Час негодяев

Навыки парашютиста помогли ему, он приземлился, спружинил и покатился по бетону трассы. Совсем рядом проплыл, как в замедленном кино, «Субурбан»… Он чудом разминулся с этим техасским автобусом и его колесами…

Ударившись об отбойник, он остановился… грохот впереди показал ему, что нападение продолжается…

Его учил человек, который входил в Афганистан в числе первых, охранял Low House Seven[15], возглавлял безопасность посольства после того, как официально все американские войска покинули Афганистан… человек, которому не суждено умереть в постели. Он учил их – как только заслышали выстрелы, первым делом спасайте свою задницу. Ищите укрытие, заскочите за угол, в подъезд, куда угодно, если вы на машине, жмите на газ со всей силы. И только когда вы вышли из-под огня, осмотритесь, посмотрите на остальных и переходите в контратаку. Если вы вступите в игру на их условиях, скорее всего, вы труп.

Он перевалился через барьер ограждения, и через секунду этого барьера не стало, несколько футов его снесло и искорежило пулей и бросило куда-то…

Снайпер решил угробить конкретно его!

Он перекатился и выхватил пистолет. Впереди послышался сухой отрывистый треск карабина, который потонул в грохоте новых выстрелов пятидесятого. Судя по темпу – полуавтомат, скорее всего, «барретт»…

Надо вступать в игру.

Он носил два пистолета, но не такие, как обычно носят, первый и второй. Первым он носил типичный для Бюро «глок-23», отлично подходящий для полиции сороковой калибр. Вторым пистолетом справа он носил пять-семь, мексиканские наркоторговцы называли его «убийца полицейских». Смысл его ношения имелся только в том, удастся ли достать к нему армейские патроны со стальным сердечником… Без них это был обычный малокалиберный пистолет. Армейские патроны у него были…

Чтобы занять лучшую позицию, он пополз вперед, обдирая локти… и поднялся только тогда, когда дело было уже почти сделано… успел только заметить белый фургон на путепроводе, кажется, «Транзит», да закрывающуюся боковую дверь. Выстрелил несколько раз в быстром темпе… пока фургон не пропал из виду.

Вот это-то он и видел, кстати. Стоящий боком на трассе белый фургон и открывшаяся сбоку дверь. Белое сменилось на черное… оно и бросилось в глаза. Внутри фургона была позиция стрелка…

Фургон бросят на улице в дурном районе… до завтра его уже угонят и перебьют номера. Стрелок завтра будет за тридевять земель отсюда… возможно, в Канаде.

Машинально сменив магазин, магазин следует менять на полный при малейшей возможности, он подошел к машинам… уже зная, что увидит…

Парни из «Субурбана» погибли все, ни один бронежилет пятидесятый калибр не остановит. Они попытались прикрыть искореженный «Тахо» своей машиной и открыть ответный огонь… Он поймал их на том, что они пытались вытащить задержанного… короче говоря, что-то сделать. Если бы они просто поставили свой здоровенный бронированный трак поперек дороги и попытались бы укрыться за ним, скорее всего, они остались бы живы. Но они попытались вытащить пострадавших в «Тахо»… потому что они были фэбээровцами и их миссия была защищать.

Не выжил никто.

Со своей стороны он видел только одного. Пуля попала в него, когда он пытался найти укрытие за дверцей… и ошибся, пуля пробила и дверь, и бронежилет, и его самого. Сейчас он лежал раскинув руки, его карабин лежал у правой руки, а потрескавшееся от удара пули стекло в дверце было забрызгано красным снизу.

Он начал обходить машину с другой стороны и наткнулся на окрик:

– Стой!

Он поднял глаза. Полицейская машина стояла, перекрыв дорогу, оружие было направлено на него.

– ФБР! – крикнул он, но на всякий случай бросил пистолет и поднял руки…

Днепропетровск.

10 июня 2019 года

А жизнь продолжалась…

Беличье колесо. Замкнутый круг. Выхода нет.

Снова за окнами белый день!День вызывает – меня на бой!Я чувствую, закрывая глаза…Весь мир идет на меня войной!

