Бретер на вес золота

Несколько раз я просыпался в холодном поту. Но, повертевшись с четверть часа в постели, снова засыпал, чтобы увидеть тот же самый кошмар заново. Закончилось тем, что предрассветные часы я провел полусидя в постели, чередуя мгновения спасительной дремы с промежутками томительного бодрствования, во время которых снова мучил себя мыслями о правильности сделанного мною выбора. Очень уж это было не по-дворянски – заниматься охраной в трактире. Но ведь, с другой стороны, ничего предосудительного я не делал, в конце концов, охранять порядок – это не сапоги прохожим чистить и не ночные вазы мыть. Может, мой способ заработка и не престижен, но уж точно честен. Я не разбойник с большой дороги, не нугулемский наемник и не прилипчивый приживала при богатых родственниках. Так что все хорошо и все правильно, но… Но все-таки что-то не так. Что-то не дает мне покоя все эти два дня новой жизни.

Я тщательно перебирал все доводы за и против, пытался найти изъян в своих рассуждениях. Но все время приходил к одним и тем же умозаключениям. Общественное мнение – вот тот порог, о который я все время спотыкаюсь.

В конце концов, совсем измучившись этими думами, я решил плюнуть на все сомнения и отдаться на волю течения. К чему противиться судьбе? Если уж Всевышний посылает мне такое испытание – значит, такова Его воля, таково мое предназначение. Пусть дамы морщат свои прелестные носики, пусть благородные месье хмурят брови и топорщат напомаженные усы! Я пройду этот путь до конца, ведь он открылся предо мною в минуту черного отчаяния, когда все настойчивее стали закрадываться мысли о сведении счетов с жизнью. Пусть мне придется терпеть насмешки и презрение окружающих, пусть придется отстаивать правоту с оружием в руках, я не сверну в сторону! Господь не посылает испытания слабым. Как говорили благородные предки: «Бог с нами! Так кто же против нас?!» Вперед, шевалье Рене Орлов, вперед!

Когда первые лучи восходящего солнца, искаженные грязным стеклом, упали на поверхность стола, я наконец-то провалился в спасительные объятия глубокого сна. Проснулся уже в половине одиннадцатого. При этом чувствовал себя превосходно. Тело отдохнуло, душа избавилась от сомнений. Пора было начинать новую жизнь. И вроде бы уже два дня этой жизни прожито, но я четко чувствовал, что отсчет нужно вести именно от сегодняшнего утра. Настроение было настолько превосходным, что хотелось петь. И это при полном отсутствии как слуха, так и голоса!

Я бодро спустился во двор трактира, где целый час занимался фехтованием, отрабатывая удары на большой деревянной колоде, неизвестно с какой целью прислоненной к стене сарая. Затем я умылся, переоделся и с аппетитом позавтракал в общем зале в обществе Жерара, которого вытянул из кухни под предлогом важного разговора.

Пигаль-младший или, если уж быть точным, средний, ибо у мэтра Пигаля кроме двух дочерей имелся еще и шестилетний сын, сразу сообщил мне, что вчерашние господа-бузотеры поутру проснулись со страшной головной болью, но без какой-либо злобы на сердце. Удивлялись, что их кошельки остались нетронутыми. Когда же им в подробностях рассказали все события прошлой ночи, которые они почти не помнили, месье сильно смутились и порывались немедленно идти приносить извинения «благородному шевалье». Остановить их смогло лишь известие, что я лег спать только под утро. Горе-бретеры успокоились и пообещали навестить меня с извинениями на днях. После чего расплатились и за ночлег и за ужин, да еще и щедрые чаевые оставили. В общем, все завершилось очень даже благополучно, и мне не пришлось оплачивать комнату за свой счет.

Нужно признать, что вопрос с оплатой долга виконта и его кузена беспокоил меня гораздо больше, нежели кувшин дешевого пива для студиозусов. Но и эта проблема решилась бескровно для моего кармана. Жерар заявил, что у него имеются кое-какие мысли на этот счет. Уточнять я не стал – раз уж парнишка берет на себя эту проблему, то пусть сам и выкручивается. А у меня сейчас были другие приоритеты. Я битый час в подробностях расспрашивал племянника трактирщика обо всех известных ему происшествиях в заведении с участием дворян. Затем долго гулял по городу, переваривая и систематизируя полученные сведения, пытался уяснить для себя, когда какой линии поведения целесообразнее придерживаться.

