Морской волк (сборник)

Можно, конечно, предупредить, благо волна и позывные известны: «Это мы, не трогайте, ждите, встречайте». А кто мы для них? Обязательно встретят, только… Это лишь благородный до идиотизма герой Жана Марэ в каком-то фильме мог явиться на сомнительную встречу один и без оружия. А я бы на его месте и пришел много раньше, все там облазав – нет ли ловушек, закладок, минных полей, – и свои бы установил, и пару друзей со снайперками посадил на горке, и все ходы-выходы бы перекрыл, и в карманы много бы чего попрятал. Ну нельзя иначе, если не уверен в абсолютной лояльности партнера! Мы же пока для СССР неизвестно кто, но сильный и опасный. Так что сразу и самолеты над нами будут висеть, и «комиссия по встрече» выйдет не в точку, а на перехват – короче, уйти по-английски и не прощаясь после будет проблематично!

Поэтому курс наш – норд-ост. В море, вдаль от берегов.

– Не хочешь к нашим, командир? – говорит поднявшийся наверх Петрович. – И правда, не поймешь, как нас встретят. Так все одно придется же – мы ж «Морской волк», а не «Летучий голландец». Люди не выдержат.

– Придется, – соглашаюсь я. – Но вот скажи, товарищ без пяти минут командир, куда мы сейчас идем? Вернее, куда пойдем, когда посылку передадим?

– В Карское море, – усмехается Петрович. – Об этом давно уже вся кают-компания знает. Вы же с Сан Санычем планы обсуждали, как «Шеер» там поймать.

– Именно так. И скажи, чем конкретно, может нам помочь Северный флот?

– Хм… А ведь ты прав, командир. У нас возможностей в этом деле побольше, чем у товарища адмирала Головко со всеми его силами! Большие ПЛ, «Катюши» послать, так им фрица найти – лотерея. Авиация – это сколько ж нужно против почти что линкора с его ПВО, там просто аэродромной сети нет, столько разместить. Ну, а четыре эсминца, «проект семь» – это, простите, не смешно даже!

– Правильно рассуждаешь. Выходит, этим парадом все равно командовать придется мне. Ну, просто, чтоб время на лишние согласования не тратить. И как к этому отнесется тащ вице-адмирал? Потерпит такое вмешательство в свою епархию?

– Вопросов не имею. Хотя – а почему в Карское? Проще ведь этот «Шеер» еще здесь перехватить.

– А это уже психология. Одно дело, когда просто потопили. И совсем другое, когда линкор, пусть и карманный, пропал бесследно со всем экипажем и всеми сопровождающими подлодками. Страшнее ведь будет? Вот и устроим фрицам «бермудский треугольник» в Карском море, чтоб зареклись туда соваться до конца войны!

– Ясно, командир. Ой, блин!

– Что такое?

– Да ребят большаковских надо покормить. Они ж с самого начала на сухпае и без горячего! Сейчас распоряжусь. – И Петрович резво ссыпался вниз.

А ведь он прав. Мне страшно, хотя я не признаюсь в этом даже самому себе.

Я никогда не сомневался. Ни в чем. Пошел в военно-морское, потому что отец был для меня образцом. Учился отлично, служил на совесть, потому что не мог иначе. Не сомневался в правильности пути даже в девяностые, потому что знал: страны без армии и флота не может быть! Профессия, конечно, наложила отпечаток: в армии существует большая разница между командиром батальона и командиром отдельного батальона, а командир лодки однозначно ближе ко второму. Но это лишь тактика: выбор пути к цели, а не самой цели. Теперь же мне предстояло выбирать.

Мы изменим историю. Потому что иначе нельзя. Предположим, все пойдет по накатанной: война, служба, победа в сорок пятом, гонка сверхдержав, славословие, застой, перестройка (пусть даже с другими вождями). Я умру в конце восьмидесятых, адмиралом в отставке, в последние годы Союза, зная, что впереди распад, провал, унижение народа. А мои внуки будут продавать на рынке за доллары мои ордена. Так зачем тогда всё?!!

Поэтому мы будем драться. Чтобы историю изменить. За то, чтобы новый мир, возникший в итоге, был лучше того, который мы оставили. Чтоб он остался таким, когда мы уйдем. И чтобы наши дети и внуки не повторили наших ошибок.

