Кукловод. Кавказец

Нет. Он все же одержимый! Шейранов смотрел на этого молодого человека, как видно, сумевшего добиться весьма серьезных успехов, и понимал, что для Антона его работа – единственный смысл жизни. Все остальное не имело никакого значения и было подчинено только этому. А еще, однажды став лучшим, он уже не мог опустить планку, даже оставаться на уровне ему не хотелось.

И Антон поспешил подтвердить мысли Сергея:

– Смешно сказать, но сегодня кинематография испытывает жесточайший кризис, режиссерам и актерам приходится выворачиваться наизнанку, чтобы удовлетворить запросы зрителей. И все это из-за меня, человека, который первым предложил не просто киноприключения, а правду жизни. После оглушительного успеха многие кинулись по проторенной мной дорожке. Догнать меня они уже не могли, и второе мое реалити-шоу по рейтингам оставило всех остальных далеко позади. Время идет, технологии совершенствуются, шоу становятся все более проработанными и зрелищными, картинка все более яркой и детальной. Некоторые пытались даже вводить собственных персонажей, но фальшь… Зритель сегодня искушенный, а потому фальшь видна сразу. Тем более что отправной точкой является мое первое шоу, которое все еще актуально, и его повторы прокручиваются телекомпаниями. А там не было никакой искусственности, хотя это и стоило титанических усилий моей группе.

– И тогда вы решили использовать кукловода. Единственного актера, который не сможет сфальшивить. Так, Антон?

– Да. Я хочу, чтобы вы понимали это. Я, конечно же, могу вас заставить, и вы, взрослый, серьезный человек, сознаете это. Более того, вначале я так и собирался поступить. Но это будет не то. Я убежден, что, работая без желания, если хотите, без огонька, вы неизбежно начнете фальшивить. Окончательно я отказался от силового варианта, когда ознакомился с отчетом, представленным Семеном. Вы не будете играть, вы будете жить. Причем ярко и красочно. Потому что в вас есть что-то, не позволяющее жить простой, размеренной жизнью. Вы – находка для моего шоу. Конечно, если согласитесь. Только один раз. Попробуйте. Тем более что вы ничем не рискуете. В случае гибели тела носителя сознание возвращается в тело кукловода. Технология уже отработана.

– Откуда вам это известно, коль скоро все, что связано с кукловодами, покрыто тайной.

– Я загорелся этой идеей год назад. И поверьте, загорелся настолько, что не скупился. У меня сегодня есть все необходимое для начала работы. Есть база как на той, так и на этой стороне. Есть персонал и оборудование. Я уже начал предварительную работу и подготовку площадки. Мне не хватает только одной малости…

– Меня?

– Вас. Одного года вашего времени, а может, и меньше, но точно не больше. Тут ни за что нельзя поручиться.

– Откуда я могу знать, что после того, как вы закончите съемки, вы не захотите меня заставить? Да, я помню, что очень скоро окажусь в вашей голове. Но ведь может случиться и так, что вы сейчас сами верите в то, что расстанетесь со мной. А когда придет время, не сможете побороть соблазн.

– Я понимаю, о чем вы говорите, Сергей Федорович. Но у меня нет сомнений в том, что вы сами не захотите отказаться от дальнейшего сотрудничества.

– Я подумаю над вашим предложением. Сколько вы мне предоставляете времени?

– Сколько пожелаете. Более того, мы сегодня же вернем вас обратно. Только не забудьте об одном условии. Ни в коем случае не пользуйтесь смартфоном, даже чужим, даже просто не подносите его к голове. Приобретите простой сотовый телефон. Иначе очень скоро окажетесь на крючке.

– Хорошо. Я учту это.

Глава 2

Шоу начинается

Нож скользнул в нижнем боковом ударе. Шаг навстречу, одновременно перехватываю предплечьем левой руки предплечье правой нападающего. Но это не блок, рука продолжает идти вперед и вверх, смещаясь за спину нападающего и заставляя его слегка пригнуться. Правая рука змеей скользит вперед и вверх, ладонь обхватывает затылок и тянет голову вперед и вниз, насаживая грудь противника на несущееся вперед и вверх правое колено.