В трактир я вернулся уже в седьмом часу вечера. Занял свой пост в общем зале, попутно заказав себе легкого вина. Желудок делал весьма непрозрачные намеки на то, что можно бы уже и поужинать, раз завтрак оказался совмещен с обедом. Пришлось напомнить ему прописную истину: перед боем наедаются либо полные дураки, либо слишком уверенные в себе люди, что в общем и целом одно и то же. Кроме того, не стоило забывать о возможном визите маркиза – если он появится, то мне придется съесть все те же блюда, что и он, поэтому место в желудке может очень даже понадобиться.

Неспешно потягивая вино, я еще раз попытался вспомнить, в каких же землях Эскарона расположен маркизат Аламеда. Поскольку моя память не спешила помочь мне в этом деле, можно было сделать вывод, что маркиз происходит из провинции Южная Алезия, расположенной на юго-востоке королевства. Когда-то в тех краях существовало несколько десятков крошечных королевств. Каждое из них состояло из замка сеньора, одной-двух деревень, пашенного поля, кусочка леса и половинки луга. Все эти самодержавные карлики постоянно бились друг с другом. Иногда в сражениях участвовало – о, ужас! – по полторы сотни солдат с обеих сторон.

Но потом владыки Эскарона наложили свою мощную длань на раздираемый сварами край. В Южной Алезии наступил мир, а местные корольки в один миг превратились в герцогов, хотя на звание полноценного герцогства могла бы претендовать только вся провинция вместе взятая. Но в Монтере рассудили иначе, и с тех пор словосочетание «герцог из Южной Алезии» стало нарицательным и часто употреблялось для обозначения хвастливого человека, обладающего высоким титулом, но не имеющего за собой никакой реальной силы. А еще жители других провинций, хотя и признавали южноалезийцев за своих, но все-таки слегка недолюбливали их за чванливость и беспричинное высокомерие.

Вероятно, старший сын одного из таких южноалезийских герцогов как раз и может быть этим самым маркизом де Аламеда. Скорее всего, его владения, по размеру не превышая моих, тем не менее дают ему право на титул целого маркиза, тогда как мне не дотянуться даже до титула баронета. Не то чтобы титул давал какие-то особые привилегии, хотя кое-какие и были, но оставлял возможность трусливым дворянам уклоняться от личного участия в поединке, ссылаясь на неравное положение в обществе. Я, мол, целый маркиз, а ты – всего лишь шевалье, то есть просто дворянин, рыцарь. И тогда вместо титулованной особы в дело мог вступить другой боец, согласившийся отстаивать «перед Богом и людьми» честь своего суверена или просто нанимателя. А если этот самый наниматель был богат, то мог воспользоваться услугами записных бретеров – людей, специализирующихся исключительно на дуэлях.

Что если в случае с маркизом меня поджидает подобная перспектива? Да ничего! Шпага при мне, голова на плечах, Бог на небесах – прорвемся! В конце концов, бретеры – это всего лишь люди, а непобедимых людей не бывает. Разве что риск для жизни выше, но – за те же деньги. Тьфу. Что-то меня не в ту сторону заносить стало. М-да. Чем дольше ожидание, тем больше дурных мыслей будет лезть в голову.

Когда же появится этот чертов маркиз! Господи, да подпихни ты уже сеньора Аламеду в сторону «Серебряного оленя»!

И – словно небеса услышали мой призыв – двери трактира распахнулись, пропуская внутрь худощавого господина среднего роста, одетого с претензией на последний писк моды. Черные, как вороново крыло, волосы выбиваются из-под щегольски заломленной набок шляпы. Черные маслины глаз поблескивают из-под густых бровей, тонкая линия усов над верхней губой вызывающе топорщится. Не угадать в маркизе, а я всем нутром почувствовал, что это именно он, уроженца Южной Алезии было сложно, если не сказать – невозможно. От его фигуры вмиг повеяло надменностью и презрением, а выражение лица было таково, что мне захотелось просто немедленно ударить по нему кулаком. Но это было бы равносильно собственноручному засовыванию в рукав противнику козырной карты. Нет, нет, нет! Спокойно, нужно заставить этого мерзавца играть по моим правилам.

– Эй, трактирщик! – презрительно выпятив нижнюю губу, медленно процедил вошедший дворянин. – Есть ли у тебя черепаховый суп?

– Готовится, ваша светлость, – к моему вящему удивлению, спокойно ответил мэтр Пигаль, – но еще не меньше часа. Изволите подождать или чего другого закажете?

