсем не понравится.

Обстановку я изучал, укрывшись за кучей ржавчины, некогда бывшей каким-то транспортным средством. Каким – уже не понять, так как все сгнило и проросло развесистыми, колючими кустами. Впрочем, укрытие отличное, пятнисто-разноцветное, в котором моя камуфла по-любому потерялась, даже если рептилоиды обладают способностью видеть в темноте, да еще и в цвете.

Четверо кешайнов стояли возле главного входа в здание, сканируя окрестности большими желтыми зенками, перечеркнутыми вертикальным зрачком. Стояли грамотно, рядом с колоннами, чтоб в случае чего за ними и укрыться. Чуть позади них горел костер, возле которого грелись еще два караульных рептилоида, одновременно жаря какую-то снедь на стальных рогульках, вбитых прямо в крыльцо. Офигенно грамотно, кстати, развести огонь так, чтоб сзади подсвечивать силуэты товарищей! Хотя кого им тут бояться? Я чувствовал, что ментальной силы у учеников пятиглазого вполне достаточно, дабы без проблем справиться что со стаей крысособак, что с отрядом биороботов.

Эх, как я пожалел, что сейчас нет со мной моей СВД или, на худой конец, ВАЛа. «Калашников» – машинка замечательная, но громкая. Начну стрелять по рептилоидам, немедленно ученики-нойоны услышат. И даже сами не пойдут меня мочить, нафиг им это не надо. Рептилоиды меня огнем прижмут к земле, а нойоны пошлют полсотни «кукол» – и привет. Навалятся кучей, и даже без оружия тупо зубами загрызут.

Задачка однако…

И тут я начал действовать. Совершенно неожиданно для себя, так, как я никогда бы не стал вести себя ранее в подобной обстановке.

Но то было раньше. А сейчас я просто встал в полный рост, закинул за плечо автомат и не спеша направился к входу в здание.

Разумеется, через десяток шагов меня заметили. Рептилоиды аж из-за колонн повылезали – получше рассмотреть, что это за чудо к ним направляется, спокойно и неторопливо, словно по бульвару прогуливается.

А я продолжал идти, наблюдая, как здоровенные кешиктены медленно поднимают свои автоматы. Правильно, куда им торопиться? Очередями отработать из четырех стволов по одинокой ростовой фигуре с тридцати метров – задача элементарная даже для тех, кто впервые взял в руки автомат. Те, что у костра грелись, даже с корточек не приподнялись, лишь повернули головы на длинных шеях, наблюдая, чем кончится этот спектакль.

Но я прекрасно чувствовал, что сейчас у охранников здания в головах имелось некоторое смятение. Если ученики-нойоны ментально захватили очередную «куклу» и ведут ее в здание, почему об этом не уведомили охрану? Непосредственно захватом занимался Великий, его ученики лишь охраняли добычу, держа ее в состоянии транса. Но так открыто, не боясь ничего, в этом ужасном мире могла ходить только «кукла»! И как тут быть?

– Стой, хомо! – наконец проревел самый здоровый рептилоид. – Говори, кто ты и откуда?!

Я продолжал идти, словно зомби, слегка покачиваясь из стороны в сторону, но когда кешиктен красноречиво щелкнул переводчиком огня, поднял на него глаза и произнес деревянным голосом:

– Не стреляй, о доблестный Нург. Меня прислал Великий, приказав передать тебе это.

Услышав свое имя, рептилоид озадаченно приоткрыл пасть. Вместе с его челюстью вниз опустился и ствол автомата.

– Сам Великий… Послал передать что-то мне… Но Старший Ученик совсем недавно обеспокоился чем-то и послал отряд следом за Великим. Почему же Великий не прислал кого-то из своих воинов?

– Он не счел их достойными, – произнес я, суя руку за пазуху.

– А ты что, достоин, презренный хомо? – осклабился Нург во всю свою зубастую пасть. Рядом громко и угодливо захохотали подчиненные.

– Вполне, – сказал я. – Или ты, доблестный Нург, усомнился в мудрости Великого?

В глазах рептилоида промелькнуло смятение. Его подчиненные разом захлопнули пасти и принялись сосредоточенно смотреть в сторону, усердно делая вид, что ничего не слышали. Лишь один, задумчиво почесав чешуйчатый затылок, произнес:

– Послушай, Нург, а не слишком ли складно этот хомо говорит для безмозглой «куклы»?

Иногда излишняя сообразительность бывает крайне вредной – потому, что в любом бою противник стремится прежде всего уничтожить именно сообразительных. Тупые сами передохнут, а от шибко умных всегда можно получить много проблем. Потому сообразительному и досталась первая пуля, которую я выпустил из пистолета ПСС, достав тот из-за пазухи.

ПСС – машинка бесшумная. Ну, или почти бесшумная. Звук от выстрела – будто кто-то чихнул в кулак. Но от этого «чиха» в башке сообразительного между глаз появилось аккуратное входное отверстие, а из затылка рептилоида на ближайшую колонну обильно плеснуло белесо-красным. То есть толстый череп пробило насквозь. Что неудивительно, ибо пуля ПСС из легированной стали на расстоянии двадцати пяти метров способна прошить двухмиллиметровый стальной лист. А уж башка мутанта никак не крепче стали.

Кстати, вдобавок данный пистолет стреляет не только без характерного звука, но и без пламени. Потому рептилоиды и не среагировали сразу, пытаясь понять, что за чихающая штука у меня в руках. И пока в тяжелых черепах проворачивались конструктивные мысли, я планомерно вышиб их из тех черепов вместе с мозгами. Нург, правда, попытался вскинуть свой автомат, но не успел и покатился по ступенькам высокого крыльца Покровских казарм, гремя доспехами и оружием.

