По прозвищу Демон

Следующим утром Гловинский проснулся от жутких криков Елены Скиндиринди: «Сволочь! Сволочь! Все деньги унёс! Все!!!»

Квартиранты вылезали из всех углов и спешили на помощь хозяйке.

– Что случилось! – спрашивали они её.

– Обокрали! Ой, обокрали! – продолжала вопить она, хватаясь за сердце.

– Евгений, что это с ней? – поинтересовался Головинский у Васнецова.

– Да какой-то постоялец узнал, где Елена хранит свою кубышку с деньгами и унёс её. Вот и суть суматохи. – Спокойно объяснил Евгений, зевая в кулак.

Сон ушёл. Валяться на шинели в коридоре уже не было никакого смысла. Владимир вышел во двор, умылся под ржавым жестяным рукомойником и ушёл бродить по городу.

Ветер стих. Было чудесное утро. Из шалашей вылезали люди и начинали разжигать костры. Не доходя улицы Серебряковской, Головинский наткнулся на два трупа: мужской и женский. Они были почти нагие. «Ночью зарезали и одежду всю сняли». – Вздохнул Владимир.

Полдня он потерял, бродя по барахолке, которая находилась сразу же за Привозом. Головинский хотел купить приличный гражданский костюм, туфли, пальто. Не мог же он приехать в Англию в своём потёртом офицерском мундире да ещё и с прожжённой шинелью. На земле, на арбах, повозках лежали вороха одежды. Но она была уже ношеной и так воняла нафталином, что вызывала у Владимира рвотные рефлексы.

«Придётся мне всё-таки ехать в мундире! Разве можно надеть эту мерзость?» – он отворачивал лицо.

После долгих блужданий он вдруг увидел что-то до боли знакомое. Это был парадный, совершенно новый, офицерский мундир гусарского Ингерманландского полка.

– Боже мой! Боже мой! Этого не может быть! Не может! – шептал Владимир, не в силах от вести своего взгляда от доломана светло-синего цвета с оранжевыми шнурами и краповых чакчир.

– За сколько рубликов мундир этот отдашь, любезный? – спросил Головинский у пожилого казака.

– За двадцать тысяч! Но «николаевскими»! – усмехнулся тот своим беззубым ртом.

– За двадцать тысч? – у Владимира глаза полезли на лоб. «Сумма чрезмерная! Торговаться? Нет, не буду! Куплю… Ведь это мундир моего полка! У меня же был такой же, но только в той, совершенно другой жизни».

– Франки возьмёшь? – спросил Головинский.

– Чо цэ такэ? – старик удивлённо открыл рот.

– Французские деньги. – Объяснил Владимир.

– А на шо оны мини? – казак смотрел на Головинского с подозрением, как на вора.

– Подожди тогда! Сейчас вернусь. – Попросил он деда и пошёл менять франки.

За несколько дней Владимир уже прибрёл опыт. Он сразу же нашёл «менялу» и сунул тому сто франков, которые были давно приготовлены и лежали в кармане кителя.

– Настоящие! Давай «николаевки»! – потребовал Головинский.

«Меняла» – худой мужичонка с золотым зубом, не произнося ни слова, вынул из кармана мятых штанов толстенную пачку денег. Молча отсчитал и вручил сорок тысяч рублей.

«Маловато… – подумал Владимир, – да Бог с ним! Надо покупать мундир, потом что-нибудь из еды и быстро уходить отсюда».

– Во цэ гроши! – обрадовался дед, – забырай! Тилькы малый он для тыбы.

– Знаю. – Коротко ответил Головинский, пряча мундир в вещевой мешок.

Вернулся Владимир уже вечером. Настроение у него было приподнятое. Паспорт с английской визой лежал в кармане, а столь ценный для него офицерский мундир гусарского Ингерманландского полка – в вещевом мешке.

– Елена, собирай всех постояльцев. Ужинать будем. – Он выложил на стол круги малороссийской колбасы, большой кусок копчёного сала, хлеб и шоколад.

– Вот это мусцина! Вот это кавалер! – с восторгом завизжала Скиндиринди. – Где мои сеснадцать лет? Я бы за тебя высла замус. Знаес какая я была тогда красивая? – рыхлое большое тело Елены заколыхалось от вздохов.

– Это тебе! За квартиру! – усмехнулся Головинский и протянул хозяйке деньги.

– Красавчик! Кавалер! – с нежностью прошептала Елена, пряча ассигнации в бюстгальтер.

Через три дня, простившись с Васнецовым, у которого возникли проблемы с визой, потому что консул Франции никак не хотел признать его загранпаспорт правительства Вооружённых Сил Юга России за официальный документ, Владимир захромал а порт.

