Урановая вахта

– Так вот ты почему такой счастливый! – сообразили товарищи.

– Я всегда такой, – возразил геолог, – когда с друзьями.

Он получил в автомате пакет с дегидрогеназой, потом самостоятельно высушил дрожжи, произвел фракционирование и выделил конечный продукт. В этом кафе было принято готовить себе напиток, не прибегая к помощи роботов. Трудились тут такие бестолковые развалюхи, что доверять им было рискованно. Единственную культуру, которую они умели соорудить без вопиющих нарушений технологии – руссулу деколоранс, да и то на жидкой питательной среде. Нативный раствор от культуральной жидкости они отделяли с таким тупым тщанием, будто имели дело с золотистым стафилококком экстра-пробы.

– И это правильно. Только ты сильно рискуешь, Фобос со дня на день рассыплется. Ты упадешь на наши головы, друг, и даже добрая доза не спасет тебя…

– Да что вы меня хороните, шаоняни?

Все знали, что Фобос движется не по круговой орбите, а по очень пологой спирали. Еще до начала его эксплуатации он снижался со скоростью микроба – на два метра за один век. Оставайся все так и дальше, спутник упал бы на Марс только через пятнадцать миллионов лет. Впрочем, приливные силы взорвали бы его раньше, миллионов за десять до гипотетического падения…

Но в 26-м веке, когда Фобос превратился в главный источник урана для довольно архаичной энергетики Марса, орбита его стала много круче. Шесть лет назад она пересекла границу Роше (за которой его, в теории, должны порвать приливные силы). Но не такие в «Недрах» подвизаются кретины, чтобы просто так отдать источник субсидий. Напряжения в теле Фобоса удалось снять грамотным бурением скважин в самых «тонких» местах спутника. При этом все на планете, кроме геофизиков холдинга, были уверены, что этот летающий камень непременно (скорее всего на днях) лопнет и обрушится на Марс метеорным ливнем.

– На Фобосе все спокойно! – авторитетно заявил Клим в тысячный раз.

– Ну-ну, – таким был всегдашний ответ знатоков из народа.

Если бы не помощь правительства – существовала даже особая статья расходов, – арендатор спутника уже давно прекратил бы добычу сырья. Зачем рисковать жизнями персонала и оборудованием? Это же астрономические убытки в случае катастрофы! Причем не только для «Недр», но и для тех, кто случайно очутится под обломками. Вот и вышел простой «симбиоз» – вы нам деньги, а мы вам устойчивость Фобоса.

Клим не особо усердствовал, растолковывая друзьям и родственникам эти тонкости, вот его и считали едва ли не смертником, поражаясь его безоглядному «героизму».

«Надо бы сходить к отцу, – порой думал геолог. – В крайнем случае свяжемся по Сети, как обычно. Вот вернусь, и отметим нашу пятую годовщину… Юбилей».

Первое марта началось для него с предвкушения полета к спутнику, намеченного по обыкновению на полдень, когда проще всего визуально отслеживать положение Фобоса. Утром Клим легко распрощался с домочадцами, выслушав их замогильные шутки. Затем он упаковал в дорожную сумку запас личных вещей, кремов и лекарств, сложил персональную кювету с культурой стволовых клеток на случай травмы и отправился в оранжерею. Была у него такая традиция – брать с собой на смену небольшую, в пределах дозволенного веса репу.

В оранжерее, пребывавшей в давнем и прочном запустении, Климу нравилось. Несмотря на лишай на стенах, сухие коряги вдоль грязных тропинок и опасность подхватить какой-нибудь модифицированный вирус. И ее смотритель, старый ботаник Мартын благоволил к посетителю, припасая для него самый симпатичный корнеплод. Клим пролез сквозь ржавый, пораженный грибком шлюз, над которым уже столетия висела потрескавшаяся пластиковая вывеска «Парк Тяньтань», и очутился в царстве растений.

Когда-то, по словам Мартына, тут любили собираться самодеятельные музыканты и каллиграфы, игроки в го и певцы, но эти времена давно миновали – мода на парковый досуг прошла.

Большую часть оранжереи занимала гидропонная плантация. По краям высота потолка не превышала трех метров, зато к центру она достигала всех десяти, чтобы даже самые дюжие древесные могли расти свободно. Тут и пальмы имелись, неведомых Климу пород, только плоды у них получались горькими.