Вот только история – это не канава, по которой катится единственно возможный выбор, как думал я когда-то, сдавая экзамен по истмату. Скорее, это мост через пропасть, на который надо выйти – возможно, один из нескольких. Не вписался, не нашел, не сумел – и всё. Так, избегая тех ошибок, не натворим ли мы новых, уже своих?

Надеюсь, нам все удастся – и погибнет не двадцать шесть миллионов. И Победа будет не в мае сорок пятого, а пораньше. И стран социализма станет больше числом. И в области нашей науки и техники мы добьемся больших успехов – сумели в космос первыми тогда полететь, сумеем и теперь!

И что получим в итоге?

Например, мир «1984» Оруэлла. Три сверхдержавы, весьма развитые технически – помните видеофоны в квартирах? – непрерывно воюют между собой. Континентальная Евразия, кроме Китая – ну это мы! Азиатчина, японо-китай – это у них в традиции. И наглосаксония – а что, в эту войну власть тех же Рузвельта или Черчилля мало отличалась от диктаторской! Никакой свободы-демократии, тотальный контроль, лживая пропаганда, одну часть населения морят голодом, чтоб работали за пайку, другую саму срабатывают как расходный материал в бесцельной войне ради войны. Вдруг писатели, художники иногда не придумывают, а как-то заглядывают в мир параллельной реальности, где это свершилось?

Стоп. А отчего не свершилось у нас? Осталось за чертой несбывшегося?

Ну, это ясно. Для такого необходимо, чтобы игроков было мало, но сильных и поделивших меж собой весь мир. А в мире 2012, откуда родом мы?

Наглосаксония еще не успела сформироваться. После сорок пятого штатовцы усиленно поглощают британское наследство – Индию, Австралию, Канаду, колонии – рынки сбыта, между прочим! – но еще не все проглотили и не переварили, не привязали к себе. Азия – тоже, и раздроблена Япония, сателлит Штатов, Китай сначала наш, а затем усиленно качает промышленную мышцу (с нашей помощью, паразит!), но явно пока не мировой игрок.

Ну а СССР? Восстанавливается после тяжелейшей войны. Затем – догоняет Штаты. Когда был достигнут паритет стратегических, только в семидесятых? Эпоха Брежнева – и уже застой. Каков был объем нашего ВВП относительно американского в лучшие времена? Считали по-разному – и половина, и две трети. И это знали штатовцы – планы «Дропшот», «Чариотир» и прочие были наступательными, а не оборонительными; это они примеривались напасть на нас – а значит, не считали нужным закручивать гайки у себя.

И что будет теперь, если СССР, еще при Сталине, станет намного сильнее? Может ведь быть и такое:

Мы сильны и танки наши быстры,Разотрут Европу вашу в прах.Вынесут согбенно бургомистрыНам ключи от Лондонов и Праг!Шар земной накроем мы портянкой,Будут литься кровь и самогон,И ворвутся доблестные танкиНа заре в Нью-Йорк и Вашингтон!Станем, братья, гордыми царями,Как Господь для нас предначертал,Принесут буржуи в наши храмыВесь свой заграничный капитал.Мир обложим податью и матом,Лягут страны в Русскую Кровать.Будут те, кто раньше верил в НАТО,Кирзачи сержантам целовать!Ну а после – двинемся на космос,Звездные системы покорять,И ворвемся на заре морознойНа Альдебараны, твою мать![10]

Блин, а ведь фашизм какой-то выходит! Чем от «дойче юбер аллес» отличается?

Сталин ведь по большому счету не революционер-коммунист. Что там он про товарища Мао сказал? «Редиска: снаружи красный, внутри белый». Это ведь к нему самому еще в большей степени относится! Под лозунгами Ильича он строил Красную Империю. И был далеко не худшим государем-императором!

Но тогда он должен был понимать – весь мир не завоюешь! Будь иначе – что мешало ему присоединить ту же Финляндию (ну кто бы реально был против в сорок пятом)? Что мешало вернуть Проливы, переименовав Стамбул в Царьград? Даже не надо было особо стараться – тех же братушек-болгар напустить. А что, англы в Грецию, а мы в Турцию в том же декабре сорок четвертого, союзники тогда с нами физически порвать не могли! Тогдашняя турецкая армия – ой, не смешите!

Что мешало вернуть Маньчжурию – «Желтороссию», как называли ее в начале того века. И было ведь за что!

Флаг Российский. Коновязи.Говор казаков.Нет с былым и робкой связи –Русский рок таков.Инженер. Расстегнут ворот.Фляга. Карабин.Здесь построим русский город –Назовем Харбин[11].

