Ненависть дождя

Но тут вмешался Игорь:

– Потом полюбуешься, сначала – «прописка». Знаешь, что это такое?

– Нет, – испуганно проблеяла она, сделав большие глаза. – Это вроде посвящения в первокурсники?

– Темнота! Не будем мы тебя водой поливать. Это – угощение с первой получки. Лети мухой!

– Ну, во-первых, получки не было, был аванс, – совсем другим тоном уточнила Марина. – А во-вторых, держи, вымогатель! – и гордо протянула свой пакет.

Игорь принял его, заглянул и сказал:

– Наш человек! Ну, если так, тогда – прошу к столу!

Кухня оказалась совсем домашней, почти с таким же, как у Белых, гарнитуром. За столом Марина наконец узнала, что девушку зовут Ульянка. Она нимало не смущалась своей полнотой, а сразу заявила: «Игорь, подвинь коробочку поближе, надо выбрать слабину в талии». Одета она была очень оригинально в фольклорном стиле: просторный голубой сарафан с широкой цветочной каймой скрывал всю фигуру, открывая красивые округлые плечи и шею. Приглядевшись, Марина заметила тщательно сделанный макияж. А еще через пять минут общения обнаружила, что под невзрачной внешностью (толстые щеки, бесцветные рыбьи глаза, сероватые негустые волосы) скрывается потрясающе интересный внутренне человек: добрый, умный, разносторонний, с хорошим чувством юмора. Ее полнота оказалась следствием нарушения обмена веществ, она безуспешно лечилась, но не теряла оптимизма: «Я из себя еще топ-модель сделаю».

Марина чувствовала себя именинницей, особенно приятным было внимание Андрея. Опять несколько раз они думали и говорили одинаково.

Из разговора за кофе Марина узнала, что Игорь и Ульянка – не просто сотрудники, но и совладельцы газеты. Игорь с Андреем вместе учились в Плехановском, а Ульянка с ним работала в каком-то банке. Вся троица зарабатывала деньги «на стороне», а газета была для них чем-то вроде клуба по интересам, и пока что приносила одни убытки. Только последний номер – это был крупный успех – оказался с нулевым балансом. Ульянка и Игорь перекидывались ехидными шуточками так, что Марина сразу заподозрила их глубокую симпатию. Когда угощение прикончили, Игорь быстренько подхватился:

– Спасибо, Марина! Ульянка, ты ведь не заставишь нашу гостью убирать посуду?

– Нет, Игорек, не заставлю, потому что сегодня ты дежуришь по кухне.

– Мне еще в типографию звонить. И вообще, посуда – женское дело.

– Оставь свой мужской шовинизм для жены. В деле у нас доли равные.

– Да я помою, о чем тут спорить? – вмешалась Марина.

Игорь тут же убежал к телефону, но не успел дойти, как раздался звонок. Андрей с видимой неохотой встал из-за стола и пошел разговаривать.

– А ты здорово Андрея зацепила, – без обиняков сказала Ульянка, прибирая на столе. – Не забудь меня на свадьбу пригласить.

Ошарашенная ее замечанием Марина, чтобы скрыть смущение, отвернулась к раковине с очередной чашкой и отшутилась:

– Если раньше не состаришься.

Андрей проводил Марину до самого дома. Дороги она просто не заметила. Они не поцеловались, но ощущение родства душ, возникшего между ними, взволновало ее гораздо сильнее, чем физическая близость, которая должна была произойти при первом удобном случае. И произошла две недели спустя.

В этот вечер они остались в редакции одни, пили кофе, беседовали. Марина не бежала от близости, но не торопила ее. После первого поцелуя она закрыла входную дверь. Андрей подвел ее к двери «Агентства недвижимости», а там оказалась обычная жилая комната. Сначала Марина была напряжена, она боялась, что в самый интимный момент всплывут воспоминания о первом неудачном романе, что она начнет сравнивать, и прошлый опыт будет ей мешать. Андрей не торопил ее, он вел себя так, словно готов остановиться по малейшему ее знаку. И Марина с удивлением поняла, что ничего ей не мешает, ничего не всплывает, она подумала, что все происходит, словно впервые. А потом просто ни о чем не думала…

