Морской волк (сборник)

Нет, гуманность на войне тоже оружие. Если сдадутся – будут жить. «Шеер» в составе нашего флота это хорошо, но тысяча сто единиц рабсилы ценность не меньшая. Как удивился Кириллов, когда я спросил, на чем они собираются вывозить в Архангельск пленных.

– А зачем в Архангельск? Тут же рядом, по Енисею подняться до Дудинки, Норильсклаг! Туда везти и быстрее, и дешевле, хоть на речных баржах. Пусть кайлом помашут, чтоб ваш товарищ молодой не говорил про одних лишь «врагов народа».

Да, фрицы, это будет вам немногим лучше ледяной воды. Как там у Пикуля в «PQ-17», «американские моряки на плотах еще не знали, что впереди их ждет концлагерь, и очень скоро отозвавшиеся на перекличке будут завидовать мертвым». Читал я Норильские дневники Сергея Снегова – а это не Солженицын с его сборником лагерных баек. Ох и не завидую же я колбасникам, сколько из них до победы доживет? Из попавших в плен девяноста двух тысяч вояк армии Паулюса домой вернулись пять! А тут похуже.

Зато стране нужен цинк и никель. Что все ж гуманнее, чем поведение союзников, после войны истребивших «пропавший миллион» немецких пленных в своих лагерях голодом, болезнями, зверским обращением – просто так. Причем особенно лютовали битые французы – мстили, однако, за дранг нах Париж, вместо того чтобы Берлин взять в ответ, петухи драные. Интересно, кстати, на «Шеере» они есть? А то читал, что французские вояки и моряки очень даже охотно просились в гитлеровскую армию и флот. Ги Сайер, служивший в дивизии «Великая Германия», написал о том широко известные мемуары. Впрочем, мы политкорректны – утопим любого.

Ну куда ж ты к зюйду прешь, сцуко, так на мелководье уйдешь, придется тебя «пятьдесят третьими», а это не лечится, ты уже вроде как бы наша собственность, жалко. Нет, снова вправо изменяешь курс к весту. Ну да, ты район этот знаешь не совсем, боишься на мель сесть. Снова почти что нам в лоб, нет, все ж мы мористее, на глубине. В принципе, уже можно стрелять, по паспорту «малютки» на тридцати узлах, за десять миль достанут. Нет, торпеду жалко, ну нет у меня пока абсолютного доверия к «Пакету», так что подпустим, куда ты денешься, урод?

Акустики не подвели – взяли эту тварь устойчиво, за сорок миль. А то мы уже беспокоиться начали – остров Белуха давно прошли, где в нашей истории «Сибиряков» затонул. Утешало лишь то, что мыс Челюскин, по докладам уже накачанного бдеть поста, «Шеер» точно не проходил – а значит, избежать встречи с нами не мог никак. Вот только Диксон дальше, не дай бог заштормит. Ну да, он же у нас гнался за караваном сквозь льды, а здесь дольше не мог обнаружить, что удаляются, радиомолчание у наших, больше ждал – но тогда и был ближе, так что по-всякому могло выпасть – вот и задержался на шесть часов. Ближе тебя подпустить – меньше буксировать придется? А после фрицы в шлюпках дружно драпанут на остров, где у нас кочегар Матвеев с «Сибирякова» робинзонил тридцать шесть дней. Наплевать и забыть – сами там передохнут с голода, но куда больше соблазн затопить корабль, когда они землю увидят, а это будет жаль.

«Сибиряков», кстати, тоже здесь. Ползет за нами в двадцати милях по тому же маршруту под охраной наконец подошедшей К-22. А вот «Щука» Видяева гораздо ближе, но и ей не угнаться за нами, даже на нашем малом ходу, без чрезмерной траты своих батарей (у нее десять узлов под водой предел, и то на пару часов). Ничего – она потребуется нам добивать подбитого, если все ж не сдадутся. По «сидячей утке» без хода не промажут. И наконец, еще позади «Сибирякова» следует «Дежнев», по официальной версии, озвученной капитанам, для его охраны, а на самом деле трофей буксировать.

