Между нами горы

– Вижу, вы в этом деле не новичок, – сказал я с улыбкой.

Он засмеялся, опять натянул тетиву, сделал короткий выдох и ответил:

– Занимаюсь этим от скуки, когда дожидаюсь клиентов. – Стрела вонзилась в мишень рядом с первыми двумя. Он положил лук на сиденье в самолете, и мы вместе направились к мишени.

Он вытащил стрелы.

– Некоторые уходят на покой, чтобы гонять мячик по лужайке дорогущей железной закорючкой. – Он улыбнулся. – А я занимаюсь охотой и рыбалкой.

Я оглянулся на его самолет.

– Есть смысл уговаривать вас улететь сегодня отсюда со мной?

Он насупился.

– Убегаете от слуг закона?

Я с улыбкой покачал головой.

– Нет, просто мечтаю попасть домой, пока не разразилась буря.

Он посмотрел на часы.

– Я собирался закрыть лавочку, вернуться домой и завалиться спать к жене под бочок. – Он заметил у меня на пальце обручальное кольцо. – Наверное, вы тоже. – Он показал в широкой улыбке белые зубы. – Но жены у нас разные. – Его смех внушал надежду.

– Угадали.

Он кивнул.

– Где ваш дом?

– Флорида. Я подумал: если обогнать бурю, то можно еще успеть на ночной рейс из Денвера или хотя бы на первый утренний. – Я выдержал паузу. – Что, если бы вы доставили меня куда угодно, лишь бы это было восточнее Скалистых гор?

– Почему такая спешка?

– У меня в графике замена коленной чашечки и двух берцовых костей через… – Я посмотрел на часы. – Через тринадцать часов сорок три минуты.

Гровер со смехом достал из заднего кармана тряпицу и вытер с пальцев машинное масло.

– Завтра вечером вам не поздоровится.

– Замену буду производить я сам. Я хирург.

Он посмотрел через ворота ангара на аэропорт.

– Большие птахи нынче не летают?

– Все отменено. Сломался один из агрегатов для противоледной обработки самолетов.

– Это то и дело случается. Думаю, у профсоюза рыльце в пушку. Ну, а ваши операции можно и перенести. – Он пожевал губу и похлопал себя по груди. – Я сам лежал на операционном столе. Сердце пошаливает.

– Я отсутствовал неделю. Медицинская конференция. Пора назад… Я хорошо заплачу.

Он снова засунул тряпку в карман, вставил стрелы в колчан, убрал лук в футляр за сиденьем пилота и закрепил его ремнем на «липучках». Рядом с футляром помещались длинные спиннинги. Летчик любовно погладил их ладонью.

– А это что? – спросил я, трогая рукоять из орешника.

– Топорик. Я летаю в настоящие медвежьи углы. У меня есть все, что может там пригодиться. – Он поправил спальный мешок под креслом. – Все свое вожу с собой, иначе никак.

Позади кресла висела куртка, а также всевозможные причиндалы рыбака. Указывая на это богатство, он объяснил:

– Мои клиенты посещают сказочные места. Сам я не могу себе позволить там отдыхать. Они – мои благодетели. Даже жена иногда со мной летает. – Было ясно, что ему за семьдесят, но фигура у него была как у пятидесятилетнего, а душа вообще как у подростка.

– Самолет ваш?

– Мой. Это «Скаут».

– Похож на самолет Стива Фоссетта[4].

– Один в один. Мотор «Локомэн» 0-3-60, 180 «лошадок». Максимальная скорость – 140 миль в час.

– Маловато, – сказал я, хмурясь.

– А куда торопиться. – Он погладил трехлопастный винт. – Зато этот летун способен приземляться на скорости 38 миль в час, а это значит, что я смогу посадить его на площадке размером с этот ангар.

Площадь ангара была каких-то 70 футов на 125.

