Вселенский заговор. Вечное свидание (сборник)

– Да не-ет, они тут взрослые уже.

– Значит, был какой-то учитель, и они приезжали к нему в Малаховку на день рождения. Тогда получается, что они вместе учились.

– В школе?

Гриша взял снимок и поизучал его, даже понюхал.

– Слушай, Марусь, я покопаюсь в Интернете. Биография Воскресенского наверняка есть в Википедии, а про Басалаева, скорее всего, всё можно прочитать на их сайте. Адрес сайта есть на визитке. Я покопаюсь, и мы поймём, вместе они учились или нет!..

– Пошли! – Маруся поднялась с лавочки и за рюкзак потянула Гришу. – Поехали к нам, я тебя ужином накормлю, и мы покопаемся вдвоём!

Гриша моментально согласился и ехать, и ужинать. Он всегда соглашался на всё, что предлагала Маруся!

– Осторожно, двери закрываются, следующая станция Томилино, – выговорил голос в динамике, электричка качнулась и пошла, набирая скорость. В это время дня народу в ней было немного, и Грише удалось сразу пристроить Марусю к окошку. Пока поезд шёл по Москве, сам Гриша стоял, потому что сесть было негде, а за городом стало посвободней. Он плюхнулся напротив Маруси, открыл рюкзак и стал копаться, по очереди вынимая и засовывая обратно какие-то вещи – отвратительная привычка!

– Что ты ищешь?

– Проверяю, где ключи от дома. Вроде я их выкладывал. Или нет…

– Они у тебя всегда во внутреннем кармане.

– А! Точно!

Гриша нащупал в рюкзаке ключи, успокоился и молнию закрыл.

Маруся смотрела в окно.

– Я, когда была маленькой, очень любила по этой дороге ездить осенью, – заговорила она. – Уже когда лето кончилось и с дачи в Москву все переехали!.. А мы иногда ездили даже в октябре. Тут всё не так было. Никаких домов огромных, базаров, строительных рынков, ничего. Здесь были тихие дачные станции – Ильинка, Отдых, Кратово. Узенькие платформы, а кругом дачи, сады, яблони. И собаки лаяли. Идёшь со станции к дому, холодно, а папа говорит: сейчас дойдём, печку затопим, картошки наварим! И у нас с собой всегда что-то вкусное было – ветчина в банке или паштет, хлеб свежий.

– А я на электричке ни разу не ездил. Мы всё время на дедушкиной «Волге», – сказал Гриша. – Помнишь ту «Волгу»?

– Конечно!

– А помнишь, как мы её завели и я хотел из ворот выехать? Так шикарно! Это я на тебя хотел впечатление произвести. Мне казалось, я всё умею, что там выезжать-то!.. И въехал левым бортом в забор! Зеркало разбил, придурок!..

– А главное, нам почему-то даже не попало! – подхватила Маруся. Очень весело было вспоминать! – Они нас из машины вытащили и нотацию прочитали, что нельзя трогать чужие вещи, тем более машину, это опасно! А дома мне от папы так влетело, ужас! Он со мной потом три дня не разговаривал. А твои как будто и не заметили ничего.

– Они такие, – сказал Гриша с удовольствием. – Им самое главное, чтобы ребёнок был жив-здоров, в безопасности и сыт! А зеркало дед потом новое привёз, и мы его вместе прикручивали.

– Молодой человек, примите ваши баулы, – раздался сверху недовольный голос. – Разложился, как у себя дома!..

Гриша стянул с сиденья рюкзак, и на освободившееся место плюхнулась чья-то обширная задница. Мест в электричке было полно, но заднице, по всей видимости, хотелось сидеть исключительно на месте Гришиного рюкзака.

– Ты в отпуск в субботу, да? – спросил он.

– Ага.

– Я тебя провожу, – решительно заявил Гриша. – Что ты одна потащишься!

– Спасибо, – прочувствованно сказала Маруся.

С тех пор как Гришины родные продали свой домик, который был по соседству с Марусиным, он старался в посёлке не бывать, и Маруся его понимала.