– Во всех приличных заведениях, – уже довольно громко провозгласил маркиз, – лучшие блюда готовят к семи часам вечера, а не к ночи.

Ну вот, отметил я для себя, и первая причина для недовольства готова. Хитер шельмец и изворотлив. Интересно, мэтр Пигаль насчет черепахового супа придумал или в самом деле готовить стали? Не каждое заведение в центре столицы может похвастать наличием такого деликатесного блюда в своем меню.

На реплику маркиза трактирщик Фернан ответил так же спокойно, как и на первый вопрос, чем очень меня порадовал:

– Учтем, господин маркиз, блюдо сложное, ответственное, готовится не менее трех часов, повара еще не приспособились – вот и вышла задержка. Так что подать изволите?

Маркиз заказал-таки грибной суп, жаркое из говядины с гречневой кашей, местный сыр и игристое вино из Божанси.

Я тихонько хмыкнул себе под нос. Выбор маркиза меня обрадовал и позабавил одновременно. Порадовал – так как стоимость ужина выходила вполне умеренной, что отвечало моему финансовому положению. Позабавил – по той же причине. Бьюсь об заклад, что сеньор Аламеда попал бы в весьма щекотливое положение, если бы черепаховый суп был уже готов, ведь его стоимость должна превышать стоимость всего, что он заказал позднее. Стало быть, маркиз не богат, очень даже не богат. Еще один штришок в пользу его южноалезийского происхождения – вся тамошняя знать богата своими титулами, но никак не драгоценными металлами.

Мне одновременно с маркизом подали все те же блюда, что и ему. Начиналось самое интересное.

Грибной суп был вполне приличного качества. По крайней мере, я не мог найти повода для недовольства. Но то я, а маркиз, за которым я, отчаянно кося глазами, ненавязчиво наблюдал, постоянно морщился, картинно устремлял негодующий взор к небесам, а вернее, к потолку трапезного зала. Когда он со всем этим кривлянием умял две трети своей порции супа, тарелка была решительно отодвинута на противоположную сторону стола.

– Трактирщик! Что за помои ты мне принес вместо грибного супа?

– А что не так с грибным супом? – тут же, изобразив на лице максимально возможное удивление, включился в разговор я, к тому времени благополучно расправившись со своей порцией. – Мне вполне понравилось.

– Суп? – де Аламеда смешался от моего неожиданного вмешательства. – Да он же просто ужасен! Овощи разварились, грибы, напротив, сырые, специи почти не чувствуются, тогда как соли – явный переизбыток!

– О! – искренне поразился я количеству претензий. – Сударь, думаю, что вы ошибаетесь! Суп вполне приличный.

– Да нет же, сударь, – продолжил гнуть свою линию маркиз, – уверяю вас, что это блюдо к настоящему грибному супу никакого отношения не имеет.

– Позволю себе не согласиться с вами, сударь, – ответил я вполне миролюбиво, – уж не знаю, как вам, а мне понравилось.

Маркиз злобно зыркнул глазами в мою сторону, что-то пробурчал себе под нос, но во всеуслышание ничего говорить не стал. Ладно, подождем. Одного взгляда на этого самого маркизика мне хватило, чтобы уяснить одну вещь: при всей своей спеси к храбрецам он не относится и прямого столкновения будет избегать до последней возможности. Значит, нужно поставить его в такое положение, когда отказ от поединка будет грозить ему потерей чести. Если, конечно же, он не отступит раньше. Что меня устроит даже больше. Пусть просто уйдет и больше в «Серебряном олене» не появляется.

Я с удовольствием уплетал жаркое, кашу, сыр и запивал божансийским игристым вином. Мне определенно нравилась местная стряпня, и, вкупе с наблюдениями за тем, как де Аламеда продолжает кривить лицо и в то же время опасливо поглядывает в мою сторону, это явно поднимало мне настроение, одновременно разжигая мою неприязнь к южноалезийскому дворянину.

Спустя четверть часа жестокой внутренней борьбы он все же решился продолжать свою игру. Трактирщик был обвинен в том, что каша пересолена, мясо пережарено, сыр явно несвежий, а вино – какой-то суррогат. Посетители трактира вели себя по-разному: кто-то пожимал плечами, кто-то втягивал голову в плечи, кто-то делал вид, что ничего не слышал, хотя не услышать было трудно. Людей благородного сословия было немного – едва ли десятая часть от общего числа посетителей. Можно было предположить, что они заказывали себе более изысканные блюда и на этом строился расчет маркиза – дворянам не будет никакого дела до его разбирательств с трактирщиком, а простолюдины не посмеют вмешиваться. Но сегодня-то все не так просто.

