Закон клыка

– Увидим – отозвался я.

А еще я патронов набрал. Столько, сколько смог унести. В основном, «пятерку» и «макаровские» «девятки», которых в шкафу нашлось неслабо, примерно с полтыщи. В Зоне патроны – лучшая валюта. А если не пригодятся в качестве платежного средства, то для Фыфова «Кедра» пойдут – шам вечно строчит по врагам, словно швейная машинка, только успевай «девятку» покупать.

Само собой, затарились мы и продуктами, и водой. Не особо это, конечно, оказалось приятным делом – в кладовке тот маньяк железномордый тоже нехило потрудился, разделав два тела прямо среди полок с продуктами. Но мы с Фыфом сталкеры ко всему привычные. Поскидывали осклизлые кишки с ящиков, и набрали вдосталь консервов, шоколада, вяленого мяса и галет в бумажных пачках. Плюс две фляги наполнили под завязку из канистры с набитой через трафарет надписью «Питьевая вода». Брезгливый Фыф воду понюхал – и дал добро.

– Вроде ничье дерьмо в нее не попало. Можно хлебать смело.

Я кивнул. Если Фыф сказал, так и есть. Его нюху любая такса позавидует.

И слуху, кстати, тоже.

Покинув кладовку, мы совсем уже собрались выйти наружу, как внезапно шам замер на месте, весь обратившись в слух. Я тоже окаменел – старая привычка. Если напарник насторожился, значит, и сам замри, целее будете оба.

– Шаги… – прошептал Фыф. – Несколько человек…

Не знаю, как он через стены расслышал чью-то поступь по сырой от росы траве, но Фыфу я доверял. А еще я доверял своей интуиции, чуйке по-нашему, по-сталкерски. Поэтому не очень вежливо взял Фыфа за шиворот и швырнул его под стойку бара, куда и сам нырнул следом.

– Какого хрена? – свистящим шепотом взбеленился было Фыф. – Ты что, совсем…

Дошептать он не успел.

Одновременно со всех сторон раздался грохот выстрелов, и дощатые стены бара затряслись от ударов пуль. Свинец прошивал их легко, только щепки летели во все стороны… чего нельзя было сказать о барной стойке, сработанной на совесть. Скорее всего, бармен не сам заказал ее где-то – для такого нищего заведения стойка была слишком богатой, – а утащил из разгромленного или разорившегося бара. Приволок эту деревянную громадину, разобрав на части, а после любовно свинтил-склеил ее до первоначального состояния.

Матёрая была стойка, дубовая, из толстых досок. Наверняка заказанная каким-то барменом, решившим организовать свой бизнес солидно и надолго. Но, видать, не срослось, и штучная конструкция досталась новому хозяину. Получается, тоже на очень короткий срок. И сейчас, лежа под ней, я думал о том, что у каждой вещи, как и у каждого человека, есть свое предназначение. Судьба, то есть. Получается, не для того появилась на свет эта громоздкая стойка, чтоб по ней катались туда-сюда стаканы с дешевым коньяком и тарелки с нехитрой закуской. На самом деле смысл ее создания и существования в этом мире был в том, чтобы однажды она заслонила собою от града пуль двух сталкеров, скорчившихся под нею.

Неведомые враги прочесывали бар очередями обстоятельно, не так как в кино, когда герои лежат себе на полу, поплевывая в потолок, а тупые супостаты чешут очередями в метре над полом. Когда обрабатываешь свинцом строение с тонкими стенками, как раз логичнее прочесывать этот самый метр над полом – не по ногам, так по лежачему точно заденешь.

Конечно, еще логичнее в окна пяток гранат покидать, но то ли у нападающих их не было, то ли боялись посечь осколками своих… То ли тупо патронов дофигища было, но, так или иначе, сейчас они планомерно превращали стены и пол бара в некое подобие дуршлага.

И получалось у них это очень неплохо.

Стойка сотрясалась под градом пуль, но в целом держалась неплохо. Нам на головы сыпались крупные и мелкие щепки, выбитые свинцом из массивной конструкции, но по сравнению с перспективой быть изрешеченными пулями это, конечно, были мелочи.

Наконец, невидимым стрелкам надоело дырявить стены. Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. Одновременно. Раз – и тишина. Странно. Кто ж командир этого подразделения, настолько четко выдрессировавший своих подчиненных? Пока в таком грохоте разберешь, что тебе орет старший, по-любому еще пару очередей выпустишь – чисто на всякий случай. Или это нас боевые роботы атаковали, наподобие тех, что однажды я видел возле ЧАЭС?

