Оберег на любовь. Том 2

– Я тут вот что, Полина, надумала. Если нам сейчас быстренько одноклассников обзвонить, собрать теплую компанию да мотнуть в Кувшинку с ночевкой.

При вторичном упоминании Кувшинки я вздрогнула во второй раз.

– Ты всю ночь, что ли, думала, мать?

– Именно. Всю ночь.

– А тетя Люся? Ей оно надо? Сама говоришь, дачный сезон уже закрыли. Порядок, наверное, там навели идеальный.

– Ой, Полина, какая ты скучная. Как закрыли, так и откроем. Теплынь вон на дворе какая. Грех не попользоваться. На девять на электричку уже не успеваем. Думаю, часов на двенадцать надо ехать. Как считаешь?

– Ну, Сонька! Авантюристка ты у меня. Ладно. Пошла у родителей отпрашиваться.

На мое удивление, родные отпустили меня легко. Папа лишь спросил, картавя и лукаво щурясь, как дедушка Ленин:

– А как же демонстрация трудящихся?

– У нас теперь это дело добровольное!

– Неужели? А мне казалось, для вас, старшеклассников, добровольно-принудительное?

– Пап, но это же не праздная поездка на пикник. У нас миссия. Должен же кто-то старушке помочь?

– Ладно, тимуровцы, поезжайте. Дело и вправду благородное.

– Пусть едет. Уроки да тренировки. Вздохнуть девчонке некогда. Воздухом хоть подышит, пока погода стоит, – дала добро на поездку и мама.

– Только куртку теплую надень. В лесу-то, поди, прохладно?

– А новую можно? Только, наверное, в ней жарко будет.

– Ничего, жар костей не ломит.

…Новая японская куртка досталась мне, можно сказать, в лотерею. Хотя у мамы на телеграфе это почему-то громко называлось распределением по профсоюзной линии. На весь коллектив периодически выделялась одна добротная импортная вещь. Обычно дележ происходил так: в шапку бросались бумажки, в большинстве своем девственно чистые, и лишь на одной писалось наименование вожделенного дефицита. Тут уж как кому фортуна улыбнется! Участники жеребьевки с замиранием сердца тянули свернутые бумажки, и счастливчик становился обладателем качественной шмотки. Разыгрывалось все. Китайские фабричные носовые платки, финские пуховики, чехословацкие туфли, польские джинсы, ГДР-овские детские коляски. Однажды Ирке достались невероятно уютные дутые сапожки небесно-голубого цвета с искусственным мехом внутри, австрийского производства. Жаль, что сестра их так и не поносила. Распределение происходило глубокой зимой, когда в нашем регионе все дети поголовно носят валенки. Мама, вытянув непустую бумажку, от счастья даже не заметила, что обувка придется ее дочери только-только, схватила добычу и – домой. К приходу весны нога ребенка еще подросла, и сапоги на нашу Золушку уже не лезли. Так вот и упустили тогда Синюю птицу дефицита.

На папином заводе было несколько иначе. Предприятие считалось самым весомым в городе, как сейчас бы определили – градообразующим. Штат был велик, потому и удача работникам выпадала реже. Зато игра велась по-крупному. Можно было заполучить импортный кухонный гарнитур, или ковер, или швейную машинку, или сервиз столовой посуды «Мадонна» и даже – автомобиль! На одну сотрудницу пенсионного возраста из папиного цеха свалилось негаданное счастье. Она выиграла подержанный японский автомобиль, марку которого, коверкающую язык, никто не мог назвать правильно, да, собственно, она особо никого и не интересовала. И теперь женщина не знала, что ей с этим счастьем делать. О трофейной машине ходили легенды. Будто руль у нее с другой стороны, и на скорости больше ста километров в салоне начинают звенеть колокольчики, предупреждая водителя: «Внимание, превышена скорость! Опасно!!». Если открыта дверь, то приятный женский голос обязательно напомнит вам об этом. Правда, на японском. А окна открываются сами, стоит лишь нажать на кнопочку. И не надо даже крутить ручку на дверце. Чудеса!

Так вот. О куртке. Она была просто сказочной! Спортивного покроя, скомбинированная из двух тканей. Яркое, необычное для наших серых улиц, сочетание цветов, лимонного и коричневого. С отстегивающимся капюшоном, с меховым воротничком, на стильной молнии из желтой пластмассы, с большими накладными карманами, отделанными кожаной бейкой. А главное, к подкладке был пристрочен настоящий лейбл, а «по-русски» говоря – чекуха, на которой золотыми буквами значилось: «Made in Japan»…

В этой вещи я чувствовала себя королевой. Прихватив немного денег на электричку, минимум нехитрой еды и термос с горячим чаем, я отправилась на вокзал.