– Право, сударь, – вновь вмешался я, – вы сегодня просто в плохом настроении. И каша нормальная, и сыр свежий, и к мясу не придерешься, да и вино, – я приподнялся над столом, делая вид, что высматриваю этикетку на его бутылке, – вижу, вы, как и я, заказали божансийское, а от него трудно ожидать большего…

– Послушайте, сударь, – вскипел-таки маркиз, – я происхожу из очень знатной семьи, я с пеленок приучен прекрасно разбираться в качестве пищи и, тем более, в качестве вина. От настроения это никак не зависит, потому что эти знания у меня в крови!

Такой эмоциональной реакции от маркиза я совсем не ожидал. Да похоже, де Аламеда и сам испугался того, что сказал. Посетители за ближайшими столами настороженно притихли в ожидании грозы. Пожилой дворянин с аккуратно подстриженной, абсолютно белой от седины бородкой на мгновение замер, не донеся ложки до рта.

Я же почувствовал, как кровь со страшной силой забурлила в моих венах. Сейчас вся эта гремучая смесь направится в сторону головного мозга, и тогда уже остановиться будет очень трудно, почти невозможно. Может, иногда неконтролируемая ярость и бывает полезна, где-нибудь посреди жестокой сечи, но я не сторонник этого мнения. Предпочел бы все-таки не терять контроль над собой в любой ситуации.

Сделав глубокий вдох, я растянул губы в некое подобие примирительной улыбки. По всей видимости, получилось не очень натурально, но, видит бог, я очень старался.

– Милостивый государь, никто не сомневается, что вы произошли из хорошей семьи, – слова мне приходилось выдавливать из себя по капле, – и никто не сомневается, что вы знаете толк в хорошей пище. Но иногда плохое настроение играет с нами злую шутку. В такие дни и солнце не так ярко светит, и птички не так весело поют, и нравившееся всегда блюдо кажется отвратительным…

На этом месте я запнулся. Засомневался в целесообразности этой речи. В самом деле – для вызова на дуэль маркизишка уже наговорил достаточно. Почему же я пытаюсь дать ему шанс избежать драки? Считаю его проступок недостаточно тяжким, чтобы ставить под угрозу жизнь? Или подсознательно все-таки побаиваюсь разглашения тайны о своей новой работе? Какого черта? Я ведь для себя уже все решил! Хватать за грудки наглеца и тащить на задний двор для занятий фехтованием!

– Сударь, если я сказал, что эта еда отвратительна, то, значит, она отвратительна. И мое настроение тут абсолютно ни при чем!

Маркиз опять сплоховал. Мою попытку сгладить конфликт он принял за проявление слабости и решил развить успех.

– Стало быть, милостивый государь, – я медленно отодвинул от себя столовые приборы, – вы полагаете, что я происхожу из плохой семьи, получил дурное воспитание и не способен отличить приличное блюдо от неприличного? Полагаю, назрела необходимость проверить, как у вас в семье обстояли дела с фехтованием.

Я поднялся из-за стола и неспешно стал натягивать перчатки. Противник же мой сильно побледнел и заерзал на своем месте, бросая по сторонам испуганные взгляды. Весь его боевой пыл, все высокомерие испарились в один миг, и сейчас он судорожно метался между страхом за свою жизнь и желанием сохранить честь. Раньше нужно было думать. Очень не люблю таких людей, очень.

– Ну что же вы, сударь, как там ваше имя? – видя, что маркиз не торопится принимать вызов, я двинулся к его столу.

– М-маркиз де Аламеда, – скорее проблеял, нежели проговорил маркиз, неуклюже поднимаясь на ноги.

– Шевалье Орлов, – я нахлобучил на голову шляпу, – к вашим услугам. Пройдемте, маркиз!

– Я… Я никуда не пойду, – пролепетал Аламеда себе под нос.

