Полная версия
Дэдпул. Лапы
Я пожимаю плечами, думая: «Хе-хей, я снова могу пожимать плечами!»
Но потом я говорю:
– Откуда я знаю,@&*^#? Поройся в каталоге своих приложений, найди что-нибудь, что стреляет, и целься этой твари прямо в глотвал.
– Во что?
Даже если опустить определение слова «глотвал», провернуть это не так-то просто. Правая рука Бернардо в неисправном состоянии, а он явно не амбидекстр[2]. Его левая рука болтается туда-сюда – беспомощная, как та дамочка на кассе самообслуживания сегодня утром, которая никак не могла понять, куда запихнуть свои деньги.
В монетоприёмник, дура! В монетоприёмник!
Стоило её взорвать.
Вместо кассы.
Так или иначе, я предлагаю очередное смелое, но мудрое решение:
– Эти хилые крылышки вряд ли могут поднять его в воздух. Просто отлети подальше!
Бернардо кивает и запускает двигатели. Костюм вибрирует, словно где-то в нём застрял ошмёток Гума. Берни не удаётся быстро смыться, но он поднимается всё выше, и Гум уже не достаёт его своей лапой – четыре пальца хватают воздух.
– Лети, братишка! Улетай!
Берни чувствует облегчение. Я вижу это по его самодовольной улыбке. Я тоже выдыхаю – но лишь на секунду: по всей видимости, эти крылышки всё-таки нужны не только для брачных игр. Гум умеет летать. И довольно быстро. Одним рывком он покрывает расстояние до Бернардо и хватает того за ноги. Вместо того чтобы повторить свою предыдущую ошибку и сообщить нам, что он жив и голоден, Гум просто запихивает Бернардо в пасть.
Прямо в воздухе.
Смотрится всё это как в фильмах про животных, когда чайка думает, что она улизнула от акулы, но та выпрыгивает из воды и…
Я собираюсь дать Берни ещё какой-нибудь мудрый совет, но тут слышу противный скрежет. Настоящая, качественная броня лопнула бы с громким треском. Эта не издаёт ни звука.
Чего я, увы, не могу сказать о Бернардо.
– Ай-яй! А-а-а!
Ещё пара лязгающих звуков… и с Бернардо всё кончено.
Кстати, если бы это был комикс, его последний крик появился бы в так называемой вспышке.
Хорошо хоть монстр не выдал комментарий: «Гум жуёт!»
Круговорот жизни. Так это называется, да? Ещё одна причина, почему я взял за правило не привязываться к животным, второстепенным персонажам и вообще к кому угодно. Никогда не знаешь, в какой момент они умрут. В конце концов, я ведь едва знал этого Бернардо, но вот я лежу тут и пускаю сопли…
Ого! Да вы только посмотрите! Patelc Philippe! Отличные наручные часы – и валяются без дела!
Едва я успеваю протянуть руку за этими проклятыми часами, как мою небольшую авантюру прерывает крик, полный ужаса и отчаяния. Кажется, будто вопит целая орава перепуганных ребятишек – и таки да, на той стороне улицы и впрямь высится кирпичное школьное здание, полное детей. Мелюзга собралась у окон и жалобно голосит, глядя на приближающегося Гума.
Никаких «Гум глотает» и «Гум вытирает губы». Только «Гум голодный».
Похоже, на Планете Икс с литературой дела плохи.
Дети вопят. Бравые учителя оттаскивают их от окон. Один задергиваёт шторы, как будто это что-то изменит.
Знаете что? Может, он и был милым щеночком, но сейчас он ведёт себя как свинья. Я рывком поднимаюсь, стряхиваю с себя всё ещё дымящиеся ошметки хот-догов и выхватываю из-за спины две катаны.
К несчастью, я не заметил, что в процессе регенерации одна из них вросла мне прямо в лопатку. Ай. Эффектно обнажить мечи не получилось. К тому же выдёргивать её оказалось довольно неприятно. Уж прости, боль, сейчас не до тебя. Заведя руки за спину, в любой момент готовый ударить, я мчусь к ближайшей рыжей лодыжке.
