Русские несказки

Но вскоре перемены в поведении жены стали слишком заметны, чтобы не обращать на них внимания. С каждым днём она становилась всё мрачнее и раздражительнее. Всё чаще уединялась в своей комнате, откуда доносились звуки бубна и тихие мелодичные напевы. Да и супружеский долг она стала исполнять, повинуясь сложным расчётам, итоги которых Ивана совсем не устраивали. Попытки запретить её занятия приводили лишь к скандалам на глазах у плачущей Василисы. Масла в огонь подливали телефонные звонки свекрови, которая утверждала, что Катя сходит с ума. Как-то в мусорном ведре Иван заметил окровавленный комок птичьих перьев. В следующий раз – обезглавленный трупик лягушки. Но зрелище, которое он увидел однажды, вернувшись домой раньше времени, повергло его в шок.

На полу комнаты в хитроумном порядке выстроились горящие свечи. По углам в самодельных глиняных плошках курились благовония. Мать и дочь в белых рубахах с распущенными волосами сидели на коленях в центре круга и тянули однообразную мелодию. Вдруг Катя подняла руки. В одной она держала трепещущую мышь, в другой – кривой нож. Выверенным движением она отсекла голову своей жертве. Струйка крови наполнила заранее приготовленную чашу. Катя обмакнула пальцы в красное и начертила знак на лбу дочери, которая впала в транс и не понимала происходящего вокруг безумия. Иван вышел из оцепенения, ворвался в комнату, схватил Василису на руки и хотел выйти, но Катя с диким криком вцепилась в него сзади. Свечи упали, грозя пожаром. Оттолкнув жену, Иван выбежал из комнаты под её проклятия, положил бесчувственную Василису на диван и кинулся в ванную. Когда с полным ведром воды он вбежал обратно, Катя на полу билась в конвульсиях среди язычков пламени. Он плеснул воды, потом ещё и ещё, пока всё не погасло и вопли не стихли.

Катю отвезли в больницу. Она впала в бессознательное состояние и угасала с каждым днем, несмотря на усилия врачей. Ядвига Карловна проявила неожиданное сочувствие и сутками напролет дежурила у её кровати. Василиса ничего не помнила, лишь плакала по вечерам и просилась повидать маму. Иван сдался и привёл девочку в палату. Едва та подошла к кровати, Катя вдруг очнулась и привлекла дочь к себе. Ядвига Карловна пыталась протестовать под предлогом слабости больной. Но Катя посмотрела на свекровь с такой ненавистью, что даже Ивану стало страшно, а Ядвига Карловна схватилась за сердце. Когда суета вокруг едва не упавшей в обморок пожилой женщины улеглась и внимание врачей вновь вернулось к опутанной проводами пациентке, та уже была мертва. У изголовья умершей матери стояла безмолвная Василиса и прижимала к себе тряпичную куклу. Ни одной слезинки не скатилось по её щеке.

***

Всю ночь я не сомкнула глаз. Несколько раз я заходила в детскую, в которой мирно сопели три детских носа. Проверив кроватки дочерей, я с содроганием проходила мимо Василисиной постели. Даже во сне она не выпускала из рук куклу, в пуговичных глазах которой играли искорки от включённого ночника. Теперь я понимала, откуда взялись её причуды, но напрасно искала в своём сердце сочувствие к сироте. Нет, мне было страшно.

Страх, недомогание и отчаяние лишали остатков благоразумия. Я боялась своей падчерицы и её проклятой куклы. Боялась оставлять своих дочерей наедине с необъяснимой опасностью. Боялась за ещё не рожденного малыша. Боялась рассказать о своих подозрениях мужу, чтобы он не усомнился в моей нормальности, в которой я сама уже начала сомневаться. Я убеждала себя, что странности Василисы – всего лишь следствие психологической травмы, а мелкие неприятности, преследующие нас вот уже несколько дней, – всего лишь случайные совпадения.

В то утро близнецы превратились в капризных извергов, изводивших меня нытьём и ссорами по любому поводу. Бутерброды получились с кровью, потому что я порезала палец. Любимая чашка выскользнула из рук и разлетелась на кафельном полу. Осколками тут же порезалась Соня, кинувшись на помощь. Пока я накладывала ей пластырь, Клара решила самостоятельно сделать чай и пролила на себя кипяток. Когда, израненные и обожжённые, мы всё же сели завтракать, выяснилось, что молоко прокисло. В нераспечатанной бутылке с нормальным сроком хранения. Испортились вообще все продукты в холодильнике.

