Полная версия
Метро 2033: Подземный доктор
Подземный Доктор, резко сорвав маску и шапку, отшвырнул их в сторону. К ним сразу бросилась одна из женщин, подняла и быстро скрылась в одном из коридоров. Длинные, почти до плеч, темные волосы Доктора, казавшиеся при свете огня совсем черными, блеснули редкими прядями седины.
– Что это значит? – негромко, но так, что услышали все, спросил он. – Где свет?
– Так это… – выскочил вперед электрик Жека, – сейчас проверю пойду. Крысы, небось, кабель перегрызли…
– А почему ты до сих пор здесь? И почему аварийный аккумулятор операционной выдержал только три минуты?
– Так ведь дохлый он, а заменить нечем, – замахал руками, словно курица крыльями, электрик, не зная, что ему делать: оправдываться насчет аккумулятора или мчаться искать обрыв линии.
– Значит, надо найти! – обвел Доктор собравшихся огненным взглядом. – Те, кому я разрешил выходить на поверхность, должны не только звездами любоваться, а искать то, что необходимо здесь в первую очередь. И сообщать им об этом должен тот, кто отвечает за свой участок и видит, что в чем-то возникла необходимость. За двадцать лет это можно было усвоить.
Говорил Подземный Доктор жестко, но по-прежнему негромко и сухо, будто бы с неохотой выплевывая слова.
– Аккумулятор-ры на судор-ремонтном заводе, – подал голос один из монстров-волков. – Мор-розовцы готовят. Для хр-рамовников.
– Почему об этом не знает электрик? – просверлил Доктор взглядом Жеку.
– Я знаю… – вытер тот ладонью выступившую на лбу испарину. – Там в них электролит с пластинами меняют, заряжают… Только ведь… Как я туда?.. Там ведь…
– Что за лепет? – шагнул к нему Подземный Доктор. Электрик невольно стал пятиться, но всё же заставил себя остановиться. – Если ты был в курсе, что аварийный аккумулятор неисправен, и при этом знал, где можно достать новый, то должен был предпринять всё, чтобы он был здесь. Я не заставляю тебя лично идти на судоремонтный завод – понятно, что тебя схватят и прикончат. Но для подобных операций у нас имеются специальные лю… особи. Двум волкам пробраться на завод ночью не составит большого труда. Взять с собой мешковину, положить на нее аккумулятор и принести в зубах. Даже один может при желании справиться, если поднатужится.
– Я ведь не могу им приказать…
– Приказывать и не надо, нужно просто сказать. Ты ведь просишь это не для себя лично. Ну а если вдруг кто-то откажется выполнять подобные поручения специалистов, – обвел Доктор недобрым взглядом присутствующих, – немедленно сообщайте об этом мне. И мы все вместе решим, стоит ли дальше кормить дармоедов. В общем, сегодня же ночью аккумулятор должен быть доставлен. – Доктор снова повернулся к электрику, и его тонкие надломленные брови удивленно приподнялись: – А ты почему до сих пор здесь? Обрыв должен быть найден и устранен в кратчайшие сроки!
Жека метнулся в сторону ведущего к Сухоне туннелю, по которому был проложен силовой кабель. Подземный же Доктор продолжал вещать собравшимся:
– Знайте все: электричество для нас сейчас самое важное. Пусть здесь или в жилых кельях можно обойтись лучинами или факелами, но огородам факелов мало. И, самое главное, электричество необходимо мне в лаборатории и операционной. Не только из-за света. Кто не в курсе – приборы факелом не включить. Причем это важно для вас же самих. Если, как сегодня, электричество пропадет во время сложной операции – летальный исход для пациента неизбежен. Впрочем, если вам не жалко себя, черт с вами. Только я вот что скажу… – Голос Подземного Доктора перешел почти на шепот, от которого зашевелились волосы у всех, кто их имел. – Скоро предстоит самая главная операция в моей жизни. Та, к которой я готовился все эти долгие годы… И если вдруг… мне не важно по какой причине… если вдруг она сорвется – каждый из вас напоследок поймет, что «демоном» меня называют не зря. Поэтому, – вновь заговорил он нормальным голосом, – в ваших же интересах пойти сейчас и помочь Евгению в поисках обрыва кабеля. А потом – хоть закапывайте его на два метра под туннелем, хоть выставляйте круглосуточную охрану через каждые десять метров, но чтобы такого больше не повторилось. – «Архангельский демон» повернулся, чтобы уйти, и бросил напоследок через плечо: – Уберите из операционной тела пациента и донора. – И Подземный Доктор зашагал к весьма узкому, ведущему из «кают-компании» проходу. Кроме него самого и еще одной «особи» заходить туда не было дозволено никому.
