Обжора-хохотун

– Дырку над тобой в небе, отличный фокус! – сказал я. – Мне бы он очень пригодился. Девчонкам такие штуки нравятся. Научишь?

В другое время Бугаги послал бы меня подальше. Дружба дружбой, бутылка бутылкой, а обучение магическим приемам лица, не принадлежащего к Ордену – это уже серьезное преступление. Застукай нас кто за таким занятием, тут, пожалуй, и деньги Удубана-старшего не помогли бы виновнику избежать долгого заключения – не в Холоми, так в подвалах Иафаха, где, по слухам, гораздо менее комфортно. Бугаги уж на что был балбес, а хорошо это понимал – в отличие от меня. Я-то наивно полагал, что моему приятелю еще и не такое с рук сойдет, а то бы, пожалуй, не стал втягивать его в неприятности.

Но так уж вышло, что я выбрал самый благоприятный момент. Подвыпивший Бугаги только что лишился внимания большой аудитории, запил эту беду полным стаканом крепкого муримахского вина и теперь был готов на все, лишь бы не лишиться единственного благодарного зрителя.

– Это большой секрет, – его шепот был по-прежнему слышен во всем зале и хорошо, если не на улице. – Орден очень дорожит этой тайной! Поэтому, если ты хочешь научиться, придется заказать еще две бутылки. А лучше шесть – вряд ли у тебя с первого раза получится.

Я мысленно пересчитал свою наличность и твердо сказал:

– Три бутылки, Бугаги. На большее у меня горстей не хватит.

– Три? – Разочарованно переспросил мой первый учитель магии. Помолчал, подумал, окинул взглядом зал, убедился, что более выгодных предложений в ближайшее время не поступит, и отчаянно махнул рукой. – Ладно, три, так три. Но если с двух попыток не научишься, сам виноват.

– Почему с двух? С трех.

– Первую бутылку я открою сам. Должен же ты еще раз поглядеть, как это делается.

– Ладно, – согласился я. – Погляжу.

Бутылки прибыли. Бугаги немного потянул время, явно надеясь снова собрать публику, однако посетители «Бешеного скелета» не собирались заново отрывать задницы от стульев ради детского фокуса. Бугаги вздохнул, неохотно смиряясь с равнодушием неблагодарной толпы, и наконец принялся объяснять:

– Значит так. Что я делаю пальцем, ты сам увидишь, только гляди внимательно и запоминай, а то придется начинать сначала. Но палец – это еще не все. Палец – это пустяки. Важно, чего ты хочешь и о чем думаешь, когда щелкаешь по бутылке. В этот момент надо представить себе, что бутылка уже открыта, и тогда она откроется, уж не сомневайся. А если не сможешь сосредоточиться и представить, тогда стучи, не стучи, ничего не выйдет.

– Представить? – я ушам своим не верил. – Просто представить, что бутылка уже открыта, и все? А заклинание? Я слышал, Черной магии без заклинаний не бывает.

Бугаги скривился. Мне стало понятно, что он не собирался всерьез меня учить. Да и зачем? Дело сделано, вино куплено, а потерпев неудачу, я только еще выше оценю недоступное мне искусство и самого мастера.

Но не тут-то было. Теперь меня разобрало по-настоящему. Терпеть не могу, когда меня так бездарно дурачат. Я не против розыгрышей как таковых – если они остроумны, а исполнители бескорыстны. Но сейчас явно был не тот случай.

– Заклинание, Бугаги, – сказал я. – Давай, выкладывай. И не вздумай что-нибудь перепутать. В твоих интересах, чтобы у меня все получилось. Потому что если не получится, тебе придется проглотить вино вместе с бутылкой. Уж об этом я позабочусь.

Вообще-то я его просто пугал. Не было у меня ни малейшего намерения драться. Времена, когда я лупил всякого, чье поведение не соответствовало моим представлениям о достойном, закончились, когда на третий, что ли, год обучения я увлекся математикой, высчитал коэффициент улучшения человечества методом трепки четырех рыл в сутки и был потрясен ничтожеством полученного числа.

Но репутация такая штука – если уж она у тебя есть, никуда не денется. Поэтому Бугаги ни на секунду не усомнился, что я приведу угрозу в исполнение. И, смешно сказать, перепугался. Думаю, не столько побоев, сколько публичного позора. Только что блистал, чудеса показывал, и тут же трепку на глазах у недавних зрителей получать – кому охота? А ему еще в этот трактир ходить и ходить, место-то недорогое и популярное.