Да, есть еще все так и болтающаяся где-то севернее U-251. А на помощь ей спешит U-255, уже вошла в Карское и даже обстреляла нашу метеостанцию на мысе Желания, все как в нашей истории, сцуко! Но вмешаться она уже никак не успеет, далеко. А вот мы, разобравшись с «Шеером», займемся этой парочкой всерьез – и хрен они уйдут!

Сгодятся, кстати, и самолеты, пусть это в большинстве древние МБР-2, которые в этой истории заблаговременно перебросили на аэродромы Амдермы и того же Диксона. Хотя бы, чтоб в конце найти все ту же 251-ю, которая, вспомнив про радиомолчание, выходит на связь два-три раза в сутки. Ну и, конечно, обследовать район на предмет неучтенных, которые появятся, когда фрицы поймут, что произошло, и попробуют отбить трофей.

Ну вот, уже пора! Как на полигоне – да, это не в Атлантике подкрадываться к американской АУГ – не окружает цель кольцо эсминцев и фрегатов, нет ни патрульных вертолетов, ни самого страшного врага, таящейся в глубине атомарины-охотника. Цель на мушке – и нас не видит. Но это уже проблемы врага. Как говорил мой друг, если на вас лезет гопота с ножами, а у вас в кармане пистолет, то это проблемы исключительно гопоты! (Друг был чином в правоохранительных, и вопрос «превышения чего-то» его тоже не касался.) Так что наши самонаводящиеся торпеды были проблемой исключительно гопоты европейской, которая вообразила себя юберменьшами. Что исправляется лишь битием. И чем качественнее – тем лучше.

«Пакету» – пуск двумя!

Идет отсчет времени.

– Цель поворачивает вправо, увеличивает ход!

Засек все ж торпеды, когда они уже почти дошли. Хороший акустик у тебя. Теоретически полуциркуляция с выходом на контркурс к своему прежнему, максимальный ход у тебя двадцать восемь, у «малюток» тридцать, был бы шанс оторваться до исчерпания их дальности хода – но поздно, ни маневр завершить, ни разогнаться не успеешь. «Малютки» засечь труднее, да и сигнал от них другой. И сам ты на двадцати восьми хрен что услышишь, да еще с твоими сверхшумными дизелями. Но и нам не мешает подстраховаться.

– БЧ-5 ход, восемьдесят от полного! ГАС активное, уточнить дистанцию, сканировать дно!

Если даже оторвется, будем бить накоротке, на первом режиме – противоторпедном. От пятидесяти узлов не уйдешь. Только сблизиться придется, на милю, не больше. И не хватало еще на скорости врезаться в дно. Хотя здесь по карте – больше ста. Это ты маху дал, отрываться в сторону глубин, повернул бы влево, к берегу, у нас были бы проблемы. Но ты ведь тоже боишься сунуться на неучтенную мель?

Кириллов за моей спиной заинтересованно смотрит на тактический планшет, где компьютер отображает положение, курс и скорость – наши и цели. То, чем на лодках времен войны занимался штурман – вручную, на бумаге, ведя прокладку по пеленгам или короткому наблюдению в перископ.

Время хода «малюток» близится к предельному. Неужели увернулся?

– Пеленг цели совпал. Попадание, взрыв! Еще попадание, взрыв! Шум винтов цели прекратился.

Ну еще бы, теперь, наверное, и винтов-то у нее уже нет! И нам некуда спешить.

– БЧ-5, ход двадцать от полной.

