Нескучный киносад (сборник)

Ректор взял одно из ее писем и прочел вслух:

– «В то время, как по призыву генерального секретаря Коммунистической партии во всей стране происходит перестройка, ускорение и новое мышление, в Приволжском летном училище сохраняются старые нормы приема на пилотов – ростом только выше ста шестидесяти пяти сантиметров…» – Ректор поднял глаза на Катю. – То есть я консерватор? Да или нет?

– Я выросла, – ответила Катя. – На два сантиметра! Можете измерить. Хотите?

Ректор не отвечал. Он разглядывал Катю так, словно действительно измерял своим взглядом. Но не только рост, а еще, я бы сказал, и ее крохотный бюст, и тонкую шею… Потом вздохнул:

– Ладно… Так и быть… Я разрешу тебе посещать занятия.

– Ой! – вскочила Катя. – Спасиб…

– Подожди, – перебил ректор. – Ты можешь их посещать при условии, что останешься уборщицей.

– Как это? – изумилась Катя.

– А так, – сказал он жестко. – Летать все хотят, а полы мыть некому.

Глава 6

Столовая гудела от голосов обедающих курсантов. В углу, на кронштейне под потолком, находился телевизор, Горбачев сообщал о выводе советских войск из Афганистана. А Катя, Гюльнара и Марина стояли со своими подносами в очереди у стойки раздачи блюд.

– Блин! – говорила Гюльнара. – Полгода никаких полетов! Сплошные классные занятия!

Катя, первой взяв себе пару блюд и заплатив, отошла с подносом от кассы, поискала глазами свободный столик. Но все столы были заняты, только за одним проглядывал свободный стул. Катя направилась к этому столу.

– Ребята, тут свобод…? – И осекалась, увидев, что один из сидящих за этим столом – ее знакомый Егор Спешнев.

– Садись, – пожал плечами Егор. – Мягкой посадки.

Двое других – Вахтанг и Микола – прыснули от смеха.

Но Кате уже деваться некуда, она поставила свой поднос и села.

– Спасибо. Приятного аппетита.

Тут мимо них в поисках свободного места прошла Гюльнара с подносом в руках. Микола восхищенно посмотрел ей вслед.

– Оце шахиня!

Действительно, Гюльнара – высокая, стройная и с черными оленьими глазами – выглядела восточной принцессой из диснеевской мультипликации.

Катя закрыла глаза, шепотом произнесла короткую молитву и быстрым жестом перекрестила свою тарелку с супом.

Егор и его сокурсники изумленно посмотрели на это.

А она, не смущаясь, принялась за еду – зачерпнула горячий суп и подула на ложку.

– Я нэ поняв, – сказал Микола своим друзьям. – У нас училище чи эта… сэминари́я?

– А тебя как звать, монашка? – спросил Вахтанг.

Катя снова подула на ложку с супом и только после этого подняла глаза на Вахтанга:

– Вообще-то, мне папа рассказывал, что летчики, знакомясь, сначала называют себя. Вы летчики?

– Мы-то летчики… – начал Вахтанг, но тут же отвлекся на проходящую мимо них Марину. – Вах!.. – И повернулся к Кате: – Это твоя подруга, да?

– Да, это Марина.

– Передай от меня: поднос ей не нужен.

Катя непонимающе захлопала ресницами.

– Она тарелки можэ на грудях носыть, – объяснил Микола.

– Нет! – сказал Вахтанг. – Я буду ее подносом!

– Очень смешно, – саркастически заметила Катя. – Вы лучше скажите, когда у нас полеты начнутся. На втором курсе или на третьем?

– А ты не дождешься полетов, – усмехнулся Егор.

– Это еще почему?

– А вы все трое не дождетесь. – И он впервые посмотрел ей прямо в глаза.

Она не отвела взгляда:

– С чего бы это?

– А понесете, – заявил он с вызовом. – Ну, забрюхатите и свалите отсюда.