Впрочем, размышлять было некогда. Противник подарил нам паузу – долгую ли, короткую ли, неясно. Но как бы там ни было, грех не воспользоваться драгоценными секундами.

И я воспользовался.

Скинув с плеч рюкзак, я рявкнул Фыфу:

– Сиди здесь, не высовывайся!

И, выскочив из-под стойки, рванул к ближайшей стене, дырявой настолько, что удивительно, как она еще не рухнула.

Впрочем, я помог ей это сделать, с разгону врубившись в нее плечом.

Изуродованные доски даже не затрещали, а лишь жалобно пискнули, ломаясь под моим весом. Плечо заныло от удара, но цель была достигнута – я вывалился из бара неожиданно… и не оттуда, откуда меня могли ждать.

Ну да, как я и предполагал, вокруг здания стояли автоматчики, и больше всего их было возле входа. Надеялись, что мы, испугавшись, ломанемся в двери. В принципе, верный расчет. Скорее всего, так бы я и сделал, надеясь на фантастическое везение, если б не мощная барная стойка, о которой вряд ли знали стрелки.

Которых возле боковых стен здания было несколько меньше…

Прямо перед собой я увидел четыре темные фигуры, синхронно, словно человекоподобные машины, поднимающие оружие. Расслабились, решили, что всё, кранты нам по-любому.

Однако ошиблись.

«КС-23» и вправду оказалась штукой мощной. Вполне верю, что при помощи нее спецназ в легкую выносит навороченные замки стальных дверей и пробивает бетонные стены. И хотя автоматчики были в тяжелых бронежилетах и шлемах с бронещитками, помогло им это мало.

Разумеется, стрелял я не целясь, стараясь метить в светлое пятно между шлемом и верхом броника – в скоротечном бою некогда вглядываться в лица, да и незачем. По-любому при такой ситуации лучше использовать «рассеянное зрение», когда видишь лишь размытые силуэты, но при этом поле зрения расширяется до максимума, не концентрируясь на каком-то отдельном объекте.

Ну, я и израсходовал один патрон, что был в патроннике, плюс три патрона, находящихся в магазине, фиксируя, как от каждого выстрела мои цели просто сносит с места, словно кегли, сбитые метким броском. Впрочем, четвертый автоматчик почему-то остался стоять на месте, лишь его оторванная голова взлетела в воздух, словно мяч, который кто-то шутки ради поставил на плечи безголовому манекену, а потом пнул со всей силы.

Зрелище было впечатляющим, в том числе не только для меня, но и для автоматчиков, столпившихся возле входа. Оно и понятно – только что ты расстрелял убогое здание в пух и прах, и тут из него вываливается какой-то тип с чудовищной пушкой в руках и четырьмя выстрелами превращает твоих товарищей в изуродованные трупы.

В общем, у меня была секунда, не более, на то, чтоб отбросить от себя пустой «КС-23» и перевести свой «Вал» из положения за спиной в боевое…

И уже совершая это простое движение, понимал я, что по-любому шестерых автоматчиков не уложу я одной очередью, что двое-трое из них всяко успеют поднять автоматы на нужную высоту и дать очередь от бедра – большего и не надо с расстояния в двадцать метров, чтоб срезать столь безбашенного стрелка, решившего, что сможет в одиночку расстрелять десяток подготовленных бойцов…

Но тут случилось неожиданное – и для меня, и для группы стрелков.

По их бронежилетам застучали пули. Градом, как может быть только в одном случае – насмерть перепуганный Фыф выскочил из-за стойки, и принялся поливать из своего «Кедра» бойцов в брониках шестого класса защиты. Часто героические поступки так и совершаются – с испугу. Который удалось перебороть. И по факту этой победы над собой совершить невозможное. Например, спасти обреченного друга.

