Создатель снов

Андрей Фролов

Создатель снов

© Фролов А., 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Пролог

В тесной комнате с низким потолком гаснет свет.

Усталый светильник в углу выключается охотно, будто только об этом и мечтал. Темнота превращает и без того неуютное сырое помещение в настоящую тюремную камеру.

Теперь единственный источник освещения – вспыхнувшие проекторы амбивизора, очень компактного, почти переносного. Старенький аппарат стоит в центре комнаты на невысокой шаткой тумбе. Зрители, сидящие вокруг тумбы и проволочного куба, придвигаются поближе, соприкасаясь плечами.

В приемник проектора опускается поблескивающая хрусталем восьмигранная пластинка. Эта амбиграфическая карточка не просто стара или потрепана временем. При взгляде на нее кажется, что данный носитель информации нашли в мусоре и бережно склеили из нескольких частей. После реставрации изображение внутри амбивизора частенько пропадает, грешит дефектами и морщинами. Звука почти нет, из динамиков вырываются лишь хриплые обрывки фраз.

Титры и заглавная часть стереофильма восстановлению не подлежат. Поэтому воспроизведение начинается сразу с подвижной объемной картинки, на которой высокий светловолосый мужчина в белом халате что-то оживленно рассказывает кинооператору.

За спиной ведущего (молчаливые зрители воспринимают мужчину в халате именно так) – лаборатория. Причем отнюдь не декорация к художественному фильму, а самая настоящая. Позади светловолосого трудятся на своих рабочих местах самые обыкновенные горожане. Заряжают центрифуги россыпями пробирок, что-то изучают в микроскопы, возятся с подопытными морскими свинками и белыми мышками.

Мужчина вышагивает среди длинных верстаков с лабораторным оборудованием, что-то эмоционально рассказывая зрителям. Но те, наблюдая за старенькой записью затаив дыхание, слышат только отдельные звуки, изредка пробивающиеся в динамики амбивизора.

– …ерхность… флотилии зо… иод полураспа…

Фрагменты, куски, обрывки слов, старательно записанные и расшифрованные одним из зрителей, дарят откровение и надежду.

Светловолосый мужчина в халате движется через лабораторию. Но совсем скоро с помощью комбинированной съемки оказывается совсем в другом помещении – испытательном цехе. Здесь он идет вдоль верстаков, на которых сотрудники в темно-синих спецовках, касках и специальных защитных очках собирают прототипы разнообразного и необычного оборудования.

Ведущий останавливается возле нагромождения металлических пик, составленных пирамидой. Пирамида окутана проводами, будто елка – новогодней мишурой. Вместо ведущего в трехмерном пространстве амбивизора тут же возникает мультипликационная заставка.

Нарисованный человечек с равными интервалами втыкает в землю столбики, окружая себя кольцом. Затем, все с той же мультяшной поспешностью, человечек обтягивает штыри несколькими рядами тонкой светящейся нити. И уже в следующую секунду на получившийся забор со всех сторон начинают прыгать звери – злющие, зубастые, когтистые. Угодив на натянутую проволоку, они получают удар током (их рисованные тушки смешно подрагивают, и на долю секунды сквозь шкуры просвечивают схематические скелеты). С мохнатых морд катятся крупные слезы горя, и хищники убегают прочь…

Киножурналу, который смотрят несколько мужчин и женщин, очень много лет. Это заметно по фасону одежды ведущего. Это заметно по атмосфере передачи. Это заметно по лабораториям, попадающим в кадр.

Там, готовя первые прототипы, инженеры конструируют подвижные модели механических карпов, призванных услаждать взоры горожан своей неспешной грацией в волнах искусственных водоемов. Сбоку видны каркасы механических кошек, разработанных для присмотра за грудными младенцами. Детали животных сверкают новеньким хромом, процессоры только проходят настройку.

Все это было давно, очень давно. Зрители, столпившиеся вокруг компактного амбивизора на старой тумбе, почти ничего не знают о былых временах, безвозвратно канувших в Лету. Их окружают влажные пенобетонные стены тесного помещения, позволяющие безнаказанно насладиться приветом из прошлого. Позволяющие в сотый (или даже тысячный) раз унестись в мир безраздельного счастья и надежд на новую жизнь за просмотром запрещенного нынче киножурнала…

Мультзаставку сменяет кадр со светловолосым ведущим, остановившимся у очередного верстака. Что-то объясняя и комментируя фрагмент с человечком и рисованными зверями, он ласково похлопывает по пирамиде штырей, двигаясь дальше.