Гум поднимает лапу и выгибает спину, словно готовый разметать стену одним ударом. Если бы я был выше ростом, я бы мог вонзить ему меч под коленку. Вместо этого я со всей силы бью по его лодыжке, стараясь отсечь достаточно плоти, чтобы монстр опрокинулся на землю.
Он падает с ужасающим грохотом. Земля дрожит. Асфальт трескается. Машины по обе стороны дороги резко тормозят. Два такси, фургон и спортивная тачка с треском въезжают друг в друга. Пожарный гидрант выстреливает десятиметровой струёй воды. Другими словами…
Видите? Вот это называется вспышка.
Гум лежит на спине, явно растерянный. Он выглядит как папаша, который играл с ребёнком на полу в гостиной и теперь силится понять, куда уполз его дорогой младенец. Но потом его огромная голова-тыква (не путать с Огромной Тыквой из фильма «Это Огромная Тыква, Чарли Браун») поворачивается ко мне.
Он сощуривается, глядя своими зелёными глазками на меня любимого, и я вижу, что его лодыжка уже заросла. Вот чёрт.
– Гум уничтожит тебя!
Я высовываю язык:
– Дэдпул увернётся!
Он выбрасывает вперёд лапу. Даже с учётом моих потрясающих рефлексов Гум слишком прыткий для плана А – который, как я уже говорил, заключается в том, чтобы увернуться. Я переключаюсь на план Б и отрубаю у него кончик пальца.
– Гуму больно!
– На Планете Икс что, нет междометий? Только унылое повествование в третьем лице? «Гуму больно», «Гуму стыдно», «Гум погружается в бездну самобичевания»?
Прежде чем он успевает отдёрнуть лапу, я отсекаю кончик другого пальца.
– Ай!
– Вот это другое дело!
Оказывается, чтобы дать затрещину, все пальцы не нужны. Гум предпочитает не тратить время на восстановление тканей и наотмашь бьёт меня тыльной стороной лапы. Я взмываю в воздух и не то чтобы улетаю за горизонт – всего лишь приземляюсь на другой стороне улицы, врезавшись в фундамент школьного здания. На меня падают куски гранита, извёстка и, кажется, капсула времени, заложенная в 1954 году. Ушибленный, но не сломленный, я вскакиваю на ноги и разражаюсь гневной тирадой, которая целиком состоит из проверенных временем цитат:
– Йиппи-кай-йэй, ублюдок! Валяй, порадуй меня! У меня как раз кончилась жвачка! Поздоровайся с моим маленьким другом! Ты со мной говоришь? Это не меня с вами заперли, это вас заперли со мной! Я тот, кто стучит![3] Во имя ненависти изрыгаю я на тебя моё последнее дыхание![4]
Гум садится. Его голова маячит на уровне третьего этажа. Его пальцы уже обрели изначальную форму, и он делает очередную попытку меня схватить, но на сей раз я к этому готов. Я запрыгиваю на его указательный палец и мчусь вверх по лапе.
Значит, Гум может отращивать отрубленные части тела. Пф! Посмотрим, сможет ли он отрастить целую голову.
Его шея за тяжёлыми складками щёк почти невидима – как рассказчик в «Шоу ужасов Рокки Хоррора». Но мне удаётся её разглядеть. Достигнув плеча, я подпрыгиваю и взмахиваю катаной. Гум падает!
Мир вокруг расплывается. Обычно на мою долю выпадает мало восторгов, и я особо их и не жду, но сейчас я слышу его – дикий рёв толпы, который становится всё громче и громче. Все школьники вскочили в едином порыве, они кричат и подбадривают меня. Меня, малыша Уэйда, над которым все смеялись, – теперь он станет победителем в большой игре! Мяч у меня, остались считаные секунды, и я несусь к кольцу. Попал, говорю вам, попал! Я вижу Софи Макферсон, девочку, в которую влюблён, – дрожа от возбуждения, она вновь и вновь выкрикивает моё имя: «Уэйд! Уэйд!»
