Самолет улетит без меня

Долгое время мне было плевать на правила хорошего тона, и институт гадалок я громко клеймила как мракобесие и дремучесть. Но сейчас, во время правления Великого Бабуина, все милые мальчики куда-то делись – часть ушла на тот свет от передозировки, часть сидит в тюрьме, оставшиеся уехали в неизвестном направлении, и половозрелым девицам вроде меня и моих подруг не с кем даже флиртовать, не говоря о матримониальных планах.

И тогда я решила взяться за гадалок всерьез: нельзя же позволить первой попавшейся самоучке заглядывать в мое будущее! Агенты приносили сведения о самых известных и потрясших основы материализма звездах провидческого ремесла.

– Амалия, 46 лет, айсорка. Гадает на кофе. Помогла вернуть ушедших мужчин шести женщинам!

А-а-а, та самая Амалия! Ну, с ней я уже разобралась.

– Феридэ, 27 лет, происхождение неизвестно, утверждает, что бабушка аджарка, гадает на кофе и на картах одновременно. О прошлом говорит всю правду, статистика будущего неизвестна.

Зачем мне слушать о том, что я и так знаю?!

– Сиран, 74 года, армянка, гадает на кофе древним греческим способом.

А есть новогреческий способ?

– Есть одна ясновидящая в деревне Т., – поступили сводки из отдаленных районов. – Она спит летаргическим сном уже три года, но во сне говорит всю правду.

– Аферистка и лентяйка, – выдала я диагноз и продолжила поиски.

– Давид Исаевич, карлик, алкоголик, интеллектуал. Гадает бесплатно, из любви к искусству, на картах Таро, вырезанных из журнала «Наука и религия».

Это слишком экзотично.

Когда надежда начала сочиться обмелевшей струйкой, на лестнице мне попалась Ирма – коллега-журналистка из дружественной редакции.

– В пригороде живет Аннушка, – вытаращив глаза, полушепотом сообщила она мне. – Я статью буду про нее делать, накатай потом переводной вариант в вашу газету.

Вцепившись мертвой хваткой в Ирму, я узнала следующее.

Аннушка, армянка, 60 лет, не разговаривала и не ела ничего, кроме молока, до трех лет. Потом заговорила, и все сплошь и рядом ясно видела: где папа продул деньги из дочкиного приданого, с кем разговаривала ночью через подоконник старшая сестра и к кому на самом деле ездит в Сочи дядя Размик. Семья уверовала в ее дар и постаралась развить его до размеров бизнес-плана. Теперь у Аннушки, после многих лет неустанного труда на ниве ясновидения, есть двухэтажный дом, и попасть к ней крайне сложно.

Господа! Ну что вы, в самом деле? Я даже с вором в законе интервью делала, а уж попасть к Аннушке – дело двух минут.

Главное в решении проблемы – говорить о ней всем подряд.

«Принцип домино» – и вот уже наша соседка Зойка оказалась близкой знакомой Аннушки и пообещала уладить вопрос с аудиенцией, вдобавок дала подробнейшие инструкции, нарушив которые можно отправить все гадание коту под хвост.

Внимательно слушаем и записываем.

Во-первых, Аннушка гадает на ногте большого пальца руки. Своего, разумеется.

Лучше бы Зоя этого не говорила, потому что меня с подругой пришлось отливать из пожарного шланга: а чего на ногте руки, на ноге же экранчик побольше!

Во-вторых, Аннушка гадает только после нескольких дней ясной погоды. В пасмурную погоду она не может ловить сигналы из космоса – идут помехи. На этом месте соседи стали стучать в пол шваброй и грозиться вызвать охрану Бабуина.

Во-третьих, она гадает только натощак, начиная затемно, с пяти, и заканчивая в одиннадцать часов утра, потом ей необходимо поесть, поэтому в очередь надо стать чуть ли не с ночи. Тут мы немного пришли в себя, вытерли слезы и переглянулись: ехать в пять утра в пригород двум девицам – это уже не безобидная авантюра, а изощренное самоубийство.

В-четвертых, клиент тоже должен быть голодный.

– Я вам сообщу день, когда поехать к Аннушке, – наставляла нас Зоя. – Вы только не опаздывайте, не перебивайте ее, а когда зайдете, скажете: «Мы от Зои».

Стараясь собрать остатки здравого смысла, я все-таки спросила:

– Слушай, а тебе она что-нибудь дельное нагадала?

