Автор считает своим долгом напомнить, что описанные в книге события в определенной степени выдуманы и не имеют ничего общего с событиями реальной истории. Действующие лица романа также вымышлены, и автор не несет никакой ответственности за любые случайные совпадения.

Автор выражает глубокую признательность за помощь в написании романа всем постоянным участникам форума «В Вихре Времен» (forum.amahrov.ru). Отдельная благодарность Борису Каминскому (Синицыну), Борису Батыршину, Александру Кулькину, Константину Щелкову, Александру Шуракову, Евгению Попову, Дмитрию Беспомесных за конструктивную критику и помощь в работе над книгой. Спасибо большое, друзья!

Пролог

Немцы пристрелялись на третьем снаряде и дальше лупили уже прицельно и с завидным постоянством. Фугасы падали каждые несколько секунд, необходимых гитлеровским артиллеристам на перезарядку, тяжело сотрясая землю, и каждый новый взрыв отзывался в груди неприятным еканьем внутреннего акустического удара. Слух Леха практически потерял после первого же близкого разрыва, но так оказалось даже лучше: уж больно муторно слышать журчание очередного падающего снаряда, летящего, казалось, прямо в тебя. Окопы и стрелковые ячейки рубежа обороны густо затянуло дымно-пыльным маревом. Метрах в ста правее что-то чадно горело, выбрасывая вверх столб перевитого дымом жаркого пламени, видимо, фугас угодил в один из укрытых в капонирах легких танков. Стенки пулеметной ячейки дрожали, осыпаясь вниз ручейками иссушенной солнцем глины; порой по спинам сжавшихся в комочки на дне людей болезненно колотили выдранные тротилом комья земли. Дышать было трудно, ноздри забивала пыль и воняющий тухлой кислятиной дым сгоревшей взрывчатки. Сколько времени продолжался артналет, он не знал – разумом Степанов понимал, что всего несколько минут, однако подсознание отчаянно вопило, что он ошибается и этот огненный кошмар длится уже долгие часы.

Очередная стопятимиллиметровая граната, судя по ощущениям, разорвалась совсем близко – утрамбованная подошвами ботинок земля особенно сильно подбросила лежащих бойцов, сползший с бруствера пласт глины тяжело привалил ноги от колен и ниже, а на спину вылинявшей до белизны гимнастерки и летного комбеза щедро сыпануло мелкими комьями. Где-то по самому краешку сознания скользнула паническая мысль: «Вот завалит сейчас на фиг, и все, приехали, если и найдут, то поисковики лет через семьдесят. И ведь не опознают, как опознать, если у него даже смертного медальона нет. Так и будет числиться пропавшим без вести что в этом времени, что в родном будущем. Зато уж как их мобильник и китайский светодиодный фонарик среди костей удивят, не то слово». Однако по-настоящему испугаться ни Леха, ни летун не успели: обстрел закончился. Внезапно наступившая тишина оказалась, как описывалось подобное в читанных в юности книгах «про войну», поистине звенящей: аж оглохшие уши заломило, словно в резко снижающемся самолете. Смотри-ка, не врали, стало быть, писатели! Очень даже похоже, реально так звенит, словно новогодняя петарда рядом бахнула или взрывпакет в замкнутом помещении рванул.

Алексей потряс короткостриженой головой и приподнялся на локтях. Подтянул колени, высвобождая ноги. Со спины стекали потоки осыпавшейся сверху земли, и в заполненном пылью и дымом окопчике сразу стало трудно дышать. Десантник тяжело сел, привалившись спиной к стене, и стянул с гудящей головы пыльную каску, окрасившуюся в светло-коричневый глинистый цвет. Рядом зашевелился, поднимаясь на карачки, Борисов. Живой, стало быть, отлично. Блин, даже сил радоваться, что уцелели, нет! Несколько секунд товарищи просто сидели, очумело хлопая глазами и не веря, что все закончилось, затем мучительно закашлялись, сплевывая под ноги вязкую коричневую слюну. Вот же дерьмо! Когда-то Леха слышал, что нет ничего страшнее, чем попасть под минометный обстрел. Ну, хрен его знает, может, оно и так, но в артиллерийском налете тоже ничего хорошего нет, теперь он в этом абсолютно уверен. И сравнивать, что хуже, а что лучше, он – тьфу-тьфу – не собирается.