– Это дает возможность рыбачить и охотиться в самых удаленных местечках. Поэтому я пользуюсь большой популярностью у своих клиентов. – Тихо посвистывая, он уставился на большие часы, считая в уме. – Даже если я доставлю вас в Денвер, вы можете не успеть выбраться оттуда до ночи.

– Я готов рискнуть. В аэропорту пугают, что из-за снегопада все полеты могут прекратиться до послезавтра.

Он кивнул.

– Вам придется раскошелиться.

– Сколько?

– Сто пятьдесят в час плюс оплата моего обратного перелета. В общей сложности девятьсот баксов.

– Вы принимаете кредитные карточки?

Он, продолжая насвистывать, зажмурил один глаз, другим пристально меня разглядывал. Похоже, он вел напряженный внутренний монолог. Наконец он утвердительно кивнул, улыбнулся уголком рта, протянул мне руку.

– Гровер Рузвельт.

Я потряс его мозолистую и твердую ладонь.

– Вы, часом, не родственник президента?

– Дальний. Но они меня не признают.

– А я Бен Пейн.

– Вы что, действительно разгуливаете в белом халате с табличкой «доктор Пейн»?

– Разгуливаю.

– И пациенты платят вам за лечение?

Я дал ему свою визитную карточку.

– Некоторых я даже кромсаю.

Внизу карточки было приписано:

Know pain? No Payne.

Know Payne? No pain[5].

Он постучал по карточке пальцем.

– Как бы на вас не рассердился Иисус. Вы пользуетесь Его лозунгом.

– Пока что обходится без иска.

– Вы и Его оперировали?

– Разве что анонимно.

Он с усмешкой вынул из кармана рубашки трубку, зажал ее зубами, щелкнул бронзовой зажигалкой и поднес язычок пламени к табаку. Когда серединка воспламенилась, он закрыл крышечку и спрятал зажигалку в карман.

– Ортопедия, значит?

– Ортопедия. Еще неотложная помощь. Часто одно неотделимо от другого.

Он засунул руки в карманы.

– Дайте мне пятнадцать минут. Я должен позвонить жене. Скажу, что буду позже, зато, вернувшись, свожу ее в ресторан. Ну, и… – Он указал на туалет. – Надо подготовиться. – Он шагнул к телефону, бросив через плечо: – Можете сложить сзади свои вещи.

– У вас тут есть Интернет?

– Есть, пароль «Tank».

Я открыл лэптоп, подключился к сети и вошел в свою электронную почту – деловые сообщении и личные голосовые, пересылавшиеся на аккаунт в виде звуковых файлов. Я дорожил своим временем и почти на все сообщения ответил по электронке. После этого я подключил к компьютеру диктофон и отправил все, что надиктовал раньше, на адрес своей больницы. Под конец я на всякий случай скопировал еще два файла. Потом закрыл компьютер, решив, что на остальную почту отвечу в полете, а после приземления она автоматически разлетится по адресам.

Гровер появился через несколько минут. Я вдруг вспомнил про Эшли Нокс, она тоже торопилась домой.

– Сколько пассажиров вы можете взять?

– Двоих, если они не возражают против тесноты.

Я оглянулся на аэропорт.

– Подождете еще десять минут?

Пилот не возражал.

– Я как раз подготовлюсь к полету. – Он выглянул в темноту. – Только поторопитесь. Ваше окно возможностей становится все меньше.

Водитель автобуса-шаттла доставил меня обратно и, поскольку я так и остался единственным клиентом, согласился подождать еще раз. Эшли все еще стояла на тротуаре в очереди на такси, закутанная в пуховик.

– Я нанял чартер, он доставит меня в Денвер. Вдруг опережу бурю? Я вам, конечно, чужой человек, но все равно я решил сказать, что в самолете есть одно свободное место.

– Вы серьезно?