Медленно приближаемся. Радиолокация, гидролокация – но опытный командирский глаз в некоторых случаях ничем не заменить. И если в начале похода мы атаковали из-под перископа, как подводники Отечественной, исключительно из-за отсутствия акустических «портретов» – невозможности определить, кто конкретно скрывается за безликим сигналом с ГАС, – то теперь нам надо было оценить степень поражения цели. Акустики докладывают – винтов не слышно, хотя есть работа дизелей на холостом. В перископ видно, что вроде бы «Шеер» сел на корму, но немного. Снова доклад акустика, совсем некстати – Щ-422 вызывает нас по звукоподводной. Ну да, она же у нас на левой раковине, им видно хуже, и оптика у них слабее. Нам теперь ГАС на них фокусировать и передавать заранее обусловленным кодом – четыре, четыре, четыре. Что значило: обе наши торпеды попали куда надо – то есть первая часть прошла успешно, переходим ко второй. «Шеер» обездвижен, надо теперь заставить его сдаться.

А он стреляет! Куда-то в сторону, где ни нас, ни «Щуки» нет. Акустики докладывают – разрывы, по пеленгу… Чревато ему, конечно, течь усугубить от сотрясения корпуса при стрельбе, но что ему еще остается, если лодка где-то рядом, сейчас торпеду в борт – и все? По обнаруженному перископу фугасным с замедлением, чтоб рванул уже под водой – если близко, лодке мало не покажется. Что там ему сигнальщики доложили? Вот только найти нас – хрен вам! Карское море студеное, и суровее Баренцева. Тут плавучий лед даже сейчас, в разгар полярного лета, причем как мелкие куски-однолетки с прошлой зимы, так и отколовшийся паковый, принесенный с севера, этот обычно торосистый, и ветер всегда разводит волну, штиль бывает раз-два за все лето. Короче, увидеть за всем этим перископ в трех милях – проще иглу в сене разглядеть. Еще раз стреляет – ну, блин! Он же ценный боезапас изводит, где мы снаряды к его пушкам пополнять будем? Надо вразумлять.

Поднимаем антенну. Первое сообщение – «Сибирякову», пусть пока держится подальше. Второе – К-22, а вот она нужна будет здесь. Наконец, третье «Шееру», заготовленное заранее – причем на его волне, с его позывными и правильным шифром.

Сначала предполагалось послание, самого обычного в таком случае содержания – командиру крейсера такому-то, требуем сдать ваш корабль, во избежание бессмысленного кровопролития, в противном случае вы будете потоплены – и так далее. Идея возникла совершенно случайно, когда Кириллов рассказывал о предположениях насчет нас в штабе флота.

– Группа немецких антифашистов захватила одну или несколько подлодок? – переспросил Три Эс. – А что, комитет «Свободная Германия» уже создали? А, Сан Саныч?

– Создали, кажется, еще в сорок первом, – буркнул Саныч, чиркая что-то на листе бумаги. – Не мешай! Я немцам ультиматум составляю! Сидорчук потом переведет.

– А что, если…

Мы все дружно взглянули друг на друга. Кириллов, как мне показалось, даже с мелькнувшим восхищением.

– Бред полный, – сказал Петрович, – хотя… Вот у нас на «Щуке» целый командир одной из лодок сидит. Но все равно – белыми нитками. Чуть копнут, и…

– Когда копнут, – заметил Сан Саныч. – Черт, а может и проскочить! В форс-мажоре, в первый момент.

– А второго и не будет, – вставил Григорич. – Когда фрицев пленных уже в трюмы? Да ради бога! Вот только как? Нет, не пройдет – по почерку узнают!

– Эт вряд ли! – ответил Саныч. – Конкретно эти лодки и «Шеер» между собой раньше не взаимодействовали. Так что не думаю, что «почерк» их радистов на «Шеере» на слуху. А если они с машинки передают, а не ключом – так тем более!

– Короче, что теряем? – подвел итог я. – Но если выйдет, фрицы рожей в такое гуано! А уж что после гестаповцы их морячкам учинят, ну так не у нас же одних тридцать седьмой! А также семьям якобы предателей, что вряд ли поднимет моральный климат в их тылу!