Аккорды Цоя полосуют подобно нагайке, и от этого становится немного легче. Этакое музыкальное самобичевание…

Однажды я спросил человека, который прошел Чечню: как жить с этим? Он, кстати, не солдатом прошел… прикомандированным опером, а там случалось всякое. Пытали, похищали, убивали, избавлялись от трупов… делали все, что сделали бы они с нами, дай мы им возможность. Он подумал, потом спокойно сказал: в одно утро я проснулся и понял, что больше ничего не чувствую. Совсем ничего. Это как второе дыхание – вот, тебе невмоготу бежать, а вот – ты бежишь дальше, на втором дыхании. Так и тут. Просто все внутри умирает, и становится легко. Я помню, тогда сказал – повезло вам. А человек… он учил меня ремеслу, только молча посмотрел на меня и ничего не ответил…

Конечно, меня начали щупать. Причем сразу.

Пришли не бандиты. Пришли менты. Вечером, когда я сидел и подбивал первые продажи, вдруг заработал ноут – я его запитал на камеру во дворе, – и я увидел, как паркуется бело-сине-желтая «ментовская» «Шкода».

Приехали…

Пистолет у меня в кармане, и за это меня запросто могут «принять». Тот факт, что он тут в кармане у каждого второго, не ипет, закон «одинаков для всех». Кое-где на территории спрятан и автомат, но я скажу, что это не мой, если найдут, а его не найдут. Только вот они не «принимать» меня приехали, а на меня посмотреть, себя показать. Охотничьи угодья это их. В связи с рождением второго ребенка прошу перевести меня на более оживленную трассу.

Стукнула дверь – массивная, стальная, тут такие установили во время погромов. Я переключил на камеру, чтобы видеть, как они поднимаются по лестнице. Поднимаются неспешно, осматриваются.

Хозяева…

Знаете… если бы можно было вот так вот сесть со свiдомим хохлом и поговорить спокойно, без бития морд, мне многое было бы чего ему сказать. Они почему-то постоянно проводят параллель между нами – рабами и ими – свободными. Но при этом, когда приходят вот такие вот морды в лице мента, банковского работника уже набившего оскомину банка «Приват», еще какого-нибудь жадного до денег рыла, они им платят. Платят! И никто не вспоминает о своей свободе в этот момент.

Скажу больше, я немалое число бизнеров в Киеве знаю. Разговаривал с ними о многом – при всей упоротой свiдомости судьбы их часто схожи: при Савченко или при Осиповиче отжали бизнес, ограбили, пустили по миру. Пришли русские – вот сейчас, потихоньку начинаем снова торговать, – при этом скрипя зубами на клятых москалей и мечтая о Европе. Пра-льно, при русских бизнес не отжимают, и не потому, что мы такие честные, а потому что есть определенный уровень. Если речь идет о нефтеперерабатывающем заводе, там расклады свои. Но если брать магазинчик или заправку, работай, тебя никто не тронет. На Украине отжимали на всех уровнях, просто Рабинович отжимал нефтеперерабатывающий завод, а какой-нибудь охреневший от безнаказанности сын головы районной управы отжимал магазинчик. Беспредел был на всех уровнях, включая самый низовой. И когда спрашиваешь людей, а что вы сделали, чтобы этому беспределу противостоять, кто-то вспоминает Майдан, а кто-то машет рукой. Сейчас при попытке отжать магазинчик тебе поможет тот же военный комендант. А на Донбассе и на Луганщине о рейдерстве и вовсе забыли, после того как нескольких рейдеров показательно исполнили.

Свiдомые, так где ваша свiдомость? Свободные, где ваша свобода? Почему она заканчивается на первом же менте?

Открылась дверь.

– Добрий день…

Один, похоже, офицер, хотя и не старший – капитан. Второй то ли сержант, то ли как у них тут. Дело в том, что в Киеве восстановили старый порядок званий в милиции, а тут оставили тот, что ввели в четырнадцатом, и вся заказанная в Италии… что ли форма, сюда ушла.

– Вечер, – поправил я.

– Як се маете…

– Нормально живу.

Взгляд «сержанта» ощутимо потяжелел – то, что я не перешел на мову, было признаком враждебности. Мовой здесь опознавали своих и различали чужих, даже если говорили в итоге на русском.

– Мы присядем?

Этот, похоже, на конфликт решил не идти.

– Пожалуйста…

Офицер сел. Сержант остался стоять.

– Смотрим, дело открываете, вот, решили заехать…

…

– Из Киева?

На этот вопрос можно ответить.

– Да.

– А в администрации почему не зарегистрировались?