– Смотри на меня, Софи! Смотри на меня!
Я говорил, что могу словить глюки в самый неподходящий момент? Никогда не знал, как завести об этом разговор. Это всё равно что раздумывать, на каком свидании признаться, что у тебя дети или проказа. Рад, что можно больше не париться. Не волнуйтесь, вы привыкнете. Наверное. Что их вызывает? Может быть, исцеляющий фактор, заживляя разные травмы мозга, каким-то образом вклинивается в поток сознания. Или тот самый эксперимент, который подарил мне суперсилу и усугубил мой рак, разворошил какие-то глубинные пласты моей психики.
Может быть, что-то, происходящее в данный момент, служит для тебя эмоциональным триггером.
Ага, помнишь, как отец тебя бил?
Что? Вы думаете, драка с огромным монстром, который собирается закусить детишками, может вызвать в памяти баскетбольный матч в средней школе? Ладно. Неважно.
Я мог бы сказать, что отличаю иллюзии от реальности, потому что они рано или поздно прекращаются, но, по большому счёту, всё на свете прекращается, разве не так? Так или иначе, сначала я слышу радостные крики – а потом мои детские мечты рассеиваются как дым. Никакого мяча в кольце, никакой Софи.
Вместо неё мне аплодирует Гум – один хлопок, и я зажат между его ладоней. Он потирает свои бугристые лапы. Я хриплю и вырываюсь, но всё без толку. А потом Гум швыряет меня вниз – очень, очень, очень, очень, очень резко.
Я пролетаю сквозь бронированную крышу припаркованного рядом вездехода. Сквозь сиденье с мягкой обивкой. Вы могли бы подумать, что меня остановит рама, – но нет, я прохожу и сквозь неё и падаю прямо на асфальт, где и лежу в новой, свеженькой яме в форме Дэдпула.
Как Багз Банни, только в луже крови.
Всё, что столько времени срасталось, снова сломано. И даже то, что в прошлый раз уцелело. Мне кажется, что рука в порядке, но прежде чем я успеваю это проверить, Гум поднимает вездеход надо мной.
Он явно хочет отомстить мне за отрубленные пальцы. Вместо того чтобы снова меня схватить, он отбрасывает вездеход в сторону и прыгает, явно желая растоптать то, что от меня осталось, своими лапами-тумбами. И нет, это не фигура речи.
Я, конечно, много всего пережил: пулевые ранения, стрелы в голове, вросшие ногти. Но сейчас я не уверен, что смогу восстановиться, если меня полностью расплющит. И, как я уже говорил, в любом случае будет больно.
Лежа в вонючей тени чудовищных ног, я жалею не столько о том, что смертен, столько о том, что пропущу кучу классных сериалов.
Новый сезон «Агентов Щ.И.Т. а» уже вышел?
Щ.И.Т. а?
О боже. Я чувствую себя как Дороти, когда она осознала, что в любой момент могла вернуться домой (и, честно говоря, на её месте я бы от души пнул Глинду, которая это скрывала). То, что мне нужно, всё это время было при мне. Единственной рабочей рукой я тянусь к своему навороченному поясу и достаю секретное оружие. Я мог бы сказать, что смотрится оно потрясно, но на самом деле это всего лишь баллончик.
Я прицеливаюсь и выпускаю струю в лицо наклонившемуся Гуму. Мои нынешние работодатели, которые дали мне эту баночку, называют её содержимое нанокатализатором. Вы же знаете, что большинство живых существ – кроме каких-нибудь амёб – состоит из клеток, связанных между собой? Нанокатализатор, который я только что распылил, рушит эти связи.
Насколько быстро он действует? Можете сами посмотреть. То есть прочитать.
Тварь с Планеты Икс, которая только что падала на меня всей тушей, тает на глазах. Гум как будто превращается в огромную лужу, в которой сам же и тонет.