11

Три месяца назад я даже и подумать не могла, что стану любовницей женатого человека. Но сейчас мне все равно, что могут подумать обо мне. Беспокоюсь только за него. Мы скрываем наши отношения, но все равно боюсь. Где-то читала, что можно скрыть все, только не любовь. И еще Зоя. Когда-нибудь я расскажу ей все, но не сейчас. Я уезжаю маршрутным автобусом за город, иду к лесу, а там он уже ждет меня в машине. Сиденье отодвинуто, сажусь на коврик, чтобы меня не было видно, и мы едем на его дачу. Как мне нравится его домик! Люблю сидеть в кресле перед камином. Он сидит на полу у моих ног, кладет голову мне на колени. Я перебираю его волосы. Человек, которого боятся на заводе, который уволил чуть ли не половину специалистов, затеял перестройку главного цеха, – у моих ног. А мне с ним легко и спокойно. Его рука лежит на моем колене. Он еще не прикоснулся к моей коже, а уже я чувствую жар его руки, тепло разливается по всему телу. И мое тело выгибается навстречу ему, чтобы прижаться к нему каждой своей клеточкой. И земля уже поплыла под моими ногами…

Мы можем разговаривать с ним о чем угодно. Но он никогда не говорит со мной о будущем. А я не хочу, так как счастлива тем, что имею, и боюсь это потерять. Когда-нибудь потом, только не сейчас. Однажды он мельком упоминает, что его жена хотела развестись с ним. На неделе я тайком зашла в магазин для новобрачных. Мне очень понравилось одно платье, самое красивое, кружевное. Оно стоило больше моей месячной зарплаты, но ведь он же мне его купит? Я покраснела от своих мечтаний и быстро ушла из магазина, пока не подошла продавщица.

Весной мы стали встречаться реже: у него что-то не ладилось на заводе. Но какие это были встречи! Мы не могли оторваться друг от друга, наглядеться, наговориться…

12

Таня хорошо поработала над Мариной: волосы надо лбом приподняла, на лицо и шею с боков набросила, и овал лица стал женственным, а глаза – выразительными и таинственными. При этом казалось, что крупные завитки волос лежат совершенно естественно, а макияж был почти незаметен.

– Умереть и не встать! – без ложной скромности оценила она свою работу.

Маше она только подрезала кончики, зачесала волосы назад и запретила закалывать.

– 

Они же рассыпаться будут, мешать – протестовала Маша.

– Ради красоты и потерпеть можно. От заколок волосы секутся. Смотри, какие они на свободе пышные у тебя. Сами вьются, и химки не надо.

Действительно, Машины негустые волосы распушились и платиновым ореолом обрамляли ее лицо, доходя сзади до лопаток. Таня уложила концы внутрь и сделала несколько как бы случайных «пружинок» вокруг лица. Потом оглядела придирчивым взглядом и изрекла:

– 

Прынцесса!

– 

Нет, не прынцесса! – подхватила шутку Марина.

– 

А кто же? – с притворной обидой подыграла Маша.

– 

Королевна! – припечатала Таня, и все трое засмеялись.

Марина давно познакомила Андрея с Машей (на всякий случай), но он не дрогнул. «Вы с сестрой очень красиво смотритесь вдвоем», – вот и вся реакция.

Все получилось хорошо: успели собраться к пяти. И Андрей не просто сказал комплимент, был действительно восхищен. И дождь временно прекратился, вышли на сухой асфальт. У подъезда вместо знакомой белой «Ауди» стоял какой-то джип с водителем.

– Эту машину прислал отец, – объяснил Андрей. – Он позаботился, чтобы я мог хорошо расслабиться.

У Марины при мысли о предстоящем знакомстве сердце ушло в пятки, и Маша сжала ей руку, подбадривая.