– Я ФОП открыл в Киеве, разве нужно при администрации регистрироваться?

Вообще-то было нужно. Тут была тонкая грань… дело было в том, что местные хоть формально и подчинялись украинским законам, по факту законы здесь были свои. ФОП – свидетельство на физическое лицо – предпринимателя – теоретически было действительно по всему Киеву, но по факту все территории давно собирали свои налоги. Просто делали это с разной степенью борзоты и жадности. В Днепропетровске эта жадность зашкаливала.

И регистрация в райадминистрации, или управе, как тут ее называют, как раз и нужна была, чтобы собирать местные сборы. На законно установленные налоги и их собираемость внимания мало обращали.

– Нужно.

– Зачем?

– Ты чо…

Капитан осадил рукой коллегу:

– Ну, как зачем? Вам защита нужна? Нужна. Порядок нужен. Все это денег стоит. Машинку вашу опять-таки в течение пяти дней надо зарегистрировать в мобуправлении при администрации.

– А не в военкомате?

Капитан понимающе улыбнулся.

– Ну, можете и в военкомате. Но не советую.

Ясно. И тут самостийность.

– И какие налоги?

– Ну, налоги вы сами заплатите, мы не налоговая. Мы контролируем местные сборы – сбор от оборота на благоустройство города, полтора процента на АТО, три – взнос в местный фонд помощи правоохранительным органам.

АТО давно уже нет, а налог есть…

– А налоговая ко мне придет?

– Ну, придет так придет. Но это вряд ли…

Я картинно вздохнул:

– Не дают покоя честному человеку. Налоговая придет – дай. Вы придете – дай. На АТО – дай. На правоохранительные органы – дай. Алекс придет – и ему дай.

Надо было видеть… как нехорошо ощерился этот капитан.

– Москалик еще один?

– Ну, не один.

– А не боишься?

– Попробуй!

Какое-то время мы мерили друг друга взглядами, потом капитан встал.

– Откуда вы только лезете…

– Из того же места…

– Ну, как знаешь. Тебе жить.

– И умирать – тоже.

– Во-во. И умирать… Тем более ты тут… легковоспламеняемый, так сказать.

Что-то сработало во мне… как перегоревшая лампочка хлопнула… с искрами. Бах – и все. В следующий момент я понял, что стою с пистолетом, и пистолет направлен точно в переносицу ретивому «правоохоронцу».

– Ты сильно не гни, сломаешь, – посоветовал я, – а этот склад и вовсе десятой дорогой обходи. Я по жизни ломом подпоясанный. Секешь?!

Капитан попятился, ища спиной выход…

Хохол прибыл не один, с разборной бригадой, которая каталась на «Богдане», с заниженной подвеской и в черноту тонированными стеклами. Ну, прямо девяностые форева. Сам Хохол был на том же широком[16], на каком он встречал меня.

– Выглядели как?

– Ну…

– Старший среднего роста, нос чуть длинноват. Младший – здоровый, под потолок, дерганый?

– Они.

– Бивис и Батхед, – уверенно заключил Хохол, – они, родные.

– Кто такие?

– Люди Сулимо. Начальника городской полиции. Они первыми приходят, пробивают, так сказать.

Я помолчал. Потом рассказал, что случилось. Поинтересовался:

– Борщанул?

– Ну, есть немного. Коммерс стволом в рожу тыкать не должен, могут за личное принять. Но мы разрулим.

…

– Ты не бери в голову. Этих тараканов давно проучить пора было. Здоровый – из Одессы. Как нажрется, так вещает, как он в Доме профсоюзов геройствовал. Врет… наверное.

Я почувствовал, как помимо моей воли руки сжимаются в кулаки.

– Он говорил про местные сборы. На АТО там.

– Проплачено за всех, не колотись. Ты платишь нам, мы дальше сами.

– Это как? – не понял я.

– Обычно, – пояснил Хохол, – ты не думай, тут люди умные сидят, им бабки нужны, а не головняки. Ты прикинь, что будет, если правоохоронцы и ветераны АТО будут ходить по русским и взимать эти самые сборы?

– Хреново будет.