Я не раздавлен. Просто насквозь промок под липким розовым дождём.
Фактически я даже не убил Гума, потому что он не мёртв. Нет, дело не в том, что он будет жить в наших сердцах. Раз у него есть способность к регенерации, все его клетки до сих пор живы – пусть вместе они и образуют хлюпающую розовую лужу, каждая капля в которой больше напоминает не Гума, пришельца с планеты Икс, а точку, знак препинания в конце предложения.
Глава 3
БОЛЬШОЕ ЯБЛОКО всё время пытаются разгрызть на куски – ему не привыкать. Пронзительный вой сирен уже слышится за голосами галдящей детворы, криками толпы, гудением автомобилей и стуком осыпающихся камней. У меня наверняка разболелась бы голова от этого шума, если бы мои уши не были надёжно заткнуты клейкой субстанцией, прежде известной как Гум.
Я ожесточённо трясу головой, чтобы избавиться от липкой дряни, но она забилась очень глубоко. Я всё ещё занят её извлечением, когда уличную какофонию перекрывает гул двигателей. Обрывая затянувшийся спор полицейских, санитаров и пожарных о том, кому первому проехать на место происшествия, рядом со мной приземляются четыре гравилёта.
Что такое гравилёт? Ну, представьте, что летающий авианосец отложил яйцо, из которого при необходимости вылупляется группа быстрого реагирования из четырёх-пяти агентов. Для сравнения, в экипаже самого летающего авианосца – Геликарриера – около пяти тысяч человек, и заранее ясно, что место у окна достанется не всем.
Всё это принадлежит Щ.И.Т.у.
Вы не знаете, что такое Щ.И.Т.? Ох, за это я мог бы вас как следует разукрасить… Но порой я не могу вспомнить даже имена своих голосов в голове, так что оставим это.
У нас есть имена?
Тс-с.
У Щ.И.Т. а было множество пафосных официальных названий, все и не упомнишь. Когда-то они считали себя высшим звеном международной организации по борьбе с преступностью, в девяностых стали директоратом стратегических, логистических и оперативных подразделений, потом превратились в интервенционную тактико-оперативную логистическую службу. Но, как говорила Гертруда Стайн, роза это роза это роза это роза.
Для меня они всегда были Щедрыми Изобретательными Тунеядцами. Но, пока они используют забавный слоган «Не отступай, с Щ.И.Т. ом вставай!» и платят мне наличными, мне плевать, как они себя называют.
Двигатели замирают, люки распахиваются, и наружу выпрыгивает лидер команды, чтобы оценить масштаб трагедии. Это симпатичная афроамериканка, жена, мать и настоящая машина для убийства. Машина в буквальном смысле – она робот. Кто-то заметит, что её искусственное тело могло бы быть и постройнее, но ей и так нравится. Она само совершенство – эталон разумного и эффективного руководителя. Пока не делает такое лицо, словно зашла в детскую, а там бардак.
Вдоволь позакатывав глаза, она принимает официальный вид и строго говорит в свою рацию:
– Оцепите это… это… эту лужу. Никого не впускать и не выпускать, кроме тех, кому нужна экстренная помощь, пока мы не обезвредим каждую каплю этой жижи.
Из гравилёта выскакивает команда агентов, облачённых в тёмные кевларовые костюмы и сбалансированных по национальному и половому признаку, и приступает к работе.
Я ещё несколько раз дёргаю головой. Раздаётся хлопок – и вуаля, у меня теперь есть свободное от Гума ухо. Я показываю главе отряда большой палец:
– Эгей, Престон! Я не отступал, с Щ.И.Т. ом вставал!
Она снова закатывает глаза:
– Привет, Уэйд.
Она меня так называет, потому что это и есть моё имя – Уэйд Уилсон, и мы с агентом Эмили Престон друзья. У меня их немного. Друзей, не имён.