Безумная атака одноглазого мутанта позволила выиграть всего лишь одну секунду. И этой секунды мне было достаточно, чтобы начать стрелять одиночными, зная, что каждая пуля попадет в цель…

Очередь Фыфа не принесла врагам никакого ущерба, лишь отвлекла троих слева, которые, вскинув автоматы, принялись стрелять… не в меня. Паскуды, лучше б в меня стреляли! Я прям увидел мысленно, как выскочившего из-за стойки Фыфа рвут автоматные пули, и как он безуспешно пытается удержать в лапах свой «Кедр», магазин которого стремительно пустеет…

Однако все это не помешало мне отработать по врагу с предельной точностью. Вернее, даже помогло, ибо я прекрасно понимал, что один, всего один мой промах добавляет лишнюю пулю в тело Фыфа, и хорошо, если одну. Думаю, в эти секунды я поставил какой-то немыслимый рекорд по отстрелу врагов из автомата «Вал», но я не промахнулся ни разу. Каждая пуля нашла свою цель – кому в подбородок прилетело, кому в кадык. В общем, каждый автоматчик получил свой свинцовый гостинец со стальным сердечником внутри, так и не успев выстрелить ни разу в мою сторону. Чего я не мог сказать о Фыфе… Черт, что с ним там теперь???

Я рванул было обратно, в бар, который скрипел отчаянно, готовый вот-вот развалиться, но из-за угла вдруг вывернулся еще один стрелок в бронике. Громадный, выше двух метров ростом, и плечи раза в два шире моих. Не иначе, командир подразделения этих гребаных охотников за головами. Твою маму, когда ж вы закончитесь-то уже! Очень надеюсь, что эта громадина – последний выживший из тех, кто так хотел покрошить нас с Фыфом в мелкий винегрет.

Я вскинул автомат, но непроизвольно замешкался на секунду, перехватив взгляд стрелка. Неподвижный, как и его лицо, не выражающее абсолютно никаких эмоций, словно на человеческую физиономию натянули фарфоровую маску, покрашенную в телесный цвет. Но не каменная морда врага заставила меня потерять драгоценную долю секунды, а его глаза, горящие неестественно-лазурным светом, словно внутри черепа нападающего зажгли фонарь с синим светофильтром.

Понятное дело, в разных мирах я неоднократно встречал различных монстров, и неестественно-горящие глаза врага вряд ли были причиной терять драгоценные полсекунды… Просто я уже видел ранее свет именно такого спектра. Именно такой лазурью сверкал кристаллообразный Монумент, сокрытый в глубинах разрушенного Четвертого энергоблока ЧАЭС.

И именно таким светом горели глаза Призрака, душу которого похитила эта аномалия…

Казалось бы, мелочь эти полсекунды, но в бою это – время, которое ты потерял, возможно, вместе с жизнью. Во всяком случае, этого времени хватило автоматчику, чтобы ударить стволом «калаша» по стволу моего «Вала», после чего крутануть свой автомат, нанося мне удар прикладом в челюсть.

Если б захваченному Монументом стрелку удалось то, что он задумал, валялся бы я в кровавой грязи со сломанной челюстью и в полном отрубе – нанесенный со всей силы удар в подбородок деревянным прикладом чреват именно такими последствиями. Но я чудом успел отклониться в сторону, и металлический затылок приклада лишь снес кусок кожи с моей нижней челюсти.

Даже касательный удар такого рода способен на некоторое время заставить человека «поплыть». Но мне плавать было некогда, поэтому я, недолго думая, треснул прикладом своего «Вала» в рожу синеглазому, прям промеж его лучистых гляделок.

Приклад у «Вала» трубчатый, весу в нем против «акашного» немного. Зато он полностью металлический, и достаточно прочный для применения в ближнем бою. Я аж ладонями почувствовал хруст носовых хрящей, сломанных тем прикладом в кашу. Нормальный человек от такого удара как минимум рухнул бы на пятую точку, выпустив из рук оружие…

Но передо мной был явно не обычный человек, а, скорее, биологическая машина, не чувствующая боли. Из расплющенного носа потоком хлынула кровь, но стрелка это не впечатлило. Лишь немигающие глаза засияли ярче – хотя, может, мне это лишь показалось. Немудрено, в челюсть он мне заехал неслабо, и не такое показаться может. Плюс все же, наверно, «поплыл» я немного. И, скорее всего, потому не успел среагировать на стремительное движение рук противника.

Неуловимое движение стволом АК – и мой «Вал» со страшной силой вырвало из моих рук. Вот оно как… Похоже, мой противник при жизни был нехилым знатоком окопного боя, и после того, как Монумент захватил его, навыки ходячей куклы никуда не делись.

Как и некоторые эмоции, которые нелегко подавить даже самой сильной аномалии. Например, радость победы.

