Магиум советикум. Магия социализма

На белых и черных водили полки!

кормили драконов в излучьях реки!

И вот из руин заблистала страна

Чудес и народного счастья полна!

Но звезды их звали, и в дальний поход

опять собирают наркомы народ!..

Михаил Кликин

Завод имени Гурджиева

Света рыдала.

Света прожила целых двадцать лет на этом свете, но еще никогда она не плакала так горько и безутешно, как сейчас. У нее случилась настоящая беда. Страшное большое несчастье.

Она не оправдала доверия.

У нее был целый месяц, чтобы справиться с порученным делом, а она – вот бестолочь! – всё провалила.

– Гады! – шептала Света и больно шлепала себя ладошкой по голой круглой коленке. – Мерзавцы, сволочи и гады!..

Света сидела на облупленном подоконнике в женском туалете. Спину ей грело теплое апрельское солнышко, за открытой форточкой весело цинькали пичуги, последние сосульки роняли капли на жестяные карнизы, отзывающиеся звонкими и на удивление чистыми «до», «ми» и «соль».

А в душе у Светы играл Шопен.

– Ой, а кто это у нас? И что случилось?

Света не заметила, как в туалете появился кто-то посторонний. Она быстро отвернулась, растерла по щекам слезы, подавила всхлип.

– Ну чего ты так расстроилась, Светка? – Марья Степановна из бухгалтерии подошла к девчушке, приобняла ее. – Из-за мужика, да?

– Сволочи они все, – прошептала Света, стесняясь внимания малознакомой женщины.

– Сволочи, – кивнула бухгалтер. – Так и нечего из-за сволочей расстраиваться! Пошли лучше ко мне, я тебя чаем напою. У меня и конфеты есть. «Мишка на севере» – пробовала?

– Вку-усные, – протянула Света и слезла с подоконника. – Только мне работать надо. До конца смены еще два часа.

– Ой, да ладно тебе, – отмахнулась Марья Степановна. – Ты ж у нас ударница. Норму каждый день перевыполняешь. Так что ничего страшного не случится, если на полчасика отойдешь. А я бригадиру скажу, что ты мне должна документы подписать…

В тихом кабинете, заваленном бумагами, счетами и полуживыми арифмометрами, Света чуть успокоилась. Марья Степановна, поглядывая на притихшую гостью, включила электрический самовар, достала из сейфа стеклянную салатницу с конфетами, вынула из ящика стола надорванную пачку грузинского чая. Спросила:

– Тебе покрепче или как?

– Или как. – Света попыталась улыбнуться.

Старая радиоточка что-то едва слышно шептала – кажется, гость заводской студии докладывал об очередных успехах предприятия.

– Ну, садись и рассказывай. – Хозяйка поставила перед гостьей фарфоровую чашку на блюдце, плеснула горячей заварки из пузатого чайника, расписанного под гжель, добавила кипятку.

Света хотела взять конфету и потянулась к салатнице, но, решив вдруг, что это будет некультурно, отдернула руку.

– Да ты не стесняйся, бери, – разрешила Марья Степановна. – У меня еще пирожки есть, домашние, с капустой. Будешь?

– Неа. Спасибо. Я не голодна.

– А я буду…

Минут пять они сидели тихо, прихлебывая обжигающий чай, с интересом поглядывая друг на друга.

– И как же его зовут? – спросила бухгалтер, отламывая кусочек пирога.

– Да их двое, – сказала Света и, смутившись, что ее неправильно истолкуют, заторопилась:

– Мне поручение дали на собрании. Исправить их. А я не могу. Они не слушаются. Издеваются только, смеются. Вчера опять опоздали. Сегодня в обед пиво пили. С воблой! – Голос Светы обиженно зазвенел, нижняя губка задрожала. – Я им говорила, нельзя, а они всё дразнятся! Пошли, говорят, Светка, с нами пиво пить. С раками! Понимаете?! Сраками!