Жаль, когда в доме детства живут чужие люди. Жалко, что вместо песочницы, где они копались с Марусей – у Гриши было синее жестяное ведро с ромашкой, а у неё красное с солнышком и по совку на брата, – образовалась клумба. Жалко, что бабушкину беседку, в которой столько было выпито чаю с песочным печеньем, столько сыграно партий в лото, столько крыжовника и вишни перебрано на варенье, снесли, залили всё бетоном и ставят там машины.

Очень жаль, и это объясняется взрослыми словами, время идёт, всё меняется, назад не вернёшь.

Не вернёшь, конечно. Да и нынешняя, сегодняшняя жизнь вовсе не хуже прежней, но по той, старой, ушедшей, Гриша всё равно скучал, и Маруся об этом знала.

– Ты можешь у нас переночевать, чтобы в субботу обратно не тащиться! Я тёте Лиде позвоню, она на втором этаже тебе постелет. А в воскресенье утром на речку сходим. Наверное, купаться можно, жара такая стоит!

Речка Северка была быстрой и очень холодной, купались в ней только во время «большой жары», да и то недолго, хотя поселковые ребятишки лезли в воду при любой погоде, и маленькие Гриша с Марусей тоже лезли когда-то – сейчас это даже вообразить невозможно!

– Ну что? Позвонить тёте Лиде? Останешься?

Гриша согласно помычал и покивал. Он опять копался в рюкзаке, что-то искал и, по всей видимости, не находил. Маруся вздохнула и посмотрела в окно, за которым вместо дачных станций простирались индустриальные пейзажи. Пейзажи ей совсем не понравились, и она легонько ткнула Гришу локтём в бок.

– М-м-м?..

– Ты мне расскажи, куда мы едем? К кому? Ты же ничего не объяснил!

– Куда же я его сунул?.. – Гриша ещё покопался и наконец выхватил тюбик с кремом для рук. Зажал рюкзак коленями и стал мазать руки – у него почему-то всегда были цыпки, и зимой и летом, при любой погоде. Он только и делал, что мазал руки, но ничего не помогало.

– Гриш?

– А, так в Малаховку едем, на улицу Большую Коммунистическую. В доме номер три по этой улице живёт профессор Астров Сергей Сергеевич. Вот к нему мы и едем.

– Зачем?

– Может, он нам как-то прояснит ситуацию.

Маруся оскорбилась.

– Что ты загадками-то говоришь?

– Марусь, никаких загадок! Басалаев и Воскресенский учились у этого Астрова. Это было двести лет назад, они институт окончили в девяносто третьем году, ещё при царе.

Маруся быстро прикинула, до какого года в России правил царь, и засмеялась над собой.

– Откуда ты знаешь, у кого они учились?

– Маруська, так для этого и нужен Интернет, а вовсе не для того, чтобы про идиотов ролики снимать, как делает этот твой… юридический мужчина.

– Никакой он не мой!

Гриша покосился на неё. Маруся хоть и смотрела в сторону, но точно знала – покосился.

…Хорошо бы Антон на самом деле был… «её мужчиной»! Наверное, нужно стать совершенно другой, особенной девушкой, чтобы такие, как Антон, приглашали на свидание и в кино, угощали кофе в модных кофейнях, водили на выставки и в парк, где по выходным собираются хипстеры и прочие прекрасные представители буржуазной, ничем не озабоченной молодёжи. Сколько себя Маруся помнила, столько была чем-то серьёзно озабочена. Должно быть, она и родилась с озабоченным неулыбчивым выражением сморщенного, красного личика!

…Или она не такой родилась?..

– Воскресенский в интервью часто говорит про Астрова!.. Считает его своим учителем. Очень уважает. У нас в универе тоже, между прочим, отличные профессора были!.. Ну вот. А в списках окончивших МФТИ в девяносто третьем году значатся и Воскресенский, и Басалаев. Совершенно точно они вместе учились. Я позвонил на кафедру, наговорил им сто бочек арестантов, мол, мне нужно профессору Астрову монографию показать. Что вы, говорят, Сергей Сергеевич сейчас на даче в Малаховке, лето же. И дали точный адрес. Вот и всё, никаких чудес, пси-поля и ку-мезонов!..