– …абор… пряжение… вое поле… – Только такие обрывки фраз и вылетают из шипящих динамиков амбивизора. Но зрителям все равно, они игнорируют низкий уровень качества. – …вень угро… щадью до трех ты… стве источника эне…

Люди, заполнившие душное помещение с низким потолком, уже не впервые изучают раздробленную на фрагменты и заново собранную амбикарту. И готовы делать это еще хоть сто раз, даже без звука. На их лицах восторг. И надежда.

Светловолосый ведущий шагает дальше, прикасаясь к различным изобретениям и неспешно рассказывая об их назначении. Время от времени внутри куба еще несколько раз крутятся рисованные мультипликационные заставки, наглядно и ярко иллюстрирующие рассказ диктора.

Вот зрители наблюдают за живыми пузатыми громкоговорителями. Те гроздьями развешаны на столбах и будто бы поют, раскачиваясь в такт неслышной мелодии (из широких раструбов вылетают крохотные рисованные ноты, собираясь в облака). Ноты эти не просты, они отпугивают коварных птиц – болезненного вида, тощих, облезлых и наверняка очень хитрых.

В тесном помещении, превращенном в подпольный кинозал, слышно дыхание нескольких мужчин и женщин. Скрипят динамики. Шаркают по серому бетону ноги. То и дело раздается тихий шепот, исполненный сожалений о прекрасном будущем, в реальность которого уже почти никто не верит. Но собравшиеся помнят… берегут в памяти заветы предков, их устремления и мечты. Уповают, что однажды привычный ход вещей будет изменен, и эта надежда наполняет их сердца светом…

Блондин-ведущий идет дальше, повествуя о новых изобретениях городских инженеров. И вот уже в кубе амбивизора следующая заставка.

Жизнерадостный носатый мужичок в кепке (кажется, он беззаботно насвистывает – с его губ тоже слетают закорючки озорных нот) наблюдает, как компактный четырехколесный агрегат шустро роет в земле глубокую траншею. Когда работа закончена, в канаву начинает поступать вода. На берегах рукотворного ручья тут же вырастают яркие пританцовывающие цветы.

Очередная заставка побита помехами настолько, что из передачи безжалостно выпадает сразу пара минут. Новый кадр ловит диктора уже в другом цехе, где бригады рабочих управляют мощными прессами и пилорамами. Иллюстрацией снова становится мультфильм.

Еще один персонаж: пузатый дядька, пусть и не столь беззаботный, как его предшественник (он одет в рабочий комбинезон и вовсе не намерен напевать или свистеть), строит модульный домик. Строит очень быстро. Едва разложив на земле плиты, он активирует магнитные замки (художники-мультипликаторы изображают магнитные волны подвижными волнистыми линиями, тянущимися друг к другу). Подпрыгнув, будто живые, части модульной постройки сами собой соединяются, превращаясь в уютный одноэтажный домишко. Довольный дядька в комбинезоне мгновенно вбегает внутрь, и тут же начинается рисованный ливень, уже не способный навредить персонажу заставки.

– …лонизация… коления перво… – Шипит, похрюкивает и гудит динамик амбивизора. – …пряженными с опасно… циальная экипиров…

Зрители внимательно следят за каждым жестом ведущего передачи. С замиранием сердца вслушиваются в эти обрывки загадочных фраз. Шепотом расшифровывают, дополняют расколотые на части слова. Благоговейно передают их из уст в уста, восхищенно качая головами. Они хотят верить, что когда-нибудь планы прадедов будут осуществлены…

Киножурнал обрывается так же неожиданно, как начался. Больше половины информации, скрытой в запрещенной слюдяной пластинке, утеряно, как и сопровождавший картинку звукоряд.

Но зрители не торопятся вставать с мест.

Свет тоже никто не включает.