– Это займет не больше двух часов. – Я развел руками. – Понимаю, это выглядит как-то… Ну и пусть. Я сам когда-то прошел через всю эту свадебную кутерьму. Если вы хотя бы немного походите на мою жену, то тоже не будете спать две ночи, беспокоясь, все ли готово. Это просто честное предложение одного профессионала другому. Никаких условий.

Она недоверчиво смотрела на меня.

– Вам действительно ничего от меня не нужно? – Она оглядела меня с ног до головы. – Можете мне поверить на слово… – Она покачала головой. – Я справлялась с людьми покрупнее вас.

Я покрутил на пальце обручальное кольцо.

– На задней террасе, где я пью кофе и любуюсь океаном, жена поставила три миски, хочет накормить всех помоечных котов с парковки. Теперь они каждое утро пьют вместе со мной кофе. Я придумал всем им имена и привык к их мурлыканью.

Она наморщила лоб.

– Вы сравниваете меня с уличной кошкой?

– Нет, просто я не замечал их, пока она мне их не показала и не стала их кормить. Пока не открыла мне глаза. Теперь я всюду их вижу. И на людей теперь смотрю иначе. И это очень хорошо, потому что у нас, врачей, частенько замыливается глаз. – Я помолчал. – Не хочу, чтобы вы пропустили свою свадьбу, вот и все.

Я впервые заметил, что она не стоит на месте, а подпрыгивает, как будто ногу отсидела.

– Вы согласны поделить расходы?

Я пожал плечами.

– Если вам так удобнее – пожалуйста. Приглашение остается в силе.

Она уставилась на летное поле, переминаясь с ноги на ногу.

– Утром я должна отвезти на завтрак шесть подружек невесты, потом потратить несколько часов на косметические процедуры. – Она посмотрела на мой автобус и на огни отеля в отдалении, глубоко вздохнула и улыбнулась. – Удрать отсюда уже сегодня – это… фантастика! – Она оглянулась. – Подождете три минуты?

– Конечно, хотя… – Зеленое завихрение на экране за нами сместилось к аэропорту.

– Простите, я перепила кофе. Хотела дотерпеть до отеля. Надеюсь, здесь туалет побольше, чем в самолете.

– Скорее всего, – ответил я со смехом.

Глава 3

Гловер ждал в самолете, нацепив наушники и двигая рычажки на пульте перед собой.

– Готовы?

– Гровер, это Эшли Нокс, обозреватель из Атланты. Через двое суток у нее свадьба. Я подумал, что вы не откажетесь ее подбросить.

Он помог ей подтащить багаж к самолету.

– С радостью.

Видя, что он кладет наши вещи за задним сиденьем, я не сдержал любопытства.

– Разве в хвосте нет места?

Он открыл дверцу рядом с хвостом и улыбнулся.

– Все занято. – Он ткнул пальцем в большой ярко-оранжевый прибор на аккумуляторах. – ПАП.

– Вы не врач, а говорите аббревиатурами.

– Передатчик аварийной посадки. В случае падения и давления больше тридцати фунтов этот прибор подаст аварийный сигнал на частоте 122,5. Другие самолеты будут знать, что у нас беда. Диспетчерские службы получат сигнал, поднимут в воздух пару самолетов, вычислят наши координаты и вышлют конный отряд.

– Почему же так долго искали самолет Стива Фоссета?

– Потому что ПАП не выдерживает удара при скорости более двухсот миль в час.

– Вот оно что…

Мы залезли в самолет, он задвинул за нами дверцу и завел двигатель. Мы с Эшли надели наушники, висевшие над нашими креслами. Пилот был прав, предупреждая о тесноте в самолете.

Мы выкатились из ангара. Гровер быстро щелкал тумблерами и двигал рычагом между коленями. Я в воздухоплавании не мастак, но Гровер, по-моему, мог бы управлять этим самолетом даже во сне. На краях приборной доски мигали два прибора GPS.

Я по природе любопытен, поэтому похлопал его по плечу и указал на эти приборы.

– Почему два?

– На всякий случай.

– Какой случай?