– Помогла нам с мужем найти угнанную машину, – ответила Зоя и поджала губы: кто посмел сомневаться?!

После такого не пойти к Аннушке было просто неуважительно.

В день икс мы с Басей, дрожа от холода, вышли на улицу ловить такси. Таксист искоса глянул на наши опухшие физиономии и вызывающую одежду. Пришлось всю дорогу расписывать, к какой потрясающей ясновидящей мы едем. Он молча высадил нас возле дома Аннушки, не взял денег и поспешно газанул не оглядываясь.

Очередь уже стояла, и весьма приличная. Церемонно поздоровавшись с взыскующими пеленгующего космические сигналы Аннушкиного ясновидения, мы встали возле стенки и стали похожи на похмельных голливудских звезд в очереди за благотворительным супом для бездомных.

– М-да, зря я белое пальто надела, – промычала я сквозь зубы. Однако природная болтливость и неумение стоять неподвижно вынудили меня завязать разговор с другими соискателями.

Они очень оживились и наплели мне восемь бочек арестантов про чудесные предсказания. Я же невольно сопоставляла рассказы об удивительных знаках судьбы с очевидными фактами: все постоянные клиенты выглядели примерно как пациенты местной психбольницы во время ремиссии.

Пожалуй, надо было отсюда немедленно делать ноги.

– Кто от Зои? – выглянула вдруг ассистентка, заставив нас вздрогнуть от неожиданности. Мы с Басей примерзли к полу, как застуканные с поличным воришки, и стеснительно прошли в заветную дверь.

Знаменитая Аннушка была типичной армянской старушкой в склеенных скотчем очках на бельевой резинке. Она мельком глянула на нас и продолжила смотреть в ноготь.

Первой села на стул я.

– Чириз шес мэсэцэв в горад приедэт балшой челавек, – скучным голосом начала Аннушка. – Он очен старше на тибе. Очен високи ступен. Будиш баяцца. Будут дакуминтальный труднасци, но паможит другой челавек, старый, пажилой. Ты на четвертам ступени виидеш замуж на балшой челавек, сначала дэци не будит, патом будит – малчики близнец и дэвочка адын.

Растерявшись, я хотела переспросить, что значит «дакуминтальный труднасци», но ассистентка зыркнула на меня, и я заткнулась. Вскоре стало ясно, что я все равно ничего не понимаю. Аннушка монотонно зудела про какую-то поездку за границу и опять про эти чертовы трудности, про каких-то людей и дурные глаза… Я слегка закемарила и чуть не свалилась со стула.

Бася сменила меня на пыточном аппарате, и мы выслушали что-то, воля ваша, совсем уж несусветное – про иностранца на воздушном шаре с документальными трудностями.

На обратном пути мы с Басей уже не могли хохотать: во-первых, на ветер была выброшена чертова уйма денег. Во-вторых, Аннушка говорила на языке, которого мы не понимали, а это совсем не смешно. В-третьих, мы попросту были голодны как звери.

– Ну хоть бы что-то одно отгадала, аферистка старая! – в сердцах воскликнула Бася, которой до слез было жалко денег, позаимствованных из сестриных сбережений.

– А ты в курсе, что она увидела в своем экранчике мужа с любовницей, прокляла его, он свалился с лестницы и теперь инвалид?

Бася побледнела и перекрестилась, хоть и убежденная атеистка.

Процентов семьдесят местных женщин умеют гадать на кофе, а чаще – делают вид. Город разделен на две враждующие половины: одна пьет кофе по старинке, с пенкой, вторая, поддавшись новым веяниям, изничтожает пенку на корню.

Война

В стране началась война.

Но владений Бабуина она, к счастью, не коснулась.

Бабуин – феодал и тиран, об этом шепчутся все здравомыслящие люди в городе, но одной большой заслуги у него не отнять: он не пустил сюда бандитов, уже пролетевших над остальной страной калечащим смерчем.

С ходу и не скажешь, хорошо это или плохо: с одной стороны – сепаратизм, с другой – безопасность.

Оправдалась тягучая тревога, которой был полон воздух в тот самый последний Ликин приезд в город С., – тлеющий уголек вспыхнул.

Кругом все были взбудоражены, мужчины рвались воевать, матери, жены, сестры и дочери вцеплялись в них и не отпускали.

– Ты могла себе представить когда-нибудь, что при нашей жизни случится война? – спросила Миранда, расчесывая свои русалочьи волосы.

– Война? Я много чего не могла себе представить.