Веселой гурьбою мы ввалились в электричку. Одноклассников набралось ни много, ни мало – девять человек. Все были радостно возбуждены. Я в новой куртке и тоже в приподнятом настроении. Завтра праздник. Потом – каникулы. Приятная поездка за город. Отличная погода. Нам было так здорово, что мы не могли не петь. Горланили под гитару, что прихватил с собой Ромка. Он у нас очень талантливый. Когда Рома неожиданно ударил по струнам и заголосил на весь вагон:

«Эх, загу-загу, загулял, загулял,Парнишка, да парень молодой,В красной эх рубашоночке,Хорошенький такой»,

– друзья подхватили куплет и спели так задорно, так слаженно, будто накануне состоялась генеральная репетиция нашего самодеятельного ансамбля. Мы не стеснялись редких пассажиров. А чего стесняться, если душа поет? Попутчики сперва оторопели от неожиданности и от небывалого напора кипучей молодой энергии и слегка засмущались, но скоро тоже освоились. Я наблюдала за бравой пожилой парой дачников в брезентовых штормовках, которые в такт нашей песне притоптывали, хлопали себя ладошками по коленкам и чуть ли не готовы были сорваться в пляс.

Только мне уже как-то не очень пелось и плясалось. Чем стремительнее поезд приближался к цели, тем большее волнение охватывало меня. Когда за окнами промелькнула Седая Заимка, я уже не в состоянии была ни петь, ни рисовать… Меня больше не трогало всеобщее веселье: я затаилась, и теперь с невероятным трепетом ожидала только одного – бесценной встречи с Кувшинкой. Сейчас она свершится! Оказывается, подсознательно я весь период с июля по ноябрь только о ней и мечтала. Нас ведь всегда тянет на старые места. Это закон. И все, что было с тобой ТОГДА, возносит до небес то самое место, где происходили значимые для тебя события. Другое дело, что место не всегда встречает нас столь же приветливо, как прежде. Но я не теряла надежды…

В поселке сразу бросилось в глаза, что от некогда пышной растительности в огородах и палисадниках ничего не осталось. Теперь дачные участки соседей просматривались насквозь. Границы межевания, обычно обозначенные кустами малины или смородины, стали совсем прозрачными. А вот трава еще оставалась по-летнему плотной и зеленой.

…Дом уже дремал, настроившись на долгую зиму. Наверное, и не предполагал, бедный, впадая в спячку, что сюда до весны еще кто-то явится. А тут целая орда молодежи завалилась! Шумная, веселая, безбашенная. Первое, что мы сделали – пооткрывали наглухо замурованные на зиму ставни и распахнули настежь окна. Всем нам было очень душно.

– Мама просила печку хорошенько протопить. У нас за зиму почему-то всегда подушки отсыревают. Как вы думаете, стоит? – советовалась с гостями юная хозяйка.

– Да ну нафиг! Жарища. Угорим! – орали все наперебой.

Я, следуя за Соней, привычно вскарабкалась на второй этаж и застолбила свою родную кровать. Наверху было довольно холодно, непривычно темно из-за плотно зашторенного окна, и действительно сильно пахло сыростью. Зато отдельное спальное место, буду спать, как барыня, с комфортом.

Остальная группа разместилась внизу. Решили, что мальчишки лягут на полу, на широком двуспальном матрасе. Им на троих досталось два неподъемных ватных одеяла. А девчонки, хотя по объему и не самые миниатюрные, на разобранном диване как-нибудь уместятся вчетвером. Подушек на всех не хватило. Зато спящим на диване полагались одна единица шерстяного одеяла, одна стеганного, и впридачу был выдан шерстяной плед. Девчатам можно было не беспокоиться. Такому количеству тел, да под такой уймой одеял никакой холод был нипочем.

Худо-бедно разобрались со спальными местами, хаотично побросали вещи и в нетерпении выскочили на воздух.

– Скажите, друзья, кто-нибудь из вас помнит, чтобы шестого ноября можно было вот так запросто сидеть на земле? – удивлялась Дарина, девушка отчаянная и с упрямым нравом, расстилая свое пальтишко на пятачке сохранившейся лужайки и усаживаясь на него сверху.

– До чего тепло! Совсем как летом.

– Не говори. В прошлом-то году мороз в это время был градусов двенадцать. Помните, на демонстрацию в шубах да в валенках народ повалил? – припомнил Роман.

Он бахнулся рядом с подругой, ничего под себя не подстелив. Блаженно растянулся, забросил за голову руки и стал щуриться на солнце, как мартовский кот.

– Я бы все-таки не советовала вам валяться на сырой земле. Коварная штука – поздняя осень, – переживала за них Соня.