У самого входа на восьмую пристань, где стоял пришвартованный пароход «Ганновер» с английским флагом на корме, взгляд Головинского случайно остановился на плакате ОСВАГа «Вниманию отъезжающих! Спешите записаться в очередь к позорному столбу в день торжества России!»

– Подонки! – прошептал Владимир, и у него почему-то защемило сердце. – Нет уже России! Вы её сами же подарили врагам и предателям.

За двадцать два фунта стерлингов капитан «Ганновера» выделил Головинскому отличную одноместную каюту с трёхразовым питанием.

Пароход отчалил от пристани в двадцать три часа. Владимир даже не вышел на палубу, чтобы проститься с Родиной.

Наконец-то ему удалось принять настоящий горячий душ. После этого Головинский принялся бриться. В зеркале он видел своё лицо.

«Двадцать пять лет, а я всё похож на мальчишку: нос курносый, глаза васильковые, лёгкий румянец на щеках. Когда же моё лицо начнёт взрослеть? Ведь мне всегда дают не больше двадцати лет! Наверное из-за моих волос цвета спелой пшеницы. Постой, постой… – он внимательно всмотрелся, – выгорели наверное. Да нет… Цвет изменился! Да, да цвет изменился у волос! Они же все седые!» – дошло вдруг до Владимира.

Вернувшись к себе в каюту, он обнаружил в вещмешке свой парабеллум: «А это уже непорядок!»

Он открыл иллюминатор и выбросил его в море.

На Лондонской таможне чиновник, брезгливо морщась, попросил показать содержимое вещмешка.

Головинский принялся его развязывать.

– Хватит, достаточно! Запрещённого ничего не везёте? – отворачивая лицо, пробурчал чиновник.

– Нет!

– Ну хорошо! Проходите!

Был замечательный осенний день. Слабые солнечные лучи наполняли городские улицы светом. Повсюду люди, автомобили.

«Мирный город. Спокойная жизнь… Даже странно как-то видеть это после двух лет гражданской войны на Родине». – Думал Владимир, рассматривая Лондон из окна такси.

Он снял небольшую квартирку в красивом старом доме, недалеко от вокзала Виктория, заплатив за неделю.

Утром уже не было солнца. Чёрное небо, серые дома… На улицах очень много мужчин в военной форме и инвалидов без рук или ног. «Эхо Великой войны!» – вздохнул Владимир.

В течение дня он купил три костюма, несколько пар ботинок, туфлей, шляпы, рубашки, галстуки, вместительный чемодан и удобную трость. Но самое главное было в том, что Владимир, совершенно случайно, наткнулся на ателье, где шили военное обмундирование.

– Вы сможете изготовить точно такое, только моего размера? – спросил Головинский у юркого портного, вручая тому офицерский мундир гусарского Ингерманландского полка.

– Мистер, нет проблем! Мы можем сшить для вас любой мундир всех европейских армий. У нас есть золотая и серебряная нить, пуговицы и все необходимые аксессуары. Если пожелаете, то и головной убор. – Успокоил Владимира портной.

– Отлично! – обрадовался Головинский, – а вы могли бы мне…

– Если вам, мистер, нужна обувь для мундира, то это в следующем квартале. Там, я вас уверяю, вы найдёте всё!!! – угадав вопрос, объяснил портной.

К вечеру пошёл дождь. Сначала мелкий, а потом сильный и частый.

Вернувшись к себе, Головинский включил газовую печь. В квартире стало тепло и даже уютно. «Удачный день, – радовался он, – столько всего удалось сделать. Только вот надо срочно заняться «шлифовкой» английского языка. Моё произношение – это что-то страшное».

Утром за окном, не переставая, лил дождь. Владимир позавтракал в ближайшем кафе для мелких служащих, а затем купил большой чёрный зонт и вернулся домой.

Следующие три дня были похожи друг на друга: дождь, дождь и дождь. Не мелкий, типично Лондонский, а сильный, интенсивный и очень холодный. Головинский выходил из дому только для того, чтобы купить газеты и поесть в кафе. Он уже ходил в гражданской одежде. Надевать костюм, повязывать галстук стало для Владимира настоящей мукой. Ведь всю свою жизнь он носил военный мундир! Надо было также надевать ботинки и завязывать шнурки. Это процедура стала для него просто пыткой.

На чтение толстых «The Times» и «The Observer» у него уходил почти целый день. Вскоре Владимир узнал, что недавно в Лондоне был создан «Комитет помощи русским беженцам», который помогал русским иммигрантам найти работу и жильё в Англии. Поверенный в делах России Саблин Е.В. также был готов оказать соотечественникам посильную помощь.