Бедняга, надо думать, проклял все чудеса на свете и свой болтливый язык за компанию. Наклонился к моему уху и прошептал одно-единственное короткое слово. Смысл его был мне неизвестен, но звучало оно натурально как ругательство. Как выяснилось позже, чутье меня не подвело. Многие заклинания Очевидной магии произошли от древней брани. Думаю, это отчасти объясняет, почему из-за нашего угуландского колдовства чуть не рухнул Мир – невелико удовольствие сотни раз на дню такое выслушивать.

Тогда я всего этого, разумеется, не знал, но понял, что Бугаги меня не обманывает. По глазам его отчаянным было видно, что парень сдался.

– Только вслух это говорить не надо, – добавил мой бедный учитель. – Достаточно про себя произнести. Ну, ты же сам свидетель, что я молчал, когда…

– Ясно, – кивнул я. – Теперь давай, показывай, что надо делать пальцем.

Он показал. Еще одна пробка взлетела к потолку, на сей раз без свиста и дыма – видимо для таких эффектов требуется особый кураж.

– Ну давай теперь ты, – упавшим голосом сказал Бугаги. И поспешно добавил: – Только если не получится, я не виноват. Я тебе все правильно рассказал.

– Там поглядим, – ухмыльнулся я, ощущая прилив неведомого мне доселе вдохновения.

Не то чтобы вправду считал фокус с бутылкой великим делом, просто так уж удачно все сложилось – первый в моей жизни прием запретной магии и одновременно первое настоящее преступление в присутствии толпы свидетелей, да еще и перепуганный до полусмерти член Ордена Семилистника рядом сидит, смотрит заискивающе. От такого у кого хочешь голова кругом пойдет.

Не то чтобы я не выполнил инструкции. Напротив, сделал все в точности, как говорил Бугаги. Просто открытая бутылка, которую я нарисовал перед внутренним взором в тот момент, когда коснулся пальцем прохладного стекла и, не размыкая губ, произнес короткое злое словечко, – эта бутылка была столь огромна, что заслонила собой весь мир. А потом взорвалась с таким грохотом, что мир исчез, и я вместе с ним.

Когда я пришел в себя, в глаза мне светило солнце, а не тусклый грибной светильник, которыми увешаны стены всех трактиров Гоппы Талабуна. Я огляделся и обнаружил, что сижу почти на самой верхушке высокого дерева шотт и обнимаю теплый, шершавый ствол так крепко, словно три дюжины дней кряду добивался от него любви и вдруг получил, что хотел. Как я сюда забрался и, самое главное, зачем я это сделал, оставалось для меня полной загадкой. Мысленно ощупав себя и осторожно пошевелив всеми конечностями по очереди, я убедился, что цел и невредим – и на том спасибо. Но, опустив глаза, увидел, что новое бирюзовое лоохи, всего несколько дней назад купленное в лавке Диролана, обуглилось по краям, а на подоле тонкой, тщательно подобранной по цвету оранжевой скабы зияет здоровенная дыра. Я редко падаю духом, можно сказать, почти никогда, но беспорядок в одежде всегда выбивает меня из колеи. А для состояния моего любимого костюма определение «беспорядок» было, пожалуй, слишком мягким.

Поэтому я далеко не сразу, а только секунды две спустя заметил, что хорошо знакомый мне городской пейзаж удивительным образом изменился. Вообще я люблю разнообразие и приветствую любые перемены. То есть до того момента считал, что любые, но теперь вынужден добавлять к этому утверждению слово «почти». Наблюдаемые с верхушки дерева изменения совершенно мне не понравились.

Во-первых, «Бешеного скелета» больше не было. Я никогда не считал это здание шедевром архитектуры, но следует признать, что оставшиеся от него неопрятные руины украшали улицу Белых Домов гораздо меньше.

Во-вторых, что касается завсегдатаев «Бешеного скелета». Не могу сказать, что позы, которые они обычно принимали, устроившись с кружками в руках на жестких стульях, казались мне на диво изысканными. Но это вовсе не означает, что я всю жизнь мечтал заставить этих добрых людей сидеть и лежать на тротуаре, держась кто за голову, кто за ногу, а кто и за задницу. Нет уж, будь моя воля, я бы оставил все как есть.

В-третьих, деревья. В отличие от своего старшего братца Бахбы, я не унаследовал страсти наших предков к садоводству. Но из этого не следует, будто мне нравится смотреть на вырванные с корнем деревья. Даже если их всего два – те, которые росли у входа в трактир.