– Говорю же – всякий!

Пока он выполнял свои предполетные манипуляции, я вызвал свою голосовую почту. Меня ждало одно сообщение. Я прижал телефон к уху.

– Это я… – Голос был совсем тихий, как будто она спала. Или плакала. Я услышал шум океана: ритмичный накат волн на берег. Значит, она вышла на веранду. – Не люблю, когда тебя нет. – Глубокий вдох, пауза. – Знаю, тебе неспокойно. Не надо. Через три месяца все будет позади, вот увидишь. Я подожду. – Она попыталась засмеяться. – Мы все дождемся. Кофе на пляже… Поторопись. Люблю тебя. Все утрясется, поверь. И ни минуты не сомневайся, не думай, что я меньше тебя люблю. Я люблю тебя так же, даже сильнее, сам знаешь. Не сердись. Мы все осилим. Я тебя люблю, люблю всем своим существом. Скорее возвращайся. Я встречу тебя на пляже.

Я выключил телефон и уставился в иллюминатор.

Гровер покосился на меня краем глаза и мягко послал рычаг вперед. Мы покатились по гудрону.

– Хотите ей перезвонить? – спросил он через плечо.

– Что?

Он показал на мой телефон.

– Хотите ей перезвонить?

– Нет. – Я махнул рукой, опустил телефон в карман и стал смотреть на сгущающиеся тучи. – Все в порядке. – Удивительно, как он умудрился что-то расслышать сквозь шум пропеллера. – У вас чертовски острый слух.

Он указал на микрофон на моих наушниках.

– Ваш микрофон передал ее голос. Это все равно что слушать ее самому. – Он кивнул в сторону Эшли. – В таком самолетике секретов не бывает.

Она с улыбкой дотронулась до своих наушников и кивнула, наблюдая, как он управляет самолетом. Он заглушил двигатель.

– Я могу подождать, если вы хотите позвонить.

Я покачал головой.

– Не надо, все в порядке.

– Центр управления, – заговорил он, – это борт один-три-восемь-браво, прошу разрешения на взлет.

Через несколько секунд у нас в наушниках прозвучало:

– Один-три-восемь-браво, взлет разрешаем.

Я указал на прибор GPS.

– Он показывает данные метео-РЛС?

Гровер нажал какую-то кнопку, и на дисплее появилось нечто, похожее на изображение на экране в аэропорту: зеленый сгусток перемещался слева направо, надвигаясь на нас.

– Впечатляет! – сказал Гровер. – В этой зеленой сопле куча снегу.

Еще две минуты – и мы взмыли в небо. Он обратился к нам обоим в микрофон:

– Мы поднимемся на высоту двенадцати тысяч футов и пролетим примерно пятьдесят миль на юго-восток, поперек долины Сан-Хуан, к озеру Строберри. Как только оно покажется, повернем на северо-восток, пролетим над пустыней Хай Юинтас и окажемся над Денвером. Полет продлится около двух часов. Можете расслабиться и даже перемещаться по кабине. Сейчас вам предложат ужин и выбор развлечений.

Сардинам в банке и то было бы просторнее, чем нам!

Гровер достал из кармашка на дверце два пакетика с жареным миндалем, передал нам через плечо и замурлыкал «Я улечу…»[6]. Потом прервался на полуслове.

– Бен!

– Что?

– Ты давно женат?

– На этой неделе исполняется пятнадцать лет.

– Скажите правду, вы все еще на седьмом небе или так, ни шатко ни валко? – пискнула Эшли.

Я почувствовал, что вопрос задан не просто так. Гровер хохотнул.

– Вот я уже полвека женат, и, поверьте, становится только лучше. Уж точно не хуже. Не скучно. Я люблю ее сильнее, чем в день свадьбы, а ведь тогда, в июльский день, когда по моей спине лился пот, я думал, что такое абсолютно невозможно.

Эшли посмотрела на меня.