Катя продолжала смотреть ему в глаза. Потом встала. Подняв свою тарелку с горячим супом, плеснула этим супом Егору в лицо и ушла.

Назавтра Егор – всё лицо в волдырях и мази от ожога – а также Микола, Вахтанг и Катя стояли перед ректором в его кабинете.

– Ну, рассказывайте, – сказал ректор. – Кого отчислять? – И поочередно посмотрел на Катю, Егора, Миколу и Вахтанга.

– Меня, товарищ генерал! – после короткой паузы разом сказали и Катя, и Егор.

Ректор удивленно посмотрел на обоих.

– Я ей нагрубил, – объяснил Егор.

– Я его супом облила, – сказала Катя.

– Ну-ну… – протянул ректор и спросил у Егора: – Ты забыл, что я тебя взял условно?

Егор молчал.

– И вообще, – сказал ректор, – вы же проходили экзамены на выдержку… А представьте, что это у вас в полете происходит. Вы – экипаж, у вас за спиной сто сорок пассажиров. Ты, Спешнев, командир, а ты, Осина, штурман или второй пилот.

– Ужас! – заметил Микола.

– А я с ней не полечу, – сказал Егор.

– А тебя никто не спросит, – ответил ректор. – Назначат в экипаж, и полетишь. Но я не об этом. Если один нагрубит другому, то… – он показал на лицо Егора, – в воздухе это уже не ожог. Это… ну? Что?

– Авария, – догадался Вахтанг.

– Вот именно, – сказал ректор. – Гибель ста сорока пассажиров и экипажа. Понятно?

– Так точно, товарищ генерал! – вразнобой заверили его все четверо.

– И вообще… – задумчиво продолжал ректор. – Кто такой летчик? А? Летчик – это небожитель… это единственный человек, под которым вращается земной шар. Понимаете? Вы – если, конечно, доучитесь – будете летать на высоте десять километров. А под вами Земля медленно так вращается, уплывает под вас… Представляете? И если смотреть оттуда, с неба, то по сравнению с этим кайфом полета – ну, что какие-то личные претензии, обиды? А? – И вдруг резко сменил свой тон: – Идите с глаз моих!

Катя, Егор, Микола и Вахтанг направились к двери.

– А ты, Осина, останься.

Егор, Микола и Вахтанг вышли из кабинета, закрыли дверь.

– Я всё поняла, товарищ генерал, – сказала Катя.

– Нет, не всё. Садись… – И, подождав пока она села, ректор продолжил: – Я понимаю, что трем девушкам нелегко быть в этом мужском табуне. Но… вы должны – и передай своим подругам, – вы должны помнить, что от вас зависит, будем мы впредь принимать девушек на лётное или не будем. Понимаешь? Тысячи девушек хотят летать. Вы им или откроете дорогу, или…

Выйдя из кабинета ректора, Катя пересекла коридор, свернула на лестницу и… наткнулась на Егора. Он стоял на лестничной площадке, нервно курил «Приму» и явно ждал тут ее, Катю. Опустив глаза, она хотела пройти мимо, но Егор заступил ей путь.

– Подожди.

Она остановилась.

– Я… – сказал он, гася сигарету. – Я хочу извиниться…

Катя молчала. Потом все-таки сказала:

– Ну? Так извиняйся.

– Как? – спросил Егор.

Катя пожала плечами:

– Не знаю. Становись на колени.

– Чего? – возмущенно протянул Егор. – Обалдела?

– Сам дурак! – сказала Катя и, отодвинув Егора, сбежала по лестнице.

– Не дождешься! – крикнул ей вслед Егор, перегнувшись через лестничные перила.