Что до имён – честно говоря, не факт, что Уэйд Уилсон – моё настоящее имя. Из-за своего психического состояния я плохо помню жизнь до эксперимента. И во время его. И после. Как-то я встретил парня, который сказал, что настоящий Уэйд Уилсон – это он. Но, опять же, я мог всё это выдумать, или сам это сказал, когда крутился перед зеркалом и готовился к свиданию с Софи, или ещё что-нибудь.
Но вы, вы-то знаете, что я и так всё выдумал. Как вы можете отличить правду от вымысла, особенно без картинок? Картинки никогда не врут. Это с текстовыми пузырями стоит держать ухо востро.
Когда-то у меня был воздушный шарик. Кажется. Большой жёлтый шарик. Я аж подпрыгивал от волнения, сжимая его в своей детской ручонке, и тут папа сказал: «Уэйд (он называл меня по имени, поскольку был моим отцом, и, кажется, это свидетельствует в пользу того, что я и вправду Уэйд), не хочешь посмотреть, что будет, если отпустить верёвочку?»
И я…
О боже. Боже. Боже.
Это был шарик на верёвочке?
Или щенок на поводке?
Нет. Собаки у меня не было. Никогда. Насколько я помню. Единственная причина, по которой мне в детстве могла бы понадобиться собака, – произвести впечатление на Софи. Девчонки тащатся от всех этих миленьких зверушек.
Так или иначе, Престон – одна из трёх моих друзей. Да, кажется, трёх. За ними трудно уследить – то они умирают, то предают, то оказывается, что их вообще не существует и я всё это время тусил сам с собой. К слову, Престон-то как раз умирала – отсюда и механическое тело. Фактически Престон – живая модель: реконструкция человека, особое изобретение Щ.И.Т.а. Сокращённо – ЖМ. Выглядит она совсем как человек – про меня вот такого не скажешь.
Кроме Эми, есть ещё Слепая Эл, но она была моей пленницей или вроде того. И Боб, агент Гидры. Он был мои большим фанатом, но я пытался его убить, он тоже пытался меня убить, и вышла довольно мутная история. А потом… Слушайте, если правда хотите знать всю эту ерунду, можете почитать любой комикс с моим участием. Если только вы не из тех выпендрёжников, которые говорят: «Ой, я читаю только книги, я такой умный, ля-ля-ля, вы только посмотрите, какой я умный!»
В противном случае в следующий раз, когда я сломаю четвёртую стену[5], я обрушу её вам на голову. Не думайте, что я не могу выбраться из этих страниц и мило поболтать с вами о развитии пространственного мышления.
Да-да, ребята, я с вами говорю.
– Уэйд, с кем ты разговариваешь?
А? Что? Ни с кем!
О чёрт! Забыл тире в начале строчки.
– Ни с кем, Эми! Что такое?
Она идёт ко мне, нахмурившись.
– А, неважно. Не хочу ничего знать.
– Осторожно, не наступи в Гума.
Эмили смотрит под ноги, морщит нос и взмахом руки подзывает ещё двух агентов. Они подбегают, держа в руках что-то вроде навороченного пылесосного шланга с металлическим наконечником. Престон с важным видом показывает пальцем на лужу слизи, и агенты берутся за дело.
При нажатии на сенсорную панель мигают лампочки, раздаётся шум, и железный шнобель начинает всасывать гумомассу, как будто это сладкий вишнёвый сироп. Шланг с утробным звуком поглощает розовую дрянь, и она стекает в большой бак, установленный на одном из гравилётов. Бак действительно огромный – прямо как та штука, в которой Гомер Симпсон хранил навоз свина-паука по прозвищу Плоппер. Кстати, о словах на букву «П»: это приспособление просто поразительно придирчиво для пылесоса. Оно не всасывает ничего, кроме слизи.
Дождавшись, пока асфальт между нами расчистится настолько, чтобы на него можно было наступить без риска для ботинок, агент Престон подходит ко мне.
– Поранился?
– Даже не знаю, как тебе ответить.