Все, как всегда, но в то же время и чуть непохоже. Дело в том, что в этот момент его мысли и взгляд сосредоточены на детском крике. Дабы не быть замеченным, мальчонка, решивший понаблюдать за забавами взрослых дядек, забрался на высокую сосну. Вот только либо увлекся, либо повел себя неосторожно, а может, сук, на котором он сидел, повел себя уж совсем подло. Словом, малец в любой момент был готов сверзиться с трехметровой высоты на острые камни, в изобилии разбросанные по всему склону Машука.

Пархоменко, хекнув, полетел кубарем так, словно его приложили, как говорится, от души. Хм. Вообще-то и приложили. И не смотри, что парень, сорвавшийся с места, как шальной, весит раза в полтора меньше, да и статью не идет ни в какое сравнение с потомственным казаком. Александра бог не обидел ни силушкой, ни ростом, ни ловкостью, эдакий бычок трехлетка, а поди ж ты, как ляльку малую уронили.

Сергей едва успел подбежать к дереву, когда мальчишка сорвался-таки с ветки. Быть бы тут сейчас детскому трупику, без вариантов, мальчонка летел головой вниз, прямиком на россыпь крупных камней с источенными эрозией острыми шипами. Кто хоть раз бывал на Машуке, у подножия которого раскинулся курортный город Пятигорск, знает, о чем речь.

Но повезло сорванцу. Сергей успел его перехватить. Правда, Темляков не смог удержаться на ногах и грохнулся на пятую точку. Острые камни больно впились в тело… Хм. Ту его часть, что пониже спины… Ну хоть не копчиком, и на том спасибо. А то не успел избавиться от одной болячки, нате, пожалуйста, другую. Обидно, ей-богу.

Тем временем малец подскочил на ноги и, бросив невпопад «здрасьте», умчался прочь перепуганным зайцем. Попробуй догони такого, чтобы вколотить в него науку, как следует вести себя, коль скоро решил лазить по деревьям. Нет, это точно без вариантов. Вон его уже и не видно, скользнул в овражек, по дну которого протекает ручей, и пропал из виду. Наверняка прямиком добежит до вон того лесочка, а потом выскочит к крайним домам Пятигорска.

Этот городок сейчас лежит перед взором Шейранова как на ладони и имеет мало общего с привычным ему городом. Вернее, общее, конечно же, прослеживается, но только в том, что касается исторического центра, а он, надо заметить, весьма скромен по площади. Всего-то одна центральная улица да три поперечных, которые образуют восемь довольно компактных кварталов.

Чуть в стороне, за горой Горячей, – солдатская слободка. Она находится на въезде в город и с этого места не видна. Зато просматривается Кабардинская слобода, расположившаяся ниже к югу от основных кварталов, по левому берегу Подкумка. Нет, там не живут кабардинцы. Этот район был образован отставными солдатами Кабардинского полка, отсюда и название.

К западу также видны дома, принадлежащие обывателям и мастеровым. Там же заметны гарнизонные служебные постройки. А чуть дальше, на запад, видны укрепления Константиногорской крепости, благодаря которой и появился Пятигорск. На юго-западе, все еще по левому берегу Подкумка, виден казенный сад, являющийся питомником, где выращиваются деревья, которыми потом высаживают аллеи. Ему суждено остаться на прежнем месте, разве только он сменит название на парк имени Кирова.

На правом берегу видна станица Горячеводская. Эдакое укрепление, окруженное земляным валом, по верху которого проходит гребенка снесенных туда колючих кустарников. Имеется трое ворот и столько же сторожевых вышек. Станицу поставили для того, чтобы она прикрывала город с юга. Здесь все еще опасно, и до мест, где гремят бои или бесчинствуют прорывающиеся отряды горцев, рукой подать.

Вообще городок опрятный и милый, хотя и весьма скромных размеров. По сути, это только один из районов Кавказских Минеральных Вод будущего. Сейчас он едва ли дотягивает до десятой части того, что появится позже, и это с учетом всех слободок и казенного сада.

Улицы немощеные, тротуары отсутствуют. Картина, надо сказать, вполне привычная для современников. Разве только чистота улиц и опрятность домов. Здесь за это спрос строгий. Перед своим подворьем будь любезен поддерживать чистоту и выкашивать траву. В центральной части не поставишь дом по своему усмотрению, он непременно должен вписываться в общий ансамбль города, и его внешний вид утверждается ни много ни мало губернским правлением. Даже самовольная переделка фасада невозможна.