Марья Степановна хмыкнула.

– Это кто ж такие? Федька, что ли, Комолов? И Захар?

– Да!

– Ну, знаю. Известные оболтусы. Только почему тебя к ним приставили?

– Да я сама вызвалась! На собрании их так чихвостили, а они такие грустные стояли, что мне их жалко стало. Я и заступилась.

– Ох, – покачала головой Марья Степановна. – Грустные они стояли, потому что им похмелиться надо было. Вот почему.

– Ну они же хорошие ребята! Я же разговаривала с ними! Они согласились, чтобы я им помогла!

– Конечно. Им так веселей.

– И что мне теперь делать? У меня комсомольское поручение! А если я совсем его провалю? Если мне в личное дело запишут? Три дня тому назад к ним двоим из милиции приходили! Я же как увидела, так и обмерла! Думала, натворили чего, украли или подрались. А я же их на поруки взяла!..

– Ну, тихо-тихо, успокойся… На-ка еще конфетку съешь…

Они просидели едва не до конца смены. Сидели бы и дольше, если бы не девичья совесть.

– Ой, мне же работать надо! – спохватилась Света, взглянув на часики «Слава». – И станок успеть убрать перед сменщиком!

– Ладно, лети, егоза, – одобрила Марья Степановна, собирая бумажные фантики. – А как беде твоей помочь – я знаю…

Света, уже было юркнувшая в дверь, замерла на пороге и обернулась:

– Что?

– Есть у меня знакомая… Она поможет, если захочет. Я давно ее навестить собиралась, а теперь и повод есть. Расскажу ей о твоих несчастьях, послушаю, что она скажет.

– Она педагог? – Девичьи глаза аж засветились.

– Женщина с большим опытом, – многозначительно подтвердила Марья Степановна. – К ней, насколько я знаю, даже товарищи из райкома обращаются.

– Ой, спасибо вам преогромное! – обрадованно пискнула Света и выбежала в коридор…

Марья Степановна подождала, пока стихнет частый стук девичьих каблучков, потом вздохнула, подошла к стулу, где сидела гостья, и аккуратно сняла с его спинки тонкий светлый волос…

Через два дня Марья Степановна нашла Свету в цехе. Девушка, убрав длинные волосы под берет, стояла у токарного станка и микрометром вымеряла что-то на выточенной детали. Рядом с ней переминались с ноги на ногу разухабистые подопечные – Федька Комолов и Захар Кочергин.

– Ну чо ты меришь? Чо меришь? – ныл худой и долговязый как дрын Федька. – Нормально всё, я ж проверял.

– Запорол, – сурово отвечала Света. – Сам посмотри.

– Да я смотрю. Нормально всё. Чо ты придираешься? Сейчас Михалычу пожалуюсь!

– Да она измерять не умеет, – заступился за друга чернявый Захар. Он подергал себя за чуб, посмотрел в окно, зевнул. – Свет, да хватит тебе уже. Нормальная фаска, в допуски укладывается. Пошли лучше сейчас пиво с нами пить!

– С раками?! – грозно спросила Марья Степановна, выступая из-за штамповочного станка.

– Совсем не обязательно, – съехидничал Федька.

– Ну-ка, брысь, пэтэушники! – Марья Степановна помахала рукой, словно комаров разгоняла. Завидев прибывшего в цех бухгалтера, из своей каморки выбрался бригадир Михалыч, засеменил к компании. Парни переглянулись и отступили, решив, что в конце рабочего дня будет выгодней держаться от начальства подальше.

– Сегодня, – объявила Марья Степановна Свете. – Адрес я на бумажке написала. Ты только не мойся. И какую-нибудь личную вещь возьми. А фотографии ваши и всякую другую мелочь я уже отнесла.

– Фотографии? – удивилась Света. – Не мыться? Но я же после смены!