Посреди воцарившегося хаоса, прямо на тротуаре возвышалась барная стойка, совершенно не поврежденная. Уцелели даже бесчисленные кружки и стаканы, которыми она была уставлена. Ну хоть что-то было в порядке.

Всякий привычный к умственному труду человек на моем месте непременно задал бы себе вопрос: что произошло? Я же не только сформулировал вопрос, но и сразу нашел ответ.

Ответ мне не понравился. Настолько, что я бы с огромным удовольствием придумал какое-нибудь другое объяснение. Но факты оказались сильнее желания прикрыть свою задницу.

За неимением зеркала я не мог посмотреть себе в глаза, поэтому пришлось ограничиться вопросом: «Ну и кто я после этого?» И уж, будьте уверены, задал я его с подобающей случаю суровостью.

Сформулировав короткий, но исчерпывающий ответ, я начал слезать с дерева. Этому искусству я, хвала Магистрам, выучился чуть ли не раньше, чем ходьбе, а то пришлось бы обниматься с шершавым стволом до самого прибытия господ из Тайного Сыска. Вернее, всего одного господина.

Шурфа Лонли-Локли, бывшего Безумного Рыбника, я хорошо знал в лицо. Время от времени сталкивался с ним в библиотеке Высокой Школы и всякий раз приходил в бешенство от его манеры здороваться. Ну, положим, тот факт, что Лонли-Локли смотрел на всех свысока, вряд ли можно поставить ему в вину – когда твой рост соразмерен скорее с жилыми строениями, чем с нормальным человеческим телосложением, довольно затруднительно взирать на окружающих иначе как сверху вниз. Но каков бы ни был твой рост, желать всем присутствующим хорошего дня следует так, чтобы они не почувствовали себя полными ничтожествами. А Лонли-Локли произносил эти вежливые слова тоном столь бесстрастным, что становилось ясно: если мы все вот прямо сейчас встанем на голову, взлетим к потолку, отрастим на носу светящиеся грибы или даже умрем в муках, он и бровью не поведет – при условии, что это не помешает ему получить заказанную книгу.

Все знали, что он был не просто служащим Тайного Сыска, а, если можно так выразиться, штатным убийцей при этой конторе. Говорили, что раньше этот тип ходил по городу в Мантии Смерти, в точности как Королевские палачи Древней Династии; впрочем, на моей памяти он всегда был в белой одежде из очень дорогой ткани, но скучного старомодного покроя – чехол для амобилера и то элегантнее. Официально считалось, будто белый цвет символизирует так называемую «истину», иными словами непогрешимость одетого в нее господина. Я, как и большинство горожан, понимал это так – он может в любой момент убить кого пожелает, и никто ему слова поперек не скажет, а напротив, поблагодарят, не разбираясь, чем провинилась жертва.

Словом, я терпеть не мог сэра Лонли-Локли – заочно, просто за то, что он такой есть. И нельзя сказать, что обстоятельства нашего знакомства способствовали внезапному зарождению сердечной симпатии.

Когда я добрался до нижней ветки и приготовился спрыгнуть на землю, он уже стоял под деревом и наблюдал за моим спуском – не заинтересованно, не сочувственно, не злорадно, а все с тем же убийственным равнодушием, которое так достало меня еще в пору наших редких библиотечных встреч. Наткнувшись на его взгляд, я затормозил. Так и остался сидеть на ветке. Не потому что боялся спускаться вниз, просто мне было неприятно двигаться, когда на меня так смотрят. Дорого бы я дал за то, чтобы исчезнуть и оставить его с носом. Но исчезать я тогда не умел.

– Это все из-за меня, – сказал я, махнув рукой в сторону руин. И настойчиво повторил: – Это я сделал.

На чистосердечное признание меня толкнули вовсе не муки совести. Просто мне очень хотелось вывести его из равновесия. Пусть возмутится, рассердится – да хоть убьет меня прямо здесь и сейчас, без суда и следствия, лишь бы не пялился, как на пустое место.

Сейчас-то я хорошо понимаю, что у меня не было ни единого шанса вывести сэра Шурфа из себя. А тогда меня, конечно, взбесило, что этот гад и бровью не повел.

– Я знаю, – кивнул он. – А теперь слезайте. Я вижу, что вам не нужно помогать.

– А вы отвернитесь, – огрызнулся я, в надежде, что это окажется последней каплей, и он все-таки возмутится.