С трудом расстегнув непослушными пальцами тугую пуговку, парень вытянул из чехла фляжку. Открутить крышечку удалось с третьей попытки – руки ходили ходуном, алюминиевое горлышко стучало по зубам, проливая воду на подбородок и грудь. Сделав наконец несколько глотков теплой, пахнущей флягой воды, Леха протянул емкость товарищу, наткнувшись взглядом на Васькину винтовку. Трехлинейка стояла там, где летун ее и оставил перед началом обстрела, – под стеной ячейки. Блин, если пылюка в ствол набилась, а она просто не могла не набиться, стрелять из нее сейчас – чистое самоубийство. Это только в кино герои лихо воюют оружием, где даже на камеру виден напрочь забитый землей ствол, а в реальности или глаз лишишься, или ленивых пальчиков, не потрудившихся оружие вычистить. Да и затвор неслабо запорошило, все одно чистить нужно, «треха», конечно, оружие надежное, но не до такой же степени, все ж таки не старый добрый «калашников», которому пыль глубоко пофиг. А когда этим заниматься, спрашивается, если фрицы вот-вот попрут? Как-то он это совсем из внимания упустил, нужно было приглядеть за товарищем, пехотинец из пилота пока что аховый. Хорошо, хоть пулемет догадался трофейной плащ-палаткой укрыть. Кстати, где он?

Ухватившись за край присыпанной глиной камуфлированной ткани, Степанов поднял ее, стараясь не сильно пылить. Бегло осмотрел «эмгэ» – ну, тут все в порядке, пулемет как новенький, можно стрелять. Вернувшись на место, пихнул в бок Борисова:

– Ты как, летун? Живой?

– Живой, – громко сообщил тот, зачем-то растирая ладонями уши. – Слышу только плохо.

– Так я ж тебе говорил, дурень, уши ладонями зажми, а рот раскрой пошире. Ты зачем руками каску обхватывал? Думал, это от осколка защитит? Или боялся, что краску поцарапает и некрасивым похоронят?

– Леша, ну ты ж обещал поменьше шутить? – скривился тот. – Снова начинаешь?

– Молчу-молчу, поскольку вину свою осознал всецело и… ну, короче, просто осознал и ужасно раскаиваюсь. Как говорят хранцузы, миль вам пардон с кисточкой. Ладно, харе сидеть, помоги пулемет установить. И лопатку откопай, вон там она где-то, бруствер подправим.

Вдвоем установили и снарядили «МГ-34». Комбат не обманул, среди трофеев нашлась коробка с лентой на двести пятьдесят патронов, так что на первое время боеприпасы имеются. Плюс еще тот короб, что он у мотоциклистов затрофеил, считай, еще полсотни патронов. Ну, вроде все, можно воевать.

– Степанов! Борисов! – прорвался сквозь ватную глухоту голос ротного, голова которого спустя миг показалась над окопчиком. – Оглушило, что ль, бойцы? Я ору-ору… уж думал, того, накрыло или землей завалило. Приполз вот глянуть.

– Целы мы, тарщ лейтенант! – жизнерадостно проорал Леха.

– Ладно, не ори, сам вижу, что оглушило. Уже и пулемет установили? Ай, молодцы! Борисов, это еще что такое?! Ты как за личным оружием смотришь? Под трибунал захотел? А ну винтовкой займись, вся запылилась, немцы вот-вот в атаку пойдут! И это, не дрейфьте, бойцы, прорвемся! Командование обещало, что одних не оставит, так что будет подкрепление, обязательно будет. Нам главное – германца сейчас задержать, пока резерв подойдет, а там уж и погоним гадов обратно! Все, бывайте, пойду остальных обойду, кого успею. – Голова лейтенанта скрылась за насыпью. Леха горько усмехнулся: «погоним гадов», как же! Нет, погнать-то погоним, разумеется, это без вариантов, вот только отнюдь не сейчас. Правда, ротному об этом знать не нужно, еще обвинит в пораженческих настроениях.

Тяжело вздохнув, бывший сержант российских воздушно-десантных войск Алексей Степанов, ныне числящийся «сержантом Алексеем Степановым, обученным, документы утеряны в ходе боевых действий», кивнул товарищу на запорошенную рыжеватой пылью винтовку. О том, что на чистку оружия Василию может просто не хватить времени, отпущенного немецкими командирами до начала атаки, он старался не думать вовсе. Да и толку-то от «трехи», коль танки попрут? Даже ежели бронебойно-зажигательными лупить? Разве что по щелям и смотровым приборам целиться.