– Утро зеленое да мокрое, дружище, – обратился геолог к старому ботанику. Тот укрылся за пленкой из прозрачного пластика и колдовал над ростком с желтыми листьями, приживляя его к стволу папоротника. Когда-то совершенно чернокожий, Мартын после контакта с бактериями-мутантами обзавелся розовыми проплешинами на руках и лице (а может, и на всем теле). Такая расцветка помогала ему сливаться с местным ландшафтом не хуже древесного червя.

Главным предметом в захламленной времянке ботаника был трехъярусный стеллаж, целиком уставленный пластиковыми вегетационными лотками. В них кустились в специальных горшочках, под искусственным освещением самые разные растения. Под стеллажом стояли рассадный блок и бак с питательным раствором, вечно подтекающий.

По другую сторону дорожки, в метре от пленочной завесы, стоял покосившийся лоток с разложенными на нем плодами. Они были откровенно плохи, но даже среди этих поеденных паразитами овощей и фруктов можно было отыскать не один грамм здоровой биомассы. Мартын брал за нее буквально гроши, и полиция закрывала глаза на такое «расхищение» муниципального достояния. Рестораны «диетического» питания, когда-то приверженные такой пище, сейчас предпочитали имитировать ее более модными веществами и микроорганизмами.

– Сейчас, Клим! – откликнулся ботаник. – Прогуляйся пока. Черных дрожжей вот только подсыплю для роста.

Будучи хоть и заброшенной властями, гидропонная плантация тем не менее выполняла в Гюйгенсе важную функцию. Мало кто догадывался, что она активно помогает в естественной очистке воздуха от смертоносных антропогенных токсинов. Мартын заботливо следил за сохранностью разных фильтров и абсорбентов. В почву он подсыпал удобрения и сухие остатки жизнедеятельности людей. Запах, однако, тут стоял терпимый. Его нейтрализации серьезно помогали многочисленные, выведенные в лабораториях микробы, черви, грибки, жуки и клещи. Заодно они рыхлили почву, измельчали мертвую древесину и выполняли еще множество полезных дел.

В самой середине оранжереи цвели фруктовые деревья, по ее краям вызревали злаки и овощи, но главное – среди пальм имелось настоящее озеро с карпами и раками. Клим посидел на пластиковой скамье у среза воды, послушал мирное гудение прижившихся в безопасности робомух. Некоторые из них сошли с электронного ума и занимались опылением, летая с куста на куст и топча цветы. В ответ на это венерины мухоловки тоже перестроились и наловчились переваривать металлопластиковых «насекомых» с таким же успехом, как настоящих.

Часть растений жадно тянула к посетителю узловатые ветви, но геолог знал, что его не съедят. Мартын однажды поведал ему, что пересаживает гены животных растениям, чтобы повысить их урожайность и отвадить паразитов. Результаты опытов пока не слишком впечатляли. Возился ботаник и с марсианскими бактериями, прикипевшими к химическим реакциям типа окисления железа. Теперь оставлять в оранжерее что-либо металлическое не рекомендовалось.

Утреннего полива Клим избежал, скрывшись от него в обратном направлении к шлюзу. Ботаник как раз закончил возню с ростком и шарил в глубоком поддоне, откуда и достал в конце концов нежно-желтый корнеплод. Тот был чист и терпко благоухал.

– Опять модифицировал генами? Что-то подозрительно хорош, – насторожился Клим. – И пахнет нехарактерно.

– Я его спиртом отмыл.

Геолог перевел с дебетки два юаня на счет Мартына и выразил восхищение идеальными формами репы. Даже хвостик у нее не просто безвольно свисал, а бодро закручивался спиралью. Коллеги на Фобосе, и в первую голову Ноэль, будут посрамлены. Клим еще какое-то время поучаствовал в ботаническом диалоге, посоветовал Мартыну привить лианам гены песчаного червя (чтобы они душили нежеланных гостей) и отбыл к станции монорельса.

Путь его лежал на стартовый комплекс, сооруженный на краю долины Маринера, в сорока километрах от Офира. Вагоны в этот час позднего утра были почти пусты, мча Клима мимо заводов по переработке разных полезных ископаемых, подземного льда, гидратов солей и прочей нужной человеку химии. Поскольку работали они в автоматическом режиме, людей тут практически не было – только сменные техники, инженеры по качеству и тому подобный люд. Стартовый комплекс находился между последним предприятием на этой ветке монорельса и одной из двух атомных станций (та, впрочем, была удалена на безопасное расстояние и заглублена на 500 метров в грунт).