Он шел по темному, тесному туннелю согнувшись. Высота потолка здесь была около двух метров, и Доктор, рост которого не намного превышал метр семьдесят, и так не задел бы его, но в прыгающем свете масляного фонаря туннель казался ниже, и шею хотелось пригнуть инстинктивно.
Туннель состоял из трех десятиметровых отрезков – после первого, под прямым углом, следовал поворот налево, после второго – направо – и заканчивался тупиком. В самом конце, на левой стене, имелась обитая широкими железными полосами деревянная дверь с большим навесным замком.
Подземный Доктор, поставив фонарь на земляной пол, достал из-под ворота комбинезона связку ключей и снял с шеи толстую цепочку с кольцом, на котором они висели. Одним ключом он открыл навесной замок, другой вставил в замочную скважину, которая оказалась под ним, и трижды провернул. Дверь отворилась беззвучно. За ней был небольшой, метра в полтора длиной тамбур, который заканчивался решеткой из толстых металлических прутьев. Сейчас эта решетка, а точнее, образованная ею калитка, была приоткрыта. За ней черной кляксой расплылась темнота.
– Тамара! – рыкнул Доктор.
За решеткой, невысоко от пола, блеснули янтарем глаза.
– Ты что там делаешь? Быстро сюда!
За решеткой калитки в свете фонаря проявился силуэт волка-мутанта. Этот волк, а точнее, волчица, был не столь облезлым, как Петро, и немного меньше его. Зверь неохотно выбрался в тамбур и, опустив голову, встал рядом с Доктором.
– Мы договаривались, Тамара! – злобно проговорил тот. – Перед операцией ты давала мне слово, клялась, что близко подходить к нему в мое отсутствие не будешь. И один раз ты уже нарушила клятву. Я простил тебя тогда, полагая, что этого больше не повторится. Но тебе, оказывается, совсем нельзя верить. Возможно, ты делала это уже не раз и не два?.. Видимо, мне придется навесить замок и сюда, хоть это и будет небезопасно для донора. Впрочем, нет. Я просто назначу сюда другую сиделку. А тебя… Тебя выброшу из подземелий. Здесь не место тем, кому я не могу доверять.
Волчица жалобно заскулила, легла на земляной пол и принялась вылизывать ботинки «архангельского демона». Тот, брезгливо дернув ногой, отпихнул голову монстра и процедил:
– Последний раз, Тамара. Это был последний раз, запомни! По-настоящему последний. И то лишь потому, что я понимаю твои чувства. Догадываюсь, что случилось… Стало темно, он испугался, заплакал, и ты поспешила его утешить, так?
Волчица, продолжая поскуливать, часто-часто закивала. В желтых глазах, еще ярче засиявших от слез, вспыхнул огонек надежды.
– Так вот, Тамара, – продолжил Доктор. – Никаких чувств! Ты слышишь? Никаких чувств рядом с ним не должно быть! Он всего лишь донор, и ты это знаешь! Он не должен стать человеком! Тупая тварь, когда до тебя это дойдет?! – последние слова «демон» выкрикнул, пинком отшвырнув волчицу к стене.
Затем он, подняв повыше фонарь, полностью отворил калитку и шагнул в тесную, ненамного больше тамбура, облицованную кирпичом келью. В ней не было ничего, кроме отхожего отверстия в углу, торчащего из стены рожка душа и узкой лежанки вдоль одной из стен.
На лежанке сидел, испуганно вжавшись в стену, худой бледный юноша, почти мальчик. Он был одет в просторную рубаху из мешковины. Длинные черные волосы спадали на покатые плечи. Глаза юноши на тонком, вытянутом лице казались огромными, сияющими в свете фонаря плошками. Такими большими их, вероятно, сделал еще и застывший на лице узника испуг.
Подземный Доктор окинул юношу странным взглядом, в котором одновременно читались и смятение, и надежда, и боль, и ворох не столь очевидных для понимания чувств.
– Ладно, – буркнул под нос «архангельский демон», развернулся и вышел из кельи.