– Просто ночью отключали электричество, – сказала я сама себе, разглядывая покрывшиеся пятнами коричневой гнили яблоки, заплесневевшие помидоры и пузырящийся суп.

Когда за девочками пришла няня, я вздохнула с облегчением: зло таилось здесь, за пределами дома оно их достать не сможет, я была уверена в этом. Василиса, которая в детский сад не ходила, ещё не показывалась из комнаты. Чувствуя предательскую слабость, я нырнула обратно в кровать и, пока обдумывала дальнейший план действий, задремала.

«Люли-бай, люли-бай, детка, сладко засыпай…»

В тишине квартиры приглушённо звучал незнакомый женский голос. Я прислушалась. Телевизор в гостиной молчал. Пение доносилось из детской. Подавив трусливое желание спрятаться под одеяло с головой, я заставила себя встать и выяснить, что происходит. Бесшумно ступая, прокралась по коридору и заглянула в детскую. Василиса, покачиваясь, сидела на полу с распущенными волосами.

«Люли-бай, люли-бай, не ложися ты на край…»

Я пригляделась и отпрянула. Нет, песенку напевала не Василиса! С её сомкнутых губ по-прежнему не слетало ни звука. Голос шёл изнутри старой тряпичной куклы, которую она баюкала в руках. Неужели в самодельной игрушке прятался звуковой механизм?

«Идёт серенький волчок, тебя схватит за бочок!» – пропела кукла.

Василиса обернулась. В следующий миг я увидела нечто такое, отчего едва не остановилось сердце. Длинные пряди Василисиных волос плавно взмыли в воздух, словно листья морских водорослей, колыхаемых подводным течением. Извиваясь по-змеиному, они сплетались между собой в немыслимом танце, укладываясь в аккуратные косы на голове моей падчерицы.

***

Наверное, я кричала. Не помня себя от страха, я долго натыкалась на углы и стены в попытке найти выход. Трясущимися руками с третьей попытки вставила ключ в замочную скважину, распахнула дверь и словно наткнулась на невидимую преграду. Как глупая птица, бьющаяся о стекло, я топталась у порога, не в силах сделать ни шагу вперёд. Когда силы иссякли, я в изнеможении опустилась на пол. Способность соображать постепенно возвращалась. В кармане халата обнаружился телефон.

– Что случилось? – с облегчением услышала я в трубке невозмутимый голос свекрови.

– Ядвига Карловна, приезжайте, пожалуйста! Мне нужна ваша помощь!

***

Когда я открыла входную дверь и увидела свекровь на пороге, ноги совсем подкосились, и я рухнула в неожиданно распахнувшиеся объятия своей свекрови.

– Что ты? – воскликнула она. – На тебе лица нет!

Не в силах выдавить ни слова, я разрыдалась у неё на плече.

– Так. Не надо истерик, – заявила Ядвига Карловна. – Давай зайдём, ты всё расскажешь.

Но я, лепеча нечто неразборчивое, только и могла махать рукой в глубь квартиры, таившей невыразимый ужас. Однако свекровь была настроена решительно. Позвякивая браслетами, она огладила меня по голове и плечам, что-то шепнула в ухо, и вдруг буря внутри успокоилась и наступил штиль.

– Ну, – улыбнулась она. – Теперь, может, пригласишь меня внутрь?

Вытерев слёзы, я отступила назад и сделала приглашающий жест.

– Ты разрешаешь мне зайти? – уточнила она, словно не понимая.

– Разумеется, разрешаю.

– Вот и славно! – обрадовалась свекровь и переступила порог.

***

Что происходило дальше, я помнила лишь обрывками. Кажется, мы сидели на кухне и пили чай. Точнее, Ядвига Карловна поила меня каким-то ароматным отваром, который споро заварила в маленькой кастрюльке. И чем больше я пила, тем охотнее говорила, испытывая невероятное облегчение без опасения быть непонятой. Свекровь ничему не удивлялась и, судя по наводящим вопросам, ведала о происходящем в доме едва ли не больше моего.

– Так и знала, что рано или поздно подобное случится, – произнесла она, когда я выговорилась. – Ты ещё легко отделалась. Могло быть и хуже.

– Хуже? – я отставила чашку.

– А ты разве не знаешь, на что способна ревность?

– Так вы верите, что меня преследует дух Василисиной матери?

– Я не верю, – она подняла вверх указательный палец, унизанный кольцами. – Я знаю. Главное, чтобы ты сама поверила. Иначе ничего не выйдет.