– Как собираетесь праздновать?

– Хотел подарить цветы, откупорить шампанское, полюбоваться волнами, накатывающимися на песок.

– Вы все еще дарите ей цветы?

– Каждую неделю.

Она отвернулась, опустила голову, приподняла одну бровь, скривила губы – все это делают женщины, когда не верят ни единому вашему слову.

– Вы каждую неделю преподносите жене цветы?

– Ага.

– Молодец! – вмешался Гровер.

В ней проснулся журналист.

– А какие цветы любит ваша жена?

– Орхидеи в горшочках. Только они не всегда цветут, поэтому если я не могу найти орхидею, то иду в лавку недалеко от больницы и выбираю то, что цветет.

– Серьезно?

– Вполне.

– Что она делает со всеми этими орхидеями? – Она покачала головой. – Только не говорите, что вы их потом выбрасываете.

– Я построил ей теплицу.

Ее бровь снова поползла на лоб.

– Теплицу?

– Ага.

– Сколько же у вас набралось орхидей?

Я пожал плечами.

– В последний раз я насчитал 257.

– Настоящий романтик! – засмеялся Гровер. – А как вы познакомились со своим женихом, Эшли?

– В зале суда. Я писала статью о бракоразводном процессе одной знаменитой пары. Он был адвокатом одной из сторон. Я взяла у него интервью, и он пригласил меня поужинать.

– Отлично! Что вы планируете на медовый месяц?

– Две недели в Италии. Начнем в Венеции и закончим во Флоренции.

Самолет провалился в воздушную яму.

Настала ее очередь расспросить Гровера.

– Простите за любопытство, мистер… – Она щелкнула пальцами, он махнул рукой.

– Зовите меня просто Гровер.

– Сколько часов вы провели в воздухе за свою жизнь?

Он завалил самолет на правое крыло, потом принял рычаг на себя, взмыв вверх. Меня чуть не стошнило.

– Вы хотите знать, смогу ли я доставить вас в Денвер, чтобы вы не опоздали на свою свадьбу, и притом не врезаться в гору?

– Что-то в этом роде.

Он повращал штурвалом, и самолет покачал крыльями.

– Военную службу учитывать?

Я от страха вцепился в перекладину у себя над головой. Эшли сделала то же самое.

– Не учитывать, – ответила она.

Он выправил самолет и ответил:

– Примерно пятнадцать тысяч.

Она перевела дух.

– А вместе со службой?

– Тогда больше двадцати тысяч.

Я тоже выдохнул и опустил руку. Костяшки пальцев побелели, ладонь горела огнем. Он обратился к нам обоим, и я почувствовал в его голосе ухмылку:

– Ну как, полегчало?

Песик Гровера выбрался из-под сиденья, залез к нему на колени, привстал и уставился через его плечо на нас, шумно сопя и подергиваясь, совсем как белка на стероидах. Туловище у него было, как одна толстая рифленая мышца, лапки коротенькие, дюйма три-четыре – можно было подумать, что их обрубили в коленях. Он явно чувствовал себя здесь хозяином, все его поведение говорило о том, что он считает кабину своей конурой.

– Познакомьтесь, это Тэнк, – обратился к нам Гровер. – Мой второй пилот.

– А у него какой налет часов? – поинтересовался я.

Гровер немного помолчал и ответил:

– Где-то между тремя и четырьмя тысячами.

Второй пилот, утратив к нам интерес, некоторое время смотрел в лобовое стекло, потом спрыгнул с колен своего хозяина и вернулся на свое место под сиденьем.

Я подался вперед и стал рассматривать руки Гровера. Они были грубые, мясистые, с сухой кожей и раздутыми суставами. Тонкое обручальное кольцо сползло к основанию пальца, но преодолеть сустав оно без помощи мыла вряд ли смогло бы.

– Долго нам еще лететь?