Но вскоре и сама оказалась рядом, присев на низенькую скамеечку. Я вспомнила, что в хозяйстве Розенталь этот крошечный табурет смешно зовется «коровьим стульчиком». Правда, когда Соня растолковала мне, откуда растут ножки у этого названия, я по ошибке пару раз назвала его «доильным». Оказывается, на похожем стульчике молочница тетя Поля всегда доила корову. Впоследствии я и сама оценила достоинства коровьего стульчика: с ним было гораздо легче управляться при прополке на огороде. Очень удобная вещь. Не надо ползать по грядкам, и уж точно не натрешь себе коленки.

Одноклассники оживленно делились воспоминаниями о дне шестого ноября прошлого года и не переставали удивляться чудесам погоды.

– Я в тот день варежки потеряла, – с запоздалым сожалением призналась Таня. – Назавтра с утра на демонстрацию, а у меня любимые варежки куда-то пропали.

Николай тоже диву давался:

– Неужели уже год прошел? Как сейчас помню этот день. Полдня пыхтел, надрывался, шары надуваючи. Наутро собрался на демонстрацию, только вышел за порог, бах-бах – и не осталось больше шариков. Полопались, окаянные, все до единого на морозе, – по вытянутой Колиной физиономии было заметно, что ему до сих пор жалко прошлогодних праздничных шаров.

– Шары были бракованные. Факт, – прокомментировал событие давно минувших дней Профессор Сизиков.

Выходит, тогда уже стояла глубокая зима! А сейчас плюс шестнадцать. Просто аномальная жара! Мне очень хотелось думать, что природа преподнесла сюрприз именно мне. Ведь это у меня сегодня праздник. Наконец-то я здесь, в святая святых, моей любимой Кувшинке. Меня тянуло на речку. Все представлялась залитая солнцем поляна, краешек пляжа и река, переливчато-живая от блесток на воде. Даже звуки, накрепко врезавшиеся в память, мерещились: и шорох деревьев, и голоса людей, и жужжание насекомых, и одиночные хлопки по мячу. Как бы я хотела, чтобы все это опять повторилось. Но торопить друзей почему-то не хотелось. Все должно идти своим чередом.

Вместо променада Соня пригласила меня заняться делом:

– Эй, Полина, хватит летать в облаках. Ты не забыла, случаем, какова основная цель нашей поездки?

– Печку, что ли, протопить? – вынырнула на миг я из плена сладких воспоминаний.

– Какую, к лешему, печку? Генриетта что нас с тобой просила сделать?

Вот я дубина! Как я могла забыть о главном?

– Сонь, может, завтра к ней сходим? На берег очень хочется.

– Нет, сегодня, – безжалостно отрезала Сонька, – лично я не намерена в праздник париться.

– Хорошо. Сходим к фее, но потом сразу на речку. Договорились?

– Сделаем дело, а там видно будет.

Мы объявили друзьям, чтобы нас пока не теряли, и отправились выполнять поручение Генриетты Мирославовны.

В отличие от своих ближайших соседей, старуха дом на зиму не консервировала. Запор на дверях веранды был весьма условный. У Колькиной бабки погреб и тот надежней заперт. Мне припомнилось с десяток таких же замочков, которые гроздями висели на его крышке. Ставни фея не закрывала по причине того, что их просто не было.

Мы легко отомкнули единственный замок, вошли и хором воскликнули:

– Как светло!

Нет, не напрасно Светлейшая носит свою фамилию. Не приемлет она серых интерьеров. Когда я летом бывала у нее в гостях, мне нравились большие, чисто вымытые окна, в которые почти беспрепятственно лился широкий поток света. Но летом черемуха слегка затеняла комнату. Теперь, когда дерево полностью облетело, его изящные извилистые ветви никак не могли загораживать солнце и свет.

В центре стола, на самом видном месте, располагалась горка консервов, аккуратно прикрытых белоснежным полотенчиком, и лежала записка, написанная толстым фломастером. В ней хозяйка обращалась к непрошеным гостям: «Уважаемые, пожалуйста, угощайтесь. Только большая просьба личные вещи не трогать. Я очень пожилой человек. И ничего ценного не имею». В доме было тепло, сухо и пахло жилым, будто хозяйка находилась где-то рядом. Казалось, она отлучилась на минутку и скоро вернется.

– Вечно приходится маме доказывать: «На кой ляд мы ставни на зиму закрываем? Сами себе проблемы создаем», – рассеянно сказала Соня.

– А что такое?

– Да потом весь май, как дураки, постели сушим. Представляешь, прием с продуктами-то работает. Старуху ведь ни разу серьезно не обворовывали. Сожрут консервы да и свалят.

– А вас что, грабили?