– Что не выйдет?

– Ритуал, – свекровь решительно встала, подошла к плите и принялась выкручивать ручки газовых конфорок. Я не уловила характерных щелчков электрической искры и вздрогнула, когда резвые всполохи синего пламени метнулись вверх. По спине пробежали мурашки.

– Какой ритуал?

– Так уж вышло, – спиной ко мне заговорила свекровь, выуживая из духовки хранящиеся там сковородки и противни, – что душа Василисиной матери застряла между миром живых и мертвых. Не уследила я, понимаешь? – и она бухнула на стол чугунную жаровню. – Эта ведьма оказалась хитрее меня и проворнее. Успела-таки всучить девчонке иттерму…

– Что? – не поняла я.

Но вместо ответа свекровь приблизила ко мне своё лицо с крючковатым носом.

– Ты должна отобрать у Василисы куклу и сжечь её, – заявила она. – Отправить заблудившуюся душу на тот свет.

– Почему я? – не в силах вырваться из-под власти её чёрных глаз, промямлила я.

– Потому что я бы давно сделала это сама, если бы могла! – вдруг рассердилась она, вплеснув руками, и снова вернулась к духовке. Пламя внутри полыхало с такой неистовой силой, словно за стеклянной дверцей открылся портал в преисподнюю.

Чувство нереальности происходящего вновь начало захлестывать разум. Кошмар, от которого я пыталась убежать, продолжался. Только теперь к числу сумасшедших в этом доме прибавилась ещё и мать моего мужа.

– Ну уж нет! Не пойду! – заявила я, кивнув в сторону детской. – Лучше я сниму номер в гостинице и перееду туда с девочками. А вы с Иваном сами разбирайтесь с этой чертовщиной.

– У тебя нет выхода, – меланхолично произнесла Ядвига Карловна, и лишь отсветы пламени плясали джигу на её помрачневшем лице. – Ты же знаешь, порог квартиры заговорён. А пока ты мнёшься, сила моих оберегов тает, и я не смогу больше оставаться здесь, – она выразительно звякнула своими серьгами и подвесками.

Закусив губу, я едва удержалась, чтобы не спросить, насколько ещё хватит её магии, чтобы сопротивляться чарам призрака Василисиной матери, поселившегося внутри тряпичной куклы. Я не знала, сколько мне потребуется времени, чтобы собрать в кулак всю свою волю и решиться зайти в детскую. Но оставаться один на один с падчерицей мне хотелось ещё меньше. Я подняла глаза на замершую в ожидании свекровь и кивнула.

***

Василиса сопротивлялась, как кошка, молча и яростно. С огромным трудом мне удалось зажать её в угол и выдрать из цепких пальцев проклятую куклу. В отместку девчонка оставила на моём запястье четыре кровоточащих ссадины. Шипя от боли, я выпустила её из своих отнюдь не материнских объятий. Тяжело дыша, Василиса впервые посмотрела на меня осмысленно. Так солнечный луч вдруг пробивается сквозь завесу облаков. Но у двери за нами наблюдала свекровь. Таинственная сила, действующая в доме по неведомым мне законам, не давала ей переступить порог детской. Я отвернулась и вышла прочь.

Когда потрёпанная кукла оказалась в руках Ядвиги Карловны, её властное лицо осветилось таким злорадным торжеством, что меня сковал страх. Мать моего мужа оказалась не просто вредной свекровью, которая ненавидит своих невесток, а самой настоящей ведьмой, в прямом смысле этого слова.

«Во что я только ввязалась, – в панике подумала я. – Зачем послушалась! Безумие какое-то…»

Но я не успела опомниться, как Ядвига Карловна жестом подозвала меня к кухонному столу, на котором, словно на алтаре, возлежала тряпичная кукла, безжизненно таращась пуговичными глазами в потолок.

– Здесь чёртова дюжина, – произнесла она властным голосом и вручила мне пучок швейных булавок. – Я начну заговор. А ты слушай внимательно и втыкай булавку, когда скажу.

Пальцы плохо слушались и дрожали, когда, повинуясь напевному ритму ведьмовского заклятья, одну за другой вонзали булавки в беспомощное тельце, набитое синтепоном. Остатки здравого смысла подсказывали, насколько бредово выглядят со стороны наши действия. Но сила, исходившая от Ядвиги Карловны, превратила мою волю в трепещущую струну, готовую повиноваться малейшему мановению творящих замысловатые пассы рук.