– Например?

– Список очень длинный, – усмехнулась Лика. – Я была благополучная девочка из уважаемой семьи. Сейчас я нищая бездомная журналистка, которой запросто можно предложить стать любовницей, и никто за это даже морду не набьет.

– Но ты же не соглашаешься, – возразила Миранда и перехватила волосы резинкой, от чего ее лицо сразу стало моложе и суровее. – Самое главное – чтобы ты не изменила себе, за остальных ты не отвечаешь.

– Эх, Мира, – вздохнула Лика, откидываясь на стуле и выпуская дым. – Если бы я знала, кто я такая, чтобы не изменять себе. Всю жизнь меня попрекали тем, что я лишений не знала. И что теперь?

– А что теперь?

– А то, что я не готова. Не готова к этим проклятым лишениям. Они оказались слишком унизительны.

– Я не думаю об этом, у меня ребенок. Причитать бесполезно, надо выживать.

– А самое страшное знаешь что? – Лика посмотрела на Миранду в упор. – Они тоже оказались не готовы. Старшие. Взрослые. Опытные и искушенные. А виновата я одна.

– В чем виновата? – не поняла Миранда.

– В том, что я слишком послушная дочь, – рассердилась Лика. – Я даже не успела понять, когда все потеряла! В один момент не стало ничего, вообще ничего. И кто виноват? Конечно, я сама.

– Ты слишком драматизируешь, – снисходительно бросила Миранда.

– Сначала у меня отняли мое прекрасное будущее. Потом дом, потом семью, друзей, защиту. А сейчас еще и война! Эта война отняла у меня подругу Кристину, и теперь мы по разные стороны. Мне больше не с кем вспоминать студенческие годы, попугая Гошу, которого она снимала с карниза, мне никто не расскажет сагу о прекрасной соседке Мадине, и я не смогу приехать к ним домой, а она не сможет приехать ко мне. Конечно, это пустяки.

– Ладно, не ной, – Миранда пальцем вздернула очки на носу. – Ты же не одна такая. Главное, не иди ни к кому в любовницы, а кофе я тебе всегда налью. В следующий раз привезу классные штаны, идет?

Случайный букет

– Смотри, что тебе принесли, – еле удерживая губы и сверкая глазами, входит машинистка Оля. В руках у нее – огромный розовый букет.

– О-о-о-о, – хором вздыхают тетки в кабинете. – Что значит – молодая! На выданье!

– А кто приходил? – ошарашенно строит догадки Лика: вроде не было у нее никаких таких знакомых.

– Сказал, его зовут Лаша, и передал спасибо!

Лика уставилась на букет: разбудите меня, я сплю.

Или отвезите в дурку.

Кто такой Лаша?! Кого я знаю с таким именем, да еще и способного подарить розы?! И главное – «спасибо»! За что?

Пошла к Оле разъяснять вопрос:

– А как он выглядел?

Бледная немочь Оля стучит по клавишам с видом оскорбленной добродетели – Лика ее, судя по лицу, разочаровала. Девушке принесли цветы и «спасибо», а она даже не помнит кто!

– Оля, – взмолилась Лика. – Клянусь мамой, нет у меня таких знакомых. Может, розыгрыш? Подруги у меня, знаешь ли, девочки добрые и с юмором, могли и подшутить.

Такая версия растопила Олино сердце: ну, раз никакого поклонника нет, а только фикция, тогда не стыдно.

– Высокий, светленький, симпатичный, – старательно перечисляет она. – Правда, лет на десять – пятнадцать взрослее тебя выглядел.

– Как одет был? – без надежды на успех схватилась Лика за последнюю соломинку.

– Куртка джинсовая, очень модная, – загорелись глаза у Оли, которой вечно не хватает денег на шмотки сыну.

Куртка. Джинсовая. Светлые волосы. Взрослый.

Стоп!

А не этот ли чувак подвез ее недавно домой? Правда, Лика не помнила, как его звали: каждый раз так боялась, что потом память стирала все подробности.

Возвращаться домой поздней ночью пешком стало ее почти еженощным подвигом.

Она шла по пустой темной улице, цоканье каблучков гулко отдавалось и прокатывалось вдаль, каждая тень обещала маньяка, каждый звук – напрягал до судорог. Держала напряженную спину, шаг стремительный: пока маньяк соберется с мыслями, ее уже – фьюить! – и нету.