Плохо же я знал Шурфа Лонли-Локли. Строго говоря, я его совсем не знал. Он действительно отвернулся. Я глазам своим не верил. Сдуру решил, что обязан воспользоваться ситуацией и удрать. В противном случае меня попросту засмеют.

Беда в том, что у меня не было решительно никакого опыта в делах такого рода. То есть, я не знал, как следует себя вести настоящему государственному преступнику, чтобы не выглядеть ни смешным, ни жалким в момент ареста. Я, конечно, считал себя отчаянным смельчаком и опасным забиякой, но, сказать по правде, все мои студенческие прегрешения вместе взятые не могли заинтересовать не то что Тайный Сыск, но даже городскую полицию, в ту пору еще менее бдительную, чем на памяти присутствующего здесь Ночного Кошмара.

Куда удирать, как, зачем и где потом скрываться от Тайного Сыска – об этом я не думал. А думал примерно вот что: вряд ли я далеко убегу, зато возможно, в следующий раз арестовывать меня придет кто-нибудь другой. И это будет не так оскорбительно.

Я спрыгнул на тротуар, развернулся и побежал.

Ну, то есть когда я вспоминаю о событиях этого далекого дня, мне приятно описывать свои действия словами «развернулся и побежал». Однако сегодня можно наконец сказать вам – и себе – правду. Я успел только подумать о побеге и, может быть, оторвать от земли одну ногу. Хотя это все-таки вряд ли. А потом меня окутала тьма и я, помню, подумал: надо же, этот гад меня убил!

Что случается с человеком после смерти, неизвестно никому, кроме нескольких давным-давно свихнувшихся под гнетом запретного знания Магистров и присутствующего здесь сэра Макса, который однажды побывал на том свете лично – шеф послал его арестовать одного обнаглевшего покойника, и какое же счастье, что это было не мое дежурство.

Так вот, что случается с человеком после смерти, я и сейчас-то не очень понимаю, а в ту пору и вовсе представления не имел. Однако даже мне было ясно, что вряд ли мертвецы сидят в полной темноте и с упорством, достойным лучшего применения, думают: «Он меня убил, ну и дела, все-таки убил, надо же, убил!» Но в тот момент я засомневался – а вдруг с теми, кого убил Шурф Лонли-Локли случается именно такая пакость? Все-таки злой колдун, хоть и государственный служащий. Я попробовал изменить положение тела в пространстве, но из этого ничего не вышло. Тело у меня вроде бы все еще наличествовало, а вот пространство, похоже, куда-то подевалось, поэтому сохранившаяся способность двигать руками и ногами оказалась совершенно бесполезной.

От такого открытия впору было бы испугаться по-настоящему, но меня отвлек довольно сильный удар – это невесть откуда появившееся пространство вступило в соприкосновение с моей задницей. Проще говоря, я шлепнулся на пол, по счастью, устланный толстым кеттарийским ковром, да так и остался сидеть, совершенно оглушенный этим событием.

– Сэр Шурф, тебе не кажется, что это довольно невежливо – обращаться с людьми, как с мебелью? – спросил кто-то, а я даже не потрудился обернуться и поглядеть, кому пришла в голову прекрасная и своевременная идея отчитать этого засранца в белом. Но всей душой поддерживал это начинание.

– Учтивость хороша до тех пор, пока не вступает в противоречие с эффективностью, – отозвался Лонли-Локли. – В данном случае я рассудил, что ни одно из моих возможных действий не доставит особого удовольствия сэру Мелифаро, поэтому счел возможным позаботиться в первую очередь о его безопасности, собственном удобстве и, разумеется, скорости. Полагаю, сейчас мне следует вернуться на улицу Белых Домов и заняться решением возникших проблем. Туда, по моим сведениям, отправился отряд Городской Полиции, но, по правде сказать, я не думаю, что в сложившейся ситуации от них будет какой-то толк.

– Лично я вообще не понимаю, почему ты еще здесь, а не уже там.

Где-то за моей спиной хлопнула дверь. Этот звук оповещал, что отвратительного типа в белом больше нет в помещении, а значит, можно оторваться от узоров на ковре и осмотреться, не рискуя в очередной раз наткнуться на его равнодушный взгляд.

– На твоем месте я бы, пожалуй, поднялся с пола, – сказал сэр Джуффин Халли, всемогущий начальник Малого Тайного Сыскного Войска, бывший наемный убийца, ловкий интриган, злодей каких мало, неукротимый пожиратель маминых пирожков.