– Что вы там шепчете, милостивый государь? – я нарочно разговаривал громко, потому что, раз уж дело у нас принимало такой оборот, нужно добиться, чтобы весь трактир слышал наш разговор. Чем больше будет свидетелей, тем меньше шансов у маркиза избежать дуэли. Если, конечно, он не предпочтет бегство. Но в таком случае его имя покроется несмываемым позором, путь в трактир ему будет заказан и моя цель будет все равно достигнута. – Если вы, сударь, имеете смелость оскорблять дворянина, то имейте смелость и отвечать за свои слова! Извольте сейчас же пройти со мной на улицу и обнажить шпагу, иначе я выволоку вас отсюда за воротник!

– Не слишком ли громко сказано, господин ориосец? – прошипел взбешенный маркиз.

– Сказано человеком, не привыкшим сносить оскорбления! – ответил я.

– Маркиз! – неожиданно подал голос пожилой дворянин. – Вы ведь не в первый раз скандалите здесь и тем не менее опять приходите сюда. Сегодня вы не только обругали хозяина трактира, но и оскорбили шевалье Орлова! Я думал, что вы бретер – ищете повод обнажить шпагу. Однако сейчас стараетесь увильнуть от дуэли. Так чего же вы добиваетесь?

– Какое вам дело до моих мотивов? – воскликнул де Аламеда, яростно вращая глазами. – Я делаю то, что считаю нужным!

– Эй, господа, да вы тут никак ссоритесь? – к нам подошли еще два дворянина, ранее располагавшихся в другом углу трактира.

– Да вот, – я развел руками, – маркиз утверждает, что в этом трактире подают только помои, достойные свиней, а не порядочных людей. К тому же обвинил меня в отсутствии вкуса и приличного воспитания, а драться не желает.

– Я вас ни в чем не обвинял! – взвился маркиз, но я не дал ему перехватить инициативу.

– Да весь трактир слышал, как вы поучали меня и чванились своим высоким происхождением!

– Знаешь, Бартез, – заявил один из подошедших дворян своему товарищу, – я уже видел этого господина здесь. Он вечно всем недоволен, постоянно скандалит. Но каждый раз возвращается сюда.

– Зачем же он возвращается, если вся еда здесь свинская? – усмехнулся тот, кого назвали Бартезом. – Может, он и не человек?

– Судя по физиономии и поведению он – алезиец. И это о многом говорит, – подлил масла в огонь первый дворянин.

– Что это вы имеете в виду? – взревел Аламеда, хватаясь за эфес шпаги.

– Господа, вы напрасно стараетесь, – обратился я к неожиданным союзникам, – маркиз из разряда людей, которые часто хватаются за шпагу, но никогда ее не обнажают.

– Вы… Вы ответите за свои слова! – маркиз снова перешел на визг.

– Здесь и сейчас! – с этими словами я бросил ему в лицо перчатку.

Он инстинктивно отшатнулся, благодаря чему споткнулся об лавку и чуть не упал. Лицо его покраснело, потом побледнело и, наконец, пошло пятнами. Не знаю, как можно быть таким трусом? Я далеко не забияка, но, видит бог, на месте маркиза уже бы полчаса, как дрался.

– Я – маркиз! – наконец сумел совладать с голосом мой противник. – И не могу драться с каждым желающим дворянином. Мой статус выше вашего!

– Фу, маркиз, какая низость! – воскликнул Бартез, и лицо его скривилось в гримасе отвращения.

– Какая подлость! – поддержал его товарищ, в то время как я скромно промолчал.

– Я имею право выставить вместо себя бойца! – верещал маркиз де Аламеда, медленно пятясь к стене.

– Вы, сударь, – опять подал голос пожилой дворянин, – вы, сударь, не старик и не калека. Наносить людям оскорбления и прятаться за чужие спины – стыдно!

– Имею право! – продолжал орать представитель южноалезийского дворянства.

Титул маркиза в нашем королевстве не очень распространен, поэтому я не мог с достаточной долей уверенности утверждать, распространяется ли на него эта привилегия или нет. На герцогов, принцев и, естественно, короля распространялась. Но пользоваться ею считалось зазорным, и, какого бы высокого происхождения ни были вельможи, свою честь они предпочитали отстаивать лично. Гораздо чаще таким правом пользовались дворяне преклонного возраста – но в этом случае никому и в голову не приходило возмущаться.

По всему было понятно, что маркиз отстаивать свою честь шпагой не готов. Поэтому передо мной вставал выбор: окончательно опозорить смутьяна, приказав вышибалам выкинуть его на улицу, либо позволить ему выставить вместо себя бретера и разрешить-таки ситуацию дуэлью.