Если в слободках еще допускаются камышовые крыши на домах, выходящих фасадом на улицу, то в центральной части, к которой относятся и дома у подножия Машука, подобное недопустимо. Высота стен домов должна быть не ниже утвержденной. Кровля непременно из железа или теса. Другое дело, что это не относится к флигелям и хозяйственным постройкам, расположенным в глубине двора.

– Сергей Григорьевич, ты как? Цел? – поинтересовался подбежавший казак.

На Кавказе отношения между нижними чинами и офицерами особые, а уж казаки и подавно стоят особняком. Если в бою или боевом походе приказ офицера – это святое и дисциплина железная, то в обычное время допускались вольности, от которых прибывшие из России впадали в ступор. Недаром местных офицеров называют кавказцами. Они и впрямь во многом отличаются от офицеров из центральных областей. Вот и это обращение на «ты», которое время от времени проскальзывало у Пархоменко, хотя и по имени-отчеству. Никому подобное не понять, кроме кавказцев.

– Цел, слава богу. Только пятую точку отбил.

– Вот ведь постреленок. Ванька это соседский. Батя на второй срок отбыл, дед в мальчонке души не чает, а мамка сладить никак не может. И не лень же было от самой Горячеводской сюда тащиться. Ничего, вот заглянет батька на побывку, портки ему враз снимет.

– Рядом служит?

– Да у нас тут все рядом. Но Артему повезло, нынче их сотню отрядили в Кисловодскую крепость, так что, случается, и домой казачки заглядывают. Ты не спеша, ваш бродь, потихоньку, бо зад – это дело дурное, оно вроде и ничего, а там просто беда. Ага, вот так. И это, не стесняйтесь, портки-то скидавайте. Камни острые, как бы не посекло.

– Да нормально все, Александр.

– Да оно понятно, что нормально. А только вы портки-то скидавайте, – упрямо гнул свое Пархоменко.

Только убедившись в том, что ранения в пострадавшем месте отсутствуют, а его подопечный вполне нормально ходит, казак наконец успокоился. Нравился Александру этот молодой офицер, с понятием, не чванливый. Не жадный опять же. Вот упросил Пархоменко преподать ему некие приемы обращения с шашкой и с платой не обидел. Да и вообще душа к нему лежит, оттого и воинским искусством делиться легко.

И потом, время есть, отчего бы его с прибытком не провести. Тридцать рублей, пусть и ассигнациями, за ежедневные двухчасовые тренировки во второй половине дня, да всего-то за месяц. Эдакие деньги на дороге не валяются. С хозяйством и родные вполне справляются. Так что, пока есть возможность, нужно пользоваться, чтобы потом локти не кусать. Оглянуться не успеешь, а срок внутренней службы уж и закончится. Хм. В общем-то это и не служба вовсе, а отдых, разве только по хозяйству управляться надо.

Нет, конечно, приходится и в караулы ходить, и в секреты. Потому как дом свой родной, станицу Горячеводскую, что заслоном городу стоит, беречь надо. Эвон, Воровсколесскую карачаевцы уж дважды под корень вырезали. Никому не захочется повторить их судьбу.

Мало ли что рядом крепость с целым полком. Пока-а оттуда подмога подойдет, горцы столько бед наворотить успеют, что мама не горюй. К казачка́м у них особый счет имеется, потому как станичники им спуску ни в чем не дают и едва ли не такие же дикие, как сами дети гор.

Нет, конечно, повсеместной ненависти нет. К примеру, у Александра есть кунак в ауле Абуковском. Он и вся его семья за Пархоменко и его родных жизнь готовы отдать, и глазом не моргнут. Ну и он отдарится тем же. Никто не скажет, что Александр тля какая, для которого ничего святого нет. И детям своим накажет, чтобы чтили семью кунака так же, потому что кунак на Кавказе – это не просто серьезно, а на всю жизнь, и даже потомкам в наследство то куначество передается.

Сам Пархоменко к этому не стремился. Само как-то вышло. Было дело, свела их судьба на узкой дорожке. Нет, не врагами. Александр тогда и Аккуша раненого спас, и сынишку его старшего. Горцы, они ведь и друг с дружкой режутся так, что только звон клинков стоит. А если кровная вражда, века длится. Никто уж и не упомнит, с чего все началось-то, а режутся столь неистово, что диву даешься.