– Это еще мягко сказано. А тут полный город всяких наблюдателей, иностранцев, дипломатов. Вот оно им надо – головняки. В итоге они собрали все значимые диаспоры и договорились: налоги собирают диаспоры. В данном случае – Алекс собирает, как от русской диаспоры. И тихо, без лишнего шума платит. Мы должны собрать определенную сумму-задание и перечислить на счета ОГА[17]. Сколько мы еще соберем – это наше дело. Но мы имеем право собирать только со своих и разбираемся тоже со своими. Сурен, например, с армян собирает, Жора – с евреев. И все довольны, все гогочут.

Зашибись. Открытый феодализм.

– Феодализм какой-то.

– Ага. Он самый. Только, поверь мне, это ты тут прилетел на пальцах с Киева и без разбора начал права качать. А я тут живу. Не первый год. И поверь – система умная. Даже справедливая. Если в Киеве менты со всех дерут, то тут каждый имеет дело с людьми своей национальности, понимает, что им потом вместе жить и друг за друга держаться. Так что межнациональных муток всяких тут меньше, чем на Донбассе, поверь мне. Умные люди систему делали. И делали, чтобы тут жить, а не чтобы все разнести к чертям.

– Постой, – сказал я, – если диаспоры сами налоги собирают, то кого этот… Сулимо окучивает?

– А ты не понял? Хохлов он окучивает. Украинцев…

Вот так вот…

Вашингтон, округ Колумбия.

Штаб-квартира ФБР.

12 июня 2019 года

…таким образом мы считаем, что действия агента Козака были правильными и обусловленными сложившейся обстановкой.

Председатель комиссии по ревизии служебной деятельности ФБР, дама темного цвета кожи лет этак пятидесяти (в ФБР, как и во всех государственных органах, были квоты на меньшинства, а работать тоже кому-то надо было, вот приходилось подыскивать такие вот места, заодно две позиции закрылось, женщина и чернокожая), осмотрела других членов комиссии – в основном это были инспектирующие агенты перед пенсией.

– Есть другие мнения?

Отрицательное покачивание голов.

– Что ж, в таком случае благодарю, агент Козак. Новое назначение вы получите в течение ближайших семи дней. Рекомендуем также обратиться к психологу ФБР за консультацией. Не пренебрегайте этим, агент Козак.

– Благодарю, мэм… – На эти слова Козак израсходовал почти все свое терпение.

Он вышел в коридор. Попрощался за руку со своим адвокатом, адвокат был настоящий, пусть и с допуском к государственной тайне. Он еще не решил, будет ли продолжать работать на ФБР или уйдет.

– Мистер Козак?

Он повернулся. Перед ним стояла невысокая рыжая дамочка, чем-то похожая на Дану Скалли из знаменитых «Секретных материалов» – сериала, по сути определившего новый облик агента ФБР после старомодного образа парней в шляпах времен еще Директора[18].

– Да, мэм.

Он заметил карточку на груди – посетитель.

– У вас есть пара часов свободного времени?

– Возможно.

Женщина понизила голос:

– В таком случае вы сейчас тихо выйдете из здания, пойдете в направлении пятидесятой улицы. Выйдя на нее, идите направо, в сторону Мэдисон-драйв. Вас подберут, черный «Линкольн». Все поняли?

Козак прищурился:

– Все, кроме одного. Зачем мне это?

– Хотите узнать, что произошло с вашим напарником?

– Я и так знаю. Его убили.

– Хотите знать кто?

– Вы это знаете?

– Возможно…

– В таком случае почему бы мне не арестовать вас прямо сейчас?

Женщина улыбнулась, но нехорошо, понимающе и как-то тускло.

– По трем причинам. Первая – вы отстранены от работы и не можете производить аресты, у вас даже оружия нет. Вторая – ваше новое назначение может быть и на Анкоридж, штат Аляска. Третье – вам просил передать привет капитан Коллинз, помните еще такого?

– Он работает с вами?

Та же самая улыбка, тусклая и неискренняя.

– Вы слишком много задаете вопросов. Идите…

«Линкольн» с красными и синими огнями под капотом включил сигнализацию и остановился посреди улицы. Вышли двое, один остался возле машины, второй подошел к нему, достал небольшой металлоискатель.

– Сэр…

Козак поднял руки. Пистолета у него и впрямь не было сегодня – редкость в его жизни, но это бы-ло так.

– Прошу…

В машине работал кондиционер, разгоняя нестерпимую вашингтонскую летнюю жару, и на сиденье, которое будет слишком большим даже для игрока в американский футбол, сидел невысокий, лет шестидесяти человек. Типичного вида политик, но политики не ездят на таких машинах…

– Рад видеть вас, агент Козак.