Лика шла пешком, потому что общественный транспорт в такое время уже не ходит. Такси исчезли как класс, есть попутки, но это еще страшнее – чистая лотерея, мало ли кто попадется, села в машину, и все, ты во власти незнакомца. Когда идешь пешком, хотя бы можно убежать или поднять крик – но кто тут выглянет в такое время!

Иногда увязывался какой-нибудь полуночник, бедовый парнишка на районе, – эти неопасные, с ними нужно сразу дружелюбно, но строго, у них сохранился пиетет к честным трудящимся девушкам.

Но чаще всего в этом городе треклятые ливни, в любое время года, и под ними не походишь. Как же Лика любила когда-то дожди, чтоб их черти взяли!

А сейчас – либо потонешь, либо воспаление легких подхватишь. И страшнее в сто раз, потому что никто не увидит и не услышит, если тебя схватит маньяк и ты начнешь кричать.

И в такое наводнение Лика остановила машину. На вид водитель был вполне приятный человек, неопасный, с открытым взглядом, да и в самом деле таким оказался.

Всю дорогу мило флиртовал, выспрашивал, где Лика работает, почему так поздно идет домой, почему ее никто не провожает и не встречает, в общем – проявил участие без всяких задних мыслей.

Заронилось горчичное зернышко надежды: а вдруг будет продолжение? Симпатичный, выглядит превосходно, машина есть. Вон цветы принес зачем-то – Лика сдуру сказала, где работает. Напрягла память и вспомнила его фамилию, пошла к Наташе выведывать досье: та всегда все знает.

– Этот Лаша женат уже сто лет, – вылила на Ликины надежды ведро ледяной воды Наташа, она сурова и не церемонится с обманщиками. – Двое детей. Старшему вообще шестнадцать. Бабник страшный, как и его престарелый папаша.

– И что? Выкинуть цветы? – обескураженно спросила Лика.

– Почему выкинуть, цветы пусть стоят, – рассудила Наташа. – А его самого – в жопу.

– Это само собой, – поддакнула Лика, думая про себя уже совсем нехорошее.

Неужели я так жалко выгляжу, что на меня ведутся женатики?

И что же делать, чтобы не шастать в опасное время одной?!

В этом городе вы хотя бы раз подвозили попутчиков бесплатно, если водите машину, и хотя бы раз сами были таким пассажиром.

Следы на снегу

– Почему все так по-идиотски? – возмущалась Лика, сидя вечером за ритуальным кофепитием. – Генрих уехал и оставил меня одну, и теперь всякая шваль может ко мне подкатывать. А я даже не могу ему пожаловаться!

Миранда выпускала дым и молча слушала.

– Что ты так вцепилась в этого козла? – спросила она наконец.

Лика передохнула и провела рукой по лицу.

– Не знаю, – медленно сказала она. – Разве я вцепилась?

– Что он для тебя сделал? – решительно начала Миранда непривычно строгим тоном.

Лика удивленно посмотрела на нее и пожала плечами.

– А я тебе скажу. Ничего и никогда он не делал. Что ты там любишь, я тебя умоляю?!

– Мам, ну чего ты, – влезла Клара, молча сидевшая до сих пор на ковре.

– А то! – покраснела Миранда. – Мой негодяй тоже козел, но у нас есть целая история. Мы были вместе, ссорились, мирились, провели бок о бок какой-то кусок жизни. А у тебя что?!

– Мам, успокойся, – осадила ее Клара. – Лик, расскажи про него, ну.

Лика легко засмеялась.

– Вспомнила! Один раз он подарил мне цветы. Просто так, нипочему. И еще плакат!

– Счастья полные штаны, поздравляю, – иронически поклонилась Миранда. – И что теперь?

– А еще! Был большой снег, и мы пошли гулять. Гуляли по белоснежному городу и закапывали друг друга в сугробы, а потом вышли на берег, и там – чистое ровное поле, и дальше – море. И когда я попала ему снежком по лицу, он погнался за мной, и было так страшно, что сердце вылетало вон, и морозный ветер свистел в ушах, и мне казалось, что я лечу над облаками.

– Красиво, – после молчания обронила Клара, а Миранда закатила глаза.

– Ты права, конечно, – задумчиво протянула Лика, постукивая пальцами по теплой кружке. – Ничего не происходит, понимаешь? Как будто я всю жизнь готовилась к выступлению, нарядилась, стою как звезда и сверкаю, занавес открылся – а там никого.