Он достал из нагрудного кармана часы и щелчком откинул крышку. Под ней оказалась фотография женщины. Потом он глянул на свои приборы. Датчик GPS показывал примерное время прибытия, но он, кажется, не очень ему доверял. Захлопнув часы, он ответил:

– Учитывая встречный ветер, часа два.

Фотография под крышкой часов была покореженная, но я успел оценить красоту женщины.

– У вас есть дети?

– Пятеро. И тринадцать внуков.

– Вы не теряли времени зря! – со смехом заметила Эшли.

– Было дело… – Он улыбнулся. – Трое мальчишек, две девчонки. Младший, наверное, постарше вас. – Он глянул через плечо. – Сколько вам лет, Бен?

– Тридцать девять.

– А вам, Эшли?

– Разве вы не знаете, что женщину нельзя спрашивать про возраст?

– Технически мне нельзя было сажать на заднее сиденье двоих, но я человек старых правил, условности никогда меня не останавливали, а вам там, как я погляжу, хорошо.

Я похлопал его по плечу.

– Какая разница – один или двое?

– Федеральное авиационное агентство постановило, что у меня на заднем сиденье может находиться только один пассажир.

Эшли с улыбкой подняла палец.

– Значит, я вне закона?

– Надо еще разобраться, что такое закон, – бросил он.

Она посмотрела в иллюминатор.

– Куда мы отправимся после приземления – в терминал или в тюрьму?

– Вообще-то они не в курсе, что вы летите в этом самолете, и не собираются вас арестовывать. Но в случае чего я скажу им, что вы меня похитили и что я хочу подать на вас в суд.

– Теперь мне спокойнее, – сказала Эшли, косясь на меня.

– Этот самолет предназначен для низкого и неспешного перемещения в воздухе, – продолжил он. – Поэтому я лечу по правилам визуального полета.

– Как это понимать? – спросил я.

– А так и понимать, что я не должен подавать плана полета, если намерен лететь по визуальным ориентирам. Что я и делаю. Так что власти на нас покушаться не должны. Итак? – Он откинул голову, глядя на Эшли. – Сколько вам лет?

– Тридцать четыре.

Он посмотрел на свою приборную панель, потом на один из приборов GPS и покачал головой.

– Нас сносит ветром. А все эта буря! Хорошо, что я знаю, куда лететь, иначе мы сбились бы с курса. – Он усмехнулся. – Какие же вы оба молоденькие! Вся жизнь впереди. Много бы я отдал, чтобы вернуться в молодость, но только с теми знаниями, которые теперь у меня есть!

Мы с Эшли притихли. У нее изменилось настроение: теперь она сидела задумчивая, забыв, что ей положено очаровывать мужчин. Мне было не по себе, ведь это из-за меня она попала в трудное положение. Гровер угадал наше состояние.

– Да не переживайте вы! Закон действует только в том случае, если вас поймают, но этого не случится. Еще пара часиков – и вы будете на земле, а потом отправитесь на все четыре стороны. – Он откашлялся и продолжил смеяться.

Через плексиглас над моей головой проглянуло ночное небо. Звезды были совсем рядом – только руку протяни.

– Значит, так, – опять подал голос Гровер и, проверив показания приборов, кашлянул. Когда он кашлянул во второй раз, я напряг слух. – Во-первых, мы пытаемся обогнать бурю – она у нас слева. Во-вторых, нас сносит ветром. В-третьих, нам на руку попутный ветер, а в-четвертых, у меня нет кислородных баллонов. Вывод: мы не должны подниматься выше 15 тысяч футов, иначе вы приземлитесь с головной болью.

– Сдается мне, это еще не главный вывод, – сказала Эшли.

– А вот и главный: держитесь, впереди пустыня Хай-Уинтас.

– Что впереди?

– Пустыня Хай-Уинтас. Так называется самая широкая в поперечнике, с востока на запад, горная гряда континента, 1,3 миллиона акров полного безлюдья. За зиму здесь выпадает пятьсот-семьсот дюймов снега, а на высокогорье и того больше. Озер здесь больше семисот, так что рыбалка и охота в этих местах просто нереальные!