Бледные губы синеглазого манекена растянулись в неком подобии торжествующей ухмылки. Приклад автомата вознесся над моей головой для последнего сокрушающего удара… но я уже летел в броске навстречу тому удару, сжимая в руках два ножа, выхваченных из ножен: одних на поясе, других – спрятанных за голенище «берца». «Бритва» и «Сталкер», два моих неразлучных товарища. Первый совершенно новый с виду, словно только что откованный, второй же изрядно поцарапанный, со следами грубой заточки на лезвиях, но вполне еще годный для того, чтобы воткнуть его в левый глаз врага по самую рукоятку.

Точно так же, как «Бритву» – в правый, так как не было у меня уверенности, что мозг такого здоровенного бугая удастся фатально впечатлить одним ударом ножа.

Я прям ладонями, сжимавшими рукояти ножей, почувствовал, как клинки проткнули глазные яблоки, проломили клиновидные кости и провалились внутрь черепа. В груди стрелка что-то захрипело, словно он был не живым существом, а механизмом, внутри которого случился сбой. Синяя вспышка плеснула из-за гард ножей, закрывших собою глаза, но автомат бугай из рук не выронил, лишь замешкался на мгновение – того и гляди опустит приклад мне на макушку.

Хоть и хреново мне было, хоть и плавала перед глазами широкая морда бугая, но я все-таки нашел в себе силы провернуть оба ножа в черепе врага и выдернуть их, одновременно отпрыгнув назад.

И вовремя. На какое-то мгновение внутри живой машины что-то восстановилось, и она опустила приклад на то место, где я стоял секунду назад.

Но меня там уже не было, и стрелок рухнул вперед, следуя за инерцией собственного удара. И, упав безглазым лицом вниз, остался лежать громадной кучей мертвого мяса.

Я продолжал сжимать в руках ножи, с клинков которых медленно стекала на землю синеватая, вязкая жижа. Но труп больше не двигался. Человек умер, и Монумент отпустил его так же, как в свое время отпустил Призрака. Аномалии, твердо вознамерившейся убить меня, не нужны мертвые куклы.

А еще я точно знал, что за мгновение до моего двойного удара в глазах стрелка, залитых аномальной синевой, вдруг мелькнуло что-то человеческое. И удар, готовый обрушиться на мою голову, замедлился усилием воли человека, который решил, что лучше умереть, чем жить безвольной куклой, которую дергают за ниточки. Достойный выбор настоящего воина.

– Упокой тебя Зона, – прошептал я.

Потом обтер клинки ножей об серую траву, сунул их в ножны, подобрал с земли свой автомат, закинул его за спину, и бегом ринулся в бар, стены которого скрипели не на шутку, того и гляди завалится набок постройка, изуродованная пулями…

Фыф сидел на полу, прислонившись спиной к барной стойке – видимо, на нее и отбросили шама автоматные очереди, когда он попытался ломануться в дверь, стреляя на ходу. И одного взгляда, брошенного на Фыфа, мне было достаточно, чтобы понять – все… Не жилец шам. Даже с двумя сердцами не выжить никому, если вся грудь и живот разворочены, разодраны очередями, и живого места нет на теле, и левая нога полуоторвана в районе бедра, лишь клочок кожи соединяет ее с телом, лежит себе она рядышком, словно посторонний, никому не нужный предмет…

Я бросился к Фыфу, понимая, что ничем уже не смогу ему помочь. Разве только встать на колени перед умирающим и заглянуть в его единственный глаз, который уже понемногу заволакивала пелена вечности…

– Ну, вот и все, – прошептал шам. – Настю спаси… Теперь только ты сможешь…

И умер, не договорив.

– Ну уж нет! – прорычал я. – Ни хрена подобного! Ты выберешься! Слышишь? Ты должен выбраться!!!

Рывком я взвалил легкое тельце шама на плечо и рванул наружу. Успел вовремя – бар рухнул за моей спиной, но я не обернулся. Плевать на все! Потому, что у меня на плече Фыф, который не может, просто не может умереть! Потому, что это неправильно! Потому, что это же меня он спасал, когда стрелял по тем уродам в брониках, мою шкуру вытаскивал из лап Сестры! Так ты это, ты погоди, Сестра, я ж твой побратим, ты же не можешь вот так забрать Фыфа!

«Он ушел» – прошелестел в моей голове бесплотный голос, – а, может, мне только показалось, может, это просто ветер шуршал мусором и сухими травинками, вплетая их в волосы убитых мною пленников Монумента. «Он ушел… Отпусти его, брат».