В сорок пятом – это ведь было – Маньчжоу-го, юридически абсолютно не Китай, суверенное государство, занятое нашими войсками. И его глава Пу-И в нашем плену, подпишет все что угодно. Кто бы в мире помешал, пожелай Иосиф Виссарионович объявить вот это шестнадцатой республикой (ну а формальности с народным волеизлиянием, наверное, не труднее было устроить, чем в странах шпротии в сороковом).

Что мешало забрать заодно и Корею – всю? В отличие от китайцев, корейцы у нас ассимилирова «Стихи о Харбине». Арсений Несмелов. лись очень хорошо. Знал я одного замечательного человека – капитан первого ранга Ким Владимир, чисто корейская морда, служил командиром БЧ-5 на подлодке ТОФ, а затем работал в «Рубине». Настоящий русский патриот, которому «за державу обидно», хоть русской крови в нем ни капли. Заодно решили бы проблему с дальневосточным малолюдьем. А представьте себе – русские марки «Самсунг», Daewoo!

Так что Сталин все ж не фюрер. А государь, решавший свои внутренние проблемы. Жестоко – но иначе было нельзя. При всех своих недостатках – далеко не самый худший из государей, которых знала Россия. Такому служить не зазорно.

А посему – за Родину, за Сталина. Решение принято – и нечего менять.

– Сигнальщик! Передай – катеру подойти к борту.

Вот Петрович поднимается, за ним матрос с судками и термосом – за горячим обедом и новыми указаниями.

– Сан Саныч, наше место?

– Пожалуй, пойдет. Пока еще решение будут принимать, как раз ближе подойдем.

– Ухов! Через полчаса вот эту радиограмму передай.

Через час. Полярный. Штаб Северного флота

Начальник разведки Вазгин буквально ворвался в кабинет начштаба с бланком радиограммы в руке.

– Степан Григорьевич, можно к вам?

– Заходи, Павел Алексеевич. Что такой возбужденный? Что-то случилось?

– Да, случилось. Снова Морской Волк вышел на связь.

– Так давай, докладывай, не томи.

– На волне подплава. Но адресовано командующему, Штабу СФ. «Намерены передать вам важную информацию, касающуюся как Северного ТВД, так и стратегического значения, способную повлиять на ход войны в целом. А также передать в дар флоту трофейный корабль. Ждем ответа на этой волне в течение часа, чтобы обговорить место, время и условия передачи. Морской Волк».

– Не только информация – но и корабль? Интересно…

– Степан Григорьевич, с Киркенесом все подтвердилось – авиаразведка вернулась. Теперь я не сильно удивлюсь, если они нам «Тирпиц» пригонят.

– Передайте: «Согласны. Ждем ваши предложения». Как ответят – сразу ко мне!

Еще через пятнадцать минут. Там же

– Вот, Степан Григорьевич, только что расшифровали.

– «Курс норд-ост Полярного. По выходу связь этой волне. Радиопеленгатор, идите сигналу. Нужно пятнадцать человек. Дизелисты, зенитчики, штурман, рулевой. Просьба не атаковать одиночные малые корабли этом направлении. Ждем двенадцать часов».

– Да, позвольте вам представить. Старший майор НКВД Кириллов Александр Михайлович, буквально вчера прибыл на должность замначальника Особого отдела флота. Настоятельно просит вас держать его в курсе.

– Конечно. Вам уже сообщили, что было раньше?

– Да, Степан Григорьевич ознакомил. Интересные же дела у вас тут творятся. Ваши предположения?

– Ну, если они просят не атаковать малые корабли к норд-осту… Значит, они и находятся там. На том самом корабле, который намерены передать. Судя по заявленному экипажу, пятнадцать человек – это что-то вроде «охотника». Остальное – узнаем.

– Я не об этом. Ваше мнение – кто они?

– Честно говорю – пока не знаю. Предположения выдвигали самые фантастические. Что это немецкие антифашисты или бывшие белоэмигранты, решившие нам помочь. Но тогда остается вопрос их базирования и снабжения. А также совершенно необъяснима их невероятная боевая эффективность. Скажу одно – это не может быть никакой немецкой игрой. Такие потери не оправданы никаким ожидаемым результатом.

– И что вы намерены делать?