Палм на боку Клима пискнул, и в среднем ухе геолога раздался сварливый голос отца:

– Ну, и где ты? Почему я тебя не вижу?

Не разворачивая экран, Клим отозвался движением связок:

– Позвони через месяц, я отбываю на вахту.

– Опять! О матери забыл! Ты давно у могильщиков был, поторапливал с памятником? Уже пять месяцев информацию собирают.

– Ну, к годовщине-то успеют…

– С Венеркой приходи. – В голосе старика послышалась теплота. Девчонка сразу понравилась Сергею, который увидел в ней, кажется, незаурядный эротический потенциал. На ее ужимки он отвечал древними как Марс сальностями, но те лишь смешили Венеру. Особенно ей нравилась его новая органо-пластиковая кожа (оплаченная пенсионным фондом). Три искусственных ноги старика тоже веселили девушку.

Через десять минут Клим прибыл на нужную станцию и поднялся в грузовом лифте на поверхность Марса. В котловане с наклонно уложенной взлетной полосой уже вовсю кипела предстартовая работа механизмов. Заправочно-дренажная мачта гудела от внутреннего напряжения, монтажные роботы подцепляли агрегат экстренной эвакуации. А колонна пневмогидросвязи и сам челнок подверглись целому нашествию диагностических механизмов. В закрытом от пыли котловане было очень светло.

Вскоре прибыли и другие вахтовики – геотехник Марсино Канетти (крупный негроид с зачатками брюшка), археолог Ноэль Габо (общительный коротышка с космическим самомнением) и спец по системам жизнеобеспечения Роман Чжанг – обычный желтый парень. Еще пару лет назад на вахту вербовали также повара и врача в одном лице. Но умная голова в «Азефе» решила, что ребята сами справятся с разморозкой пищевых брикетов (а уж автоматический хирург и зивокс от всего вылечат), и должность упразднили.

Команда обменялась сдержанными приветствиями – суетиться перед началом вахты считалось дурным тоном.

– Ну, братья во Христе! – бодро воскликнул пилот. Он придирчиво следил за наполнением грузового модуля челнока. – Готовы? Эй, смотри, куда суешь! – осадил он ретивого робота, который попытался пристроить кислородный баллон прямо на гладкую макушку химического радиатора. В шлюзе возникла скоротечная пробка из блоков воздухоснабжения, водоочистки, ящиков с продуктами и средствами защиты.

Диагносты тем временем отцепились от стыковочного модуля, на минуту облепили боковой (резервный) узел и тут же переметнулись, семеня суставчатыми лапами, к открытому модулю жизнеобеспечения. Раздался истошный писк, затем роботы вывалились из модуля с наколотыми на манипуляторы крысами.

– Скорей бы, – пробасил Канетти. – Долго еще, шеф?

– Ты же не хочешь окочуриться в вакууме? Потерпи, брат!

Клим подумал, что еще никогда не видел, как разворачивается, будто диафрагма древней фотокамеры, круговой клапан над макушкой челнока. В это время он всегда лежал пристегнутым к противоперегрузочному креслу. Где-то за горизонтом, в 6000 километрах выше, с запада на восток сейчас мчался Фобос, приближаясь к точке встречи с челноком.

Чжанг принялся делиться с коллегами, как скучно ему жилось на Марсе, каждодневно торча в симуляторах и отрабатывая нештатные ситуации. Рассказ его сопровождался сочувственными репликами – все четверо уже плохо представляли себе безвылазную жизнь на планете. Клим помалкивал, не зная, как донести до товарищей назревшее решение покончить с опасными вахтами. Скорее всего, после месяца в невесомости, вдали от марсианских развлечений смириться с таким выбором будет проще.

Скоро диагностика челнока была закончена, и команда погрузилась в модуль. Последним влез пилот, задраил люк и слился с автоматикой, нацепив на себя ворох датчиков. Так он напрямую, контактным способом соединился с бортовым компьютером. Геолог с содроганием представил, как его тело разгоняется и лавирует в каменном поясе, а вокруг вакуум… Нет уж, лучше запаковаться в скафандр и ограничиться нормальными человеческими ощущениями. Он включил обзорный канал, чтобы поглядеть на Марс с высоты.