– Сильнее обычного?
– Всегда готов, мэм! Не отступаю, с Щ.И.Т. ом… вставаю?
– Ну что ты заладил, а? Этот девиз никто не использует со времён шестидесятых. Даже неприлично.
Мне с трудом удаётся расслышать, что она говорит, и я бью себя по голове, чтобы прочистить второе ухо. Никакого эффекта. Теперь ещё и в правом ухе звенит, потому что я нехило себе врезал. Я даже собственные слова с трудом разбираю, не то что чьи-то ещё. Так что я ору:
– А ПОСЫЛАТЬ МЕНЯ ВОРОВАТЬ ЩЕНКОВ, КОТОРЫЕ ПРЕВРАЩАЮТСЯ В ГИГАНТСКИХ МОНСТРОВ, – ЭТО ПРИЛИЧНО?!
Эми шикает, как будто я громко пёрднул в церкви.
– Тихо ты! Люди уверены, что Щ.И.Т. прибыл сюда, только чтобы подчистить за тобой. Именно поэтому мы тебе и поручили эту работу.
Я снова стучу себя по уху.
– ЧТО ТЫ СКАЗАЛА, ЭМИ? КТО-ТО ЗАСТРЯЛ В ПЕЩЕРЕ, И МНЕ НАДО СПЕШИТЬ НА ПОМОЩЬ?
Она прищуривается и кивает агентам:
– Почистите его.
Те наставляют свой шнобель на меня и начинают возить туда-сюда – тык-тык здесь, вжик-вжик тут.
– АЙ! ОСТОРОЖНЕЕ ТАМ, НА МНЕ ФАМИЛЬНЫЕ ДРАГОЦЕННОСТИ!
– Всё до капли.
– Есть, мэм.
– ХА-ХА-ХА! ЩЕКОТНО! ЛАДНО, ПРЕСТОН, ХОРОШО! Я БОЛЬШЕ НЕ БУДУ! НЕ БУДУ!
Я выхватываю у них шланг и прижимаю наконечник к уху. С громким хлопком кусочек какой-то дряни выскакивает из моей драгоценной евстахиевой трубы и, прогремев вдоль шланга, падает на дно бака.
– Удар! Гол! – выкрикиваю я. Но рядом нет ни Софи, ни даже спортзала, и кричалка получается какой-то грустной. – Агент Престон, я с прискорбием вынужден сообщить: вероятно, мне высосали кусочек мозга. Внимание: если это был правый височно-теменной узел, мои моральные принципы рискуют пошатнуться. Если вы беременны или планируете, будьте со мной осторожны.
Эмили скрещивает руки на груди.
– Нет у тебя никаких моральных принципов. К тому же Смерч-9000 засасывает только биоматериал, подвергшийся воздействию нанокатализатора.
Я поднимаю свой славненький баллончик с распылителем:
– Мои комплименты шефу за самый крутецкий водяной пистолет на свете!
Нацеливаю баллончик на Эми:
– Пиф-паф!
Престон уворачивается. Остальные агенты, которых мне лень описывать, кидаются врассыпную.
– Дэдпул! Эта штука может превратить в жижу любое живое существо, включая тебя!
Я пару раз подбрасываю баллончик и возвращаю на пояс.
– Шучу. Я в курсе. Я же не дурак. Я читал инструкцию. Применять только при крайней необходимости.
Эмили обводит взглядом огромные ямы на асфальте, дома с осыпавшейся штукатуркой и поломанные машины.
– Кажется, ты упустил момент, когда она возникла, эта крайняя необходимость.
– Ну, надо же было убедиться, что Кип на самом деле опасен! – исцеляющий фактор медленно, но верно делает своё дело, и я встаю и потягиваюсь. – На этих поганых улицах вечно так. Гум был живой, Гум был голодный, Гум съел Бернардо, Гум остался жив, Гум нагулял аппетит и решил полакомиться первоклашками. Пора бы уже научиться хранить наш самый ценный ресурс – детей – под землёй!