Кто-то тихонько, слегка виновато просит посмотреть еще раз. Другие поддерживают предложение негромкими возгласами. В полной темноте гладкая, испещренная трещинами пластинка амбикарты вновь скользит в проектор. В проволочном кубе начинается трансляция старинного киножурнала.

Вступление

Когда-то давным-давно существовал на свете великий Спасгород, населенный миллионами трудолюбивых и по-своему счастливых людей. А может быть, Спасгороду лишь предстоит быть построенным и заселенным? Это обязательно случится, если военные и ученые будущего не окажутся более предусмотрительными, осторожными и миролюбивыми, чем сегодня…

Город этот представлял собой огромный цилиндр, поделенный на десятки просторных ярусов. Внушительные размеры удивительной конструкции можно описать так – если идти пешком от одной стенки яруса до противоположной, потратишь немало времени и основательно устанешь. Этажи, в высоту достигавшие двух (и даже трех) десятков метров, местные жители предпочитали называть просто полянами, до того просторно и светло было на большинстве из них.

Отдельно нужно отметить, что снаружи спасгородцев подстерегала страшная опасность, главным символом которой была Птица. Защищаясь от нее, проектировщики и строители невольно лишили потомков возможности определить, высится ли башня их славного города над землей или утопает на километры в ее толще.

Однако внутри обжитого цилиндра хватало и приятного искусственного света (умело заменявшего подлинный дневной), и чистого воздуха. Ими людей обеспечивали особые машины, построенные еще в эпоху возведения Спасгорода.

А потому спасгородцы не тужили. Обитатели гигантского цилиндра так давно свыклись с нелегкими условиями существования, что (даже лишенные настоящего неба и солнца) совершенно перестали испытывать дискомфорт, из поколения в поколение передавая устои проживания на полянах.

Бок о бок с людьми колоссальный город населяли разумные механизмы, с давних пор призванные облегчать жизнь человека. И главными из таких помощников, безусловно, были Лифты – наделенные искусственным сознанием кабины, странствовавшие по ярусам вверх-вниз, перевозящие грузы, пассажиров и даже информацию.

Управление Спасгородом официально возлагалось на городскую администрацию, в которую входили чиновники поселковых советов со всех полян. Однако на деле (и в этом читатель уже имел возможность убедиться ранее) контроль над спасгородцами был сосредоточен совсем в других руках – в руках Гильдии Смотрителей.

Когда-то члены особой касты инженеров, умевших чинить, настраивать и даже строить Лифты, осознали, что власти много не бывает. Шаг за шагом, действуя незаметно и последовательно, представители Гильдии собрали и увязали в паутину самые прочные нити правления Спасгородом. О судьбе несогласных с такими порядками лучше не вспоминать, и далеко не один строптивый Лифт оказался отключен, воспротивившись новым требованиям…

Впрочем, секреты Смотрителей знали считаные единицы (и мы знакомы как минимум с тремя такими смельчаками). Остальное население башни продолжало преспокойно трудиться на рабочих местах, отдыхать на специальных полянах, воспитывать детей и вполне искренне радоваться жизни.

Большинство полян, как и в древности, населяли обычные люди: работящие, честные и скромные. На таких этажах располагались поселки для рабочих, фабрики и фермы, а также поляны для досуга и отдыха, вроде Летней Ярмарки или Зимних Склонов.

Однако некоторая часть ярусов уже не первый год была заполнена созданиями, лишь отдаленно напоминавшими людей. Смотрители держали существование таких мест в строгой тайне. Необычные поляны опечатывались, удалялись с карт и маршрутов следования Лифтов, замуровывались или находились под строгим контролем таких организаций, как Стража Гильдии или Пастухи.

В свое время юные герои, о которых я собираюсь рассказать вам, вольно или невольно побывали на множестве запретных полян. Познакомились с носатыми обитателями Свалки, узнали мертвенно-зеленые секреты радиоактивной Реакторной Станции, вкусили ошеломляющего бессердечия Казармы и Интерната.