Пятна света в ангаре сдвинулись, мелькнули косолапые фермы, отваливаясь от туши челнока, и корабль вырвался в узкое отверстие клапана на свободу. Резкие черные тени, разбавленные красноватыми всполохами острых скал, полоснули по глазам. Справа разверзлась пропасть Копратес, а слева развернулась плоская (с высоты) долина Маринера, изрытая оспинами древних открытых выработок. И тотчас восходящее Солнце выпрыгнуло из-за корявого среза горизонта, растекшись по экрану мелким желтком с розовой каемкой.

10-й день сезона Юйшуй, Фобос

Тяготение прижало Клима к креслу. Оранжевый горизонт скруглился и стёк вниз, уступая место крапчатой черноте космоса. Начинался первый опасный участок пути – пояс мелких астероидов и старых спутников, так называемая Третья санитарная орбита. Включилась лазерная защита, чтобы мгновенно расстрелять любое опасное для челнока тело. Избежать маневрирования, как обычно, не удалось. Ускорение пару раз дернуло кресло Клима, затем вдруг включились боковые ионные двигатели, переводя корабль на «горизонтальный» полет.

– Неполадки в системе ориентации! – вскричал внезапно пилот по внутренней связи, дергая челнок. – Держись!

Корабль тряхнуло, кресло попыталось вырваться из-под Клима, но ремни удержали строптивца на месте. Челнок развернуло, на экране перед геологом показался край огромного Фобоса, стремительно нагонявшего скорлупку с людьми на борту. Если их вынесет на встречу со спутником, никому не поздоровится – относительная скорость никак не меньше ста метров в секунду.

– Отворачивай! – не выдержал Чжанг. Ему еще не приходилось участвовать в орбитальных передрягах, типичных для санитарной зоны. Но и Клим не припоминал, чтобы в челнок ударял крупный обломок, способный хоть что-то повредить.

– Диагност, – напряженно сказал пилот. – Это он застрял в блоке ориентации. Сломался, уродец! Поторопились мы, братья. Всем надеть спасательные скафандры, сейчас тут будет вакуум. – Сам он по уставу обязан был весь полет провести в герметичном костюме, способном поддерживать его жизнь не меньше часа.

– Почему? – одновременно заорали пассажиры.

– Кто из вас обучен работать в космосе?

– Клим, выполняй его команды! – приказал Канетти (он был старшим смены).

– Мы все обучены, йопт!

– Давай-давай, это приказ.

Геолог заметил, что он один еще не застегнул скафандр, и поспешил сделать это. Все четверо болтались в креслах, пристегнутые к ним ремнями. Челнок по-прежнему мотало, поскольку пилот, несмотря на противодействие извне, старался выровнять его и отвести от траектории столкновения с Фобосом.

– Готовы, братья? Задержали дыхание!

Шлюз автоматически разгерметизировался, и вся масса воздуха одним веселым хлопком испарилась в забортном вакууме. Клим отклеился от кресла, нащупал рядом с люком карабин страховочного фала и закрепил его на поясе.

– Видишь паука? Вцепился в боковое сопло, гад!

Геолог наполовину высунулся из ремонтного люка, выходившего в узкий зазор между грузовым отсеком и модулем жизнеобеспечения. Тут крепились две штанги с боковыми ионными двигателями. Один из диагностических роботов, почему-то не покинувший корабль по команде пилота перед стартом, сейчас выбрался из какой-то щели и ухитрился заблокировать суставчатыми ножками вращение сразу обеих штанг.

В зазор между модулями, сквозь неуправляемое вращение челнока, мелькнула громада спутника и несколько ярких точек мусора, блестевших отраженным светом Солнца.

– Отцепляй, брат! – взревел пилот. – Через пять минут врежемся!

Клим, победив головокружение, оттолкнулся от края люка и рывком преодолел полтора метра вакуума. Магнитные подошвы притянулись к поверхности модуля жизнеобеспечения, но он отклеил их и развернулся. Удар ботинка оторвал тельце диагноста от штанги, оно скользнуло по травленой шкуре челнока и беззвучно уплыло прочь. Но осталась одна титановая лапа.