Глава 3
Воспоминания
Когда-то его звали Геннадием. «Подволоцкий Геннадий Александрович», – мужчина в надетом задом наперед клоунском костюме пошевелил губами, произнося это имя, но оно показалось ему бессмысленным набором звуков, пустых и пресных, словно жеваная бумага. Уже более двадцати лет он был Подземным Доктором – это прозвище стало и его именем, и сутью.
Закрывшись в комнате, куда он зашел прямо из лаборатории, мужчина снял свой нелепый наряд и облачился в темно-серый костюм, изрядно заношенный и мятый. Именно в нем он вернулся когда-то из Архангельска в Устюг, в нем же был, и когда случилась Катастрофа.
Второе прозвище, «архангельский демон», прилепилось к нему непонятно как. Никто, кроме жены и бывших больничных коллег, не знал, что Геннадий Подволоцкий почти два года работал в закрытом архангельском НИИ. Но с женой давно порвано, да и вряд ли она знает о его нынешнем существовании. Скорее всего, и вовсе выбросила мужа из головы, постаралась забыть навсегда. В любом случае, распространять о нем слухи она бы не стала. С коллегами же он после возвращения из Архангельска ни разу не встречался. Если и знал кто из них о его приезде, то всё равно никак бы не смог связать какого-то там Подволоцкого с героем местных легенд. Или все-таки смог?.. Как бы то ни было, за пределами подземелий его называли именно так, произнося это прозвище с оглядкой и шепотом, ведь определение «демон» для большинства вовсе не являлось аллегорией.
Воспоминания штормовой волной захлестнули Подземного Доктора.
* * *Тогда, за два с небольшим года до Катастрофы, он искренне полагал, что ему невероятно повезло. Заниматься трансплантологией, его излюбленной темой, в унылой больничке маленького провинциального городка было откровенной утопией. Когда он взялся пришивать оторванный взрывом петарды палец местному подростку, коллеги посмотрели на него, как на идиота, – никто здесь подобного не делал. Поднимать же вопрос о чем-то более серьезном: пересадке почек, печени или, упаси бог, сердца, ему даже не приходило в голову. В больнице не было ни специалистов, ни нужного оборудования, ни, самое главное, желания руководства связываться с этой сложной как технически, так и юридически темой. Просить под нее денег больничное начальство, привыкшее жить и лечить по канонам прошлого века, тоже ни за что бы не стало. Да и не дали бы этих денег, хоть обпросись, – это Геннадий Александрович и сам тогда понимал. У высших чинов на подобные вопросы имелся один ответ: «Кому надо что-то пришить – пусть едут в Вологду, да и Москва недалече. Ну а мы – если только чего лишнее отрезать».
И вот – сказочное предложение! Руководитель создаваемой при архангельском НИИ медицинской группы заинтересовался опубликованной доктором Подволоцким в научно-медицинском журнале статьей и позвал молодого ученого к себе. Чем именно ему придется заниматься, Геннадий Александрович из письма будущего начальника не понял и поначалу даже удивился: по слухам, НИИ специализировалось на секретных разработках для атомных субмарин. При чем тут медицина вообще и трансплантология – в частности? Ладно еще медицина – все-таки на подводных лодках служат люди, а не роботы, но вот что им может понадобиться пересаживать? Жабры, что ли, вшивать?
Все оказалось куда проще и в то же время невообразимо грандиознее. Московские ученые, занимающиеся нанотехнологиями, разработали вещество, способное восстанавливать повреждения однородных поверхностей. Где оно могло использоваться еще, сотрудники архангельского НИИ по известным причинам не знали и узнать не могли, но к ним в институт москвичи прислали опытный образец изобретения, с тем чтобы испытать его на обшивке легкого корпуса[1] подводных лодок.
Испытания прошли успешно, повреждения обшивки с нанесенным на нее веществом «зарастали», как обычные царапины на коже, только во много раз быстрей. Видимо, эта аналогия пришла в голову и директору НИИ, контр-адмиралу Евстигнееву. Алексей Петрович предложил полковнику медицинской службы Шуганову, своему давнему другу, с которым они когда-то вволю хлебнули и лиха, и славы, создать при своем НИИ опытную группу, которая попыталась бы использовать московское изобретение в медицинских целях. Разумеется, пока только в военно-медицинских.