– «Гремящий» и «Сокрушительный» стоят в готовности. И, по обстановке, вполне могут выйти в указанном направлении – фактически это наши воды. Очень сомневаюсь, что фашисты, даже если это какая-то изощренная провокация, могут сосредоточить там превосходящие силы. Да и самим топить свой карманный линкор, крейсер, три эсминца и прочее ради того, чтоб завлечь в ловушку два наших… Не верю!

– Вы намерены лично выйти на «Гремящем»?

– Конечно.

– В таком случае, я с вами. Поскольку это дело, очень похоже, и по нашему ведомству.

Еще через сутки. Кабинет командующего СФ вице-адмирала Головко

– Ну что ж, товарищи командиры, кто будет докладывать? Кто-нибудь может объяснить всю эту мистику, что творится у нас вторую неделю?

– Разрешите мне, Арсений Григорьевич? Как непосредственному участнику.

– Да, Павел Алексеевич. Что скажете о встрече, которая не состоялась?

– Никак нет, Арсений Григорьевич! Если внимательно перечитать их радиограммы, то нигде нет прямого указания на личный контакт. Это уж мы понадеялись.

– Так что нашли на катере? Весь Полярный наблюдал это чудо. Немецкий «стотонник» входит в гавань, эскортируемый двумя эсминцами! Наши острословы тут же высказали предположения, что это сам их гроссадмирал прибежал к нам сдаваться, испугавшись того, что фюрер с ним после всего этого сделает.

– Позвольте все по порядку, Арсений Григорьевич. По выходу дали сообщение, что готовы. Буквально сразу пришел ответ – слушайте волну пятьсот двадцать, ловите на «Градус-К»[12]. Поймали легко…

– Да уж, слышал разговоры. Жаль, что самому послушать не удалось. Концерт по заявкам. И что, все песни незнакомые? И на русском языке?

– Так точно. Но песни хорошие. Некоторые – так просто за душу берут.

– Ладно. Что дальше?

– Шли так миль восемьдесят. Затем на той же волне было сообщено голосом, открытым текстом: «Вы близко, видим вас на радаре. Сейчас пустим зеленую ракету, смотрите. Трофей в порядке, главное в рубке у штурвала, немец пленный в кубрике, связан. ПЛО мы обеспечим, сейчас все чисто, ПВО вы сами. Удачи и счастливого возвращения». И увидели зеленую ракету, почти прямо по носу.

– Ну и…

– В точке с координатами… обнаружили немецкий катер «стотонник», лежащий в дрейфе. Людей на палубе не было видно. Поскольку состояние моря позволяло, был произведен спуск шлюпки на ходу. Высадка на борт без происшествий, все, как говорили – в кубрике обнаружили пленного немца, механика того катера, как выяснилось позже. А в рубке на штурманском столике лежал пакет, вернее даже мешок, с бумагами. Причем все было рассортировано в папки и подписано по-русски.

– С документами ознакомились?

– Частично. Для скорости мы стали смотреть вместе с Александром Михайловичем, так он некоторые папки сразу забирал себе, целиком. Надеюсь, он прояснит… Да, еще добавлю, об упаковке. Мешок резиновый, непромокаемый – но не был завязан. Но рядом лежали наготове свернутый шкерт, немецкий пробковый жилет и свинцовый груз. Дескать, сами разберетесь, что привязать. Тактично.

– Где документы?

– Вот. Здесь документы, взятые на радиопосту аэродрома Киркенес. Здесь – с немецкого поста на берегу. Здесь – сведения о немецких военно-морских и военно-воздушных силах в Северной Норвегии, состав и дислокация, минные поля, береговые батареи, а также их организация, подчиненность, начальствующие лица. Обращаю внимание, что в той части, которая нам известна, они в значительной степени подтверждаются. Здесь – данные о немецких шифрах, алгоритмы их взлома, позывные и длина волны абонентов эфира. Еще есть папка с подробной информацией по немецкому минно-торпедному оружию, включая новейшие образцы, считающиеся секретными и нам пока неизвестные. Эту папку я успел лишь бегло просмотреть, ее забрал Александр Михайлович. У него же – все остальное. Добавлю еще, что Александр Михайлович, ознакомившись, приказал отсигналить на эсминцы, что если мы не дойдем до базы, он гарантирует командирам трибунал – так что прикрывайте как флагмана. Также он приказал матросам, если что, в первую очередь спасать эти документы. И наконец, категорически отказался переходить на «Гремящий», так как он опасался, что при переходе документы могут быть утеряны или пострадать. Возвращение в Полярный прошло без происшествий. Из рапортов командиров эсминцев следует, что они не наблюдали ничего – ни перископа, ни акустического контакта. Подписки о неразглашении с них взяты. У меня все, Арсений Григорьевич.