Глава 7

Тем временем где-то далеко от Приволжска происходили всякие крупные и мелкие исторические события: в Польше пришла к власти «Солидарность», в Чехословакии – бывший диссидент Вацлав Гавел, а в Румынии коммуниста-президента Чаушеску расстреляли. Поближе, в СССР, перестройка набрала такую скорость, что от него стали одна за другой отлетать целые республики – Латвия, Литва, Эстония, Молдавия, Грузия, Украина… А бывшие «братские» Азербайджан и Армения начали настоящую войну за Нагорный Карабах. В Ферганской долине случилась Ошская резня, в Крыму – драки и битвы между вернувшимися крымскими татарами и русскими, а в Северной Осетии – между осетинами и вернувшимися ингушами.

Но в Приволжске ничего такого пока не происходило. Егор, Вахтанг и Микола в числе других старшекурсников летного отделения проходили стандартные занятия на диспетчерских тренажерах «Навигатор» и «Эксперт», в классах предполетной подготовки – на тренажере «Як-18Т» и тренировки по прыжкам с парашютом. И в столовой училища была обычная сутолока, хотя, если честно, перестройка обеденного меню весьма огорчала желудки курсантов – из него напрочь исчезли мясные блюда, а всякие свекольники и вегетарианские щи слабо утоляли юношеские аппетиты.

Однако не это остановило Катю, Марину и Гюльнару в дверях столовой. Встав в кружок, они смущенно считали свои деньги.

– Получается только два комплексных обеда на троих, – сообщила Гюльнара. – А до стипендии еще три дня…

– Кать, займи у Егора, – предложила Марина.

Катя не поняла:

– У какого Егора?

– Ну, какого! Спешнева! – объяснила Гюльнара.

– С ума сошли? Да ни за что!

– Ладно! – сказала Марина, повернулась и решительным шагом вошла в столовую.

– Ты куда? – спохватилась Катя.

Но Марина, не отвечая, уже подошла к столику Егора и его друзей.

– Здрасьте, приятного аппетита!

Вахтанга появление Марины так ошарашило, что он поперхнулся салатом из капусты. А Микола и Егор смотрели на нее выжидающе.

– Ребята, – сказала Марина, – вы не можете нам до стипендии дать взаймы хоть сколько?

– Дать взаймы чего? – не понял Микола.

– Ну, денег, – пояснила Марина. – Мы отдадим, честное слово!

Вахтанг поспешно полез в карман, достал всё, что там было, и положил на стол:

– Конечно! Вот! Всё забери!

Микола, поколебавшись, достал свои.

Но Егор, поправив воротник своей линялой желтой штормовки, накрыл эти деньги рукой.

– Минуту. Ты садись. Тебя как звать?

Марина присела на край стула.

– Я Марина Голубева, первый курс, сто шестая комната. Мы отдадим. Хотите расписку?

– Зачем расписку? – возмутился Вахатнг. – Так бери! Всё забери!

– Да подожди ты! – сказал Егор и повернулся к Марине: – А вы по утрам когда просыпаетесь?

– Мы? – удивилась Марина. – В шесть пятнадцать. А что?

– Каждый день? – спросил Егор.

– Ну, да. А что?

Егор вздохнул:

– А нас даже будильник не берет. А давай так: вы будете нас будить. Две недели. – И он убрал свою руку от денег. – И ты забираешь эти деньги без отдачи. Идет?

Марина посмотрела на деньги, затем на Егора, Вахтанга и Миколу и снова на деньги.

– Да легко! – сказала она. – Чо там!

И забрала деньги.

– Нет! Как ты могла на это пойти? – возмущалась Катя, строча на швейной машинке в их сто шестой комнате общежития. Курсантская форма, которую она выпросила наконец у «Жана Рено», была настолько ей велика, что ее пришлось целиком распороть и урезать вдвое.

– А что такого? – Лежа на койке под портретами Цоя и других идолов конца восьмидесятых, Марина штопала свои колготки и зубрила выписанные в блокнот английские термины: – Поворот – turn… Будем по очереди стучать им в дверь и уходить. Вот и всё… Разворот – u-turn…

– Да я лучше голодать буду! – сказала Катя.

Марина повернулась к Гюльнаре, стоявшей у подоконника:

– А ты?