– Для начала – кто вы?

Человек протянул две карточки – одна из них была Козаку знакома, это был пропуск в Пентагон. Вторая, судя по всему, была пропуском в Белый дом. Странно, но ни на одной из них не было ни имени, ни фотографии.

– Это не ответ.

– Ну, последние двадцать лет меня зовут Билл Уолшо. А как звали до этого, я позабыл. Кстати, как поживает мистер Стефанич?

Альберт Стефанич был заместителем директора ФБР, ответственным за борьбу с терроризмом.

– Не имею ни малейшего представления. Полагаю, что и вы тоже его не знаете, верно?

– Ну, почему же? Крайний раз мы виделись с ним во время рыбалки на пристани Кейп-Кода несколько дней назад.

– Возвращаюсь к тому же самому вопросу – кто вы?

Человек улыбнулся.

– Мне нравится ваш подход.

– Я – агент ФБР. Вы – человек из «Линкольна» с мигалками под капотом. Эти мигалки можно купить за шестьсот долларов.

– Согласен. – Человек достал планшетник, на нем виднелась голограмма, подтверждающая уровень криптографической защиты. – Если вы смогли раскусить меня, полагаю, мне следует оказать ответную любезность вам. Габриэль, или Гавриил, Козак, тридцать шесть лет, штаб-сержант морской пехоты США в отставке. Родился в Бостоне, но родители переехали туда из Сан-Франциско, где до сих пор обитает старшее поколение семьи. Отец – успешный предприниматель, немало вложил в местные стартапы, в результате чего его состояние по данным налоговой службы составляет чуть менее пятидесяти миллионов долларов. Мать – успешный врач-хирург. Две сестры, Марина и Люси. Обе пошли по материнской стезе и стали врачами, однако вы почему-то не пошли по стезе отца и присоединились к морской пехоте США. Участвовали в операции «Свобода Ираку», две командировки в самые опасные районы так называемого «стального треугольника». По отзывам непосредственных командиров, инициативный, храбрый, хладнокровный, умеет находить контакты с местным населением. За эль-Фаллуджу вы получили Бронзовую звезду. После вывода из Ирака вы отказались идти в офицерскую школу, вместо этого прошли курсы выживания в экстремальных условиях, снайперов и легких водолазов, после чего получили квалификацию «оператора критических ситуаций», переведены в силы немедленного реагирования морской пехоты. Еще один тур в Афганистан, участие в специальных операциях на территории Ливии, Нигерии, Анголы, Ирака. В Ираке охраняли и готовили к эвакуации американское посольство. По результатам этой операции снова отклонили предложение пройти дополнительное обучение и стать офицером. Потом была Украина, верно?

– Информацию о моей службе вы взяли там, где не имели права ее брать.

– Перестаньте, мистер Козак. Если мне будет нужно, я узнаю, сколько раз вы писались в детстве. Мне интересно, почему вы так упорно не хотите стать офицером? Боитесь ответственности?

…

– В любом случае это ваше дело. Как и то, почему вы пошли в ФБР. Кстати, мне все-таки интересно, а почему ФБР? С вашей квалификацией вас могли бы взять… ах, да… Утеря доверия… Верно?

…

– Как насчет того, чтобы его вернуть?

– Мистер, – сказал Козак, – кто вы?

– Мое имя я вам уже назвал. Оно подлинное, по крайней мере, жалованье мне платят на это имя. В настоящее время я являюсь координатором группы JSOC-Ukraine. Когда-нибудь слышали?

– Мы работали на нее.

– Да… те дела в Киеве. Я изучал материалы расследования. Осел из ЦРУ взял все в свои руки, и русские получили два грузовика с совершенно секретной аппаратурой слежения и прослушивания, в результате чего была скомпрометирована часть программы «Весна», а русские продвинулись на несколько лет вперед в разработке собственной аппаратуры слежения. Кто-то должен был за это ответить, и ответил не командовавший на месте ублюдок, а несколько ни в чем не повинных морпехов. Как, кстати, ваш напарник… Канада, насколько я помню…

Козак подавил гнев.