– Браво! – завершил Кириллов. – Вам, Михаил Петрович, в нашем ведомстве бы работать. Только можно одно маленькое дополнение? Советовал бы не U-209, а U-601. Вы же этого Броду к аппарату все равно не подзовете? А одна «взбесившаяся» лодка у немцев уже есть, тут главное, что прошла уже игра от ее имени, и немцы вроде поверили. По ошибке – что ж, пусть теперь окажется, что это была не ошибка. Назначим предателем не Генриха Броду, а Петера Грау – какая разница? Возражения?

Возражений не было. И теперь командир «Адмирала Шеера», капитан цур зее Меедсен-Больдкен, сам не веря своим глазам, читал:

«От лица командира и экипажа U-601 заявляем о переходе на сторону „Свободной Германии”, так как убеждены, что безмозглый ефрейтор приведет к краху нас всех. Категорическое условие, поставленное мне русскими – или сдача им вашего корабля с минимальными повреждениями, или уничтожение его со всем экипажем. Оцените меткость нашей стрельбы – не желая бессмысленной гибели соотечественников, мы хотим предоставить вам возможность сохранить жизнь хотя бы в русском плену. Вам надлежит немедленно спустить флаг, в знак того, что мои условия приняты, развернуть все орудия на ноль, и как можно скорее оставить корабль в шлюпках, без оружия. Гребите на зюйд – не позднее чем через два часа встретите русский транспорт, который возьмет вас на борт. В противном случае я вас потоплю, а затем расстреляю шлюпки и никого не буду спасать. Это же наказание последует, если корабль потонет до того, как вас возьмут на борт. Если же корабль не будет доставлен благополучно до ближайшего русского порта Диксон – то вас расстреляют. Помните, что корабль – это билет на жизнь вам всем. Жду вашего ответа полчаса, затем вы будете торпедированы. Петер Грау, командир подводной лодки U-601 комитета «Свободная Германия».

Сначала хотели вставить сюда обращения из нашего «письма моряков немецкому султану». Остановило лишь то, что немецкие ругательства столь же разнообразны, как наши – и столь же непереводимы. А «ругается как матрос» – вообще немецкая идиома. При любой неточности поймут, что не немец писал – и вся игра насмарку. Так что будем корректны.

Из мемуаров Меендсена-Болькена «Схватка среди суровых льдов». Издание Нью-Йорк, 1962 год

Первым моим чувством был гнев. Эти мерзавцы мало того что переметнулись к врагу в разгар сражения, когда Германия напрягает все свои силы, они еще и стреляли в своих боевых товарищей, чтобы заслужить снисхождение русских! Проклятые славяне, не могущие сражаться и побеждать честно, а лишь с исконно византийским коварством, что они наобещали этим ублюдкам, что те забыли присягу и долг?

Наскоро спущенные водолазы доложили, что наше положение безнадежно. Левый винт и перо руля полностью снесло взрывом, у правого винта утеряны все лопасти, кроме одной, и, похоже, погнут вал. Ход дать невозможно. Даже не будь рядом подводной лодки, у нас не было бы шансов; согласно лоции Карского моря, здесь нет течений, которые могли бы вынести нас на запад вместе с дрейфом льдов, как русский пароход «Седов» в 1940 году; мы были бы обречены болтаться по волнам, пока нас не затопит штормом, не раздавит льдом, или же нас не убьют голод и холод, когда кончатся запасы на борту.

Под моим началом было больше тысячи человек. Сыны Германии, доверившиеся моему опыту. Я не оправдал этого доверия, но обязан был хотя бы спасти их жизни. Армия фюрера стоит на Волге – скоро уже эта война закончится нашей победой и капитуляцией русских, и тогда мы вернемся домой. Я готов был предстать по возвращении перед справедливым судом, но моя совесть была бы чиста, потому что я сохранил для Германии тысячу молодых жизней.