Водитель знал свое дело, а может, так случайно вышло, только когда они подъехали к кафе, на площадке стоял длинный черный лимузин, рядом с которым и джип показался маленьким, а перед ним – целая куча народу, видно, только что приехали. Марина поискала глазами отца Андрея. Да вот же он – Виктор Александрович Краснов – крупный бизнесмен и начинающий политик, владелец заводов и пароходов, председатель всяких ассоциаций – в сером элегантном костюме под руку с красоткой в вечернем туалете. «Один водитель, двое – телохранители, а третий – секретарь, – определила Марина. – Не такая уж большая свита». Но ей вдруг показалось, все эти люди встали между ней и Андреем – и ей никогда до него не дотянуться. Она взглянула на него – и встретила такой понимающий, ласковый взгляд. «Не бойся, я – с тобой». Андрей подвел девушек к отцу, поздоровался с ним за руку, а подруге отвесил легкий поклон, представил сначала отца, потом – Марину, потом – Машу. Марина, чувствуя себя персонажем светской хроники, храбро протянула руку. «Очень приятно! – прозвучал такой же баритон, как у Андрея, – А это – Юля». (Жест в сторону непрерывно улыбающейся Юли, ее легкий кивок.) И то же – с Машей. Лицо у Виктора Александровича оказалось чуть менее красивым, чем на фотографиях, но привлекательным и мужественным: густые русые с сединой волосы, зачесанные назад, большой лоб с залысинами, светло-голубые холодные глаза под лохматыми русыми бровями, крупный прямой нос, худые щеки с глубокими складками у твердого рот, волевой подбородок. «Никакого сходства с Андреем», – с облегчением подумала Марина. – Разве что фигура – стройная спортивная, но потяжелее. А голос очень похож, только чуть глуше».

Итальянское кафе было маленькое, уютное. Играла тихая музыка. Два маленьких квадратных столика в глубине зала были сдвинуты и накрыты на пять персон. Андрей, как хозяин, распределил места: он на одном конце стола (Марина – слева, Маша – справа), а отец – на противоположном (Юля – слева). За столом Марина взяла себя в руки и приветливо улыбалась. Маша держалась молодцом, как будто каждый день видела олигархов. Юля – эффектная брюнетка – выглядела максимум на восемнадцать лет. Прическа у нее была очень сложная: волосы подняты вверх, но несколько подвитых прядей свешивались то тут, то там в продуманном беспорядке. Переливы зеленого платья подчеркивали цвет глаз, а макияж делала очень опытная рука. Массивные серебряные серьги с малахитом и такое же колье делали ее похожей на Хозяйку Медной горы. Она пила и ела очень мало и кроме «да, дорогой», казалось, не знала других слов. Свита стушевалась за соседний столик с закусками, но без спиртного.

Напряженность вскоре прошла, и вечер протекал довольно гладко: тосты, шампанское, разнообразные закуски, запеченная рыба (Андрей знал от Марины, что Маша видеть не может мяса). Виктор Александрович за столом легко вел беседу, обращаясь то к Марине, то к Маше, он смешил их историями из своей студенческой юности, а с Андреем вспоминал забавные эпизоды из его детства.

Они оживились, перебивали друг друга:

–А помнишь, как ты бабушке лягушку подарил? А она не оценила и упала в обморок.

–А помнишь, как ты вместо лимонада мой первый химический опыт выпил?

–Да-да, и ведь догадался же зеленку развести в бутылке из-под «Тархуна»! Нет, расскажи лучше, как ты хотел соседке по даче понравиться, и укоротил дедушкин летний костюм по своей фигуре.

–Да уж, была гроза! Бабушка меня еле-еле спасла.

Отец и сын, похоже, расчувствовались.

– Я хочу извиниться перед тобой, что редко попадал на дни рождения. Теперь постараюсь это исправить.

– Не за что, папа, ты ведь никогда не забывал делать подарки и всегда угадывал, о чем я мечтал.

– Да, кстати, о подарке! Ты отказался от новой машины, но твою немного подновили, и поставили в твой гараж.

– Но у меня нет гаража.

– Теперь есть. В кооперативе на соседней улице. (Секретарь уже подал ключи и бумаги.)

Андрей сразу напрягся:

– Это – лишнее, я и так твой должник.

Но Викторович Александрович продолжал стоять, протягивая ключи и папку, и, немного помешкав, Андрей принял подарок.

– Спасибо! Но теперь очередь за мной.

– Вот и отлично! – улыбнулся отец.

Улыбка у него вышла замечательная, суховатое лицо стало вдруг открытым и немного мальчишеским.

Зазвучала громкая музыка. На возвышении появились трое музыкантов и певец. Солист успешно подражал Челентано, исполняя итальянские хиты конца восьмидесятых. «О, живая музыка! Маме бы здесь понравилось», – подумала Марина.

– Андрей, позволь мне первому пригласить твою даму, а то я скоро ухожу, – услышала она за спиной голос Виктора Александровича.