Александр Иванович Шуганов подобрал трех специалистов, одним из которых и был будущий Подземный Доктор. Перед тем как его ввели в курс дела, Геннадий Александрович знал о нанотехнологиях лишь то, что удалось мельком когда-то прочесть в сомнительной научности газетных статейках да вполглаза просмотреть в аналогичных по достоверности телепередачах. Из всех полученных «знаний» в память сильнее всего впечаталась гипотеза о «серой слизи»[2], способной уничтожить Землю. Вероятно, в той или иной степени такая угроза действительно существовала, но московские ученые нашли решение этой проблемы. Нановещество поступило в архангельский НИИ в специальной герметичной таре, содержащей некую жидкость, в которую и была помещена инновационная субстанция. При извлечении из спецраствора вещество и впрямь начинало быстро самовоспроизводиться, но стоило ему вновь оказаться в жидкости, рост немедленно прекращался. Разумеется, состав «тормозной» жидкости был жестко засекречен, и, разумеется, архангельским ученым не составило никакого труда его определить. Поначалу они даже растерялись: под грифом «Совершенно секретно» скрывалась простейшая водно-угольная взвесь! Правда, следовало соблюдать строгие пропорции содержания угля в воде: чуть меньше – и нанороботы продолжали самовоспроизводиться, чуть больше – они безвозвратно выходили из строя. Нанороботов уничтожала также и морская вода, но не мгновенно, что позволяло веществу справиться с основной задачей – восстановлению легкого корпуса субмарины.
Однако полковнику Шуганову и его подопечным до подлодок и моря дела не было. С помощью высокотехнологичного вещества, прозванного ими в своем узком кругу за маслянисто-плотную консистенцию наногелем, они пытались заживлять раны – сначала лабораторным крысам, а потом, тайно, в обход инструкциям, и самим себе. Все было хорошо, царапины затягивались почти моментально, порезы исчезали, кости срастались. Но для каждого вида ткани – соединительной, мышечной, костной – требовалось перепрограммировать нанороботов или же иметь несколько ампул с «узкоспециальным» гелем, что не всегда, особенно при сложных, сочетанных ранах, было удобным. Не срабатывал наногель и при попытках приживить какой-нибудь орган от одной крысы к другой – за редким исключением происходило отторжение тканей.
И тогда Геннадий Александрович поставил себе целью создать такой алгоритм, при котором нанороботы «сумели» бы отличать костную ткань от мышечной, жировую от эпидермиса, нервы от вен, сухожилий и прочего, то есть чтобы гель соединял однотипное с однотипным, а также чтобы останавливал при этом механизм чужеродного отторжения. Будущий Подземный Доктор засел за медицинские справочники и атласы, создавая в компьютере обширную, максимально на тот день возможно полную базу данных существующих в живой природе тканей. В первую очередь, конечно, человеческих, но не только. Ученый лелеял мечту, когда можно будет заменить, больное, скажем, сердце, не дожидаясь, пока уйдет из жизни другой человек, у которого можно забрать ненужный ему более орган. Почему не забрать то же сердце, например, у свиньи – ведь оно выполняет те же самые функции!
Доктор Подволоцкий потратил на создание такой базы восемь месяцев, а затем еще полгода для написания алгоритма. Два месяца коллега-программист преобразовывал эту заумь в последовательность команд, доступных программатору. И вот наконец опытная порция универсального наногеля, имеющего синий цвет надежды, была готова. Двум крысам поменяли передние лапы – от одной к другой. Лапы быстро и беспроблемно прижились. Тогда, в порыве эйфории, крысам поменяли головы. Результат превзошел ожидания – животные словно и не заметили подмены, продолжая, как и прежде, есть, пить, драться за самок и совокупляться.