Надо отметить, что два оставшихся рептилоида, сидевших возле огня, среагировали довольно шустро, вскочив на ноги и схватившись за сабли. Вредный рефлекс при наличии автоматов. Но огнестрелы им выдали несколько дней назад, а с саблями они, похоже, родились.

Два громадных кешиктена ринулись ко мне, сжимая в лапищах сверкающую, остро заточенную смерть. Но две стальные пули, выпущенные из бесшумного пистолета, заставили их споткнуться, с размаху грохнуться на каменное крыльцо и замереть навеки.

Я сунул пистолет за пазуху – и подивился собственному спокойствию. Как-никак боевая ситуация, реальная опасность… Но нет, ничего похожего хоть на малейший выброс адреналина. Отстрелял как в тире по ростовым мишеням, после чего совершенно спокойно зарядил опустевший пистолет последними шестью патронами СП-4, дефицитность которых сложно передать словами. Если и этот магазин придется расстрелять, пистолет можно смело выбрасывать, ибо вероятность найти в этой Зоне такие патроны практически равна нулю.

Пока я перезаряжал пистолет, от костра потянуло паленым. Горела жратва, которую рептилоиды жарили себе на ужин, так как больше некому было вращать самодельный вертел. Я хотел уже было двинуть дальше, попробовать на прочность высокую и широкую входную дверь, но форма куска горящего мяса на мгновение отвлекла мое внимание от основной цели.

И, присмотревшись, я понял, что жарили на костре кешиктены пятиглазого.

Это была рука. Детская. Вернее, ее фрагмент от плеча до локтя. Отрубили, кость вытащили – вон она валяется – а вместо нее вбили вертел и подвесили над костром. Там же, рядом со свежей костью, расколотой вдоль, чтобы вытащить мозг, лежали обломки других костей. Преимущественно тонких – рептилоиды явно больше уважали нежное детское мясо.

И вновь я не почувствовал ничего. Ни ярости, ни даже возмущения подобной дикостью. Они ели то, что им нравилось. А мне нужно просто убить их всех, чтобы выполнить свой Долг. Потому что, если этого не сделать, они убьют меня. Вот и всё.

Я повернулся, вытащил из рюкзака КС-23 и подошел к дверям. Не заперто, одна створка даже чуть приоткрыта. Ну да, зачем закрывать двери, когда перед входом такая охрана?

Я шагнул внутрь, в темноту. И сразу почувствовал невыносимое зловоние. Такая вонь могла быть в зверинце, где с недельку не убирали… Или в замкнутом помещении, где сосредоточено большое количество грязных, немытых тел, неподвижно застывших на одном месте, словно памятники самим себе.

Полная луна вылезла из-за туч, ее холодный, мертвый свет заглянул в высокие окна первого этажа. И в этом призрачном свете я увидел их… Пленников пятиглазого шама и его учеников-нойонов.

Они стояли рядами, словно терракотовые солдаты из гробницы китайского императора Цинь Шихуанди. Живые люди. И живые мутанты – нео, кио, дампы, осмы, руконоги… Все они были, похоже, погружены в состояние сродни анабиозу. Не мертвые, но и не живые. Я коснулся руки одного человека в камуфляже, разодранном на груди. Рука была почти ледяной, как это бывает у трупа, еще не успевшего до конца остыть. Понятно. Жизненные процессы замедлены до предела. Этим «куклам» не нужна пища и вода – до тех пор, пока ментальная команда не выведет их из комы. Странно, почему Глаза не дадут им приказ разорвать меня на части?..

«Глаза? При чем тут глаза?»

Но не успел я подумать, как ответ пришел сам собой.

Так пятиглазый шам называл пятерых своих учеников. «Мои Глаза, которые видят мой Путь и учатся моему Пути». По-восточному высокопарно, с претензией на мудрость. И теперь эти пять средоточий шамьей мудрости ждали меня там, в глубине здания. Я ощущал их присутствие, а они чувствовали моё. Но не убивали руками своих «кукол».

Я зачем-то был им нужен живым.

Но между мной и ими было препятствие. Нет, не ряды жутких, полуживых «кукол», между которыми я шел довольно свободно, почти не задевая их локтями. Просто залы соединял короткий коридор. Темный. Неширокий. Путь через который был перекрыт лютой ненавистью. Именно так я почувствовал то, что находилось в его чернильной темноте, до которой не могли дотянуться тусклые лучи лунного света.

А потом я понял, от кого исходят эти почти осязаемые волны ненависти… И невольно остановился.

Я знал, что будет дальше. Я слишком явно видел во сне свое очень недалекое будущее, чтобы ошибиться.

Коридор был тем же самым. И в его глубине стояли шестеро, перегораживая его живой стеной.

Живой ли?

Похоже, ученики шама умели управлять мертвыми. Наверно, для них это было проще, чем командовать живыми существами. Во всяком случае, в этих шестерых рептилоидах не было ничего живого. Я не чувствовал ни дыхания, ни биения их сердец. Только лютую ненависть. В «куклах», что неподвижно стояли вокруг меня, было больше жизни, чем в телохранителях «Глаз» шама, убитого мною.

Я знал, что сейчас будет, но отступить – также значило умереть. «Глаза» мертвого шама давно почувствовали меня и сейчас играли со мной. Испытывали, на что я способен. Убийство охранников на крыльце их не то чтобы впечатлило, но заинтересовало. И сейчас им было просто любопытно, как я предпочту умереть.