С неимоверным трудом они избежали крупных неприятностей на Штамповальне, Радиаторе и Грибнице, пообщались с удивительными предками-психолептонами и множеством самых разнообразных Лифтов. Находили и теряли друзей. Дважды уцелели в противостоянии с оборотнем, отныне считавшим наших героев своими личными врагами. А еще победили Мглистого Механика – обезумевшее от горя существо, не один год терроризировавшее Лифты под негласным покровительством Смотрителей…

Да-да, эта история именно о них – о Дмитрии, Анастасии и Викторе, трех отважных голубоглазых близнецах с поляны Заботинск. История о детях (не таких маленьких, как можно подумать, но еще совсем не взрослых), узнавших самые неприглядные тайны своего города и вынужденных держать языки за зубами, чтобы не подставить под удар ни себя, ни своих чудных и все-все понимающих родителей. Эта история о дружбе, смелости и трусости, взаимовыручке и судьбоносных решениях. И, конечно же, о волшебстве.

Итак, описанные ниже события произошли через семь недель после того, как наши нарушители спокойствия вернулись с поляны Ярмарка, где их едва не бросили за решетку Стражники Гильдии. Началось все, как вы могли догадаться, в один прекрасный светлый день, когда ничто не предвещает беды…

Глава первая,

в которой звучат истории из далекого прошлого, а кое-кто вспоминает про странный сон

Утро в Спасгороде началось, как всегда, с яркого луча Светоча, ударившего вниз от замысловатой системы сверкающих потолочных зеркал. Сквозь оконные стекла и желтые тюлевые занавески проник он в комнаты милого двухэтажного домика под красной черепичной крышей. Скользнул по сонному лицу мальчика. Мазнул по умиротворенному лицу девочки, посапывающей в соседней спальне…

И вот тут-то, друзья, если бы у нас была возможность лично проследить за лучом замечательного осветительного механизма, нас ждал бы неприятный сюрприз. Потому что в известном нам доме № 119, спрятавшемся в гуще таких же симпатичных построек для механиков и их семей в самом центре Заботинска, проснулись вовсе не наши старые знакомцы.

Если бы луч Светоча мог удивляться, это произошло бы в ту самую секунду.

Потому что из-под одеяла выскользнул пухлый темноволосый мальчишка, а в соседней комнате недовольно натянула подушку на голову его капризная младшая сестра.

Если бы луч мог удивляться, он бы непременно отпрянул, в недоумении осматривая поселок и пытаясь понять, куда подевались наши герои. И уже через несколько мгновений, одновременно проникая во все строения Заботинска, он бы нашел их. Но отнюдь не на узловых улицах…

Над поселком прокатился перезвон – почти повсюду начали одновременно музицировать будильники, поднимая детей в школу, а взрослых – на работу.

Где-то далеко в центральных кварталах (с окраины было почти не слышно) захлопали двери, когда заботинцы потянулись наружу делать зарядку. Заиграли радиоприемники. Эти звуки, когда-то привычные и родные, больше не казались уютными и домашними. Но винить за это можно было только самих себя…

Массируя постанывающую поясницу, в единственную ванную комнату одноэтажного домика побрел высокий понурый мужчина. Обнаружив знакомца, луч приветливо погладил его по небритой щеке. Почему знакомца? Да потому, что мужчиной был Петр Петрович собственной персоной, отец наших героев и механик второго разряда, больше не имевший доступа к ремонту водоочистительных резервуаров. Наспех умывшись, он дошаркал до конца коридора, одновременно постучав в две детские спальни.

– Пора вставать, – все еще держась за поясницу, пробурчал мужчина. – Не заставляйте меня повторять дважды…

И когда Петр Петрович уже собирался снова опустить костяшки пальцев на тонкие фанерные дверки, те распахнулись. Потирая лица и зевая, из правой комнаты показались двое тощих мальчишек, похожих друг на друга, словно зеркальные отражения. Разница состояла лишь в том, что у одного брата мелкие шрамы (похожие на слезинки) усеивали правую щеку, а у другого – левую, а еще второй носил изящные очки в прямоугольной оправе, которые сейчас пытался сонно надеть.

Из комнаты напротив, прикрывая зевоту ладошкой, вышла девочка, одного взгляда на которую хватало, чтобы понять, что все трое ребят – близнецы. Так Светоч наконец обнаружил Витю, Настю и Диму, уже знакомых нам по предыдущим историям.