– Спасибо, Павел Алексеевич. Александр Михайлович, объяснения последуют?

– Конечно, товарищ командующий. Только прежде позвольте мне предъявить все свои полномочия.

– Хм… Личный порученец товарища Берии? И чем же обязаны?

– Вступление в войну неизвестной стороны, за короткое время нанесшей немцам урон, сравнимый с деятельностью всего СФ с июня сорок первого, а теперь еще, как оказалось, легко читающей наши и немецкие шифры – это, по мнению присутствующих, малозначительный эпизод? Надо полагать, раз вы не спешите сообщить о нем немедленно, по вашим каналам.

– Мы прежде хотели получить исчерпывающую информацию.

– А пока вы получаете, события идут своим ходом. Товарищи командиры, у нас нет намерения никого наказывать – пока. Но мы должны разобраться, что за сила, пусть пока на нашей стороне? Дело находится на контроле у Лаврентия Палыча. А он крайне озабочен – что докладывать Самому.

– В таком случае, позвольте спросить, какой информацией располагаете вы?

– Ну, для начала, вот этой.

Из протокола допроса матроса-моториста моторного тральщика R-21 Ашмана Эриха.

– …подробно расскажите об обстоятельствах своего пленения.

– Я не знаю всех обстоятельств, поскольку почти ничего не видел. Наш тральщик патрулировал подходы к военно-морской базе Киркенес, когда вдруг пропала связь. Рация работала, но на всех волнах были непонятные помехи. Наш командир, лейтенант Фольтке, решил, что виноват радист. Чтобы не было неприятностей у него и всех нас, он приказал зайти на береговой пост и послать доклад с его рации, а заодно тряхнуть норвежцев насчет свежей рыбки.

– Что значит тряхнуть? Это было у вас нормой – грабить население?

– Да, это у нас было обычным делом. В конце концов, эти рыбоеды должны оплачивать нам свой покой. Мы забирали часть их улова по своему усмотрению. Ну, а они – поймают еще.

– Дальше.

– Встали у причала, лейтенант с радистом и еще пятеро, кто захотел ноги размять, отправились на пост. Я и маат Райке возились с левым движком – вы знаете, у хорошего механика всегда найдется повод что-то подтянуть, прочистить. Потому я не знаю, что было на палубе. Слышал только, как кто-то крикнул «рыбоеды идут» – и трое наших пробежали наверх с автоматами.

– Норвежцы так часто оказывают вам сопротивление?

– Нет, вы что, герр следователь! На них ствол наведешь – они уже готовы в штаны наложить! Наверное, обер-маат Баер, оставшийся за командира, захотел поиграться. Он это любил – тревога, все по уставу, люди к пушкам, а то и очередь из «Флака» перед носом – за это ему даже выговор был, за трату боеприпасов. Я слышал, как он распоряжался, орал, приказывал кому-то подойти к борту. Там причал маленький, и если мы пришвартованы, кто-то еще может лишь встать у нашего борта с другой стороны. Вроде даже был толчок, как будто кто-то причалил. Затем короткая и непонятная возня на палубе, но выстрелов не было, ни одного. После вдруг что-то влетело в машинное и взорвалось со страшной вспышкой. Я ослеп на время и, кажется, был контужен. А когда очнулся, то лежал в кубрике связанный, как и маат Райке. Странно, но ни у меня, ни у него не было ни одного осколочного ранения. А в машинном, как я увидел после, тоже не было следов осколков.

– То есть была лишь вспышка – и всё?

– Очень яркая вспышка, как очень много-много магния при фото… Но, с вашего дозволения, я продолжу. Видите ли, герр следователь, я не солдат! Я всего лишь судовой механик – возился с моторами, как на гражданке, так и сейчас. Где стоит этот мотор, мне безразлично – я всего лишь хорошо делаю свою работу. Я никогда не брал в руки оружия, не стрелял в русских. А в тридцать третьем голосовал за социал-демократов! У меня в Гамбурге осталась жена, она ждет ребенка, прошу это учесть!

– Учтем. Отвечайте по сути вопроса.

– А молодой Райке, он из… Пока не член партии, – но гитлерюгенд, мечтал о подвигах во славу фюрера. Его тяготило, что он попал не на фронт, он все хотел что-то такое совершить, чтобы Железный крест, статья в газете. Представьте, каково ему было – в плен вот так – и он отчаянно старался освободиться.