Я остановился и медленно опустил мертвого Фыфа на землю… И почувствовал, как по моим щекам катятся слезы – возможно, первые настоящие слезы в моей жизни, так как я не помню, чтобы когда-нибудь плакал, даже в далеком детстве, о котором запретил себе вспоминать. Я отпускал настоящего друга в далекий Край Вечной войны, и понимал, что большей боли никогда не испытывал в своей жизни. Плевать, когда болит тело, принимая в себя пулю, нож или осколок. Это всегда терпимая боль, и если она станет запредельной, организм просто отключится. А когда болит душа, когда выкручивает ее горе, корежит, рвет на части, ничто не в силах заглушить эту боль. Ничто…

Это было хорошее место, так уж получилось. Наверно, сама Зона привела меня сюда. Корявое одинокое дерево на небольшом пригорке неподалеку от рухнувшего бара. Пройдет месяц-другой, и на месте кучи простреленных досок не останется ничего, сгниет все, а что останется зарастет серой травой, с виду вроде безжизненной, но на самом деле живучей, как сама Зона…

А вот дерево останется стоять. Изуродованное радиацией, лишенное листвы и плодов, но крепко вцепившееся корнями в зараженную землю. Лучший памятник настоящему сталкеру, так как мы – такие же, как это дерево. Искореженные Зоной, лишенные семьи и потомства, но живущие ради наших целей, которые ставим себе постоянно – и достигаем их. Или умираем, напоследок завещав друзьям доделать то, что не успели при жизни.

– Я обещаю тебе, Фыф, я обещаю, – бормотал я, вонзая в землю клинки своих ножей. – Я вернусь в мир Кремля, и с Настей все будет нормально. Я расскажу, как ты умер, и если она попытается убить меня за то, что не уберег тебя, я не стану сопротивляться. Это ее право будет, потому что она любила тебя. А я не уберег, урод эдакий, друга не уберег, настоящего друга…

Я говорил что-то еще, отгребал руками разрыхленную землю, снова вонзал в нее ножи, и опять говорил – и все равно не мог выплеснуть из себя все то, что было на душе. А потом слова закончились, и я снова с остервенением терзал землю Зоны, но теперь уже молча, лишь изредка рыча, как раненый зверь…

Это всегда страшно, терять настоящего друга. Очень страшно. Но проходят секунды, минуты, одна за другой – и мозг постепенно отходит от шока, и осознаешь ты, что – всё. Нет больше боевого товарища, погибшего ради того, чтобы ты мог жить. И все, что ты можешь сделать для него, это опустить мертвое тело в могилу и засыпать его землей. А еще – помнить потом. Долго. Всю жизнь, раз в неделю, а, может, и чаще поднимая стопку за тех, кто навсегда остался в Зоне, вспоминая их лица… То, как они жили… И как умерли. Большинство – из-за тебя.

И от этого будет еще больнее.

Я не стал ставить традиционный крест над могилой – развесистое одинокое дерево было лучшим могильным памятником из всех возможных. Признаться, если б я сам выбирал себе место для могилы в Зоне, то я вряд ли нашел бы лучшее.

– Спи спокойно, Фыф, – прошептал я, как следует утрамбовав землю ладонями. – Упокой тебя Зона.

После чего поднялся на ноги, повернулся, и пошел обратно к бару. Мне очень хотелось обернуться – показалось, что Фыф стоит сейчас рядом с деревом и грустно смотрит мне вслед.

Но я не обернулся. Ни к чему. Проводив – отпусти, и иди дальше. Тем более, что я обещал маленькому шаму найти путь в мир Кремля и выручить Настю. А такие обещания не просто нужно выполнять.

Необходимо.

Без вариантов.

И как можно скорее.

* * *

На месте бара теперь была лишь груда досок, но мне удалось вытащить из-под нее рюкзак – благо неубиваемая барная стойка приняла на себя удар рухнувшей крыши и рюкзак, валявшийся рядом с ней, ничуть не пострадал. А еще я подобрал «КС-23», лежавший рядом с безглазым трупом командира отряда убийц. Супермощный огнестрел на короткой дистанции безусловно хорош для зданий и подземелий, которых в Зоне великое множество, поэтому расставаться с ним я в ближайшее время не собирался – по крайней мере, пока для него есть патроны.

А вот «Вал» пришлось выбросить. При его осмотре обнаружилась неустранимая деформация крышки ствольной коробки. Во время последнего боя здоровенный вражина вышиб у меня из рук автомат, и тот грохнулся об замшелый кирпич, торчащий из земли. В результате хорошее оружие пришлось сменить на трофейный АК. Хотя, может, оно и к лучшему – патроны для «калаша» в Зоне найти не в пример легче, чем дефицитные СП для «Вала».