Скорчив страдальческую гримасу, летун потянулся к трехлинейке. А вот не нужно морщиться, сам виноват! Мучайся теперь.

– Ладно, Вась. – Слух понемногу возвращался, и уже можно было не орать. – Брось ты свой дрын, пользы от него в нашей ситуации. Потом почистишь, коль время останется. Гранатами лучше займись, как раз на одну связку хватит, как лейтенант и говорил. Только покрепче приматывай, видел, как я с немецкими делал? Держи бечевку.

Благодарно взглянув на товарища, Борисов с готовностью отставил в сторону винтовку и разложил перед собой выданные ротным «РГ-33». Открутив от трех гранат рукоятки, он коряво, но крепко примотал их шнуром от трофейной масксети к четвертой, с запалом. Потряс получившейся связкой, убеждаясь, что в броске она не развалится, и вопросительно взглянул на бывшего десантника.

– Нормально, – хмыкнул Степанов. – Не первый сорт, но сойдет. Как пользоваться, помнишь?

– Обижаешь, – вскинулся Василий.

– Повторение – мать учения! – наставительным тоном сообщил Леха, делая соответствующее моменту выражение лица. Не рассказывать же летуну, что подобные гранаты он только в музее и кино видел и понятия не имеет, как ими пользоваться. – Давай рассказывай матчасть.

– Ладно… В настоящий момент граната снаряжена запалом и готова к бою. Для метания и взрыва необходимо перевести предохранительный движок влево до упора, сделать энергичный замах, чтобы произошло срабатывание ударно-предохранительного механизма, и бросить в цель. – Василий определенно цитировал по памяти какое-то наставление или методичку. Ну, да, разумеется, куда родной армии без этого! На том и стоим!

– А если невозможно сделать этот самый, как ты там сказал? Энергичный замах?

– Тогда можно либо сильно встряхнуть гранату, метнув в цель после накола капсуля-воспламенителя, либо установить при приведении в боевое положение и взведении внешнюю трубку в среднее положение.

Поскольку Леха понятия не имел, что это еще за такая «внешняя трубка» и за каким, собственно, фигом ее нужно ставить в «среднее положение», он поспешил свернуть разговор. Блин, ну зачем такие сложности? Ведь есть же у предков старая добрая «эфка», неужто сложно изобрести еще что-нибудь вроде надежной, как топор, «РГД-5»?! На аэродроме он даже с фрицевской «колотушкой» быстрее разобрался… правда, там инструкция имелась. Да уж, с таким знанием местной матчасти хрен он до конца боя доживет! Намотает их Гудериан на гусеницы и не заметит. И дальше попрет, падла. А ведь как хорошо все начиналось! И аэродром разгромили, и ценного штабиста в плен взяли, и к нашим на трофейном самолете с триумфом, можно сказать, прилетели! И вот вам здрасьти: размажут их по этой глине в кровавую кашу, и все. Может, нужно было и на самом деле в тыл двигать, как комбат и предлагал?

«Так, а ну успокойся! – одернул он себя, мысленно выматерившись. – Чего разнылся-то? Подумаешь, полежал полчасика под артобстрелом. Сам же решил с бойцами остаться, едва «батю» уломал, под трибунал подставив, а теперь что, на попятную? Никогда трусом не был, так и сейчас не становись! Ты ж десантник, лучшим бойцом разведроты числился! А бывшей десантуры не бывает! «Никто, кроме нас», забыл?»

Самовнушение не помогло, поскольку внезапно проснувшийся внутренний голос скептически хмыкнул в ответ откуда-то из глубин подсознания:

«Ну, да, конечно, именно что «подумаешь»! В армейской учебке всех, разумеется, в обязательном порядке обучали правилам поведения под артиллерийским обстрелом из полевых гаубиц! И на полигоне обкатку проводили, в условиях, сука, максимально приближенным к боевым! А заодно учили, как отражать атаку немецкой пехоты при поддержке бронетехники, ага!»

В это мгновение Степанову стало неимоверно стыдно – настолько, что он снова выругался, на сей раз в голос. Борисов, все-таки занявшийся чисткой оружия, удивленно взглянул на товарища, ожесточенно дергающего ни в чем не повинный пулемет:

– Леш, ты чего? Палец зашиб? Когда ты показывал, как ленту менять, я тоже едва кожу не защемил, очень уж там защелка хитрая.