Наконец последняя булавка была воткнута. Ядвига Карловна, не переставая бормотать странные слова, цепко ухватила куклу-иттерму и распахнула дверцу духовки. Невероятное пламя радостно рванулось к своей маленькой жертве. Взмах рукой, и вот уже огонь пожирал тряпичное вместилище души, не желавшей добровольно расставаться с миром живых.

– Свершилось! – торжествовала Ядвига Карловна, сквозь стекло наблюдая, как превращается в пепел проклятая кукла. Но чем дольше она смотрела, тем больше искажалось гримасами удивления, разочарования и ярости её лицо. Леденея от страха, я попятилась к выходу из кухни.

– Ты! Как ты посмела?! – вскричала свекровь, обернувшись. – Ничтожная обманщица!

В чёрных от злобы глазах я прочитала свой приговор. Теперь её, доселе хорошо запрятанную, ненависть не сдерживало ничто. В ужасе я зажмурилась, как вдруг за спиной скрипнула, открываясь, дверь, и послышались детские шаги. Прохладное дуновение коснулось затылка, щеки и пронеслось мимо.

– Сгинь! Сгинь! – закричала Ядвига Карловна не своим голосом.

Я открыла глаза. Свекровь стояла, вжавшись в угол, а перед ней колыхалась прозрачная женская фигура в белом балахоне с венком на голове. Рядом стояла Василиса и держала призрака за невесомую ладонь. В другой руке она сжимала тряпичную куклу. Настоящую. Мать и дочь неотрывно смотрели на свою побледневшую врагиню.

– Отпусти меня, – с трудом произнесла Ядвига Карловна. – Я уйду и больше не вернусь.

Призрак отрицательно покачал головой.

– Хитро придумано, – через силу усмехнулась свекровь и посмотрела на меня. – Ловко ты тянула время. Обвела меня вокруг пальца, как девчонку. Только ты зря поверила этой… – она кивнула на свою первую невестку.

– А кому я должна была поверить, вам? – наконец обрела дар речи я. – Это вы пытались наслать порчу на меня и моих дочерей! Я читала Катины дневники и знаю всё, что вы творили, чтобы отвадить от неё вашего сына.

– Тогда ты должна знать, что творила она!..

Призрак протестующе колыхнулся, и возглас свекрови сменился хрипом. Нитка коралловых бус удавкой стянула шею Ядвиги Карловны. Она поморщилась от боли.

– Не надо! – не выдержала я.

Прозрачная тень отпрянула. Алые бусины брызнули в разные стороны.

– Да, я не хотела, чтобы мой сын взял в жены порченую! – быстро и зло заговорила Ядвига Карловна, пользуясь передышкой. – А она обманула его, опоив любовным зельем. Притащила чужого ребенка в дом! Ведьма в третьем поколении! Думаешь, она пощадит тебя, когда выпьет у меня все силы? Она и дочь свою не пожалела, присосалась к ней, как пиявка!

Я перевела взгляд на Василису и оторопела. Бледная до синевы, она стояла, покачиваясь, как тростинка на ветру. Её нездоровый вид беспокоил меня уже несколько дней, и лишь теперь я поняла, в чем причина странного недомогания. Едва различимая полоса белого тумана, словно пуповина, тянулась от худенького тельца девочки к призраку её матери-ведьмы. Почему я не замечала этого раньше?

…Испуг от первой встречи с потусторонним существом прошёл быстро. Убедившись, что призрак реален и более того – жаждет вступить со мной в контакт, я не стала противиться. Из Катиных дневников я уже успела узнать ужасающие подробности о прошлом моего мужа. Неудивительно, что он был так скрытен. Со школьных времен со всеми его возлюбленными происходили необъяснимые вещи. Одна утонула, другая попала в аварию, третья неизлечимо заболела. Обладая магическим знанием, Катя быстро нашла причину череды трагических совпадений. Она рискнула и вступила в схватку с властной матерью, не желавшей ни с кем делить своего единственного сына. Но проиграла и теперь жаждала реванша.

В ещё больший трепет я пришла, осознав, от какой опасности пыталась оградить меня Василиса, пользуясь подсказками своей матери, которая нашла способ задержаться в нашем мире. Но в те вечерние часы, когда мы с Катей обдумывали план против коварной свекрови, я не связала слабость Василисы с появлением призрака. Неужели страх и ненависть настолько затмили разум и ожесточили сердце? Как и у этих двух женщин, чью вражду не смогли остановить ни любовь, ни смерть.