И вот тогда-то, несмотря на общий подъем воодушевления и веру в скорую панацею для всего человечества, Геннадий Александрович почувствовал первый укол беспокойства. Это было нечто на уровне едва уловимой интуиции, но своему внутреннему чутью будущий Подземный Доктор к тому времени уже привык доверять. Он решил взять часть наногеля себе. Поскольку вне «тормозной» жидкости нановещество активно самовоспроизводилось, забрать несколько граммов так, чтобы недостачи не хватились, не представляло никакой сложности. Проблема состояла в другом: как их вынести из лаборатории? Проверка в НИИ была строжайшей. Кроме обозреваемых вооруженной охраной турникетов для индивидуальных пропусков с чипом, каждое помещение, каждая дверь имели свой код допуска. К тому же, чтобы попасть в медлабораторию полковника Шуганова, нужно было полностью раздеться во «внешней» раздевалке, голышом, имея при себе только карточку пропуска, миновать пункт досмотра (где, помимо ротовой полости, охранники заглядывали и во все иные естественные отверстия), одеться в рабочие комбинезоны в раздевалке «внутренней», и лишь после этого (приложив, разумеется, к сканеру пропуск) можно было попасть в лабораторию. Возвращение с работы влекло за собой те же самые процедуры, только в обратном порядке. Пронести что-либо на рабочее место, равно как и вынести что-то с него, было невозможно. Разве что проглотить ампулу с гелем? Но глотать стекло Геннадий Александрович опасался: разбейся оно внутри – и страшно представить, что сделает с внутренностями гель. К тому же, беспрепятственно размножаясь, вскоре он заполнит всё, включая легкие и сердце, а потом и вовсе разорвет тело. Пластмассе доктор Подволоцкий тоже не доверял: желудочный сок, содержащий соляную кислоту, может разъесть и ее. Оставался металл, но его враз обнаружат металлодетекторы на любом из пропускных пунктов.
Казалось бы, выхода, не связанного с риском для жизни или, как минимум, для свободы, не существует, но помог случай. Однажды, препарируя крысу, Геннадий Александрович глубоко порезался. Он направился было к аптечке, но один из коллег подсказал: «Обработай наногелем, через пару минут всё затянет». Доктор Подволоцкий так и сделал. А пока наносил гель на рану, ему пришла в голову показавшаяся сначала дикой мысль: что, если вырезать на животе небольшой карман?.. На следующий день, сославшись на боли в желудке, Геннадий Александрович заперся в туалете, захватив с собой скальпель и приготовленный заранее крохотный, в полтора сантиметра, пластиковый контейнер с наногелем, и сделал себе небольшую операцию. Полуторасантиметровый «карман» он вырезал поперек живота, чуть ниже пупка, – как раз там, где проходила неглубокая жировая складка. Капсула легла в кожистый мешочек идеально. Теперь ее можно было обнаружить, только ощупывая живот вручную. Охранникам, к счастью, заниматься этим в голову не пришло. Так будущий Подземный Доктор заполучил в собственное владение чудодейственный синий наногель.
Сделал он это как нельзя вовремя. Интуиция не подвела Геннадия Александровича – через два дня в лабораторию зашел хмурый как туча полковник Шуганов и сообщил, что их работы, скорее всего, прикроют. «Наезд» совершили создавшие вещество москвичи, и не столько даже они сами, а скорее «курирующие» подобные исследования соответствующие органы. Ни тем, ни другим не понравилось, что тема получила новое, не согласованное с ними направление. В Москву на «разборки» вызвали директора НИИ контр-адмирала Евстигнеева.
– Вот такие дела, ребятушки, – вздохнув, подвел итог сказанному Шуганов. – Не сегодня завтра и сюда явятся с проверками и прочей мутотней. Нас разгонят точно, тут и к бабке не ходи. Евстигнееву тоже мало не покажется, как бы еще не посадили за «самовольство», мать их ети…
– А нас?.. – спросил кто-то шепотом.
– Вас-то сажать не за что, вы – наемные работники. Разве что меня помурыжат за компанию с Лёшей… Но, с другой стороны… От этих деятелей всего можно ждать. – Немного подумав, полковник выдал: – Пишите-ка вы, ребятушки, заявления «по собственному». Лёшкин зам мужик правильный, всё понимает, подпишет без выпендрежа. А с Отделом кадров я договорюсь, чтобы за день управились. И разбегайтесь кто куда. Разумеется, если будет нужно, вас отовсюду достанут, но я постараюсь обрисовать картину так, что вы, по сути, исполняли роль лаборантов и никаких особых секретов не знали. Авось, пронесет.
– А как же вы? – озвучил доктор Подволоцкий висевший у всех на языках вопрос.