– Нас-то? Уже сто раз! Потом, после жулья, в доме все вверх дном перевернуто. Нет, нам во всем следует пример с Генриетты брать. Мудрая она.

– Я бы тоже не стала ничего закупоривать, – высказала я свою точку зрения и мечтательно промолвила: – Когда у меня будет свой дом, там будут большие окна и белые стены.

– И у меня, – весело согласилась со мной Соня и с размаху плюхнулась на хозяйскую кровать, зарываясь в подушечные горы. – А еще у меня будет такая же уйма подушек!

– Эй! Ты чего хулиганишь?! Весь будуар Генриетте помяла.

– Ой! Ой! Ой! Какие мы стали правильные! Я, может, всю жизнь мечтала тут, на мягких феиных перинах поваляться.

– Что ж раньше не валялась?

– Воспитание, видишь ли, не позволяло.

– Как же ты со своим воспитанием будешь в отсутствии хозяйки по ее вещам шарить? Может, она тебе хоть ориентир какой-то дала, где очки ее искать?

– Не-а. Она сказала, что сама не помнит, куда засунула. Футляр-то домой привезла, будучи в полной уверенности, что они внутри, а он пуст оказался.

– По логике, где-то в тумбочке должны быть.

Я выдвинула верхний ящичек. Ничего, кроме клетчатого носового платка, простенькой заколки и наполовину выдавленного тюбика с мазью. «Облегчает боль в суставах и пояснице», – прочитала я. Надо захватить. Вдруг бабуля впопыхах и мазь тоже забыла? Должно быть, в городе сгодится. Я открыла дверцу и сразу увидела, что искала. Плоские очки были вложены в книгу «Справочник по лекарственным травам».

– Сонь! Я нашла! – закричала я. – Смотри, здесь какая-то фотография.

Краем глаза я успела лишь заметить, что фото групповое, на нем много-много мелких лиц, но детали рассмотреть не успела: моя нетерпеливая подруга резко выхватила у меня карточку и стала вертеть в руках.

– А… Она у нее, видно, вместо закладки. «Кувшинка. Июль 1980 года. Юбилей Светлейшей Г. М.», – прочла Соня на обороте.

– Постой! Так это же почти свежая фотка! А вот и я, как живая! Блин, кажется, я здесь не очень получилась. Неужели у меня такие руки полные, к тому же все какими-то буграми. Ведь изначально не хотела этот дурацкий сарафан надевать. Эх! Все-таки надо было то голубое платье с воланами…

Я, игнорируя Сонькины стенанья, вызванные разочарованием от нефотогеничной внешности, дрожащими руками перехватила фотографию. «Господи! Неужели?! Когда это было, когда это было во сне, наяву…», – сразу закрутилась в голове пластинка. Знала бы ты, Соня, как взметнулась моя душа! Ведь на черно-белой глянцевой бумаге был запечатлен, пожалуй, самый счастливый момент моей жизни. Впрочем, все лица без исключения, здесь выглядели, какими-то просветленными. Кажется, на этом мимолетном кадре, вырванном из жизни и зафиксированном на пленку, все участники события были счастливы.

В центре, естественно, Светлейшая. Улыбается милой и слегка покровительственной улыбкой. Глядит, вроде, прямо в объектив, но ощущение, будто она всех накрыла своим заботливым крылом. Даже не сведущему человеку ясно, что главной здесь является эта интеллигентная, добрейшая, пожилая дама, а ни кто другой. Позади феи – Людмила Ивановна. Положила руки на плечи виновнице торжества и не просто улыбается, а от души хохочет. Вот рядом Соня. Руки как руки! Даже вполне красивые. И сама она необычайно привлекательная, загорелая, и тоже вся светится от счастья. Пашка присел на корточки, повернулся вполоборота, скосил глаза, и с чем-то веселым обращается к Соне. А где же Федор? Неужели закрутился со своей музыкой и не попал в кадр? Да нет же, вот он! Пристроился сбоку. Улыбка сдержанная, а вскинутая рука поправляет непослушный чуб. Две тетушки замерли в одинаковой и стандартной для них позе – руки в боки. Кстати, на фотографии женщины получились гораздо лучше, чем в жизни. Вполне симпатичные, чуть хмельные, при этом свои в доску, разбитные бабенки. Все-таки, как красит людей хорошее настроение!

Мой цепкий взгляд, естественно, сразу ухватил главное на фото. Но я даже боялась туда посмотреть. Дрожали руки и все внутри. Плевать, насколько удачно я вышла, главное, что мы стоим рядом. Что-то мистическое было в том, как мы получились. Не заметить прочной связующей нити между нами было невозможно. Дело в том, что мы с Алексеем смотрелись как одно целое!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.