– Нормально все, Вася. Нервы просто.

– Это да… – философски протянул летчик. – Сам никак не отойду, больно все быстро закрутилось. А знаешь…

Докончить фразу он не успел: со стороны немецких позиций взвилась, предвещая начало атаки, красная ракета. Спустя минуту глухо зарокотали десятки моторов, раздались приглушенные расстоянием выстрелы танковых пушек. Куцые султаны разрывов вставали далеко в стороне от рубежа обороны: целей в поднятом недавним артналетом пыльном мареве наводчики не видели, лупили просто так, ради устрашения…

Глава 1

Держись, геолог! Крепись, геолог!

С. Гребенников, Н. Добронравов

Как ни странно, стать профессиональным геологом Леха захотел еще в школе, классе эдак в восьмом. И с тех пор упорно шел к своей мечте. Сверстники, выросшие, как и он сам, в лихие бандитские девяностые, над ним откровенно подтрунивали, порой многозначительно вертя пальцем у виска, поскольку мечтали о совсем ином будущем: открыть свой бизнес, получить место менеджера в крутой компании, желательно иностранной, заниматься шоу-бизнесом, стать финансистом, моряком дальнего плавания или элитным стоматологом – ну, и так далее, список «желаний» был длинным и периодически обновлялся, следуя веяниям стремительно меняющегося времени. Что характерно, становиться военными, участковыми врачами, ментами или, к примеру, инженерами не хотел практически никто. Но Степанов все школьные годы оставался непоколебим, твердо решив после школы отслужить срочную и поступать на геологический факультет университета.

Почему именно геология? Причин столь нетипичного для его поколения выбора было, пожалуй, несколько. Точнее, две. Во-первых, Алексей был неисправимым романтиком, при первой же возможности срывавшимся вместе с парнями и девчонками из местного турклуба в походы разной продолжительности и дальности. Ради этой самой романтики «рюкзака и палатки» он даже гитару освоил, хоть особым музыкальным слухом никогда не обладал. Впрочем, для ночных посиделок у костра и трех разученных аккордов вполне хватало. Во-вторых, Лехе просто хотелось посмотреть своими глазами занимавшую целых два континента страну. Причем не просто покататься на туристическом автобусе по городам и весям, а увидеть своими глазами самые дальние и безлюдные уголки огромной Родины. Сибирскую тайгу, Алтай и Урал, Север и Дальний Восток. И работа в составе геологоразведывательной экспедиции подобное очень даже позволяла, причем за государственный кошт, что немаловажно. Семья Степанова не бедствовала, но и позволить себе кататься по заграничным турпоездкам не могла: на дворе стояло самое начало «нулевых» годов. Да и не тянуло Алексея ни в содомистскую толерантную Европу, ни на средиземноморские курорты Египта и Турции или, допустим, в какой-нибудь Таиланд. Вообще не тянуло. От слова «совсем». А вот в девственную тайгу, величественные горы или суровую лесотундру, как ни странно, как раз наоборот, тянуло прямо-таки со страшной силой…

Отец, бывший командир разведроты ВДВ, отмотавший «за речкой» два срока и получивший в Афгане внеочередное звание майора, пару контузий, ранение и четыре боевых награды, к желанию сына относился скорее положительно, хоть втайне и грустил о том, что наследник не хочет связать жизнь с армией. Не то чтобы ему так уж нравилась избранная отпрыском специальность, просто он уважал самостоятельный выбор и мужскую целеустремленность. Но особым желанием поступать по следам отца в военное училище Леха не горел. Почему? Да он и сам не знал, если честно, просто не хотелось. Словно чувствовал, что это не его. Мама, старший лаборант районной поликлиники, вполне ожидаемо была категорически против, мечтая для сына о врачебной карьере. Порой – пока Алексей еще грыз в старших классах гранит школьной науки – в семье даже вспыхивали нешуточные споры. Однако и здесь он твердо придерживался своего мнения, вежливо внимая материнским увещеваниям под угрюмое молчание отца.