Они успешно станцевали что-то вроде медленного фокстрота. Во время танца он сказал комплимент, как Андрею повезло найти девушку и умную, и красивую, а это в жизни встречается редко. А потом спросил: «Сколько лет Вашей сестре?» – и был очень поражен, услышав в ответ, что ей именно сегодня исполнилось двадцать. Провожая Марину на место, он что-то сказал секретарю, и буквально через минуту получил большую чайную розу, которую галантно вручил порозовевшей Маше. Марине понравилось, что это был именно один цветок.

– Что же ты не предупредил, Андрей, что именинников двое, – упрекнул он.

– Да я и сам не знал, что мы родились в один день. Может, даже в одном роддоме?

– Это – вряд ли: Маша родилась в Новосибирске, – ответила за сестру Марина.

– Как в Новосибирске? – поразился Андрей. – И мы там жили, когда папа работал директором завода. Только я почти ничего не помню: лето, сосны, речка. Это было еще до школы, значит как раз в 80-м году. Да, папа?

Отец Андрея только кивнул, он, похоже, не любил вспоминать Сибирь, взгляд его стал холодновато-отрешенным. Но тут зазвучал вальс, Марина закружилась с Андреем, она обожала этот древний танец, просто растворялась в нем. Это было одно из ряда совпадений: они оба занимались бальными танцами и единоборствами. Только Андрей с детства танцевал, а взрослым пошел в секцию самбо, а у Марины – наоборот, сначала было дзю-до, а с одиннадцатого класса – танцы. Она не сразу заметила, что Маша танцует с Виктором Александровичем. Их танец и отдаленно не походил на вальс, зато они о чем-то оживленно беседовали. Марина оглянулась на Юлю. Та сидела в одиночестве, бросая на танцующую пару злобные взгляды, но когда они вернулись за стол, снова безмятежно улыбалась.

У стола возник секретарь, выразительно показал на часы. Краснов-старший извинился, протянул на прощанье сестрам по визитке:

– Друзья Андрея всегда могут на меня рассчитывать, – и удалился под руку с Юлей, кивнувшей с победным видом.

Марина позвала Машу в дамскую комнату и сразу спросила:

– Он что, пытался за тобой приударить?

– Да ничего подобного! Как ты могла подумать?

– О чем же вы весь танец разговаривали?

– Спрашивал о родителях: не встречался ли с ними в Новосибирске, не работали ли они на его заводе. Я его убедила, что нет, ведь они жили в Красноярске, и приезжали только в гости к бабушке. Да еще сказал: «Странно, что родители дали Вам почти одинаковые имена». А я объяснила, что тебя Мариной назвали, потому что родители помешаны на поэзии Цветаевой, а меня Марией просила назвать бабушка в честь своей мамы. Потом спрашивал, где я учусь, да не трудно ли мне в медицинском институте.

– Но с чего ты так раскраснелась, глаза заблестели?

– Я просто отвечала на его вопрос, успела ли я, как врач, кого-нибудь спасти. А я как раз на этой неделе определила корь у ребенка, которого «скорая» привезла с диагнозом «ложный туберкулез». Как можно было так ошибиться! Сыпь совершенно другой локализации: при ложном туберкулезе – так называемые «носки и перчатки»…

– Да, я помню-помню, вы с мамой весь вечер возмущались.

– Вот и все наши разговоры, расслабься.

После ухода Виктора Александровича с двери исчезла табличка «Спецобслуживание», и стали заходить другие посетители. Марина опять остро почувствовала, что «эти люди – непростые», но, наверное, шампанское ее слегка подогрело, решила выяснить все сразу:

– Андрей, ты отцу деньги должен?

– Конечно, нет! – он даже кофе поперхнулся. – С чего ты взяла?

– Сам сказал, что должник. И еще сказал, что за подарок рассчитаешься.

– А, вот ты о чем. Была одна неприятная история, в которой отец неожиданно мне помог, но не деньгами, скорей, – житейским опытом. И не спрашивай подробности, тебе будет неприятно. А за гараж я просто рекламу его компьютерных фирм буду бесплатно размещать.

Марине все равно стало неприятно, что Андрей от нее что-то утаивает. После кафе они еще покатались по вечерней Москве, а на Воробьевых горах вышли и немного постояли. В машине играла приятная музыка, витал аромат чайной розы. Андрей нежно взял ее за руку, и Марина снова почувствовала доверие и близость. Но, когда вернулись домой, и Маша тактично скрылась в комнате, она не стала рассказывать ему о своих проблемах, а поскорее распрощалась, сославшись на усталость.