– Доброе утро, па, – с надеждой поздоровалась девочка.

Но отец ничего не ответил, устало удаляясь по коридору в родительскую спальню.

– Ну что, иди первой? – предложил сестре Димка, потягиваясь и прислоняясь к косяку. – Мы пока на кухню, чайник поставим…

Да-да, уважаемый читатель, именно так – в ванную комнату по очереди, без традиционных гонок и соревнований. Потому что теперь семья Петра Петровича жила не в просторных двухэтажных хоромах с белоснежным палисадником и красной черепичной крышей, а в скромном домике на самой окраине поселка, откуда открывался «великолепный» вид на Пустырь.

Дело в том, что, когда Гильдия взялась за расследование инцидента на Летней Ярмарке, отцу семейства пришлось потратить немало средств, чтобы отвести угрозу от его непосредственных участников – своих детей. И это помимо официального штрафа, который Петр Петрович внес в городскую казну.

Свою роль в истончении семейного бюджета сыграли и свидетельские показания младшего Смотрителя, в свое время чуть не изловившего нарушителей на Штамповальне, которые шантажист в сером плаще предпочел обменять на звонкую монету. Конечно же, после такого поворота событий родители были вынуждены продать старый дом. Причем очень дешево, потому что быстро. Часть мебели – тоже, как и новенький амбивизор. А еще маме – Юлии Николаевне – пришлось брать на работе кредит, который теперь порциями вычитался из ее зарплаты.

И все же взятки и «подарки», которыми Петр Петрович задабривал следователей, чиновников и рядовых Смотрителей, свое дело сделали – родители заплатили штраф, а дети отделались штампами в личное дело и трехлетним ношением особых браслетов, о которых еще пойдет речь…

Итак, пока сестра умывалась в общей ванной комнате, Димка вскипятил чайник, а Витя заправил постели. Затем пришла очередь мальчиков чистить зубы и тратить свою скудную порцию воды на умывание. Настя, окончательно проснувшаяся, но отнюдь не повеселевшая, отправилась собирать учебники. Отец, переодевшись в рабочий комбинезон, уже просматривал почту.

Дождавшись, пока дети сменят пижамы на комплекты школьной формы, Петр Петрович повел их во двор. Тот, конечно, не мог сравниться с ухоженным садиком их предыдущего жилища, но создать уют заботливые руки родителей постарались и здесь.

Сделав короткую зарядку, все четверо вернулись в дом, стараясь лишний раз не глядеть в сторону унылого голого Пустыря.

Наверное, вы уже заметили, что они почти не разговаривали и не улыбались?

Это правда. Произошедшее с близнецами и их родителями в последний год изгнало смех, так часто звеневший под красной крышей. Оно развесило по углам комнат невидимую паутину уныния, заставило опустить руки и головы, сожалеть о совершенных поступках и даже винить себя.

Нет-нет, не подумайте, что Петр Петрович перестал занимать сторону наших заговорщиков.

Но и выгораживать их, защищая от пристального внимания Смотрителей, он тоже устал. Побег на Ярмарку и схватка с Мглистым, случившиеся школьную четверть назад, подкосили его, сделали угрюмым и неразговорчивым. А понижение по службе, оформленное зловредным начальником под откровенно глупым и надуманным предлогом, этот процесс усугубило.

Да еще и соседи начали коситься, причем первое время – совсем уж откровенно. Шептались, невесть кого заподозрив в непослушных школьниках и их безответственных родителях. Судачили, сплетничали, хмуро посматривали в магазине и на остановках самокатного транспорта. А иногда папе и вовсе приходилось закрашивать аэрозольные надписи «преступникам не место на Заботинске», по ночам появлявшиеся на заборе или стене их нового дома.

Нет, Петр Петрович не возненавидел своих сослуживцев или соседей!

Он вообще не относился к людям, долго помнящим зло. Но общая усталость, подавленность и необходимость вечно хранить тайну делали свое черное дело, подтачивая его уверенность в себе и вытягивая жизненные силы.

Итак, все четверо вошли в свой одноэтажный дом, где их уже ждала мама, вернувшаяся с ночной смены. В отличие от Петра Петровича, она еще сохраняла душевную бодрость и силу, при малейшей возможности пытаясь растормошить и развеселить семью.