Затем был школьный выпускной бал, ничем особенно не запомнившееся лето и финалом первых месяцев «взрослой жизни» осенний призыв в состав доблестных вооруженных сил. Из уважения к бате – и желая сделать тому приятное – он попросился в воздушно-десантные войска, благо здоровье и физическая подготовка позволяли, хлюпиком он никогда не был и со спортом всегда был на «ты». Да и вообще, подобный опыт в будущей профессии лишним точно не будет. Военком не спорил, тем более что неплохо знал отца. На дворе в ту осень стоял две тысячи третий, так что угодить на Северный Кавказ парень не боялся. А если б и послали, поехал, почему, собственно, нет? Слово «Родина» никогда не было для Лехи пустым звуком, и если ради интересов отчизны необходимо будет скататься туда, где «горы стреляют», он противиться не станет. Батя ж не противился, поехал? И не просто поехал, но и остался на второй срок, хоть и не любил вспоминать о той войне, даже во время нечастых встреч с однополчанами. А там, между прочим, тоже были горы, и они тоже неслабо стреляли…

Службу в «войсках дяди Васи» парень тянул исправно и без особого напряга, уже через полгода выбившись в число отличников боевой и политической подготовки. Да и прыгать с парашютом Алексею, до того ни разу даже на самолете не летавшем, неожиданно понравилось. Служил он, как некогда и отец, в разведроте, куда его отправили сразу после учебки. Никаких серьезных происшествий за время пребывания в армейских рядах, к счастью, не случилось, и демобилизовался Степанов, погоны которого к тому времени уже украшали сержантские лычки, строго в срок, к большому разочарованию комбата, так и не сумевшего склонить одного из лучших бойцов к сверхсрочной службе. Пожимая руку командира, теперь уже бывшего, Леха в очередной раз ответил вежливым, но твердым отказом. И спустя час уже трясся в обществе других свежеиспеченных «дедушек» в кузове дежурной «шишиги» в направлении железнодорожного вокзала славного города Рязани, где уже стоял под парами долгожданный и пьяный дембельский поезд.

Дальше – понятно: встречи с одноклассниками, большинство из которых благополучно откосили от армии и потому вызывали у Алексея с трудом скрываемое презрение, ни к чему не обязывающие короткие свидания с девчонками, пара драк, одна из которых завершилась прибытием патруля и первым и последним в жизни приводом в отделение. Откуда его за шиворот выволок разъяренный отец, в нескольких матерных выражениях сообщивший, что если он еще раз опорочит честь советского… ну, то есть российского десантника и попадется, то у них состоится совсем другой разговор. И, наконец, благополучное поступление с первого захода в выбранный ВУЗ, благо конкурс на геологический факультет был невысоким. Да, собственно, какой там на фиг конкурс? Если в процентах считать, выходило примерно три четверти человека на место. Учился парень без проблем и хвостов, вовремя и с первого раза сдавая сессии. Особое удовольствие он получал от летней практики, когда студентов-старшекурсников прикрепляли к настоящим экспедициям. Ходить на большие расстояния с рюкзаком за плечами для Лехи было привычно еще со школы, а уж после десантных марш-бросков подобное и вовсе не представляло никаких сложностей.

Семьей Леха, к расстройству матери, к этому времени уже смирившейся с жизненным выбором сына, за время обучения так и не обзавелся, перебиваясь периодическими романами разной длительности и степени влюбленности. Своей половинки парень пока не нашел, а жениться ради самого процесса и штампа в паспорте не собирался, поскольку в силу своих романтических убеждений верил в настоящую и бескорыстную любовь. Что еще? Да, наверное, и все, собственно, о чем стоило бы рассказать.

Вежливо отказавшись (похоже, отказывать бывшему начальству с некоторых пор стало для него своего рода доброй традицией) от предложения декана поступить в аспирантуру – универ парень закончил хоть и не с красным дипломом, но в числе лучших выпускников, – Степанов написал заявление с просьбой направить его в состав любой из экспедиций. Людей для работы «в поле», как водится, не хватало, и вскоре он, к ужасу матери, укатил в свою первую рабочую командировку аж на Северный Урал. С тех пор Леха так и мотался по самым глухим уголкам родной страны, ничуть не сожалея о сделанном выборе…