Правда, казак тогда не столько их спасал, сколько себя. Коня под ним убило, уйти никакой возможности, вот и встал насмерть. Да только вышло так, что полегли враги. А Аккуш так впечатлился, что тут же предложил породниться. Оно вроде вот так, с ходу, не решается. Но с другой стороны…

Махнул Александр рукой, смешали кровушку. Про горцев можно разное говорить. Но чего у них не отнимешь, так это верности своему слову. Насколько он знал, мусульманину не зазорно нарушить клятву, данную неверному. Вот только это не про Кавказ. Здесь если нарушишь клятву, то навсегда потеряешь лицо и ты, и потомки твои, причем в глазах абсолютно любого, хоть врага, хоть друга. А уж куначество и вовсе стоит в отдельном ряду. Конечно же, в любом народе найдется паршивая овца, но по ней судить обо всех не стоит.

Так что как бы жизнь ни обернулась, Александр точно знал одно: есть у него побратим. Причем такой, что случись беда, и он, и дети его встанут рядом с Пархоменко. И в ответ могут ожидать такого же, потому как слово казака ничуть не менее крепким будет. И тут никакой бравады или превозношения рода казачьего.

По сути, у кавказских казаков куда больше общего с горцами, чем с единоверцами. Они перенимают у них обычаи, одежду, оружие и тактику. Ибо все это складывалось на Кавказе веками и доказало свою жизнестойкость. Так зачем же отказываться от того, что хорошо.

– Александр, говорю же, все в порядке, – натягивая форменные брюки, ответил Темляков.

Признаться, у него у самого было ощущение, что без порезов тут не обошлось. Но хорошо все то, что хорошо кончается. И без того уже около двух месяцев после ранения в себя приходит. Не вечно же ему пребывать на излечении.

– Дык вижу я, что в порядке, ваш бродь. Ну что, может, на сегодня все?

– Погоди, братец. А ну давай-ка опять в позицию.

– Не умаялись, Сергей Григорьевич? Ведь только от раны отошли.

– Ты давай меня не расхолаживай. Встали. Нападай. Оп-па.

Пархоменко совершил кульбит и покатился по траве. Еще. И снова. И опять. Ох ты ж, йожики курносые. Неужели поймал? А ну-ка…

– Александр, а теперь давай всерьез, – воодушевившись, потребовал Темляков.

– Это как это? – Пархоменко даже отшагнул на полшажочка.

– Да так. Как самую что ни на есть вражину. Да не бойся, не нож же у тебя, чай, а палка. Ну, посадишь синяк, не первый и не последний. Только ты давай атакуй как придется. Вот как на душу ляжет, так, чтобы свалить.

– Ох, Сергей Григорьевич, как бы до беды не дошло, – с сомнением покачал головой Пархоменко, являвшийся одним из первых бойцов среди станичников.

– Не журись, пластун, делай, как говорю. И учти, уж я-то жалеть точно не стану. А как завалишь меня, рубль серебром сверху даю.

– Ну гляди, ваше благородие, сами выпросили.

Покалечить уж как-нибудь не покалечит, а вот рубль точно лишним не будет. И потом, тут, если честно, по-хорошему, и непонятно, кто кого учит. Нет, подпоручик самым вдумчивым образом учится у Александра. Да только сосредоточился лишь на четырех приемах пластуна и не более полудюжины своих. Которые, кстати, Александр потихоньку начал перенимать. Правда, отрабатывает в станице, с кумом. Не за то Сергей Григорьевич платит казаку, чтобы его обучать, а сам у него учится.

Первую атаку Пархоменко все же провел не в полную силу. А ну вдруг ошибочка вышла, и то, что они приняли за рубеж, после которого боец уже и не думает, ведя схватку, просто хорошо сложившаяся череда. Бывает такое, что вот вроде бы раз за разом все получается так, как надо, а потом выясняется, что причина в простых поддавках. Оно вроде и не хочешь этого, а неосознанно становишься так, чтобы партнеру было удобнее, и тело непроизвольно пускаешь в кувырок, оно и самому не так больно, и сопернику лишний раз напрягаться не надо.

Ох, йо-о!!! А подпоручик-то, ничуть не смущаясь, силу пускает, бьет очень даже серьезно. Эвон, всю душу выбил, едва получается в себя воздух вогнать. Урок на будущее, сказано в полную силу, так и нечего детские игрища разводить. Вроде порядок, пришел в себя. Ну, держись, ваше благородие!