13

Он уехал в командировку улаживать свои дела, а у меня началась весенняя сессия. Шли дожди, у меня часто болела голова, чувствовала я себя отвратительно и не сразу поняла, что беременна. Решилась поговорить с соседкой, куда надо идти в таких случаях. Та все растолковала, посочувствовала мне, что я «залетела» и выдала фразу, что все мужики сволочи. Перед последним экзаменом я пошла в женскую консультацию. Похожая на мясника тетка в кабинете равнодушно предложила раздеться и ложиться на кресло. Сижу на краешке кресла, не зная как надо лечь.

– Ну и бестолочи: как под мужика ложиться, знают, и как на кресло – не сообразят.

Стискиваю зубы от боли и стыда.

– Десять недель. Будешь рожать или на аборт пойдешь?

– Я не знаю.

– А кто будет знать? Учти, аборт делают до двенадцати недель, а у меня талоны.

– Я подумаю.

Выхожу на работу. Его еще нет! Почему? Жду, может Кавалерия что-то скажет. Наконец, сделав равнодушное лицо, спрашиваю о нем.

– Задержался по семейным делам.

И больше ничего, даже Надежда не приходит. Что за дела? И когда он приедет? Меня тошнит, могу есть только салат из свежей капусты. Хожу в столовую после всех, чтобы не заметили. Вздрагиваю от каждого стука и шороха, не могу оторвать взгляд от двери. Кавалерия ругает меня за невнимательность. Из последних сил держу себя в руках. Отчаяние, затем апатия, мне кажется, что никогда он больше не приедет.

Он приезжает. Весь день у него народ, или его нет на месте. Пишу записку и незаметно передаю ему. Я никогда не делала этого раньше. Он всегда сам договаривался о встречах. День проходит. Ничего. Назавтра его нет с утра. Приходит Надежда. Что это они обсуждают с Кавалерией? Его жена и сын приехали с ним. Она беременна! Я не вынесу этого. Как мне плохо!

14

Такое уже было с ней. Было доверие, было, казалось, полное единство. На первом курсе за ней по пятам ходил Петя Зайков – высокий тощий веснушчатый парень с копной соломенных волос. Они познакомились на вечере первокурсников, он совсем не давал ей пообщаться с однокашниками, без конца приглашал танцевать, а потом поехал провожать. И с этого дня не давал проходу. Он был влюблен и восхищен, встречал и провожал, смотрел ей в рот и со всем соглашался, делал подарки, старался предупреждать ее желания. Сначала он казался Марине смешным, потом она заметила, что он похож на артиста Дмитрия Харатьяна, и наконец – влюбилась.

Марина верила, что это – навсегда. Она рассказывала Пете всю свою жизнь, и он понимал все ее переживания. Она представила его родителям, и он официально просил ее руки. Папа без обиняков спросил, где и на что они собираются жить. Петя с достоинством ответил, что и сейчас зарабатывает достаточно, чтобы прокормиться и снимать комнату, а через год получит диплом. Мама только слабо возражала, что первый курс – рановато для брака. А вдруг – дети? Но Марина не собиралась ждать целых пять лет, а с детьми можно и не спешить. Так и заявила она с высоты своего положения взрослой женщины, имеющей двухмесячный сексуальный опыт.

Свидания происходили в студенческом общежитии, когда Петины соседи освобождали комнату. Петя был внимательным и ласковым партнером, близость с ним приносила Марине радость, усиленную чувством новизны и гордостью от вхождения во взрослую жизнь. Ни малейшей тени сомнения не было у нее, даже паспорт после подачи заявления в ЗАГС оставался в Петиной сумке. Куда ж он денется?

Петя исчез в марте совершенно внезапно, без объяснений, без записки, за неделю до регистрации. Он сказал, что будет занят на работе, но через три дня не пришел на встречу, и встревоженная Марина помчалась в общежитие, подозревая или аварию или смертельную болезнь. Но сосед Пети, не знакомый Марине парень, ухмыляясь, сообщил, что Зайков перевелся из Москвы куда-то на восток, ближе к родному городу Копьевску. «Да, Зайчик, он – такой, прыгать любит. Вот, паспорт оставил». Она просто онемела от горя и обиды. Молча взяла свой паспорт и вышла, не помня себя, добралась до дома. Хотелось одного: чтобы кончилась эта боль. Зайти в ванную, закрыться и – бритвой по венам.