– Вот и хорошо, – кивнула Марья Степановна. – Сразу после смены и иди. Знаешь улицу-то?

Света развернула листок, прочла вслух:

– Ленина, дом шесть, квартира семьдесят пять.

Кивнула:

– Знаю. Там рядом магазин молочный. Я в нем кефир всегда покупаю.

– Вот и купи кефир, – сказала Марья Степановна. – Пригодится…

В квартире на Ленина дом шесть было сумрачно и тесно. Всюду висели ковры и тяжелые пыльные шторы; сразу за входной дверью громоздилась старая мебель, расставленная без всякой системы – будто только с единственной целью помешать вошедшим. Пахло нафталином и почему-то сеном – причем так сильно, что щекотало в носу. Света вспомнила драмкружок – за кулисами заводского дома культуры была примерно такая же обстановка, которую руководитель кружка называл «библейским бедламом».

– Библейский бедлам, – сказала хозяйка, кутаясь в непонятную хламиду: то ли в грязную, поеденную молью штору, то ли в безразмерный махровый халат.

Света неуверенно улыбнулась – ей показалось, что хозяйка прочитала ее мысли.

– Мысли читать я не умею, – сказала хозяйка, – но догадываюсь, что ты Света от Марьи. А меня зовут Варвара.

Она вдруг быстро и крепко схватила гостью за руку и уколола бугор большого пальца чем-то острым и незаметным.

Света ойкнула и прижалась спиной к двери.

Непонятно как, но дверь оказалась заперта.

– Ты проходи, – спокойно сказала Варвара и забрала у Светы авоську с кефиром. – У меня почти всё готово…

Комната, куда хозяйка проводила гостью, разительно отличалась от убранства остальной квартиры. Ковров здесь не было ни на паркетном полу, ни на стенах, оклеенных светлыми обоями с пятиконечными звездами; на белёном подоконнике стояли портреты членов политбюро, овеваемые дымком ароматической свечки. На проигрывателе крутилась грампластинка – ансамбль «Кудеяр» исполнял песню «Колдовское чувство».

– Подожди тут, пока я на кухню схожу, – сказала Варвара. – Можешь телевизор включить.

– Я лучше книжку почитаю, – сказала Света.

– Ну почитай, – разрешила хозяйка и ушла, прикрыв за собой дверь.

Книжки были странные, и их было много. Почти все – на непонятных Свете языках; некоторые – на старославянском, но изданные всего-то год или два тому назад. В других и вовсе вместо букв были одни цифры и непонятные значки.

Минут через пять хозяйка вернулась. Теперь она была одета в строгое черное платье, и Света даже не сразу ее узнала.

– Завтра утром угости кефиром своих обидчиков. – Варвара поставила авоську с двумя бутылками на стол. – И жди.

– Чего ждать? – удивилась Света.

– Сама увидишь.

– Я думала, вы мне педагогический совет дадите.

– Это и есть мой совет… Всё, иди уже. У меня таких, как ты, – по десять штук на дню!

– Ладно… – Света встала. – Спасибо… А точно поможет?..

– Даже не сомневайся.

В темном пыльном коридоре девушка чуть не сбила человеческий скелет, выглядывающий из-за портьеры. С высокой полки ей на голову едва не свалилось чучело совы – или это было не чучело? Обходя комод, заставленный банками с заспиртованными корешками, Света случайно бросила взгляд на кухню, да и застыла: там на месте газовой плиты стоял здоровенный котел, под которым пылало пламя газовой горелки; натужно шумела вытяжка, вбирая поднимающийся пар; на черном каменном столе трепыхалась безголовая курица со связанными лапами. Какая-то горбатая тень с ножом в руке скользнула от стены, толкнула дверь, закрывая ее. Света отпрянула – она успела разглядеть уродливое лицо карлика, обрамленное космами свалявшихся волос.