Во время тренировок в воинском деле никто и никогда поблажек делать не станет. Потому как сегодня солдатик заробеет перед их благородием, а завтра ему же придется обмывать хладный труп своего командира. И если Пархоменко раньше осторожничал, то только по причине опасений по поводу недавней раны Темлякова. Но коль скоро тот вытворяет эдакое, знать, готов к серьезному подходу.

Атака! Молодой человек смело подшагнул вперед, пресекая действия нападающего на полпути, выставляя его в неудобное положение для последующей контратаки. Не тут-то было. Казак, ожидавший этого, мастерски перебросил «нож» в другую руку, и наступление продолжилось уже с другой стороны. «Клинок» порхнул снизу вверх с правого бока. Если Темляков продолжит выполнять прежний прием, то маневр казака принесет ему успех.

Но Сергей вовсе не думал об этом. Некогда было. Тело само собой начало раскручиваться вокруг своей оси. Руки зафиксировали руку казака, в которой еще мгновение назад был «нож». Пархоменко все же нанес свой удар, но не смог дотянуться.

Подпоручик, явно уступающий по физическим данным, сумел его закрутить, сдвинувшись слегка ему за спину. После этого он сделал только пол-оборота, присел, посылая соперника на траву и окончательно заламывая ему руку. Александр едва ли не услышал, как трещат жилы. Никаких сомнений, будь на его месте настоящий враг, уже слышался бы хруст выламываемого сустава и рвущихся жил.

– А вот теперь Александр Борисович, ты очень даже старался, – не без удовольствия констатировал Темляков.

Признаться, он сейчас испытывал самое настоящее наслаждение. К нему вернулось чувство, которое он, казалось, потерял окончательно. Это тело для Шейранова было под стать новой необмятой одежде. Вроде все, как надо, а в ней как-то неуютно и неудобно. Вот поносишь ее какое-то время, она где надо примнется, где надо вытянется и станет чуть не второй кожей.

Так и с телом. Чтобы держать чужой разум под постоянным контролем, нужны определенные навыки. Ничего сложного. Во всяком случае, для Сергея. Все же прав Антон, кукловоды – это уникумы, причем не только благодаря способности их сознания устраиваться в чужом теле. Самое поразительное, что он довольно быстро научился управлять чужим разумом. Или даже не так. Ему потребовалось всего лишь слегка набить руку, чтобы проделывать это почти виртуозно.

К примеру, уже через сутки после того, как его подселили к Антону, Шейранов с легкостью манипулировал его сознанием, умудряясь контролировать напарника даже ночью. На подсознательном уровне он не давал слабины владельцу тела ни на мгновение. Он с легкостью общался с ним, позволяя время от времени самому распоряжаться своим телом и речью, а мог сделать его полностью слепым и глухим.

Как пояснил Антон, после того как Сергей вернулся в свое тело, теперь он понимает больных, страдающих раздвоением личности. По симптомам очень похоже. Хотя… А кто может поручиться, что это самое раздвоение личности не является естественным проявлением кукловодов? Все может быть. А уж в отношении головы и вовсе нельзя быть абсолютно уверенным.

После этого Сергей пожелал вселиться в голову Семена. Антон только пожал плечами, мол, вполне объяснимое желание, коль скоро тот отвечает за безопасность проекта, а значит, и самого Сергея. Не сказать, что Зайцев был в восторге, но все же вынужден был поддаться.

Так вот, его разум Сергей контролировал без малейших затруднений, которые испытывал с Антоном. То есть, наработав навыки однажды, он справился с легкостью и во второй раз. А вот с телом так не получалось. Каждый раз одно и то же. Даже ходить было как-то неловко. Но ничего, очень скоро все приходило в норму.

Что касается единоборств, тут было несколько сложнее. Мало знать, как провести тот или иной прием, нужно вколотить его выполнение в тело на подсознательном уровне. Когда ты действуешь абсолютно бездумно, на одних только рефлексах, именно тогда и становишься настоящим бойцом. А добиться этого можно только упорными тренировками.

– Старался, да не больно-то вышло, – потирая саднящее плечо, пробурчал Пархоменко.

– Прости, братец. Просто ты так проворно обернулся, что это у меня как-то само собой получилось, только когда понял, что вот-вот руку тебе сломаю, и опамятовался, – повинился Сергей.