Мысли вихрем пронеслись в голове. Может, тень сомнения мелькнула на моём лице, только призрак Василисиной матери глубоко вздохнул, обдав комнату холодом, и протянул прозрачные руки к Ядвиге Карловне, словно желая заключить ненавистную свекровь в объятия. Та зарычала из последних сил, рисуя дрожащими пальцами защитные знаки в воздухе. Но я смотрела только на Василису.

Тонкая нить, связывающая её с матерью, светилась и пульсировала. Сгустки энергии, как солнечные зайчики, бежали от хрупкого тельца девочки к призраку, набирающему силу для решающего рывка. Ни кровинки не осталось на испитом лице с ввалившимися глазницами.

«Она же сейчас умрёт!» – хотела крикнуть я, но из осипшего горла вырвался лишь сдавленный хрип. Две озлобленные ведьмы ничего не замечали вокруг. Для обеих существовала только их ненависть друг к другу. Остальные были лишь послушными куклами в их руках.

Кукла! И я вдруг поняла, что нужно сделать.

Выхватить тряпичную игрушку из рук полуобморочной Василисы оказалось легче лёгкого. На этот раз у неё просто не осталось сил на настоящее сопротивление. Рванувшись к плите, внутри которой всё ещё бушевало колдовское пламя, я распахнула дверцу духовки и швырнула туда иттерму. Синий сполох метнулся мне в лицо, опалив жаром. От пронзительного вопля за спиной заложило уши. Последнее, что я успела сделать перед беспамятством, – подхватить безжизненное тело падчерицы, падающее на кафельный пол…

***

– Я заменил плиту на электрическую. Давно хотел. Газ слишком опасен. Просто чудо, что вы все остались живы.

Голос Ивана долетал как из колодца. Слух ещё до конца не восстановился, и мне приходилось прилагать усилия, чтобы разобрать смысл обращённых ко мне слов. Но главное я услышала: Ядвига Карловна лежит этажом ниже и приходит в себя после инсульта, парализовавшего левую сторону тела и отнявшего речь.

– Как девочки? Василиса? – прошептала я. Кожа на лице всё ещё горела, и шевелить губами было больно.

– С ними всё хорошо. Василиса шьёт новую куклу и без конца спрашивает, когда тебя выпишут из больницы, – улыбнулся Иван и присел на край кровати. – Говорят же: не было бы счастья, да несчастье помогло. И всего-то нужно было девочку хорошенько напугать, а не тратиться на слишком умных специалистов. А вы как? – и он положил руку мне на живот.

Я тоже хотела улыбнуться, но не смогла. Лишь скорчила жалкую гримасу и сжала руку мужа. Врачи заверили, что с ребёнком всё в порядке и нашему здоровью больше ничто не угрожает. Впрочем, я и без их консультаций всё уже знала.

– Так мальчик или девочка? – спросил Иван, заглянув мне в глаза.

– Дочка.

Иван тихонько вздохнул.

– Как назовём? Выбрала имя?

Я покосилась на тряпичную куклу, которая сидела на тумбочке у кровати и смотрела на нас с мужем новыми пуговичными глазами.

– Катя. Назовём её Катя, – прошептала я и закрыла глаза.

Странный случай с КЛБ

Виктор Зорин

Эту поразительную историю я услышал на дне рождения моей сестры. Точнее, перед официальным застольем. Однажды я случайно прибыл в гости на час раньше назначенного времени, а хозяева обрадовались, что я смогу развлечь другого родственника до прибытия всех приглашённых.

Сестра отвела меня в небольшую комнату с оранжевыми осенними занавесками и представила гостю. Мой новый знакомый оказался дядей её мужа и попросил называть по-простому – Сан Санычем, но человеком он был непростым, подполковником ФСБ на пенсии. Он внимательно рассмотрел меня, прежде чем пожать руку, и хищно улыбнулся. Встретив его на улице, я бы ни за что не подумал, что он из органов, но ведь такими и должны быть бойцы невидимого фронта. При небольшом росте он имел помятое лицо с жёсткими глазами-щёлками, ёршик серых усов и привычку изредка поводить головой влево-вправо, отчего казалось, что он опасается слежки. В гости он пришёл в свободных серых брюках, в двубортном пиджаке с одной пуговицей и почему-то в коричневом галстуке.

Сестра предупредила, что мужнин дядя – инвалид и останется только до прихода большой компании. Такой вариант меня устраивал, поэтому я сразу взял быка за рога и попросил его рассказать какой-нибудь занимательный случай из практики. Собеседник удобно расположился в кожаном кресле, а я устроился напротив него на диване. Скажу откровенно, что о событиях, приключившихся с ним, мне не доводилось читать даже в книгах.