На подоконнике на включенной электроплитке грелась жестяная банка с «ваксом». Помешав палочкой эту смолу, длинноногая Гюльнара поднесла палочку к своей упертой в подоконник и оголенной до причинного места ноге, намазала смолой ляжку у самого верха, затем приложила к смазанному месту кусок бязевой тряпки, прижала и тут же резко, рывком оторвала. Бязь отошла от кожи вместе со смолой и волосками, ляжка стала идеально чистой и гладкой.

– Я восточная женщина, – ответила Гюльнара. – Я на мужской этаж не могу идти.

– Интересно! – усмехнулась Марина. – Как эпиляцию делать, так ты эмансипированная. А как подняться к мужикам на этаж, так – забитая женщина Востока.

В результате по утрам подниматься на мужской этаж пришлось Марине. В 6:15, когда звенел будильник, Марина, не открывая глаз, выключала его сонной рукой, затем трясла головой, заставляя себя встать, набрасывала халатик и находила ногами тапочки. Поглядев на спящую Гюльнару и пустую раскладушку Кати, она выходила из комнаты, сонно брела по пустому коридору общежития, сворачивала на лестницу. Как всегда в это время, Катя мыла тут лестничные ступени и площадки. Переступая тапочками через лужи, Марина поднималась на мужской этаж.

– Стой! – говорила Катя. – Ты хоть запахнись! Сиськи растеряешь.

– Я их ненавижу, – сонно сообщала Марина.

Катя подходила к ней, застегивала на ней халатик.

– Кого? Мужиков или дыньки свои?

– И тех, и этих…

– Иди уж, – перекрестив Марину, говорила Катя. – С богом!

Марина сворачивала с лестницы в коридор третьего, мужского этажа. Здесь из-за каждой двери был слышен молодецкий храп.

Марина трусливо пробегала мимо этих дверей к двери № 320. Прислушивалась и осторожно стучала. Никто не отвечал. Озираясь, Марина стучала снова. Ответа нет. Она беспомощно оглядывается. Издали, из глубины коридора, Катя, стоя на стреме, делала ей знак рукой – мол, толкай дверь. Марина жала на дверную ручку, и дверь открывалась. В комнате с окном, распахнутым в розовеющий рассвет, на трех койках спали полуобнаженные Егор, Вахтанг и Микола. И Марина замирала, невольно любуясь мускулистым торсом Вахтанга.

Но тут Вахтанг открывал глаза и встречался с глазами Марины.

Долгую секунду они проникающим взглядом смотрели друг другу в глаза, как два юных оленя на лесной тропе.

Затем Вахтанг медленно тянул руку к Марине.

Но Марина, придя в себя, говорила нарочито грубо и громко:

– Подъем!

И убегала, хлопнув дверью.

Глава 8

Описывать учебный процесс утомительно, а читать о нем еще скучней. Зато всякие казусы, нарушающие этот процесс, с годами становятся частью летного фольклора, обрастают нереальными подробностями и превращаются в мифы. Но, присягнув читателю на документальность повествования, автор провел собственное расследование и теперь излагает только проверенные факты.

Итак, факт номер один. Однажды, когда старшекурсники отрабатывали прыжки с парашютом, а первокурсники и, соответственно, первокурсницы на том же учебном аэродроме, но в другом его, конечно, конце только учились складывать парашюты, произошло следующее. Группа курсантов (среди них Вахтанг, Микола и Егор в своей желтой штормовке) загрузились в Ан-2, взлетели и чуть погодя черными точками посыпались с неба на летное поле. Затем один за другим стали раскрываться купола их парашютов, на них жирными восклицательными знаками зависали курсанты, и только одна желтая точка, опережая парашютистов, неслась к земле, не открывая парашют.

Первокурсники замерли.

Катя, побледнев, вцепилась руками в рукава подруг.

Поодаль желтая точка, обогнав парящих на парашютах курсантов, стремительно пронеслась без парашюта вниз и грохнулась о землю.