Но дома по счастливой случайности оказалась мама. Увидев ее родное доброе лицо, ее встревоженные глаза, Марина зарыдала прямо у порога. Мама обняла ее и увлекла на диван, долго слушала ее сбивчивые речи, ее «за что?» и «почему?», гладила по голове, а потом задала только один вопрос:

– 

Ты не беременна?

– Ох, нет! Точно – нет, – покраснела Марина, забыв свою взрослость. В семье врача девочки давным-давно знали о контрацепции.

– Тогда – переживем. Выбрось его скорей из головы, считай, что это – прививка от подлости.

– Почему – «прививка»? – Марина от неожиданной мысли даже плакать перестала, – Разве «болезнь» еще впереди? Разве я смогу снова кому-то поверить, влюбиться?

– Обязательно сможешь, только, может быть, станешь осторожней. Тебе еще повезло, что семью не построили, детей не нажили, а вот твоя бабушка Аня с таким столкнулась…

Притихшая Марина с удивлением слушала мамин рассказ о том, как расстались родители отца. Анна и Николай были красивой парой. Она – статная, голубоглазая, с короной русых кос на голове, он – плечистый, кудрявый брюнет, живой и веселый, «душа компании». Правда, Николай, любил выпить, но держался в рамках. Жили они в доме родителей Анны, старики копались в огороде, присматривали за внуками. И вдруг, когда Коле исполнилось 7 лет, а Тане 5, отец загулял. После работы пошел на день рождения к приятелю, там по пьянке нашел какую-то бабу, у нее и прожил две недели. Анна, как узнала, просто окаменела вся. Через две недели, он одумался и вернулся, плакал, клялся не пить больше ни капли. Жена приняла его сурово, но ради детей решила простить, только назначила испытательный срок один месяц. А он и месяца не выдержал, опять напился, опять дома не ночевал. А когда пришел каяться, на крыльце стоял его чемодан.

Дети очень переживали, но встали на сторону матери. Коля дал матери зарок, что никогда в жизни спиртного в рот не возьмет. Анна подала на развод, а на алименты – не стала. Родители ее поддержали, помогали растить внуков, пока живы были. В своем доме – много работы, Коля рос не белоручкой, и в огороде, и по дому все научился делать.

– А строитель он – от Бога. Это – дедовская кровь, Толмачевых. А от отца у него – глаза, да волосы. И у тебя – такая же грива, скажи деду спасибо и на том, – мама закончила захватывающую историю.

– Мама, – зловещим голосом произнесла Марина, на время забывшая о своем горе, – значит, во мне есть кровь алкоголика. Я, что же, могу спиться?

– Ну, спиться может каждый: дурное дело не хитрое. Думаю, тебе это не грозит. Характер у тебя бабушкин: твердый, сибирский. Впрочем, как и у папы вашего.

– Да, папино слово – кремень. Ведь это надо же было в детстве лет дать зарок и до сих пор не нарушить! Он и молодой никогда не пил?

– Никогда. Только как-то его родственники уговаривали, а он сказал, что выпьет шампанского на дочкиной свадьбе.

– Ну, если только – на Машиной, а я больше не собираюсь, – Марина помрачнела, но слез больше не было.

Мама молча поцеловала ее в макушку, и разговор закончился.

К счастью, Марина никому в группе не говорила, что выходит замуж, кроме Иры, но та умела держать язык за зубами. Ира не случайно стала старостой группы: она была очень серьезным и ответственным человеком. Она каждый день ездила из Мытищ, где жила с одной мамой, но всегда все успевала: и учиться, и маме помогать в огороде и в уходе за кроликами. А еще Ира прекрасно шила. Покупала по дешевке мерный лоскут и по «Бурде» шила себе не только юбки, блузки, и брюки, но даже и пальто. Марина выделила из группы ее одну: не сплетница и не завистница. Она тоже не бегала, как почти все девчонки в группе, за двумя парнями, из-за чего те задирали нос, аж шляпы падали. Когда Марина сказала Ире, что свадьба не состоится, она только внимательно посмотрела на нее и сочувственно кивнула. Как она объяснялась с остальными, Марина не слышала, но никто не задал ей ни одного вопроса о пропавшем ухажере.

Чуть позже Марина написала стихи:

«Я не верю судьбе,

я не верю тебе,

никаких объяснений не надо.

Уходя – уходи.