Вопреки городским легендам, это было не утратившее человеческий облик чудовище, украшенное парой изысканных полуметровых клыков, а обаятельный немолодой господин, одетый элегантно, но, на мой взгляд, слишком консервативно: серебристая скаба под жемчужно-серым лоохи, тюрбан и сапоги в тон, не на чем глаз остановить. Впрочем, качество материи и превосходный покрой я оценил.

Обнаружив, что остался наедине с ужасным шефом Тайного Сыска, я почувствовал неописуемое облегчение. Не потому что всерьез рассчитывал, будто приятель моих родителей поспешит замять дело и отпустить меня восвояси – мне и в голову не пришло бы ставить вопрос таким образом. Важно было другое – сэр Джуффин Халли не смотрел на меня, как на пустое место. Скорее уж наоборот, как на место гораздо более полное, чем это было на самом деле. То есть, создавалось ощущение, что в его глазах я – персона столь же интересная и значительная, как в собственных, и уже обладаю всеми бесчисленными достоинствами, которые до сих пор существовали только в самых смелых моих мечтах. Это, как оказалось, было необходимым и достаточным условием моего душевного равновесия, я даже про испорченную одежду забыл.

– Ковер довольно мягкий, – заметил сэр Джуффин, сопроводив эти слова приветливой улыбкой гостеприимного людоеда, – но сидеть в кресле все же удобнее.

– Спасибо, – откликнулся я. – Сейчас попробую до него добраться.

– А чего тут пробовать? Ноги у тебя на месте. И не только ноги. Ты весь, целиком в полном порядке.

– Просто похоже, что эта ваша ходячая истина меня заколдовала, – проворчал я, вставая с ковра. – Сейчас уже все нормально, но пару минут назад я ничего не видел, ничего не слышал и шевельнуться толком не мог.

– Ты когда-нибудь наблюдал, как грузчики старой школы переносят тяжести? Из молодежи-то мало кто так умеет, хотя разрешенных Кодексом ступеней магии вполне достаточно. Но ребятам просто негде научиться.

Работу старых грузчиков я, конечно, сотни раз видел в порту. И поэтому натурально взвыл:

– Хотите сказать, он меня уменьшил и спрятал в кулак? И отнес вам, как сундук с барахлом? Да как же так можно с живым человеком?!

– Не в кулак, – педантично поправил меня сэр Джуффин. – Уменьшенный предмет помещается между большим и указательным пальцами. Ты сам слышал, как я упрекал сэра Шурфа за невежливое поведение. Но, между нами говоря, считаю, что он совершенно правильно сделал. Сэкономил кучу времени – собственного, твоего и моего. Теперь вместо того, чтобы гоняться за тобой по всему городу или приводить тебя в чувство после геройского, но, поверь мне, совершенно бессмысленного сражения с моим лучшим сотрудником, я буду угощать тебя камрой. И развлекать беседой. Чем плохо?

Мое тело, оставленное без обеда в расчете на скорый ужин в родительском доме, при слове «камра» возликовало и так обнаглело, что, не советуясь с гордым духом, поспешно спросило:

– А пожрать у вас случайно ничего не найдется?

– Хороший вопрос, – обрадовался Джуффин. – Такой вопрос заслуживает честного ответа. Представь себе, у меня в столе лежит полудюжина превосходных многослойных бутербродов, приготовленных по старинному шимарскому рецепту. Мой дворецкий время от времени незаметно подкладывает мне в карман сверток с едой, хотя прекрасно знает, что я люблю обедать в «Обжоре» у мадам Жижинды. Однако всякий раз непременно оказывается, что кому-то без этих грешных бутербродов жизнь не мила. Вот и сегодня все сложилось наилучшим образом. Даже не знаю, как бы я выкручивался, если бы тебя не угораздило угодить под арест и избавить меня от запасов провианта. Очень мило с твоей стороны и более чем своевременно!

Я уписывал уже третий бутерброд, а господин Почтеннейший Начальник все говорил и говорил. Хотя, по идее, в данной ситуации говорить следовало мне, а ему – только задавать вопросы. Это называется «допрос преступника». Так положено, я знал это совершенно точно, поскольку не далее как позавчера вечером готовился к экзамену по уголовному праву. Чего в моих книгах не было – так это информации, что сэр Джуффин Халли поступает как положено примерно раз в несколько лет, да и то исключительно для разнообразия.