Катя упала в обморок.

А Егор, приземлившийся на своем парашюте рядом со своей желтой штормовкой, спокойно поднял ее с земли – она была надета на какой-то тяжелый рюкзак. Остальные курсанты, тоже приземлившиеся рядом с этой мишенью, собрали свои парашюты, подошли к первокурсникам и со смехом наблюдали, как Марина и Гюльнара приводят в чувство Катю. Вахтанг хохотал громче всех.

Марина выпрямилась, шагнула к Вахтангу и влепила ему пощечину.

– Сволочи!

– Еще! – вдруг сказал Вахтанг.

Марина, не задумываясь, врезала ему еще раз.

– Еще! – сказал Вахтанг.

Марина ударила снова и, уже рыдая, стала кулаками колошматить Вахтанга по груди.

Вахтанг счастливо улыбался.

Факт номер два. Как-то на очередном утреннем построении «Жан Рено» объявил:

– Товарищи курсанты! Вы, конечно, знаете, что происходит в стране. Армия сокращается, военные училища тоже. Но напрасно стервятники Вашингтона радостно потирают руки. Мы не собираемся уменьшать готовность страны к обороне. В нашем училище создается военная кафедра, мы будем готовить из вас летчиков широкого профиля…

И буквально назавтра курсанты, построенные поротно, уже маршировали по стадиону, как на армейском плацу. Инструктор командовал по-армейски:

– Раз-два! Раз!.. Раз-два! Раз!.. Тяни носок! Выше!.. Запевай! «Вот новый поворот…»

Вбивая ботинки в гаревую дорожку стадиона, курсанты грянули хором: «Что он нам несет? Омут или брод?..»

Пристроившись к последнему ряду, с ними маршировала и Катя – маленького росточка, нелепая в своей самопальной форме, но абсолютно серьезная и старательная.

Выведя марширующих курсантов за ворота училища, инструктор неожиданно скомандовал:

– Отставить песню! Направляющий, шаг на месте! Внимание! Марш-бросок десять километров! За мной бегом – марш!

Курсанты нестройной колонной побежали за инструктором. Он повел их к реке – через кустарники, по песку, вниз по оврагам. И вдоль реки. И опять вверх по косогору.

Тут многие стали выдыхаться, колонна растянулась, кто-то отстал и упал на землю. И вот уже от колонны осталась половина… треть… вот рухнули Микола и Вахтанг…

Но Катя, хоть и последняя, продолжала бежать, не сдаваясь. И только когда Егор, не дотянув до финиша метров двести, тоже упал в выжженную солнцем траву и чертополох, она остановилась, упала рядом с ним.

– В чем дело? Тебе плохо?

– Отстань! – выдохнул Егор. – Беги!

Но она не отставала:

– Что с тобой?

– Отвали!..

Тут – уже пешком – подошли Микола и Вахтанг.

– Оставь его, – сказал Вахтанг и вместе с Миколой стал поднимать Егора.

– А что с ним? – не унималась Катя.

– Та вин же афганец, – сказал Микола. – У него ранение було, у легкое. Его условно взялы в училище…

– Заткнись! – приказал ему Егор и, злобно зыркнув глазами на Катю, побрел к финишу – к воротам училища.

Факт номер три. Помните, как в фильме «Старшая сестра» Доронина с придыханием произносит монолог: «…Вы любите театр? Я хочу спросить, вы любите театр, как люблю его я…»? Почти с таким же придыханием каждый летчик вспоминает свой первый самостоятельный полет. И потому…

– Запомните этот день! – сказал старшекурсникам «Жан Рено» и оглянулся по сторонам: – Вообще, братцы, скажу вам как мужикам. Не каждый из нас помнит свою первую женщину. Но! Каждый летчик – на всю жизнь – помнит свой первый полет. Это железно. И сегодня у вас такой день…

– Ура! – крикнули старшекурсники, стоя на учебном аэродроме у Як-18.