– А вы?

– А что я мог сделать, герр следователь? Тем более нас связали каким-то хитрым способом – не только руки за спиной, но и удавку на горло, неудачная попытка развязаться могла бы закончиться самоубийством. Простите, но я благоразумный человек! А жизнь – она у каждого одна! В общем, я лежал смирно – и тут вошел этот русский.

– Почему вы решили, что он русский?

– Я из Гамбурга, герр следователь. Это крупный порт, там часто можно было встретить моряков из всех стран. По-русски я не говорю, но их язык мне приходилось слышать. К тому же вместе с русскими был Свенссон.

– Русских было двое?

– Да, но второй стоял в стороне и лишь смотрел, очень внимательно. Однако старшим явно был не он, а первый.

– А кто такой Свенссон?

– Русский норвежец – из тех, кто осел в этой стране. Кажется, прежде его звали Олег Сффеньин. Его дом был дальше по фьорду – мы несколько раз забирали у него рыбу, потому я и знаю его в лицо. Слышал еще, что наши относились к нему очень неодобрительно, как к бывшему русскому… Так вот, он был переводчиком.

– На русский?

– Да. Но сначала их главный осмотрел, как мы связаны. Увидев, что Райке пытался развязаться, он сказал «нихт гут» и страшно его избил, связанного и лежачего. Затем он вынул нож и сказал, что если я не буду отвечать, он вырежет мне глаз. Причем делал это абсолютно спокойно, и это было страшно. По молодости, в тридцать четвертом, я участвовал в уличных драках – железными прутьями, толпой…

– Били коммунистов и евреев?

– Герр следователь, но ведь все…

– Ладно, продолжайте.

– Я честно ответил на все вопросы. Нас снова оставили одних, Райке опять пытался развязаться. Через какое-то время уже другие русские вывели нас на палубу. Там стоял их главный, другие, Свенссон и гефайтер Вилкат с поста. Я немного знал его – мы же заходили сюда не впервые, и в его смену тоже. Он из Мемеля, отец у него ариец, а вот мать местная, кажется, даже не литовка, а славянка. Потому Вилкат жутко страдал от своей расовой неполноценности и старался загладить это служебным усердием. Еще он очень любил говорить, что русские – это отбросы человечества, тупые дикари, природой склонные к рабству. Герр следователь, я не разделял его взглядов!

– То есть пост был захвачен. Вы слышали выстрелы?

– Кажется, да, один или два, из немецкой винтовки. И всё.

– А сколько там было людей?

– Шестеро в постоянной смене и наших семеро.

– И со всеми справились почти без выстрелов? Так же, как раньше захватили ваш тральщик?

– Да, герр следователь, и я увидел, как они сделали это!

– Продолжайте.

– Главный русский – кажется, он был взбешен. Похоже, Вилкат успел высказать ему свои мысли. Но сначала русский подошел к бедному Райке и перерезал ему горло! А затем он… не знаю, как это объяснить, но он двигался, как пантера, необычно быстро и легко! Он схватил Вилката за руку и сломал – одним движением, совсем не сильным с виду! Затем он так же сломал ему вторую руку и обе ноги. Причем глаза у него были совершенно бешеные. Мне было страшно – я представлял, что он сделает со мной! А он подошел и смотрел теперь как на насекомое, раздавить или нет – ну, как мой дядюшка Ханс на восточных рабов, весной я на побывке… ой, простите, герр следователь! И русский сказал, что при малейшей моей нелояльности он сделает со мной то же самое. После, уже другой русский уточнил – нелояльностью будут считаться не только какие-то враждебные действия, но и если мотор заглохнет по пути. Потому мне было очень страшно. Я боялся, что случится поломка, и тогда.

– То есть вам была предоставлена свобода передвижения?

– Лишь в пределах машинного, герр следователь! Если приходилось выйти в кубрик или на палубу, кто-то из русских обязательно за мной следил.

– Но вы видели их всех? Сколько их было?

– Восемь человек. Но это только те, что захватили катер. В открытом море мы вдруг остановились на довольно длительное время – похоже, что подходили к какому-то кораблю или подлодке. Меня не выпускали на палубу, где слышны были голоса и топот множества ног. Затем останавливались еще раз – и после этого русские сели обедать горячей пищей из судков и термоса, которые я раньше у них не видел. Также у них было снаряжение, которое после первой остановки куда-то исчезло. Наверное, было перегружено.