Пилот включил ориентацию. По обеим сторонам от Клима вспухли плазменные бутоны, разом погасившие вращение. Но он их, конечно, не увидел, а догадался по низкой дрожи, пробившей челнок. Мимо шлема проплыла развороченная лапа диагноста, геолог схватил ее и стал перебирать фал, затягивая себя в модуль. Через несколько секунд он уже задраил люк и слушал шипение воздуха, наполнявшего кабину.

– Вовремя, – проворчал пилот. Челнок упруго ускорился, ложась на параллельный Фобосу путь.

– Отлично сработано, Клим, – сдержанно высказался Марсино. На лбу у него заметны были крупные капли пота, однако голос звучал ровно.

– Что, все нормально? – недоверчиво спросил Чжанг.

Ноэль же привычно хмыкнул, но геолог видел, как бледна его желтая физиономия за пластиком скафандра.

Санитарная орбита осталась позади, а сверху на челнок уже наползла колоссальная туша Фобоса. Это с поверхности Марса он представляется всего лишь безобидной звездочкой. А тут, в получасе лета от него, все его двадцать километров в поперечнике с жутким кратером Стикни посередине вызывают первобытную дрожь, словно доставшуюся в наследство от первых астронавтов. Черный провал кратера зиял, будто пасть могучего безногого зверя – хотя и пробитого глубинными ранами-шахтами, но еще живого.

Край Фобоса неумолимо отсек от корабля Солнце. Челнок медленно погрузился во мрак Стикни.

– Всем оставаться на местах, братья мои! – бодро скомандовал пилот, снимая с тела присоски и выдергивая из мозга штекера прямой связи. Его безухий череп весело поблескивал в свете приборной панели. – До полной остановки транспортного средства. – Клим давно знал, что вживление портов в мозги заметно меняет человека, поэтому странности пилота его не удивляли.

В дело вступила автоматика стыковки, поэтому пилот и отключился от системы управления. Челнок не должен дергаться в такой ответственный момент. Через несколько минут плавного движения штырь стыковочного узла мягко вошел в приемный конус станции «Фобос», с шипением выровнялось давление, и внутренний переход на спутник был готов.

– До́ма! – потянулся здоровяк Канетти, хрустя креслом.

Пассажиры по очереди выплыли в переходный тамбур, затем в скругленный коридор станции. Прежняя вахта ожидала их в кают-компании.

– Привет, смертники! – раздались радостные голоса.

Вахтовики, естественно, успели стосковаться по семьям и марсианскому шику, Клим и сам испытывал подобное нетерпение, ожидая челнока с новой сменой. Правда, на второй же день жизни внизу ему вновь хотелось на Фобос, а суставы, нывшие от перегрузки, вообще мечтали обратно с первой же секунды гравитации.

– Видали по головизору, что Фобос через неделю лопнет?

– Старые замогильные шутки, – добродушно ухмыльнулся Канетти. – Как я их люблю, ребята.

– Мы еще вас дождемся, самоубийцы, – холодно прищурился Ноэль.

– Припасы-то привезли? А то мы подчистую склад уделали.

– Чжанг, у вас кабель связи с шахтой 17 барахлит…

– Так починил бы, Марс всемогущий! «У вас»! Целый месяц чем занимался?

– Новая шахта на подходе, старая почти выбрана… Проверь расчетную точку, Марсино.

– Эй, Габо, я тут маленького зеленого человечка замариновал, так ты уж не побереги его, не потроши сразу.

– Забирай его к богу войны, брат во Будде.

– Если кто-то хоть что-то сломал, клянусь освободить этого робота ЕЦСС, – пригрозил Чжанг и незлобиво пнул потертый аппарат в бок (держась за поручень, чтобы не отлететь в сторону – тяготение-то на Фобосе было микроскопическим).

– А он уже и так в порядке.

– Врешь?

– Эй, парни, мы тут пушку на свободные поселения направили. Ютан, Урк и Гастр. Из Кайзера прислали депешу: «Готовим ответный подарочек».

Это было давней и почти неприкрытой мечтой признанного Землей правительства Марса – сбрасывать отходы уранового производства на независимые города планеты, чтобы хоть в чем-то досадить им. Не получается совладать политически, так хоть мусором с орбиты забросать. Но вряд ли такие действия можно было назвать разумными, поскольку Кайзер (ведущее поселение среди неподконтрольных правительству, расположенное в склоне одноименного кратера) имел обширную агентурную сеть в марсианских городах и средства биологической войны. Потому, собственно, с Кайзером в открытую и не связывались.