– Да иди ты, иди, – недовольно заворчала Варвара, выступая откуда-то сбоку и цепко хватая девушку под локоть.

В глазах у Светы потемнело, уши словно пылью забило, разум помутился – и очнулась она уже на многолюдной улице, не помня ни номера дома, где только что была, ни номера странной квартиры, а зная лишь, что завтра утром ей обязательно надо угостить кефиром Захара и Федьку.

Света дождалась трамвая, показала проездной и села на переднее сиденье, устроив на коленях авоську с двумя бутылками. Дорога до заводского общежития заняла без малого час, но Света этого времени просто не заметила…

Утро пятницы началось звоном соседского будильника.

Света открыла глаза и целую минуту лежала, глядя в потолок.

Будильник не унимался.

Света зевнула, села и постучала в стенку кулачком:

– Семён! Вставай! На работу пора!

– Да я уже, – глухо отозвался сосед. – Это не мой будильник. Это у Диановых звонит. А они ушли уже – дверь хлопала…

Света спустила ноги на пол, дотянулась до «транзистора».

«Переходим к водным процедурам», – объявил бодрый голос диктора.

Зарядку Света проспала.

Под утренний концерт по заявкам девушка приготовила завтрак: омлет с колбасой и сладкие гренки. Налила в стакан воды из-под крана, выпила натощак, сделала дюжину приседаний и махов ногами и только потом села за стол, накрытый потертой клеенкой.

– Свет, у тебя сахар есть?! – прокричал из-за стены Семён.

– Нет! – отозвалась девушка. – Только что последки на гренки высыпала! Зато варенье осталось!

– Малиновое?!

– Клубничное!

– Клубничное и у меня есть! Мамино, из деревни!..

Расправившись с завтраком, Света стала собираться на работу. На завод от общежития ходил автобус, и нужно было спешить, чтобы успеть на него. В набитом под завязку салоне всегда было весело – не то что в городском троллейбусе, перевозящем скучных незнакомых людей.

Уже запирая дверь комнаты на ключ, Света вдруг вспомнила про кефир, купленный для ребят. Она ойкнула, хлопнула себя по лбу и вернулась.

Авоська с бутылками стояла за окном – в фанерном ящике, приделанном к форточке. Света достала остывший за ночь кефир, прихватила со стола две гренки и, цокая каблучками по крашеному полу, побежала на работу…

Ребята, конечно же, опоздали. Света уже полчаса работала за токарным станком, сердито поглядывая на пустые места по соседству, когда в грузовых воротах цеха наконец-то появился Захар. Он осмотрелся, будто шпион, и бочком проскользнул мимо каморки Михалыча, на ходу застегивая халат.

– Опоздал! – грозно сказала Света.

– Дай детальку, – попросил Захар. – Ты сколько уже выточила?

– Не дам!

– А я скажу, что ты на нас плохо влияешь! От работы отвлекаешь. Вона, юбку короткую надела. А надо – штаны! Намотает подол на бабку – в одних трусах останешься… – На лице Захара вдруг отразился неподдельный интерес. – Кстати, Свет, а какие у тебя трусы? В горошек или в цветочек?

– Дурак. – Девушка покраснела. – Фёдор где?

– Сейчас придет. Мы с ним поспорили, кто быстрей до завода доберется: он бегом или я на троллейбусе.

– Ты победил?

– Не… Он победил. Только он теперь шагу ступить не может. Сидит на лавочке за проходной, отдувается, газировкой отпивается. Может, сходишь за ним, поможешь? А я тут за станком твоим пригляжу…

– Ну нет, – Света тряхнула головой. – Давай лучше вместе. Ты завтракал сегодня?

– Не успел. А что? Покормить меня хочешь? Это я с радостью!

– Вот и пойдем. Я только Михалычу скажу, что мы отлучимся. По комсомольской надобности.

– По комсомольской, – Захар хмыкнул. – Это ты здорово придумала! А деталь-то мне дашь? По надобности?