– Ну, во-первых, я калач тертый, – усмехнулся начальник лаборатории, – меня без хрена не схарчишь. Во-вторых, я уже пожил – дети-внуки имеются. И посадят, так отсижу. А вы молодые, вам жизни на старте ломать ни к чему. А вообще, я думаю, всё утрясется. Устроят тут для острастки шороху, меня в отставку отправят, а наши наработки заберут в Москву. Там уже от своего имени всё оформят, запатентуют и продолжат работы. Говоря откровенно, мне думается, что весь сыр-бор и разгорелся-то оттого, что их завидки взяли: открытие мирового уровня – а тут какие-то архангельские мужики-лапотники, поморы, мать их ети!..
– Ломоносов тоже архангельский помор, – тихо сказал кто-то.
– Их бы воля – они б и Ломоносова турнули. Да поздно уже…
Тогда и вернулся будущий Подземный Доктор обратно в Великий Устюг. К жене, с которой за два прошедших года виделся лишь трижды: два раза приезжал на Новый год и однажды – на ее день рождения. Сказать, что супруга сильно обрадовалась возвращению Геннадия, было бы приукрашиванием действительности. Но она его приняла – в надежде, видимо, что со временем всё утрясется, вернутся былые чувства, что семья станет по-настоящему семьей, а не формальным штампом в паспорте. Что характерно, Подволоцкий супругу любил – и до своего отъезда в Архангельск, и живя вдали от нее, и вернувшись. Но эта любовь являлась словно вещью в себе – его чувство было для Геннадия Александровича самодостаточным. То, что любимой нужно оказывать хотя бы элементарные знаки внимания, казалось для него несущественным, а если точнее – он об этом просто не задумывался. Вероятно, потому, что на первом месте для него всегда была и оставалась наука.
По возвращении в Устюг доктор Подволоцкий не вернулся в больницу – после архангельской лаборатории эта мысль даже не приходила к нему в голову. Условия и уровни были в принципе несовместимы. Геннадий Александрович продолжил опыты самостоятельно, в пустующем гараже – старенькую «девятку» пришлось продать, чтобы купить хотя бы какое-то оборудование.
Однажды, ровно за неделю до Катастрофы, будущий Подземный Доктор, как обычно, вернулся домой из гаража далеко за полночь. К его удивлению, супруга еще не спала. Мало того, в гостиной был накрыт праздничный стол, романтично освещаемый свечами.
– Что это значит? – не стал скрывать удивления Геннадий Александрович.
– Выбирай сам, – сказала одетая в вечернее платье жена, с умело наложенной на красивое, но холодное, казавшееся совершенно равнодушным лицо косметикой. – Это или день рождения нашей новой, настоящей семьи, или ее поминки. Одно из двух, Гена, без вариантов.
Потом была самая прекрасная ночь в его жизни. Вино, тихая музыка, свечи, обнаженное тело жены – всё сплелось для него в яркий сумасшедший букет… Нет, скорее, в поминальный венок. Наутро он снова на целый день ушел в гараж, а по возвращении увидел возле входной двери сумку и чемодан со своими пожитками.
Будущий Подземный Доктор поселился там же, в гараже. По сути, для него ничего не изменилось – стало лишь больше времени для опытов. О еде он практически забыл, покупая раз в два-три дня буханку хлеба да большую бутыль воды. Долго бы он еще так протянул, неизвестно. Кончились бы последние копейки – и что? Пошел бы по помойкам рыться или на поклон к жене? Скорее, первое. Но не пришлось, стряслась она – Катастрофа.
Тряхнуло внушительно, но гараж устоял. Однако, нужно отдать его владельцу должное, в первую очередь Геннадий Александрович подумал о жене. Он выскочил на улицу, где в серой, пахнущей гарью грязной пелене метались обрывки тряпья, щепки, прочий легкий мусор. Прикрыв лицо ладонями и пригнувшись, борясь с порывами ветра, дующего, казалось, сразу со всех сторон, доктор побрел к своему бывшему дому. Как оказалось, панельная пятиэтажка не устояла – разлом проходил именно по их подъезду. Квартира, в которой он когда-то жил, была погребена под плитами и перегородками вперемешку с остатками мебели и… телами жильцов. Некоторых он даже узнал. Помогать им было уже поздно. Да и не до этого ему сейчас было. Найти жену, откопать, отрыть – вот что было сейчас для него самым главным! Плевать на человеколюбие, к чертям собачьим Клятву Гиппократа, пусть Земля развалится на части – только бы найти жену. Пусть покалеченную, лишь бы живую! С помощью наногеля он вернет ей здоровье и больше никогда-никогда ее не оставит!