Мой старший помощник предложил план – части команды, а именно артиллеристам, тайно остаться на корабле, и когда лодка предателей всплывет, расстрелять ее в упор. План был отвергнут из-за своей очевидности. Именно так действовали суда-ловушки еще в ту войну, это знает каждый грамотный подводник. Именно поэтому предатели попросили у русских транспорт – сами они не всплывут.

Решили захватить этот транспорт. Для того в шлюпки была тайно снесена часть оружия, к сожалению, в большинстве не винтовки, а МР-40, как оказалось впоследствии, совершенно бесполезные.

Поскольку предатели не догадались запретить нам это, мы стали готовить к старту самолет – для эвакуации секретных документов. Больно было видеть, как спускают флаг, также бережно уложенный вместе с почтой. Лейтенант Фридрих Вайс занял место в кабине, один – вместо штурмана-стрелка, был взят дополнительный запас бензина. По той же причине отказались от предложения подвесить к «Арадо» две пятидесятикилограммовые глубинные бомбы и после взлета провести противолодочный поиск – шанс найти лодку был невелик, а боезапас отнимал часть веса у драгоценного топлива. Гидроплан взлетел с катапульты, провожаемый нашими завистливыми взглядами – это был единственный человек из экипажа, на которого не ляжет позор.

Ровно в назначенный срок, ни минутой раньше, мы всем караваном шлюпок и спасательных плотов отошли от борта нашего «Адмирала Шеера». Славный корабль, наводивший ужас на британцев при смелом рейде в самое логово льва, пал жертвой подлого предательства! Утешало лишь то, что радиограммы этих мерзавцев наверняка были приняты не только нами, но и в Норвегии – а значит, на родине станет известно, что не мы виноваты в сдаче корабля.

Мы успели отойти от корабля на милю, когда перед нами совсем близко из воды показалась рубка подводной лодки. Это не была U-601 «Грау», это была русская лодка. И только тогда мы поняли, что нас обманули.

Капитан-лейтенант Видяев Федор Алексеевич.

Подводная лодка Щ-422. Карское море, 25 августа 1942 года

Честно признаюсь – в реальность плана наших потомков я не верил. Сдать свой корабль противнику – какой командир, верный присяге, на это пойдет? В безвыходном положении надлежит уходить на дно, с поднятым флагом – погибаю, но не сдаюсь; уже сто лет не было иных примеров, – ну если не считать Цусимы, где продажные царские адмиралы сдали эскадру самураям за японское золото, как говорили нам в училище. Эти же немцы, после той войны, в Скапа-Флоу, под дулами пушек британских дредноутов, затопили весь свой флот, чтоб не достался англичанам – так отчего здесь они должны вести себя иначе? Потому я ожидал, что или фрицы отвергнут ультиматум, и нам придется их топить, или они покинут корабль в шлюпках, прежде открыв кингстоны – что ж, потеря врагом тяжелого крейсера – это тоже очень неплохой результат.

Однако же «Шеер» не стал тонуть, после того как шлюпки с плотами на буксире отошли от борта. Мы дали им отдалиться на достаточное расстояние, а затем всплыли примерно в кабельтове от шлюпок, так чтобы они оказались между нами и «Шеером» – на случай если на корабле кто-то остался у пушек, то, стреляя в нас, попадали бы по своим. Но орудийные башни крейсера остались неподвижны, а вот фрицы на шлюпках в ответ на наш приказ стоять и не двигаться, отданный в рупор по-немецки, открыли стрельбу из автоматов и винтовок, причем несколько шлюпок вырвались вперед, очевидно, пытаясь пойти на абордаж. Так как было волнение, шлюпки качало гораздо сильнее, чем лодку, отчего огонь немцев был неточен. Эта попытка была пресечена выстрелами из наших сорокапятимиллиметровых пушек, две шлюпки были разбиты и потонули со всеми бывшими в них, после чего фрицы прекратили пальбу и стали махать белыми тряпками.