– Удивляете вы меня, девочки, – покачала головой Миранда. – Из-за какого-то недоноска ломать себе жизнь!

Лика и Клара переглянулась и засмеялись, на что Миранда надулась и сказала, что они соплячки и пусть поживут с ее.

– Я хотя бы замуж вышла и родила, – ядовито подчеркнула она. – А не мечтала о всяких идиотах.

– Зато сейчас… – не утерпела Клара и увернулась от летящей в нее щетки.

Лика повеселела было, но снова задумалась и сказала:

– В общем, так, дорогие мои. Выпила я свой сиктур-кофе, а теперь уеду на пару дней. Хоть новостей вам привезу!

Дневник.

Такое-то число такого-то месяца.

Столица

За мной, читатель!

Созрела необходимость поехать в столицу.

Меня туда направила врачиха – на какие-то диковинные анализы, а Басе нужно сдать документы в институт насчет перевода.

Путешествие на поезде в наше время – это путь в неизведанное.

Поэтому я упаковала в свой исторический чемоданчик бальное платье, канареечные замшевые туфли на каблуке в 12 см и… не взяла ни одной теплой вещи.

Едем же всего на три дня!

Для Баси институт – официальная причина, на самом деле она едет выковырять из окопа удравшего от нее поклонника.

По правилам мирного времени, поезд должен был стоять на перроне ровно в половине одиннадцатого ночи. Мы прождали его до четырех утра.

Кажется, мы почти единственные пассажиры в вагоне.

А какой вагон!!

Ни одного целого стекла, все двери исчезли, нет даже проводника.

В поисках более или менее приличного купе мы прошли весь коридор и наткнулись на двух испуганных женщин, мать и дочь: решили держаться кучкой.

Поезд ехал двадцать часов.

Двадцать!

Четыре из которых нам удалось подремать, а оставшиеся шестнадцать пришлось угрюмо слушать нескончаемый треп молодой соседки: она едет из Стамбула, где учится турецкому языку, работала на телевидении, замуж не хочет, купила восемь пар новых туфель…

Поезд почти все время стоял, двигался короткими рывками, и за стеклами расстилался практически один и тот же пейзаж: безлюдные поля и полуразрушенные здания.

Когда все успело так обветшать – недоумевали мы и принимались есть свои дорожные припасы. За трапезой поневоле сблизились с попутчицами, как будто знаем друга друга последние десять лет.

Прибыли глубокой ночью следующих суток.

Столица была тиха и выглядела опасно, поэтому соседки пригласили нас к себе переночевать.

Утром мы отправились по своим делам и вполне благополучно сдали анализы и документы.

Оставалась задача с поимкой скрывшегося поклонника. Бася набирала все его известные номера с такой яростью, что стерла палец. Везде отвечали разное: то уехал, то на работе, то спит.

Решили разработать «план Б»:

1. Позвонить ему от имени родственников трагически погибшей любовницы и сообщить, что у него остался ребенок.

2. Позвонить от имени Стивена Спилберга и предложить роль в космическом боевике.

3. Позвонить от имени группы британских бизнесменов и предложить кредит от Ротшильда.

И так до бесконечности, до трех часов ночи.

Уснули охрипшие от хохота и вконец растерянные.

Наутро Бася позвонила снова и нарвалась на визгливую молодую женщину. Та сообщила, что является супругой искомого поклонника, и поинтересовалась, что ему передать.

Все происходит в первый раз. Вот и настал тот час, когда юное доверчивое сердце грубо разбито искателем приключений.

Пожалуй, нам тут больше нечего делать, надо покупать билеты обратно.

И тут внезапная новость: поезда бомбят.

Родственники звонят наперебой и в страшной тревоге требуют оставаться в столице.

А у нас – ни денег, ни одежды, ни дел.

И обуяла нас тоска по родному городу нескончаемых дождей и ржавых зонтиков!

Там по крайней мере всегда есть к кому сходить поужинать.

Наскребаем последние копеечки и идем на базар покупать самое дешевое, что там есть: лук, фасоль и перец.

Теперь у нас каждый день на обед суп, жареный лук и много перца.

– У меня есть толпа дальних родственников, может, к ним зарулить? – предложила Бася.

После недолгих моральных метаний я согласилась, и некоторое время мы жили по схеме: утром она названивает очередным родственникам, они радуются и приглашают нас в гости, мы приходим, светски беседуем, долго отказываемся от угощения, а потом сметаем все подряд, как бульдозеры.