– Мистер, два года назад я бы купился на все на это. Тогда я носил форму и говорил: есть, сэр, какое бы дерьмо мне ни предлагали. Но не сейчас. Есть один парень… точнее… был. Знаете, что было в самом начале, когда я пришел в ФБР и меня определили к нему? Он предложил мне выпить кофе… эй, парень, давай попьем кофейку. От этого кофейка меня потом долго несло… с толчка не слезал. Знаете, в чем был смысл этого?

…

– Не верь никому. И хорошо, если этот урок ты получаешь сидя на толчке, а не лежа в гробу на Арлингтонском кладбище.

– Собственно, меня это в вас и заинтересовало, – сказал хозяин «Линкольна», – вы прошли школу оперативника и следователя по уголовным преступлениям у Дюбуа. А это не самая плохая школа. И при этом у вас есть сразу несколько армейских курсов выживания, вы подготовленный морской пехотинец, умеющий выживать в самых экстремальных условиях. Почти Джеймс Бонд.

– Джеймс Бонд не протянул бы и месяца в Кандагаре.

– Как вам угодно. Итак?

– Сэр, я бы хотел узнать, в чем будет заключаться моя миссия?

– Для начала вы должны согласиться.

– Не зная, на что?

– Разве вас не учили выполнять любые приказы?

– Знаете, мистер…

– Знаю. – Голос человека из «Линкольна» посуровел. – Вы, похоже, не понимаете, что я не просто так сделал вам это предложение. Для меня гораздо проще было бы оставить вас наедине с голодными львами из комиссии. У вас черная метка в деле – забыли?

…

– Миссия на Украину. Собственно, потому нам и нужен не обычный следователь, а морпех. А вы, к тому же, говорите по-русски.

– Цель миссии?

– Если говорить общими словами, провести ревизию.

– Ревизию, сэр?

Человек улыбнулся.

– У вас это называется «следственные действия». Мы в разведке предпочитаем слово «ревизия». Мы бюрократы.

– В чем суть вопроса?

– Для начала вы должны сказать «да».

…

– Ну же. Вы понимаете, что то, что произошло с вашим напарником, и та история в аэропорту тесно связаны. И вы не могли не вспомнить, что мы поставляли на Украину винтовки пятидесятого калибра, чтобы они могли отбиваться от русской бронетехники. Возможно, одна из этих винтовок всплыла в Штатах.

– И поставляло их ЦРУ.

– Да. Как и в восьмидесятые мы помогали афганским моджахедам, потому что нам это было выгодно. Вчерашние друзья часто становятся врагами. Да или нет?

…

– Итак?

– Да. И пошло оно все…

Полковник Джей Берч, отставной командир Crisis Reaction Team, спецназа морской пехоты, предназначенного для немедленного реагирования в случаях, когда надо вести бой с целым городом или, по крайней мере, с его половиной, согласился встретиться с ним в ресторане «Ливанская таверна», расположенном рядом с Пентагоном. Это было обычное место встречи для отставных и действующих военных, и, когда Козак добрался туда, ему пришлось потратить несколько минут, отвечая на приветствия и игнорируя кислые взгляды остальных. Корпус морской пехоты всегда был парией, потому что у них были собственные ВВС и ВМФ, и в Пентагоне их недолюбливали.

Полковник Берч появился точь-в-точь в назначенное время – сухой как щепка, с намертво въевшимся в кожу афганским загаром, в темных очках и с папкой под рукой. Передвигался он нормально, протез был почти не заметен.

– Сэр…

– Нормально, сиди… – Полковник плюхнулся на стул. – Мы уже переросли все это. Давай посмотрим, что тут можно заказать.

Козак заказал шаурму. Полковник остановился на фалафеле.

– Слышал, ты стал федеральным агентом.

– Есть такое, сэр!

– Группа освобождения заложников?

– Нет, сэр. Следователь, отдел по борьбе с терроризмом.

Полковник внимательно посмотрел на него, сняв очки.

– Не могу представить любого из золотой[19] группы федом.

Козак усмехнулся.

– Да и вы не слишком-то похожи на бюрократа, сэр.

– А на кого же я похож?

– Скорее, на старого пирата, нацепившего костюм, сэр.

Полковник не обиделся.

– Что есть, то есть. Чувствую себя порой полным идиотом. Меня приглашают в кабинет и спрашивают, что я думаю о той или иной вещи. Я начинаю говорить, и вдруг до меня доходит, что они меня не понимают. Совсем.

– Ясно, сэр… Слышал, собираются принимать на вооружение новую боевую винтовку?