– Отставить! – сказал «Жан Рено» – По экипажам – рассчитайсь! Первый экипаж?

– Гринько и Микеладзе!

– Второй экипаж?

– Швырев и Венделовский.

– Третий экипаж?

– Селиванов и Казачков…

– Итак, – сказал «Рено», – каждый экипаж имеет двенадцать минут самостоятельного полета. То есть взлетели, сделали круг над аэродромом и зашли на посадку. Имейте в виду: посадка – самое сложное. Кто сядет «козлом», то есть с подскоком, получит неуд. Первый экипаж – приступайте!

Микола и Вахтанг поднялись в самолет с бортовым номером 42, заняли места командира и второго пилота.

«Жан Рено» кивнул Егору на второй самолет.

– Спешнев! Со мной… – И поднялся во второй Як-18 с бортовым номером «44», спросил в ларинг: – Сорок второй, как слышите? Прием.

Сидя в переднем кресле командира Як-18, Микола доложил:

– Сорок четвертый! Вас слышу, к полету готов! Разрешите исполнительный старт. Прием.

– Сорок второй, – сказал «Жан Рено». – Исполнительный старт разрешаю. Прием.

Микола и Вахтанг взяли карты-инструкции и вслух перечислили каждый этап взлета и функции всех приборов. Эта так называемая «молитва» обязательна для любого взлета и посадки и свято выполняется всеми пилотами мира. «Жан Рено» и Спешнев в своем самолете сделали то же самое.

Издали, из разных концов аэродрома курсанты младших курсов следили за ожившими самолетами.

Вот Як-18 с бортовым номером 42 тронулся и выкатил на ВПП – взлетно-посадочную полосу. Следом, на расстоянии сотни метров, катил второй Як с бортовым номером 44. Микола выжал педали тормоза, самолет остановился, и Микола получил у диспетчера разрешение на взлет. Неожиданно для самого себя вдруг перекрестился, перевел РУД (рычаг управления двигателем) на режим для взлета. Стошестидесятисильный двигатель тут же взревел на полную мощь, и маленький Як-18 затрепетал, пытаясь сорваться с места.

Микола плавно отпустил тормозные педали.

Самолет тронулся и побежал по взлетной полосе.

Глядя на ВПП, оба – и Микола, и Вахтанг – затаили дыхание. Полоса улетала под винт и обтекатель кабины всё быстрей и быстрей… Уже виден ее конец… Еще чуть-чуть, и она кончится…

– Давай! – закричал сзади Вахтанг. – Тонгаж восемь градусов! Давай!!!

Микола потянул штурвал на себя.

Закрылки тут же изменили положение, колесо переднего шасси оторвалось от земли и – буквально на последних метрах полосы – самолет резко взмыл вверх!

Несказанный кайф полета тут же опьянил и Вахтанга, и Миколу – их машина, качая крыльями, летела к облакам, к солнцу! Хохоча, оба восторженно закрутили головами по сторонам, забыв о земле и ощущая себя полными хозяевами неба, воздуха, самолета.

Голос «Жана Рено» вернул их если не на землю, то к реальности.

– Сорок второй! – прозвучало в наушниках. – Разворот на сорок градусов и облет аэродрома! Повторяю…

– Сорок четвертый, – доложил Микола, – вас понял, есть разворот! – И повернул штурвал на разворот.

– Давай «бочку»! – возбужденно крикнул ему Вахтанг. – Сделаем «бочку»! Давай! – И с силой дожал штурвал так, что самолет перевернулся вверх шасси.

Внизу, на летном поле, все замерли, глядя на этот трюк.

А в кабине Як-18 Микола и Вахтанг повисли на ремнях вниз головой. И теперь ни тот, ни другой не доставали ногами до педалей.

– Блин! – в панике закричал Микола. – А как выйти из «бочки»? Я не знаю…

– Я… я тоже… – растерялся Вахтанг.