– Сам выточишь, – сурово сказала Света. – И чтобы с нормальной фаской!..

Кефир ребята выпили залпом – дружно булькая и дергая кадыками.

– А ты, Светка, ничего, – одобрительно сказал Захар и, прищурившись, заглянул в широкое горло пустой бутылки. На верхней губе Захара остались смешные белые «усы», но он этого не чувствовал.

– Еще что-нибудь есть? – спросил Фёдор, дожевывая гренку.

– Неа.

– Жалко… Если будет – приноси. Мы пожрать любим.

Ребята оголодали – Света это чувствовала.

– Жениться бы! – вдруг сказал Захар. – Каша утром, борщ в обед и макароны с гуляшом на ужин… Свет, ты гуляш умеешь?

– Дурак, – неуверенно сказала Света. И, чуть помолчав, добавила:

– Умею…

В цех они вернулись дружной компанией. Прихрамывающий Фёдор рассказывал анекдот про Петьку и Василия Ивановича, Захар рукавом размазывал «усы» по щекам, Света звонко смеялась – не столько над анекдотом и «усами», сколько просто от хорошего настроения.

За открытой фрамугой окна наперебой цинькали пичуги, капель отбивала ритм вальса, а над потрескавшейся бетонной отмосткой, нагретой весенним солнцем, поднимался пар; пахло влажной теплой землей, горячей стальной стружкой и машинным маслом.

И Света почему-то – кажется, без всякой видимой причины – верила, что теперь у них всё будет хорошо…

– Ведьма ты, – одобрительно сказала Марья Степановна своей подруге Варваре, сидящей напротив.

По старой привычке они пили горячий чай с блюдец – так он был ароматней и вкусней.

– Значит, у девочки всё хорошо? – улыбнулась Варвара.

– Теперь эти оболтусы за ней хвостиками вьются, каждое слово ловят. Втрескались – по уши! Оба постриглись, приоделись, в цех приходят раньше всех, уже третий день двойную норму делают – лишь бы девчонка на них внимание обратила.

– А она что?

– Чистая душа. Радуется.

– Вот и славно…

В комнату, оклеенную обоями со звездами, заглянул горбун Прошка.

– Варвара Николаевна, там к вам опять из райкома пришли. Или из обкома? Черт разберет!.. Я их вчера не пустил, сказал, что нету вас. А сегодня целая делегация явилась.

Варвара подула на блюдце, покривилась недовольно. Отозвалась:

– Ну потоми их немного. Пусть на пороге потопчутся, подождут.

– Хорошо, – Прошка кивнул, вытер руки о замызганный фартук и тихо прикрыл дверь.

– Надоели, – сказала Варвара. – Я уж пять лет как на пенсии, а они всё ходят и ходят. Уехать в деревню, что ли? Бабка зовет меня, ждет. Говорит, как я приеду, она сразу потолок разбирать начнет…

– Чего хотят? – спросила Марья Степановна, собирая со скатерти фантики и крошки от печенья. Ей пора было уходить – засиделась; тем более что где-то в огромной прихожей среди мебельных завалов и пыльных штор томилась в ожидании высокопоставленная делегация.

Варвара пожала плечами:

– Я единственный специалист на весь город осталась. Работы-то много, а молодежь не тянет – опыта не хватает. Вот и ходят ко мне делегаты, звонят, письма пишут.

– Понятно, – сказала Марья Степановна и поднялась со вздохом. – Хорошо у тебя, Варвара, только надо мне идти.

– Знаю, – кивнула хозяйка и тоже встала. – Выходи через черный ход, у меня там почище. Прошка покажет.

Они тепло попрощались, обнялись по-родственному. Варвара зычно кликнула Прошку, и горбун тут же явился – словно ждал за порогом.

– Проводи гостью к железной двери, – велела хозяйка. – И веди делегацию. Только следи, чтоб не трогали ничего! Знаю я их!..