Эми снова хмурится.
– Как ты сказал? Гум? С планеты Икс?
– Да, именно так я и сказал, целых пять раз. А что? Ты с ним знакома? – Я выгибаю спину и слышу отчётливый хруст – какая-то косточка то ли встала на место, то ли сломалась, и поделом, нечего торчать где не надо. – Вы встречались? А Шейн, твой муженёк, – он в курсе? Колись, подруга.
– Просто звучит как-то… знакомо. – Её электронные глаза, которые обычно не отличаются от настоящих, начинают испускать лучи, и в воздухе мелькают строчки данных. Смотрится это довольно дико, но природная вежливость заставляет меня промолчать.
Эмили сканирует информацию и хмуритея. Доступ к нужному файлу заблокирован.
– Да, мы знали, что кто-то создавал в лаборатории «Оружия Икс» суперхищника, который на стадии личинки выглядел как собака. Но понятия не имели, во что превратятся эти пёсики. Зачем их подкидывают в магазины под видом домашних зверушек – вот в чём загадка.
Я приподнимаю бровь, но, как я уже говорил, под маской этого не видно.
– В этом загадка? Мы так замотались, что нас нисколько не интересует, зачем кому-то выращивать монстра-людоеда, чьи личинки выглядят как щенки?
– Ладно, ладно, давай сойдёмся на том, что это более актуальная загадка. А то этих загадок столько, что нам обоим с головой хватит. – Проекция исчезает. – Если я ещё что-то раскопаю, дам тебе знать.
– А когда ты спишь, ты тоже так сигналишь? Шейн, похоже, из терпеливых.
– Ага. Но Джеффу нравится, когда я перед сном читаю ему голограммы.
Агенты на подсосе закончили своё дело, и Эмили жестом велит им вернуться в гравилёты.
– Одним щенком меньше, но их ещё полно, Уэйд. Если ещё какие-нибудь перевоплотятся, под угрозой окажутся сотни жизней. Тебе стоит с этим разобраться.
– Не проблема, амиго. – Я достаю планшет и пробегаюсь глазами по списку.
Мне казалось, что их меньше. Ничего себе списочек.
Даже с учётом того, что один уже готов.
И что, нам от каждого придётся огрести?
– М-м-м… Престон! Учитывая всё, что мы говорили об оперативном реагировании и всяком таком, может, я не буду дожидаться, пока они начнут учинять разгром? Ну, знаешь, побрызгаю их слегка, пока они ещё не переродились. Сэкономлю время и деньги.
Ох, вот это взгляд сейчас был!
– Нет, нельзя. Я же тебе говорила, мы взяли этот список из базы питомника. Личинки монстров тут соседствуют с обычными собаками. Мы понятия не имеем, где тут жуткие продукты биоинженерии, а где настоящие щенки.
– И поэтому…
Эмили широко раскрывает глаза:
– Уэйд! Я думала, ты любишь собак.
– Не люблю. Я это сказал только ради слогана на обложке. Чтобы у читателей был повод себя со мной ассоциировать. Я одинокий профи. Никогда не держал собак и не планирую. Кстати, в некоторых странах их считают деликатесом.
Её глаза распахиваются ещё шире. Не думал, что это возможно. Интересно, так только Живые Модели умеют?
Пока она не сломала свой глазорасширитель, я ставлю ногу на бетонную глыбу, опираюсь о колено и устремляю взгляд вдаль – теперь всё готово для небольшого монолога.
– Да, конечно, в детстве я был неравнодушен к Снупи, но, если бы я сейчас завёл питомца, всем бы от этого было только хуже. Только представь. Начинается всё вполне невинно: он бегает за мячиком, тычет мне в щёку холодным носом, облизывает меня шершавым языком. Но не успеешь и глазом моргнуть, как он уже спит у меня в ногах и испытывает ко мне безусловную любовь – круглосуточно, без перерыва на обед. Ты представляешь, что со мной будет?