– Понятно, – пробормотала Маруся. – Я и не знала, что ты такой ловкий.

– Я сообразительный, – поправил Гриша.

– А мы и профессору этому тоже скажем, что мы из журнала «Супер Стар», да?

Гриша хрюкнул – он иногда так смеялся, с хрюканьем.

– Боюсь, его на такие штуки не возьмёшь! Там посмотрим, что сказать, Маруська. Втравила ты меня в историю, надо же…

– Ничего я тебя не травила! Если тебе неинтересно, можешь мне не помогать!

– Да мне как раз интересно! – энергично возразил сообразительный Гриша, не сообразив, что она обиделась. – Я как раз в этом смысле!..

Они вышли на станции Малаховка, миновали заплёванный перрон, уставленный туристическими столиками, за которыми гости с юга и личности бомжеватого вида торговали сборниками кроссвордов, брошюрами с правилами дорожного движения и рецептами засолки огурцов, а также почему-то привядшими бурыми апельсинами и разноцветными надувными кругами для купания.

– Гриш, а помнишь, у нас был тигр Васька? Тоже надувной! Жёлтый такой, полосатый! Мы на нём в Северке плавали!

– Знатный был тигр! Только он потом лопнул. Мы на него прыгали, и он лопнул.

– Ну и что? Твой дед его починил.

– Тигр всё равно спускал немного. Мы его то и дело поддували!

– Но всё-таки плавали!

Они посмотрели друг на друга. Тигр Васька – это было такое воспоминание, лучше которого и на свете нет!

– Нам куда, на ту сторону или на эту?..

– Дачи, по идее, на той стороне, Марусь. На этой рынок был, а дальше шоссе. Помнишь, какой тут был рынок? Дед однажды тулуп купил, самый настоящий, ямщицкий. Внутри шерсть козлиная. Мне страшно нравилось, как она пахла. А бабушка ужасалась, что воняет козлом, и вешала его на мороз, чтоб выветрился немного.

– Как мы станем искать эту Коммунистическую, Гриш?..

Сначала они попробовали искать при помощи техники и мирового разума. Гриша включил в своём телефоне навигатор, и тот некоторое время путал их и обманывал. Они шли по пыльным поселковым улицам, поворачивали то налево, то направо, утыкались в заборы и, сталкиваясь потными лбами, смотрели в мутный захватанный экранчик.

– Да нет, нужно было там прямо, а следующим направо! Вон Большая Коммунистическая!

– Это не то! Видишь написано «пер.», что значит переулок.

– Большой Коммунистический переулок?

– Ну да. А улица совсем в другой стороне!

За заборами время от времени взлаивали одуревшие от зноя собаки, ветки старых яблонь нависали над серым от лишайника штакетником, где-то в отдалении играла музыка, сосны стояли не шелохнувшись, и пахло пылью, смолой, цветами.

Гриша выключил навигатор, сунул телефон в карман, и они продолжили искать улицу при помощи бабушек и случайных прохожих. Дело сразу пошло веселее, и вскоре они выбрались на широкую улицу, где дома стояли просторно, в плотных кустах гудели пчёлы, а в отдалении блеяла коза, привязанная к колышку.

– Гриш, – сказала Маруся и оглянулась по сторонам, – что-то мне… страшно. Тут нет никого…

– Да ладно! Профессор Астров нам ничем не угрожает, это уж точно.

– Гриш, но ведь нехорошо – мы его не знаем и собираемся расспрашивать о бывшем ученике, который какой-то странной смертью умер…

– Взбодрись! – велел Гриша. Пот блестел у него на верхней губе, уж очень было жарко, и в неподвижном воздухе ни ветерка, ни дуновения. – И потом, ты же мадам Пуаро. Сама всё затеяла.

Это Маруся и без него знала, но ей хотелось, чтоб он её успокоил, а Гриша, как обычно, ничего не понял.

…Если бы она была другой, «особенной» девушкой и за ней ухаживал бы Антон, то наверняка всё было бы по-другому. Кавалер улавливал бы любые «оттенки её настроения» – так это называлось в глянцевых журналах в рубрике «Советы психолога» – и знал бы, когда нужно утешить, когда пошутить, а когда защитить от неведомых опасностей. Всё было бы по-другому, не так, как с Гришей.