Мы тоже перестали стрелять и крикнули немцам, чтобы они выбросили все оружие в воду. Сейчас подойдет транспорт, беря их на борт, будем обыскивать, у кого найдем хоть нож или пистолет, самого выкинем в воду. Если же в шлюпке окажется оружие, неизвестно чье, то это будет с каждым десятым из бывших в ней. Фрицы подчинились – видно было, как они выбрасывают свои железки. После чего мы приказали явиться на лодку командиру и старпому. От сбившихся в кучу шлюпок отошла одна, к нам на палубу поднялись двое немцев в парадных мундирах с кортиками – один из них, представившийся как капитан цур зее фон Меедсен-Больдкен, козырнул мне, пытаясь сохранить лицо, и сам отдал свой кортик и пистолет. Затем он спросил у меня, обещаем ли мы сохранить жизнь экипажу, на что я ответил утвердительно. Тогда он попросил вернуть ему на минуту его пистолет с одним патроном.

– Раньше об этом надо было думать! – ответил я. – Если хочешь, прыгай за борт, вода холодная, проживешь минуты две-три, не больше – спасать не будем. Переведите ему!

После старший майор Кириллов бранил меня за этот жест – а если бы немец решился, и мы бы утратили важный источник информации? Но фриц, весь такой важный и холеный, с опаской глянул за борт, сказал что-то и замер, ожидая ответа.

– Говорит, немецкому офицеру так умирать не подобает. – Наш лейтенант Ермилов выполнял обязанности переводчика. – И напоминает нам о Гаагской конвенции, что-то там о военнопленных.

Вот сцуко! Наслышаны уже, как они с нашими пленными – а как сами тут же поют о правах и конвенциях. Ну я тебе сейчас.

– Вы сами разорвали все конвенции своим зверским обращением с нашими пленными и мирным населением. То, что вы сейчас все живы, это исключительно моя добрая воля. В полученном мной приказе не было – обязательно оставить вас живыми. Марш на нос, и стой там тихо. Ермилов, переведи.

А куда мне еще девать этих двоих? В кубрике – те двое фрицев с лодки сидят. Тот, который командир, еще проболтается, что видел. Так что на палубе переждете, не сахарные!

Вдали «Шеер» болтается. Рядом с нами куча шлюпок с плотами, на волнах целая тысяча фрицев – однако же, ведут себя смирно. Мы в полной готовности, на всякий случай – расчеты у сорокапяток, стволы на немцев повернуты.

Уф, наконец-то! «Сибиряков» показался.

А ведь получилось!!!

Качарава Анатолий Алексеевич, капитан парохода «Сибиряков». Карское море, 25 августа 1942 года

Слушай, ну и событие! Ну и рейс! И не только для нас. Когда после войны Диксон станет громадным городом и портом, построенным по «сталинскому плану преобразования Арктики», его жители будут, наверное, говорить – «до» и «после» этого дня.

Знаешь, Арктика – это пустыня, где очень мало людей и все друг другу известны. А суда ходят исключительно по графику. Если появляется кто-то нежданный – то это уже случай из ряда вон! Значит, что-то где-то случилось, кому-то требуется помощь. Здесь все должны держаться за жизнь и друг за друга – иначе тут не выжить.

Видел я Нарьян-Мар на Печоре, так это перед Диксоном – столица. Русский, поморский Север, особенно если подняться до Котласа, уже лес, редкие деревни, где можно встретить рыбаков. Диксон тоже на реке стоит, и какой – Енисее; но здесь никогда не было людей, кроме редких оленеводов, летом пригоняющих стада. Порт и поселок встали здесь уже в советское время, для перевалки грузов с моря на реку и назад. Что везли – сюда «северный завоз», за короткое лето забросить все, что нужно на зиму, ну а назад в основном лес, сплавленный по Енисею. Самый дальний порт Западного сектора. До мыса Челюскин, самой северной точки СССР, больше ничего нет, а за ней уже начинается сектор восточный.