– Спрашивать, как тебя угораздило, я не стану, – говорил он, – это и так понятно. Обычное дело.

Когда он сказал: «Обычное дело», – я подавился от возмущения и потом долго откашливался, поневоле запивая свой позор остывшей камрой.

– Вообще-то, – сердито сказал я, когда дар речи ко мне вернулся, – вам бы следовало сперва меня допросить, а уже потом делать какие-то выводы.

– Сперва допросить и только потом делать выводы, – восхищенно повторил Джуффин. – Какая прекрасная идея! Мне бы и в голову не пришло. Когда-нибудь я непременно воспользуюсь твоим мудрым советом. Я бы и сейчас с радостью им воспользовался, да вот беда: я и так все знаю, кроме одного – куда подевался твой приятель? Но ты мне тут, увы, не помощник.

– А разве он куда-то подевался? – удивился я. И тут же прикусил язык. Выдавать Бугаги не следовало ни при каких обстоятельствах – хотя бы потому, что влип он по моей милости.

– Подевался, – жизнерадостно подтвердил сэр Джуффин. Судя по выражению его лица, лучшее, что может случиться с шефом Тайного Сыска – это внезапное исчезновение подозреваемого. – Нигде его нет, словно бы вовсе на свет не рождался… Кстати, имей в виду, я уже в курсе, что ты сидел в «Бешеном скелете» с Бугаги Удубаном из Семилистника. И что промеж вами вышло, знаю. Вернее, просто догадываюсь. Он научил тебя какому-то простенькому фокусу, ты попробовал повторить, и результат, скажем так, несколько превзошел ваши общие ожидания.

– Удубан не виноват, – поспешно сказал я. – Он не хотел учить меня магии. Это я его уговорил. Вернее, заставил. Силой.

– О-о-о, даже так? Заставил силой – это очень серьезно. Ты что с ним делал? Заклинание, подчиняющее волю, читал? Смертью грозил? Или ограничился зверскими пытками?

Я прекрасно понимал, что он надо мной смеется. И так обиделся, что демонстративно отложил в сторону надкусанный бутерброд, уже шестой по счету, так что отказаться от него было мне вполне по силам. И кружку тоже гордо отодвинул. Правда, камры в ней уже почти не осталось, но тут уж ничего не поделаешь.

– Хотите верьте, хотите нет, но я действительно силой заставил Бугаги Удубана сказать мне заклинание. Угрожал, что в противном случае заставлю его сожрать вместе с вином стеклянную бутылку.

– Ужас какой! – обрадовался сэр Джуффин. – Мир не видывал подобных злодейств. У меня под носом вырос, можно сказать, новый Лойсо Пондохва, а я-то хорош, проморгал возможность удавить тебя прямо в колыбели.

И, пока я безуспешно изобретал какой-нибудь достойный ответ, подлил камры в мою опустевшую кружку.

– Совершенно естественно в твоем положении выгораживать приятеля, – примирительно сказал он. – С людьми, которые ведут себя иначе, и говорить-то не о чем. Но у тебя ничего не выйдет. Мне, видишь ли, совершенно необходимо, чтобы бедняга Удубан был виноват. Поэтому он будет объявлен главным виновником происшествия, даже если ты действительно силой и угрозами вытряс из него заклинание. Что, строго говоря, более-менее правда. Все уже решено, дело за малым – найти этого красавца. С другой стороны, должен же он быть хоть где-нибудь… Остается еще один вопрос: что делать с тобой?

– Посадить в Холоми? – с надеждой спросил я. – Я же совершил самое настоящее магическое преступление, правда?

– Откуда такой энтузиазм? – удивился шеф Тайного Сыска. – Чем тебя манит Королевская тюрьма? Если слухами об исключительном мастерстве тамошнего повара, имей в виду, они преувеличены. Той же мадам Жижинде он в подметки не годится.

– При чем тут повар? Просто компания в Холоми хорошая, – нетерпеливо объяснил я. – Там же половина камер героями Войны за Кодекс занята, скажете, не так?

– Гораздо больше половины, – подтвердил сэр Джуффин. – Если ты радуешься возможности завязать с ними знакомство, я тебя хорошо понимаю. И в каком-то смысле даже одобряю столь похвальное стремление лично соприкоснуться с живой историей магии. Скажу больше, возможно однажды тебе действительно удастся увидеть кого-нибудь из этих великих людей на ежегодном обеде, который комендант Холоми устраивает для избранных узников.