Впрочем, это глупости. Гриша ведь за ней не ухаживает. Он просто старый друг, и они вместе плавали когда-то на надувном тигре по имени Васька в речке под названием Северка.

Никакого звонка на калитке не было, и, потоптавшись некоторое время, Гриша просунул руку в щель, что-то там такое повернул, и, скрипнув, калитка отворилась.

– Добрый день! – громко прокричал Гриша и прислушался. – Можно войти?! Хозяева дома?!

С той стороны забора не доносилось никаких звуков, свидетельствующих о том, что хозяева дома. В зарослях люпинов гудели пчёлы, и где-то далеко равномерно стучал молоток.

Гриша постоял, подумал, ещё раз воззвал к хозяевам, а потом решительно двинулся на участок.

– Гриш, подожди, – переполошилась Маруся. – Туда нельзя, может, там нет никого!

– Вот именно.

И пропал за кустами сирени. Маруся постояла-постояла, оглянулась по сторонам – коза издали смотрела на неё с явным подозрением – и осторожно зашла в калитку.

Дорожка, выложенная весёлой плиткой, петляла между соснами, вдалеке маячил старый серый дом, и по-прежнему не было ни души.

– Хозяева! – снова закричал Гриша за деревьями. – Можно к вам?

Тут на весёлой дорожке невесть откуда возникла громадная чёрная собачища. Она как из воды вынырнула из зарослей жасмина и гортензий, так что ни одна ветка не шелохнулась.

– Ой! – прошептала Маруся и встала как вкопанная.

– Привет, привет, – сказал собачище Гриша. – Зови хозяев, или ты тут одна, что ли?.. Дом стережёшь?

Собачища наставила уши и негромко, но отчётливо зарычала. Маруся поняла, что она сейчас бросится на её друга.

– Да ладно тебе рычать, – примирительно сказал Гриша. Кажется, он нисколько не боялся грозного рыка. – Мы не разбойники, мы по делу.

– Грольш, кто там? – раздалось за кустами, и показалась длинноногая девица в шортиках и крохотной маечке. На шее у неё почему-то висел белый пластмассовый бидончик с продетым через ручку брючным ремнём. Девица приставила ладонь козырьком к глазам – от солнца, – и собака оглянулась на неё.

– Здравствуйте! – громко поздоровался Гриша. – Ваша собака нас не съест?

– Не зна-аю, – протянула девица. – А вы кто?

– Мы к Сергею Сергеевичу!

– А! – Девица подошла к собачище и взяла её за ошейник. – Всё ясно. Кандидатский минимум не сдали?

– Почему не сдал? – удивился Гриша. – Давно сдал.

– А! – опять сказала девица весело. – Я думала, что вы двоечник, а вы, оказывается, отличник!.. Грольш, это свои. Дед! – заорала она неожиданно. – Деда!! К тебе отличники приехали! Проходите, Грольш отличников не ест, только двоечников.

И пошла по дорожке. Собачища по имени Грольш потрусила за ней.

– Марусь, где ты там?

– Я… здесь.

– Деда, ты слышишь?!

– Слышу, – раздалось, словно из преисподней. – Что такое? Что за спешка-нетерпение?..

В стороне от дорожки посреди клумбы с розами и флоксами из-под земли показалась морщинистая загорелая дочерна физиономия, очень недовольная.

– Кто тут? – гаркнула торчащая из клумбы голова.

Маруся отступила, оглянулась, но путь был отрезан – на дорожке позади неё невесть как оказалась собака Грольш. Она стояла и внимательно смотрела на Марусю.

– Сергей Сергеевич, – с энтузиазмом начал Гриша, обращаясь к голове, – я к вам на кафедру звонил, а там сказали, что вы сейчас на даче, вот я и приехал…

– Я сейчас в колодце, вы что, не видите? – раздражённо спросила голова. – Заклинило проклятый насос, мы полдня сидим без воды!..

Гриша скинул на дорожку рюкзак и полез в клумбу. Розы и флоксы закачались.