***

Сан Саныч был одним из ведущих специалистов в отделе, занимавшемся противодействием промышленному шпионажу. Секретные разработки, военные изобретения, важные объекты и тому подобное. Если местная охрана оказывалась в глубокой луже или даже по другую сторону бытия, расследование передавалось в Госбезопасность.

Поступивший в РУВД сигнал о чрезвычайном происшествии сперва восприняли как обычную уголовщину, однако начальник Сан Саныча, суровый желчный полковник Фланов, сумел по своим каналам навести справки и выяснил, что убит изобретатель-фантазёр Луцкий. «Изобретатель» в их отделе было ключевым словом: даже если при жизни он изобрёл бесполезную отколупку Дятлова, приходилось проверять, нет ли здесь государственных интересов. И Сан Саныч отправился на место преступления.

Шестидесятисемилетний пенсионер Яков Петрович Луцкий жил на улице Ольги Форш, 17, на восьмом этаже с видом на стадион. Он сидел у самого окна в кресле, словно в последние минуты жизни собирался полюбоваться зеленью за окном. В таком виде его обнаружила вернувшаяся из «Северного универсама» домработница: он был задушен собственным галстуком – вишнёвым, с шагающими туда-сюда фигурками древних египтян.

Домработница, которую звали Лидия Захаровна Метчик, сильно испугалась, впервые увидав перед собой удавленного человека, тем более – человека хорошо ей знакомого. Смотреть на изобретателя и вправду было тяжело: впившийся в шею галстук с египтянами, багровое лицо, выпученные глаза, вывалившийся язык и мокрые пятна слюны на белоснежной рубашке. Чтобы успокоить женщину, Сан Саныч находчиво предложил ей выпить хозяйский «Мартини», слегка разбавив его апельсиновым соком. Он убедил напуганную женщину, что это лучшее в мире успокоительное.

Прибывшие на вызов домработницы полицейские кое-что успели установить, но передача дела ФСБ не вызвала у них никакого сопротивления. Кабинет, в котором задушили Луцкого, был заставлен книжными стеллажами. Возле письменного стола с компьютером и принтером стоял старый напольный сейф, а прямо на нём располагался глубокий шарообразный аквариум, в котором плавал огромный белый вуалехвост с красным пятном на загривке. Сейфовый ключ, по словам домработницы, существовал в единственном экземпляре, и он исчез. Пропал и мобильный телефон убитого: это говорило о том, что номер для связи с убийцей мог остаться в памяти мобильника.

Квартира изобретателя выглядела уютной, и из кухни ещё не выветрился запах утренних оладушек. Поджидая мастера по вскрытию сейфов и айтишника, который в кабинете уже взламывал компьютерную почту и закрытые файлы хозяина, Сан Саныч беседовал с Лидией Захаровной и записывал её показания на диктофон, встроенный в специальный ноутбук. По его мнению, все женщины чересчур многословно описывали ситуацию, но с этим приходилось мириться. Домработница была рыхлой, но отлично сохранившейся блондинкой с добродушным лицом; в тот трагический день она надела белое платье с красными настурциями. Первый раз она испугалась, увидав мёртвого хозяина, позднее её напугали полицейские, сообщившие, что, когда она вошла в квартиру, убийца ещё не успел сбежать. Оказывается, Лидия Захаровна отворила дверь и направилась с покупками на кухню. Через пару минут она услышала, как защёлкнулся входной замок, и решила проверить, что происходит. Дверь была заперта, и она подумала, что забыла её захлопнуть, а та закрылась сама из-за сквозняка. Полицейские и Сан Саныч сошлись во мнении, что убийца дождался удобного момента, чтобы выскользнуть за дверь, не пытаясь разделаться со случайной свидетельницей. Это означало, что все дела в квартире Луцкого он уже закончил.

У Якова Петровича не было близкой родни, и он давно жил с приходящей домработницей, которая вела хозяйство, пока он занимался своими исследованиями. Оказалось, что Лидия Захаровна неплохо осведомлена о последней работе Луцкого: она называла изобретение «наливным яблочком». Айтишник нашёл на рабочем столе монитора несколько фотографий, на которых прибор выглядел как небольшой шар для боулинга без дырок, немного сплюснутый с полюсов и выкрашенный в желтовато-оранжевый цвет.