Подозревая нехорошее, родственники дают нам с собой остатки обеда и баночки с аджикой.

В гости я поначалу отправлялась в своем нарядном платье и на каблуках – для респектабельности, но в скором времени пришлось экономить деньги и на транспорте, поэтому перешли на пеший режим. Каблуки спрятаны в чемоданчик, мы обе одеты в черное, как ниндзя.

– Девочки, вы беженки? – спросила сердобольная бабушка на остановке.

Мы так захохотали, что бедную бабушку сдуло на три метра.

А ведь и в самом деле в некотором роде беженки, да.

Так прошли полтора безумных месяца, стало безопасно, и мы, порядком похудевшие и потрепанные, вернулись в свой маленький эдем.

По крайней мере городок Б. война обошла стороной.

Непонятная, странная, непредсказуемая война. Свои убивают своих, считая их чужими. И кому покажется, что ты чужой, – неизвестно.

Сумасшедших стало слишком много.

Стервы

Жизнь в одном доме с Мирандой познакомила Лику с многими удивительными людьми, о существовании которых она даже не подозревала в своей прошлой благополучной жизни.

Пока Мирочка возлежала на румынском диване, ее пришли проведать две крашеные лахудры с мужьями.

– Ну все, теперь держись, – прошипела Клара на ухо Лике.

Одна из визитерш – высокая тощая блондинка с узким малиновым ртом, вторая – пухленькая уютная бабенка, похожая на буфетчицу в вокзальном кафетерии.

– Я же демократ, и все люди равны! – шептала Лика Кларе, которая пришла к ней на кухню излить душу.

– Ты видишь, да? Ты видишь, кого она водит к несовершеннолетней дочери в дом? – причитала Клара. – Ненавижу их, ненавижу, позорные твари, и ты с ними не особо сюсюкайся.

– Мнэээ. Ну, они, конечно, выглядят странновато, но…

– Обе – бывшие портовые шлюхи, – уточнила Клара. – Поймали каких-то лохов, вышли замуж и резко стали порядочные. А мама хочет быть, как они, женой моряка, потому и дружит с ними! Господи, какой позор!

Лика вынесла кофе и присела слушать женский треп.

Тема беседы была, естественно, – способы улавливания матроса в брачные сети.

Пухлая описала свой вариант замужества. Она разливала на соседской свадьбе вино из чайника, и к ней пристал вот этот мужчина, и никак не отставал, и тогда она придумала, как его отшить: «Ну чтобы получил, что хочет, и отвалил! А он видишь как – не отвалил!»

Герой повествования – этот самый упорный мужчина – слушал, кивал и благодушно улыбался.

– Ты слышишь ЭТО?! – шептала на ухо Клара, пылая всем лицом.

Обдумывались стратегия и тактика захвата матроса в плен, лексикон был самый что ни на есть интересный для филолога, исследующего связь речи с социальным статусом и образованием; мужчины лениво поддакивали, что никуда он не денется.

– Господи Иисусе, – прошептала Лика. – А ведь я думала, что очень хорошо знаю простой народ! Они мне напоминают персонажей рассказа Эдгара По «Маска красной смерти».

Девочка выпучила глаза и сказала, что у нее есть Эдгар По, и завтра же она его прочитает.

Миранда сидела мрачная, слушала советы матросов и их жен и курила не переставая. Кажется, она задумала какой-то отчаянный шаг.

Лика поняла, что в скором времени Клару придется временно удочерить.

Один из членов вашей семьи (или как минимум близкий знакомый) непременно в рейсе. Поэтому вы знаете, что значит «судно на каботаже» или «на рейде».

Наказание Клары

– Эта девчонка меня доконает, – холодно произнесла Миранда, осторожно придерживая больную руку.

– Кларка-то? Ну она же подросток, переходный возраст, то-се. Перебесится, – успокоительно отозвалась Лика с ковра, на котором она старательно делала скручивания.

– Нет, – в голосе Миранды зазвенел металл, – она неуправляемая. Ты замечаешь, как она со мной разговаривает?

– Замечаю. Но это же понятно: она сейчас поймала момент, когда мать беспомощна. И проверяет границы.

– Ничего мне не понятно, – отрезала Миранда. – Когда тебя нет дома, не представляешь, как она надо мной издевается. Мне даже стыдно рассказывать! Сделала из меня игрушку. Потеряла к матери всякое уважение, и дальше будет хуже, я не могу этого терпеть. Я найду на нее управу.