– А что случилось? – Он стал на колени и свесился вниз, голос зазвучал глухо. – В чём проблема? В электрике?

– Да шут её знает, – сказала голова и тоже нырнула в колодец.

– Тестер есть? – спрашивал Гриша. – Хорошо бы прозвонить.

– Я прозванивал, – отвечали из преисподней сердито.

– Дайте я посмотрю. А обратный клапан работает? – И Гриша исчез под землёй, как и не было его.

– Всё ясно! – заявила девица, про которую Маруся совершенно позабыла. – Сейчас в колодце состоится научно-практический семинар!.. Хотите малины?.. С холодным молоком?

И она сунула Марусе под нос бидончик. В нём были ягоды – красные и жёлтые, одна к одной, и пахло летом, счастьем, дачей!..

– Как вас зовут? Меня Агриппина! Представляете? В честь Вагановой! Ну вот кому какое дело, что Ваганова тоже была Агриппиной? А я – мучайся всю оставшуюся жизнь!

– А я… Маруся. То есть Марина.

– Маруся хорошо, – одобрила девица. – Вы тоже с дедовой кафедры? Отличница?

Из-под земли доносилось: «Фазу, фазу нужно посмотреть!.. Всё дело в фазе, точно!.. Включите, я послушаю!.. Да он не идёт!.. Раз совсем не идёт, значит, сто процентов электрика!» – «Говорю вам, молодой человек, электрика ни при чём! Я знаю этот насос не хуже самого себя!»

– Давайте за мной, – позвала девица Агриппина. – Грольш, иди попей из бочки, а то тебя солнечный удар хватит!

Следом за Агриппиной Маруся поднялась по широким пологим ступеням на просторную террасу. Все окна были открыты, и казалось, что за ними лес, а вовсе никакой не участок в Малаховке!

…Вот это дача так дача, подумала Маруся. Как в кино. Не то что тёти-Лидин домик! На палубных досках пола лежали широченные горячие ломти солнца. Мебель тёмная, деревянная, резная, особенно хорош был буфет с виноградными гроздьями и цветным стеклом. На буфете постелена льняная салфетка с фестончиками и стояли тарелки и чашки с блюдцами, горевшие на солнце, как жар.

– Ну что? Малины? Или нарзану? Ещё квас есть, холодный.

– Спасибо, – проблеяла Маруся.

– Спасибо – квас? Спасибо – нарзан? Или спасибо – малина?

– Малина, – вдруг решилась Маруся.

– Отличненько, – резюмировала девица и куда-то ушла. Маруся проводила её глазами. У девицы были длиннющие, совершенные загорелые ноги, блестящие волосы, собранные в хвост, и абсолютная уверенность в собственной неотразимости, по крайней мере, так показалось Марусе.

…Наверное, именно таких девушек Антон приглашает на кофе и премьеры в кинотеатр «Пять звёзд». Наверное, именно они субботним днём катаются на роликах в парке Горького, а вечером отправляются на джазовые концерты. Ещё они непременно учатся в театральном или в Институте международных отношений и занимаются сёрфингом на Бали.

Про них пишут в глянцевых журналах в рубрике «Малышка на миллион».

По пологим ступеням бесшумно вбежала собачища и обрушилась в тень, вывалив громадный красный язык. Маруся на всякий случай спрятала руки за спину, чтобы собачища не подумала про неё плохого.

– Вот малина, а вот молоко, наливайте сами сколько хотите. Представляете, бабушка укатила в Карловы Вары, а нас с дедом бросила! А тут как раз малина пошла, и я её каждый день собираю! Лучше бы я укатила в Карловы Вары, а бабушка пусть бы собирала! У нас поздняя малина, до сентября.

Маруся аккуратно налила в глиняную миску молока из муравлёного горшочка. Это было очень красиво – молоко и ягоды!.. И тяжёлая серебряная ложка, в которой скакал круглый солнечный мячик.

– Вы из физтеха, да?

– Нет, я в инязе работаю. Преподаю французский язык.

– Да ладно! – басом сказала девица, названная в честь Агриппины Вагановой. – Преподаёт она! Сколько тебе лет? Сорок? Или восемьдесят?