Прошка кивнул и, щербато ощерясь, протянул руку Марье Степановне.

– Пожалуйте, сударыня…

Вернулся он ровно через три минуты, с поклоном передал новых гостей хозяйке и тихо исчез – только было слышно, как рыгнула дверь кухни, исторгнув клуб пахнущего горечью дыма. Глава делегации, щурясь от яркого света, помахал ладонью перед лицом и неуверенно поздоровался. Он еще не видел хозяйку – она скрылась за небольшой ширмой, сливающейся со стеной.

– И кто это пожаловал? – будто из-под земли раздался голос Варвары.

Какая-то впечатлительная особа из числа делегации ойкнула и покачнулась, закатив глаза. Ее тут же подхватили, посадили в кресло.

– Неужто сам Михаил Юрьевич? – Варвара, подперев руками бока, выступила на середину комнаты. – Ну, добро пожаловать. Давно не виделись.

– Да уж, Варвара Николаевна. Давненько.

– Вы рассаживайтесь, гости дорогие. Не стойте… Прошка! Неси стулья!

В комнате сразу стало суетно: все крутились, стараясь найти себе место. Чувствовалось, что людям здесь неуютно.

– Видно, совсем дело плохо, раз сам первый секретарь ко мне пожаловал, – довольно заметила Варвара.

Михаил Юрьевич был единственный, кто не пытался найти себе место. Он стоял, опираясь на стол, как на трибуну, и пытался снять с фетровой шляпы прилипшую паутину.

– Ну… – сказал он и поскреб тенето ногтем. Потом вздохнул, развел руками и повторил с чувством:

– Ну!

– Ясно, – кивнула Варвара и принялась доставать из шкафа чистые чашки, семь штук – по числу гостей. – Я же телевизор смотрю, газеты читаю, всё вижу… Энтузиазм падает. Трудовая дисциплина не соблюдается. Уважения к представителям власти мало. Партийные поручения не выполняются. Символы государства не почитаются: под гимн не встают, флагу не салютуют, герб малюют где попало и как придется…

– Примерно так, – согласился Михаил Юрьевич и принял чашку с горячим чаем. – Показатели в области падают. Мне уже из ЦК звонили, интересовались, что происходит, велели принять меры. Выручайте, Варвара Николаевна! Вы у нас главный технолог!

– Так я ж на пенсии. Забыли?

– Помню. И вину свою знаю, понимаю всё. Вы уж меня простите, Варвара Николаевна, но не могли мы вас тогда не уволить. Никак не могли! Хорошо хоть под суд никто не пошел…

– Тс-с! – Варвара нахмурилась. – Ладно тебе, Юрьич. Кто старое помянет… Что делать-то будем?

– Да у нас всё распланировано уже! – залебезил повеселевший Михаил Юрьевич. – Для начала проведем летучку с главными технологами, поделитесь опытом. Потом визит на лимонадную фабрику, там новую линию запускают, какой-то импортный напиток делать собираются. У нас подозрение есть, что с полуфабрикатами не всё в порядке – они к нам запакованные идут прямо из-за границы. Вот мы и боимся, как бы… Понимаете?..

– Понимаю, – сказала Варвара. – Боитесь, что из-за импортной газировки наши люди чужую страну начнут любить больше, чем Родину… Попробую проверить, что там подмешано. У меня остались знакомые в Лондоне и Варшаве, хорошо бы с ними созвониться.

– Устроим! Никаких проблем!

– А что дальше?

– Хлебозавод номер пять беспокоит. Из районов, куда поставляется их хлеб, идет в три раза меньше добровольцев на комсомольские стройки.

– Опять, небось, приворот утром добавляют, а не вечером, как положено, – буркнула Варвара.