– Привет, любимые! – Она по очереди чмокнула мужа и детей в щеки. Ласково потрепала мальчиков по светлым макушкам. – Ну что, какие будут заказы на ужин?

Это, конечно же, была бравада. Лишенные привычного достатка, отныне они могли позволить себе весьма ограниченное меню. А потому вопрос мамы звучал не только риторически, но и (при пессимистической оценке) даже издевательски.

Петр Петрович криво улыбнулся, неловко благодаря супругу за поддержку и оптимизм. Уселся за стол и налил всем чайного отвара. Радио включать не стал, но, забрав из приемника пневмопочты традиционный утренний газетный листок, углубился в чтение.

Дети расселись напротив, а мама, по мере сил подбадривая семейство, запорхала по крохотной кухоньке, раздавая тарелки с суррогатной кашей. Сама завтракать не стала – все знали, что сейчас Юлия Николаевна уйдет отсыпаться после вахты на фермерских хозяйствах.

– Мария Львовна в благодарность за подмену обещала поделиться премией, – с торжественным видом сообщила она. – Значит, на выходных приготовим что-нибудь вкусное, обещаю!

На лицах детей, ковырявшихся в грязно-желтой каше, наконец промелькнули улыбки. Им ведь, как вы можете понять, тоже приходилось несладко. И пусть за поступками близнецов, повлекшими столь неприятные последствия, стояли самые чистые и честные намерения – они все равно втянули близких в жуткую историю, выпутаться из которой представлялось весьма непросто…

– Ну, дорогие мои, я баиньки… – Юлия Николаевна собрала пустые тарелки, загружая моечную машину. – На экскурсии не шалите. Пусть берегут вас Лифты! – Она ласково провела пальцами по Настиной щеке, улыбнулась мальчикам и мужу. – Лифт не выдаст, Птица не съест!

– Доброго отдыха, мама, – улыбнулась в ответ Настя. – Алмазы в сон – Птицы вон…

– Спасибо, милая! – И женщина, поцеловав на прощание Петра Петровича, удалилась в спальню.

Папа, допив чай и сложив листок, первым поднялся из-за стола.

– После школы – сразу домой, – ровным тоном произнес он, потирая переносицу. – Сегодня нужно починить крышу, на чердаке жуткий сквозняк…

– Разумеется, домой, куда же еще? – съязвил Димка, многозначительно потирая правую лодыжку.

Но папа или не заметил сарказма, или предпочел проигнорировать. Скупо улыбнувшись близнецам, он забрал пояс и сумки с инструментами, и ушел на остановку, откуда самокаты доставляли механиков к Лифтам.

А язвительным вопрос Дмитрия являлся потому, что на ногах наших героев уже шесть недель как красовались узенькие полоски черного пластика, замкнутого в браслет. И если тюремного заключения или перевоспитания в трудовом лагере тройняшкам удалось избежать, от несъемных приборов слежения, выданных Гильдией, откупиться не получилось.

Расстегнуть браслет так, чтобы не узнали наверху, было невозможно. Об этом злорадно сообщала хищная алая искра, раз в пятнадцать секунд пробегавшая по кольцу «украшения».

Теперь Нянечки (так сострил следователь, настраивавший браслеты) всегда болтались на детских лодыжках – круглые сутки, семь дней в неделю, а Смотрители могли с точностью до метра определить месторасположение неуемной троицы. Эти электронные кандалы ощутимо ограничивали свободу, нещадно давя на психику и лишая малейшей возможности проведать Озорника или иных старых друзей…

– Зря ты так, Димка, – негромко укорил брата Витя, аккуратно протирая очки кухонной салфеткой. – Папе и без того несладко, а ты еще умничаешь…

Очки, которые он прежде не носил, тоже стали своего рода наследием войны против Мглистого. Конечно, Витька всегда много читал, в том числе и вредным для глаз способом – под одеялом с фонариком в руке, когда родители уже погасили свет и велели спать. Но главной причиной появления очков стала вспышка Светоча, ведь во время сражения со слугами Ризоморфа мальчик взглянул прямо в центр набиравшей накал линзы…