Первый вариант мне откровенно не нравился. Во-первых, сеньор Аламеда хоть и мерзавец, но не такое уж страшное преступление совершил. Во-вторых, после получения подобной взбучки от простолюдинов у дворянина остаются всего два выхода – исчезнуть на продолжительное время из столицы или мстить. Что-то мне подсказывало, что маркиз выберет второе. А методы совершения мести для подобных маркизу людей – это выстрел из-за угла, удар ножом в спину, нападение группы головорезов и прочие мерзости. И ладно бы это грозило только мне, но тут, скорее всего, достанется и Жаку с Пьером, и трактирщику с семейством.

Второй вариант таил опасность нарваться на какого-нибудь матерого бретера, работающего по найму. Не все эти господа являются мастерами фехтования, зато имеют огромный опыт сражений на улицах, пустырях и в подворотнях, что зачастую перевешивает рафинированную технику фехтовальных залов.

Ну, волков бояться – в лес не ходить. Ведь, согласившись на эту работу, я сжег за собой мосты, и теперь моя жизнь и мое благополучие находятся в прямой зависимости от удачи и умения фехтовать.

– Я согласен, – спокойно произнес я, – жду вас с вашим бретером ровно через час на заднем дворе трактира. Господа, надеюсь, кто-нибудь из вас окажет мне честь выступить моим секундантом?

– С превеликим удовольствием, сударь, – ответил первый из подошедших дворян. – Шевалье де Рец к вашим услугам. А это мой друг – барон дю Бартез.

– Шевалье Орлов к вашим услугам, – мы раскланялись друг с другом.

– Час – это слишком мало, – опять подал голос южноалезийский дворянчик, – я не успею!

– Поскольку вы выставляете вместо себя бойца, – мгновенно отреагировал пожилой господин, – право выбора места и времени поединка переходит к шевалье Орлову.

– Ах так! – маркиз в бешенстве нахлобучил шляпу по самые глаза. – Вы пожалеете об этом! Я вернусь через час, и вы пожалеете!

– Маркиз! – окликнул я направившегося было к выходу оппонента. – Вы забыли заплатить за ужин.

Он дернулся, как от пощечины. Резко обернулся, хотел что-то возразить, но вовремя остановился. Только желваки заиграли на скулах да глаза от злости чуть не вылезли из орбит. Вернулся к стойке и молча выложил серебряную монету, жестом руки остановив мэтра Пигаля, кинувшегося отсчитывать сдачу – мол, сдачи не надо, гордые мы.

8

Стоял прекрасный, теплый майский вечер. Воздух был насыщен ароматом цветущей сирени, в который легкий ветерок иногда привносил запахи трактирной кухни. Бесчисленные сверчки увлеченно состязались в песнопениях. Со стороны Каштановой улицы доносился отдаленный гул гуляющих. Именно там находилось место традиционных вечерних гуляний благородной публики, проживающей в восточной части Монтеры. Я представил себе на минуту эту картину. Освещенную ярким светом многочисленных фонарей улицу, неспешно прохаживающихся, разодетых по последней моде дам, расфуфыренных кавалеров с напомаженными усами, благоухание парфюма, звуки музыки, аромат свежих пирожных от лучших кондитеров столицы. Представил себя в новом камзоле, в новой шляпе с фиолетовым пером, вышагивающего под руку с прекрасной дамой. Тяжкий вздох прервал мои мимолетные мечтания. Не вписывался я в эту благостную и беззаботную картину, не было мне в ней места.

– Где же твое место, Рене Орлов? – прошептал я в отчаянии. – Неужели на заднем дворе второсортного трактира?

Я сидел на старом тележном колесе во дворе «Серебряного оленя» и разминал кисти рук в ожидании бретера маркиза Аламеды. Де Рец и дю Бартез тихонько шептались чуть поодаль. Дальняя часть двора тонула во мраке, но здесь, ближе к зданию, имелась утоптанная площадка шагов двадцать в ширину и столько же в длину, и она вполне прилично освещалась светом расставленных по забору факелов.

Они появились на четверть часа позже назначенного срока, когда мои секунданты уже начинали проявлять признаки раздражения. Первым из-под арки ворот появился сам маркиз. Сразу за ним следовал закутанный в черный плащ господин в широкополой шляпе, надвинутой на самые глаза и отбрасывающей густую тень на лицо. Только когда он вышел на освещенное место, выяснилось, что верхняя часть лица незнакомца скрыта под полумаской из красного бархата. Прямо маскарад какой-то!