Як-18 летел вверх шасси. В кабинах, болтая ногами, оба пилота продолжали бессильно висеть на ремнях.

Среди наблюдателей на земле больше всех переживали Марина и Гюльнара – вцепившись в друг друга, они не отрывали глаз от сорок второго Яка.

Но тут рядом с ним оказался самолет с бортовым номером 44.

Глядя на паникующих Миколу и Вахтанга, «Жан Рено» сказал в микрофон:

– Сорок второй! Без паники! Энергичней штурвал по ходу вращения самолета! Выполняйте!

Факт номер четыре. По понедельникам, средам и субботам единственная в общежитии душевая была с шести до восьми вечера отдана девушкам. И здесь, во время водных процедур, ими были сделаны следующие уточнения относительно одного из курсантов-старшекурсников.

– Как вы думаете, почему он такой вредный? – стоя под душем и вроде бы вскользь спросила Катя.

– Кто? – переспросила Марина.

– Ну, кто! Егор, конечно…

– Он не вредный, он злой, – заметила Гюльнара.

– То есть? – замерла Катя.

Гюльнара ошпарила лавку горячей водой, потом улеглась на ней и сообщила:

– Значит, так. Твой Егор первый раз поступал сюда семь лет назад. Но по конкурсу не прошел, ушел в армию. А тут у него невеста осталась, он ее любил без памяти, и она клялась ждать его до дембеля. В армии он попал в десантуру, прошел три месяца лагерей и с первым десантом прыгал на Багдад. Два месяца воевал там с душманами, получил осколочное в легкое, и вместе с другими ранеными его спецрейсом привезли сюда, в госпиталь. И тут, когда их, раненых, везли с аэродрома мимо парка имени Космонавтов, он увидел дискотеку, а на дискотеке – свою невесту. Она ему за полгода ни одного письма не прислала, а вместо этого зажигала тут на дискотеке. Ну, и не только. Свербело у нее… С тех пор он всех женщин ненавидит вусмерть. Понятно?

– А ты это откуда знаешь? – поинтересовалась Марина.

– А мне Микола рассказал.

– То есть у тебя с Миколой?..

– Да, – сказала Гюльнара. – У меня с Миколой то же, что у тебя с Вахтангом. Катя, что с тобой?

– Ничего… – отвернувшись и утирая слезы, сказала Катя.

И той же ночью решилась наконец на самый отчаянный поступок за все время своего пребывания в училище. В час ночи, домыв полы в тренажерном зале, она, крадучись, словно кто-то мог увидеть ее в совершенно пустом учебном корпусе, подошла к тренажеру самолета Як-18… потом к тренажеру Ан-24… потом – к Ту-134… Но на Ту-134 духу у нее не хватило, и она вернулась к тренажеру Ан-24, поднялась к нему по короткой металлической лесенке, на верхней площадке включила несколько тумблеров на щите управления и решительно шагнула в пилотскую кабину. Большая, в натуральную величину кабина самолета была нафарширована приборами. Слева и справа стояли кресла для бортинженера и штурмана-радиста. А впереди – кресла командира самолета и второго пилота. Приборная панель, плексигласовые окна…

Словно во сне, Катя сомнамбулой пробралась на командирское место, села, нащупала рукой рукоятку управления креслом, отжала ее, выкатила это кресло вперед до отказа и возложила левую руку на штурвал, а вторую на РУДы (рычаги управления двигателями). Прислушалась, но грохот собственного сердца заглушал все остальные звуки. Катя медленно протянула руку к одному тумблеру, к другому и последовательно включила все бортовые системы. Загорелись приборы, заметались стрелки, взревели двигатели, и за окнами кабины включилась видеопанорама, имитирующая цепочку огней на ВПП и ночной аэродром.

Катя сползла по креслу чуть ниже, двумя ногами дотянулась до педалей тормозов, а правой рукой нажала на РУДы. В ответ послышался рев двигателей, набирающих обороты.