Предгорья Уральского хребта, наши дни

– Потому что надо было старших слушать и рюкзак как следует упаковывать! – Нависший над бессильно растянувшейся на траве, тихонько постанывающей девушкой, Леха укоризненно покачал головой. – Вот и натерла себе все, что можно, и каждая мышца болит! А нужно было всего-то еще на позапрошлом привале перепаковаться, «спинку» выровнять, все тяжелое в середину или наверх переложить, полежать на рюкзаке, утрамбовать! Ведь показывал же перед выходом, как правильно. Почему на привале не сказала, что трет, что неудобно? Тут делов-то все поправить – от силы на пару минут… Ну, и кто в итоге виноват? Руководитель партии? Или я? А вот и хренушки, сама виновата, красавица, сама. Ладно, – парень до хруста в суставах потянулся и подвигал плечами, разминая затекшие под рюкзачными лямками мышцы, – ночуем здесь, место хорошее. Вода рядом, дров навалом, палатки есть где поставить. Правда, еще можно было б идти и идти – темнеть-то только часа через два начнет, ну да хрен с ним, все одно раньше послезавтра на месте не будем, успеем нагнать. Но тебе, Ирка, все равно наказание: рюкзак перепаковать сегодня! Ага, прямо сейчас. И нечего мне стонать и глазки красивые закатывать, никто за тебя этого делать не станет. А завтра утром, перед выходом, – еще раз, чтобы окончательно наловчилась. Вот так.

Он перевел сбитое длинным монологом дыхание и обернулся к руководителю экспедиции:

– Верно говорю, Палыч? Принятое в одно рыло решение заместителя одобряешь?

– Очень даже одобрямс, – пробасил минеролог, ухмыляясь в вечно всклокоченную бороду. – Единогласно, как в славные времена, когда нами рулил Слава Капээсэс. Хотя я б еще и по упругой практикантской заднице ремешком прошелся, исключительно в целях геологической науки вообще и повышения профессионального уровня в частности. А ремешок у тебя качественный, армейский, просто чудо, а не ремешок!

– Так непедагогично ж вроде? Еще в деканат пожалуется, тебе потом отписываться аж до следующего сезона, – задумчиво протянул Степанов, поглаживая кончиками пальцев армейский кожаный ремень и с интересом разглядывая обтянутый спортивными брючками предмет спора. Проследив за его взглядом, девушка ойкнула и начала торопливо подниматься на ноги. Руководитель партии добродушно хмыкнул и отвернулся, обратив внимание на остальных геологов, отдыхающих после долгого ходового дня:

– А вы-то чего разлеглись, лентяи и пьяницы?! Ну-ка, за работу! Давайте-давайте, раскладываемся, лагерь готовим. Кто по воду, кто за дровами, кто палатки ставит. Быстренько-быстренько, дебоширы-тунеядцы, завтра спецом рано подниму, чтоб не расслаблялись после первого же дня!

«Дебоширы-тунеядцы» зашевелились, нехотя поднимаясь с кажущейся такой мягкой после длительного перехода земли. Разумеется, вовсе не из страха перед Андреем Павловичем, на самом деле являющимся добрейшей души человеком, просто желая поскорее завершить все необходимые перед ночевкой приготовления: набрать дров, разжечь костер, сходить за водой, установить палатки и начать готовить пищу. Чтобы потом, пока в закопченном кане будет аппетитно булькать, доходя до готовности, неизменная тушенка с картошкой, наконец, расслабиться, поскольку завтрашней день обещал быть куда тяжелее сегодняшнего. Это нынче они, можно сказать, по предгорьям топали, за весь переход не набрав и тысячи метров высоты, а завтра придется попотеть. К обеду следующих суток экспедиция должна добраться до нужного квадрата и начать разведку, иначе на график придется махнуть рукой, что не есть хорошо.

Привыкший рано вставать Леха проснулся первым. Наручные часы, развернутые по армейской привычке циферблатом к запястью, показывали начало восьмого, до побудки оставалось почти сорок минут. Отлично, успеет немного размяться да потухший за ночь костер запалит, воду к завтраку вскипятит. А уж там и остальные поднимутся. Вжикнув застежкой-молнией, Степанов аккуратно выбрался из спальника и, стараясь не потревожить дрыхнувших товарищей, выполз из палатки. Поднявшись на ноги, молодой геолог с удовольствием потянулся, полной грудью вдохнув чистый и прохладный горный воздух. Эх, хорошо-то как! Нет, он однозначно оказался прав, когда выбрал именно эту профессию! Подобное утро ни за какие бабки и ни в каком турагентстве не купишь!

1 2 3...5 >

На страницу:

Перейти

1 из 5