– Действительно, глушь!

– Видели фильм «Иеремия Джонсон»?[7]

– Один из моих любимых!

Он указал вниз и расплылся в блаженной улыбке.

– Его снимали здесь.

– Вы шутите?

– И не думаю!

Нас трясло все сильнее, к горлу подкатывала тошнота.

– Гровер, знаете, есть такие аттракционы: вам кажется, что вы куда-то несетесь, хотя на самом деле вы торчите на месте?

Он сдвинул рычаг к левому колену.

– Знаю.

– Я прозвал их «рвотные кометы». У нас будет что-то вроде этого?

– Ничего похожего. Скорее «русские горки». Приятно и нестрашно. Вам понравится.

Он стал смотреть в иллюминатор, мы тоже. Песик опять запрыгнул к нему на колени.

– Посередине – лесной заказник, сюда запрещен въезд транспорта. Такую глушь на планете еще поискать! Скорее Марс, а не Земля! Попасть сюда трудно, выбраться – еще труднее. Если вы ограбили банк и скрываетесь, то вам сюда.

– Вы знаете это по собственному опыту? – спросила Эшли со смехом.

Гровер хохотнул и закашлялся.

– Пятая поправка к Конституции: против себя не свидетельствую.

Под нами простиралась непролазная чаща.

– Гровер?

– Чего?

– Какая дальность видимости по курсу?

– Миль семьдесят, наверное.

И нигде ни единого огонька!

– Сколько раз вы здесь летали?

– Раз сто, а то и больше, – ответил он, склонив голову набок.

– Выходит, вы могли бы лететь здесь с закрытыми глазами?

– Не исключено.

– Если мы приблизимся к снежным вершинам под нами, они могут поцарапать нам брюхо.

– Еще чего! – Я понял, что он нас дразнит. – Тут все сто футов! Но вам лучше туда не смотреть, а то елки уколят ваши задницы!

Эшли засмеялась. Гровер достал из нагрудного кармана упаковку леденцов «Тамс», бросил в рот пару конфеток, пожевал, покашлял, постучал себя по груди, прикрыл ладонью микрофон и рыгнул. Я похлопал его по плечу.

– Насчет вашего пошаливающего сердца: давно вы кашляете и жуете нейтрализаторы кислотности?

Он потянул рычаг на себя, задрав нос самолета, и мы набрали высоту, чтобы пролететь над плато и очутиться между двумя горами. Слева засияла луна, озарив мир, окутанный белым саваном. Он немного помолчал, глядя по сторонам.

– Красиво, да?

– Нереально красиво, – ответила за нас обоих Эшли.

– Док, – обратился Гровер ко мне, – на прошлой неделе я был у кардиолога. Это он посоветовал мне снижать кислотность.

– Вы жаловались ему на кашель?

– Да, поэтому жена меня к нему и погнала.

– Как кардиограмма?

– Все чисто.

– Все-таки сходите к кардиологу еще раз. Возможно, вы здоровы, но мало ли что?

– Думаете, надо?

– Думаю, будет нелишне.

Он кивнул.

– Я живу по двум простым правилам. Правило первое: я доверяю своему умению и умениям другим людей.

– Значит, пойдете?

– Завтра вряд ли получится, скорее, во второй половине недели. Я не опоздаю?

– Главное, чтобы уже на этой неделе. Обещаете?

– Расскажите о своей жене, – перебила нас Эшли.

Мы летели над самыми вершинами. Гровер немного помолчал, потом негромко заговорил:

– Девушка со Среднего Запада. Вышла за меня, когда у меня ничего за душой не было, только любовь, мечты, страсть. Родила мне детей, поддерживала, когда я все терял, верила, когда я обещал, что все наладится. Не обижайтесь, но она – красивейшая женщина на свете.