– Умно поступили, что только Утопию замусориваете. Ладно, спасибо за идею, к вашему приезду мы Ноахис тоже окучим, – снизошел до шутки суровый Канетти.

Робот ЕЦСС привычно моргал диодом. Чжанг осторожно, под смешки коллег заглянул ему за «спину». Лет десять назад состоялось очередное, плановое освящение станции Единой Церковью, и тот визит оставил после себя новенького робота – сборщика пожертвований. Все эти годы робот тихо стоял в кают-компании, привязанный к ножке стеллажа, и запитывался прямо от сети (церковники сэкономили на аккумуляторе). Но парни из «Азефа» – не такие идиоты, чтобы так просто отчислять собственные трудовые юани чужому богу.

– Я знал, что малышу не нужны наши карты, – хмыкнул Роман.

В первый же месяц после появления этого робота кто-то прилепил ему на сенсор пустую дебетку (выворотил из неисправного палма, не иначе). С той поры всем довольный механизм непрерывно снимал с нее ноль юаней каждую минуту и прилежно отсылал их на Марс, на счет Церкви. Наверняка святые отцы ЕЦСС догадались о проделке азефовцев, но пронять руководство компании им не удалось, а «карательная» инспекция вышла бы пустой тратой средств. Им оставалось только втихаря (секретным письмом) проклясть вахтовиков станции «Фобос». Проявленный публично, этот жест вызвал бы в обществе негативный резонанс.

А поскольку на станции работали сплошь буддисты, то о проклятии христиан они могли смело забыть.

Следующий час после прибытия новой смены ушел на ознакомление с обстановкой и официальный прием вахты. Ближе к вечеру, когда спутник уже клонился к востоку, собираясь скрыться в тени Марса, Клим наконец смог разложить вещи по шкафчикам и обесточить панорамные обои с видами Марса. Затем он повалялся на койке, принюхиваясь к полузабытым запахам станции и прислушиваясь к ровному, на грани восприятия гулу подстанции и систем жизнеобеспечения. Это были последние минуты в подлинной невесомости. А потом пришлось напяливать специальные ботинки и комбинезон с амортизаторами, заменяющими поле тяготения. Иначе по возвращении на Марс растянешься прямо в челноке.

Клим проверил настройки «домашнего» робота и отправился в кают-компанию.

Несмотря на то, что наезжало сюда всего четыре сотрудника «Азефа», станция занимала значительную часть дна кратера Стикни. Четыреста лет назад, когда ее строили, тогдашний арендатор всерьез рассчитывал обогатиться на разработке урана. Но сооружение атомных станций на Марсе быстро заглохло. Только две и успели запустить – в Офире и Меласе. Современные энергетики предпочитали термоядерные источники, они безопаснее в эксплуатации и не требуют особого топлива, к тому же не производят бесполезных отходов.

Так и вышло, что многие когда-то жилые отсеки «Фобоса» простаивали без всякой поддержки. Ни воздух, ни тепло туда не подавались, а шлюзы, ведущие к ним, были наглухо задраены. Смена занимала только один 10-каютный отсек, ближайший к складу бурильного оборудования и роботов, стыковочному ангару, диспетчерской, подстанции и отсеку воздушных и водных смесей. Все необходимое уместилось на пяти тысячах квадратных метров полезных площадей. Остальные пятьдесят представляли собой мертвое (вот уже триста лет) пространство, чужеродную каверну в теле спутника. С момента постройки станции, впрочем, число таких каверн непрерывно росло. Сначала бессистемно, а затем в соответствии с расчетом напряжений в структуре Фобоса.

В гостиной висел только Ноэль. Он завел музыкальный автомат (сугубая классика) и покачивался возле резервного терминала связи с выработками, просматривая срезы шахтных стен и образцы камня.

– Хоть бы уж в самом деле найти зеленых человечков, – угрюмо сообщил он.

– Так тебя надули, что ли? Никто на заспиртован? Вот гады!

Клим облетел помещение, заново «знакомясь» с портретами славных личностей прошлого и десятками безделушек, оставшихся от бесчисленных вахт – обломками буров, диковинными экспериментальными роботами… Имелись тут и самодельные, но оттого не менее трогательные фигурки реголитовых Будд. Клим пристроил на свободное место покореженную лапу диагностического робота, предварительно нацепив на нее магнитную присоску. Такие присоски прочно удерживали все это добро на стенах.