Я попытался разузнать, что ж за уроды пожаловали по нашу душу, но тщательный осмотр трупов ничего не дал. Камуфляжи «флора», в которых ползоны ходит, «калаши», разгрузки, набитые запасными магазинами – и всё. Ни провизии, ни фляг с водой, ни личных вещей. Чисто боевые «торпеды», запущенные в конкретную цель.

– Что ж, Монумент, повоюем, – зло хмыкнул я, глядя в открытые глаза одного из трупов, еще подернутые легкой, едва заметной синевой. – Понимаю, что задолжал я тебе свою жизнь, но уж извини, она мне самому нужна. Цель у меня есть, понимаешь? Хотя что ты можешь понимать, машина бездушная…

Сказал, повернулся, и пошел себе к шоссе, которое, по моим предположениям, должно было быть к юго-западу отсюда. По нему я надеялся дойти до развилки, обозначенной на карте в КПК, повернуть налево, по широкой дуге обогнуть Копачи (ну их к ктулху! Ходил уже однажды через них напрямки, хватит!), а там километра четыре по лесу до Живого Болота, неподалеку от которого жил Кузнец, отковавший мою «Бритву». Очень я надеялся, что этот жуткий с виду мутант сможет починить мое оружие – если, конечно, он остался жив после той передряги, когда я видел его в последний раз.

Шел я, накручивая себя: не думать о могиле, оставшейся за спиной, не думать, не думать!!! Тяжело, страшно тяжело терять друзей, но если ты хочешь выжить в Зоне, все мысли твои должны быть о выживании, иначе сам быстрее быстрого ляжешь в могилу. А вернее, будешь валяться в кустах с пулей в башке, пока тебя не растащат по кусочкам ночные муты – потому, что некому тебя будет хоронить. Никому ты на фиг не упал в Зоне, чтоб возиться с твоим трупом, в отличие от…

Стоп. Отставить, сталкер. Хорош. О мертвых друзьях помнить нужно, но сейчас для этого не время и не место. Потому что ты уже минут двадцать шагаешь по шоссе, ни черта не соображая, а вон там, впереди, слышны выстрелы. Кто-то увлеченно кого-то мочит, и, возможно, теперь это и твое дело, так как между очередями разок отчетливо прозвучал характерный взвизг. Женский? Может быть, очень уж похоже. А значит, обойти, пройти мимо чужой разборки не удастся. Не могу я, если женщину обижают, и все тут. Такой вот у меня дурацкий моральный кодекс, и ничего с этим не поделать.

Я прибавил шагу, почти побежал, что непросто с двумя стволами и рюкзаком, под завязку набитым хабаром. Но без оружия и припасов никак нельзя. Сдохнешь в Зоне без них еще быстрее, чем на случайную пулю нарвешься. Потому и бежал я так, как мог.

И успел вовремя.

Шоссе упиралось в бетоноперегрузочный узел, использовавшийся при строительстве Саркофага. Эдакую двухэтажную стену, сложенную из белых силикатных блоков, по верхней части которой шел ряд неплохо сохранившихся металлических колоколов для заливки бетона. В целом узел здорово напоминал крепостную стену, на вершине которой шел нешуточный бой. Один человек в просторном камуфляже-«цифре» и с капюшоном на голове отбивался от целой стаи квазимяса, уродливых порождений Зоны.

Существует мнение, что квазимясо произошло от домашних свиней, мутировавших под воздействием неведомых излучений. Чаще всего эти твари выглядят как бесформенные нагромождения плоти. При этом они могут быть весьма опасны для человека, особенно если в процессе мутации Зона смешала в один организм свинью вместе с каким-нибудь другим животным, птицей или насекомым. Квазимясо встречается с волчьими пастями, медвежьими когтями, увеличенными жвалами жука-оленя и тому подобное.

В данном случае стая мутантов напоминала куски буро-желтой плоти, из которых во все стороны торчали мощные паучьи ножищи. А спереди – челюсти, похожие на огромные костяные плоскогубцы, по бокам которых располагались гибкие отростки с мощными когтями на концах. Эдакие заменители рук для запихивания в пасть добычи. В общем, жуть жуткая. От свиньи в этих тварях осталось, пожалуй, лишь яростное хрюканье, больше похожее на рычание. Твари бесились оттого, что, несмотря на численное превосходство, ни черта у них не получалось.