А и то. Человек согласился его поучить, а он в благодарность едва его на инвалидность не перевел. Поди вылечи здесь такие повреждения. Они и в его мире далеко не всегда проходят без последствий.

– Да ты не виновать себя, ваше благородие. Все верно. Я всерьез атаковал, ты взаправду оборону держал. А то, что не думал и оно само получилось, так это и хорошо. Ведь случись беда, все у тебя само получится. Так что, выходит, ты до своего перевала дошел. Подниматься было тяжко, а теперь под горку пойдешь. Если это перевал.

– К чему это ты, Александр?

– А я это к тому, что давай еще попробуем.

Сергей смерил казака внимательным взглядом, силясь понять, серьезно ли он. Нет, никакого увечья и даже растяжения связок он не получил. Тут другое. Буквально недавно Пархоменко боялся зашибить своего работодателя и, учитывая недавнее падение того, предлагал воздержаться от дальнейшей тренировки. А тут вдруг…

Поня-атно. Парень один из первых бойцов в станице и признанный пластун, а это у казаков элита. Именно на них держатся секреты в ночных горах и степи, и действовать пластунам приходится практически в одиночку. И чтобы такому оказаться битым тем, кто статью далеко до него не дотягивает… Да не бывать этому!

Нда. Последующие четыре схватки оказались настоящим испытанием для Сергея. Казак был и впрямь великолепным бойцом. Впрочем, Шейранов понял это уже давно. Но, признаться, привык воспринимать его как-то однобоко. Ведь тот отрабатывал с Темляковым только несколько приемов, потому и позабылось, что в арсенале Александра припрятано еще много чего интересного. И тем не менее одна схватка осталась за Сергеем, а учитывая, кто был его соперником, результат не столь уж и плачевный.

– А ведь однажды ты меня приласкал моим же приемом, – глубоко дыша, констатировал Сергей.

– Было дело, ваш бродь, – вздымая высокую грудь, согласился Пархоменко. – Да только у казаков как-то не принято от хорошего отказываться. Ты погляди, сколь мы от горских народов переняли, и только самое лучшее. Так отчего же отказываться от полезного, если вы его смогли преподнести? Опять же я сейчас с кумом отрабатываю эти приемы, а там, глядишь, начнем станичников обучать.

– А дальше весь полк и по всей кавказской линии?

– С чего это нам такими глупостями заниматься? Своих обучить – святое дело. А далее нечего наукой разбрасываться. И вы не пытайтесь, ваш бродь, – тут же вскинулся казак.

– Отчего так-то?

– А сами посудите. Кабы вы меня приемам своим не обучили, то я бы тот раз у вас не выиграл бы. А в бою это жизнь или смерть. Вот и выходит, что коль вам ведомо то, чего не знают другие, то выжить у вас куда сподручнее получится.

– А чего же меня начал учить?

– Так ить вы никаких моих секретных приемов не выспрашивали. Попросили обучить шашку держать в руках, а тут ничегошеньки тайного и нет. Только скорость и ловкость. А вот если к этому присовокупить ваши подходцы, то получается просто загляденье. Так что по-хорошему это не вы мне платить должны были, а я вам приплатить.

– Хочешь расплатиться? Не тушуйся, братец. Это я пошутил. Ладно, давай на сегодня заканчивать.

– Кхм. Сергей Григорьевич, ты это, прости уж меня, но мне через неделю на полевую службу выходить. Надо бы дома все дела в порядок привести.

– Ясно. Тренироваться, значит, больше не сможем. А кум твой?

– Так ведь кум мой сверстник, вместе и уходим на четыре года.

– И что, так никого не присоветуешь? Ведь только заладилось.

– Пришлю племяша. Ему еще год сиденочную повинность отбывать. Вы не сомневайтесь, племяш мне, почитай, ни в чем не уступит. Опять же мы с кумом и его с собой на выгон брали, так что и с вашими приемами он знаком.

Казаки – служивое сословие. Признаться, Шейранов слабо себе представлял, как была устроена их жизнь, хотя и порядком прожил в городе, которому дала начало казачья станица. Она сохранилась как населенный пункт и даже является райцентром, расположившись на правом берегу Подкумка. Часть станицы на левом берегу с 1924 года, то есть почти через сто лет после ее образования, получила статус города.