Как началась война, еще летом сорок первого, у нас поставили береговые батареи – целых три. Одна – пара морских «стотридцаток» на капитальных основаниях, вторая – две сухопутные шестидюймовые гаубицы образца еще той войны, третья – по мелочи, трехдюймовки и сорокапукалки против немецкого десанта. Секреты, говорите, рассказываю – так весь Диксон давно знает, что, где и кто поименно на какой батарее служит.

Послушай, ну не было тут раньше войны! И что немцам здесь ловить – наши бревна? По ту сторону Новой Земли – так там море Баренцево, незамерзающее, там и подлодки немецкие встречались, и с эсминцами их наши перестреливались. А в Карском – лед девять месяцев стоит. Ну не было тут немцев, даже не слышали про них!

Других забот полно. Лето короткое – значит, нужно быстро успеть все развезти. А «Сибиряков» что-то вроде почтальона: по мелочи туда, сюда. Как было задумано и в этот рейс:

«Задание получили – принять на борт груз строительных материалов для доставки на мыс Молотова на острове Комсомолец (Северная Земля). Там планировалось построить новую полярную станцию. Мы должны были сначала подойти к самой северной точке Северной Земли, доставить туда четырех зимовщиков и все оборудование для строительства новой полярной станции – срубы двух домов, топливо и продовольствие. Если льды не позволят пробиться к намеченному месту, был второй вариант – высадить зимовщиков на остров Визе, что в северной части Карского моря. Для сборки домов «Сибиряков» мы везли бригаду сезонных рабочих-строителей – 12 человек. Затем маршрут лежал к острову Домашний – небольшому низменному островку вблизи западных берегов Северной Земли, и произвести там смену зимовщиков полярной станции. Для этого на борту судна находилось четыре человека нового состава станции. Последним пунктом захода был назначен мыс Оловянный, где нужно было высадить четырех зимовщиков».

Вот так: туда, сюда. А парадный ход у нас девять узлов, а расстояния большие, а лето короткое – успевай!

Восемнадцатого в Диксон пришли – грузимся. Как обычно все было – до вечера двадцать первого. Радиограмма какая-то пришла – и все забегали, как наскипидаренные, особенно начальство. На батареях учения, стволами крутят во все стороны. В чем дело – говорят, ожидается нападение немецкой эскадры. Фрицы отомстить хотят – за то, что наши морячки им в июле еще врезали хорошо – «Лютцов» утопили, «Кельн», еще кого-то. Теперь они «Тирпиц» посылают вместе с «Шеером» и «Хиппером», но на Полярный и Мурманск идти боятся, а потому ударят, где мы слабей. Телефонист рассказывал с батареи, с которым наш боцман в корешах; а телефонисту тому еще кто-то.

Лично меня эти слова успокоили. Попрется сюда «Тирпиц», как же, мы хоть и торговые, но что такое линкор, представляем – он же топлива одного сожжет больше, чем Диксон весь стоит. Опять у кого-то начальственный зуд, а кому-то – исполняй! Ну и ладно, нам все равно в рейс! Грузимся.

Двадцать второго снова радиограмма. Из радиоцентра посыльный к начальству бегом – и все начинается по новой. На этот раз народ собрали, на взводы рассчитали, у кого какое оружие поинтересовались – у многих винтовки свои были – и давай муштровать, сначала пехота в атаке, в обороне, а затем окопы рыть, это в мерзлоте-то! На складе проволока колючая оказалась, для Норильсклага – реквизировали. По-прежнему никто ничего толком не знает – но все выглядят гораздо серьезнее, чем вчера. Кажется, это все-таки не начальственная придурь, в солдатики поиграть: что-то будет. Грузимся.