– И самое главное, – торопливо продолжил Михаил Юрьевич. – Наибольший, так сказать, охват всех групп населения. Это у нас ликеро-водочный завод имени Гурджиева. Сверху пришло указание изменить рецепт. Генеральный объявил борьбу за трезвость, так что теперь спиртное должно вызывать отвращение. Не обязательно сильное! Это может быть легкая неприязнь, неприятие… И самое главное – любовь к Родине пострадать не должна! Сможете?

– Конечно, – кивнула Варвара и горделиво развернула плечи. – Это же мой рецепт был. Всесоюзный!

– Вот и хорошо! Значит, договорились? А по итогам года мы вас премируем. Медаль обязательно и звание ветерана труда. Сколько пенсия у вас сейчас? Поднимем! Может, у вас какие-то личные просьбы будут? Автомобиль? «Волга» или «Жигули»? Квартира?

Он шевельнул пальцами, и ему тут же вложили в руку блокнотик и золоченый карандаш.

– Да не надо мне ничего, – раздраженно отмахнулась Варвара. – Всё у меня есть! Я же не ради денег работаю, а ради страны нашей.

Она грозно оглядела гостей; никто ее взгляда выдержать не мог – отворачивались, ежились, чаем давились.

– Всё сделаем, как положено, Михаил Юрьевич! – Варвара стукнула кулаком по столу, и гости вздрогнули. – Мы их научим Родину любить!..

Марина Ясинская

Синица в руках, или Змей Горыныч в небе

Черная «шестерка» резво бежала по горячей трассе, пожиная новенькими шинами километры широких советских просторов. Солнце грело, но не жарило, светило ярко, но не слепило глаза. В открытые окна врывался теплый ветер. Он пах прелой травой и нагретым асфальтом, пылью и бензином, и еще немного – Волгой. И даже не столько Волгой, сколько густой зеленью, которой щедро зацвела река в заводях.

В иной день Игорь от души наслаждался бы погожим летним деньком и быстрой ездой. В иной день он, пожалуй, свернул бы к Волге, выбрал местечко покрасивее – хотя что там выбирать, куда ни глянь, везде красота! – полежал бы на песочке, поплавал в теплой водичке. А что цветет она – не беда, цвет весь у берега, а дальше вода чистая.

В иной день. Но не сегодня.

Справа мелькнула синяя табличка. Лихо промахнувший мимо нее Игорь притормозил, а потом, убедившись, что дорога пуста, сдал назад. Остановился у указателя, новенького, блестящего, еще не запаршивевшего ржавчиной и птичьим пометом, и некоторое время внимательно изучал надпись.

«Камышинск – 50 км

Приволжск – 90 км

Волгоград – 248 км»

Предыдущий указатель Игорь видел час назад. До Приволжска на нем оставалось сто километров. И вот час спустя до него всё еще почти столько же…

Лежащий на пассажирском сиденье прибор, всю дорогу мигавший тревожными желтыми огнями, тихо запищал. Игорь нахмурился и вытащил из кармана последнее слово коммуникационной чудотехники завода «Красная заря» – Свет Мой Зеркальце Скажи, в простонародье – смзс-ки. Размером с компактное зеркальце, смзс-ки были очень удобным средством связи; с ними народ давно уже позабыл про обычные телефоны.

В зеркальце появилось усатое лицо начальника, Лексей Лексеича.

– Ну? – коротко осведомился он.

– Похоже, что ударило по Приволжску, – сообщил Игорь. – Доехать до города не могу, за час едва сделал десять километров. А чудатчик только что начал подавать звуковые сигналы.

Лексей Лексеич посмурнел, усы собрались кустиком под носом.

Сутки назад на месте чудобычи случился неожиданный сбой в системах экранирования и произошел сильный выплеск сырой чудо-энергии. Экранирование удалось восстановить за пару часов, но с последствиями утечки предстояло разбираться намного дольше – вырвавшаяся сырая энергия могла прожечь дыры в реальности, и эти дыры требовалось найти и срочно залатать.