На четвёртый день дождь перестал. Сырой холодный туман не хотел покидать столичные улицы. Головинский, после завтрака, решил подстричься. За углом располагалась парикмахерская. Работали двое цирюльников. По английски они говорили чисто и бегло, но тёмный цвет кожи и густые волосы выдавали в них выходцев из дальних окраин Британской империи.

– Мой брат работает на железной дороге в Аргентине, – рассказывал рыжий толстячок, сидящий в соседнем кресле, – очень доволен. Зарплата высокая, страна хорошая, прекрасный климат. Говорит, что едят там в основном мясо: говядину.

Цирюльник, который его стриг, деликатно поддакивал или задавал короткие вопросы для поддержания разговора.

– Я вот тоже думаю об Аргентине, – продолжал толстячок, – может поехать? Денег заработать, да и посмотреть?

– Да, да, мистер. – Тихо отвечал ему парикмахер.

Своей стрижкой Головинский остался доволен. «Наконец-то я восстановил свой облик, какой у меня был до октябрьского переворота». – С удовлетворением подумал он, смотря на себя в большое круглое зеркало.

Вечером вновь пошёл сильный дождь. Простреленные руки стали ныть, а раненая нога не дала ему спать. От сильной боли Владимир скрипел зубами, ворочался в постели. «Надо к доктору идти». – Решил он.

Утром Головинский в «The Daily Telegraph» обнаружил большую и хорошо написанную статью об Аргентине. Автор так интересно красочно описывал природу этой страны, традиции и блюда креолов, её населяющих, что Владимир возвращался к тексту раза три.

«Правительство Аргентины со времён президента генерала Рока проводит политику под лозунгом «Управлять – это значит населять страну» и приглашает на постоянное жительство всех желающих со всего мира». – Так заканчивалась статья.

Из географии Владимир помнил, что сейчас в Южном полушарии – весна, а об Аргентине только рисунок из учебника: высокие горы и летящий над ними кондор. «Надо было в кадетском корпусе географии больше внимания уделять!» – с огорчением вздохнул он.

Мысль об Аргентине не выходила из головы. Мучала Головинского: «Почему бы мне поехать туда? Если понравится – то останусь! Если нет – вернусь! В конце концов я имею право путешествовать? Имею! Деньги есть, желание тоже. Надо решаться!»

Через день Владимир посетил Посольство Аргентины, где написал прошение на английском языке о предоставлении ему визы для постоянного проживания в этой стране.

– Оставьте ваш паспорт, мистер Голо-голо – головиски! Через неделю будет готово! – пообещал Головинскому чиновник в годах с грустным лицом.

15 октября 1919 года Головинский поднялся на борт пассажирского пароходе «CHRISTOPHER», водоизмещением 4400 тонн, который отходил из Лондона в Буэнос-Айрес. На руках у него был билет в каюту первого класса.

Его соседом по столу, в кают-компании, стал высокий седой мужчина сорока пяти лет. Головинский сразу отметил прекрасные манеры м отличное воспитание этого человека. Стюард ещё не принёс завтрака, а они уже познакомились.

– Александер Смит! – мужчина встал из-за стола и едва поклонился.

– Владимир Головинский! – он встал и по привычке щёлкнул каблуками, но левую ногу сразу же пронзила резкая боль.

И звук при этом получился какой-то странный. «Я же в этих проклятых ботинках!» – покраснел Владимир.

– Я сразу понял, что вы – русский и офицер! – улыбнулся Смит.

– Да!

– Прошу прощения за вопрос, по каким делам в Аргентину? – начал пытать Головинского Александер.

– Очень хочется увидеть эту страну. – Признался Владимир.

– Вот как! – удивился Смит, – а я думал, что по делам.

– У меня нет никаких дел, после того, как я покинул Россию. Буду пытаться найти себя. К моему огорчению, только совсем недавно, я понял, что умею только воевать и больше ничего… Четыре года Великой войны и полтора – гражданской. – Рассказал Головинский, испытывая к своему собеседнику симпатию.

– Я вас понимаю. – С сочувствием согласился с ним Александер.

Головинский и Смит сдружились. Ежедневно, по нескольку часов, они прогуливались по палубе и беседовали на различные темы. Но главной была, разумеется, Великая война. Александер – военный хирург, с первого и до последнего её дня, служил в госпиталях и не по рассказам других знал, что это такое.

– После войны, мне предложили место в Британском госпитале в Буэнос-Айресе. Я долго думал, сомневался, а потом всё-таки решился и до сих пор об этом не жалею. Вот совершил поездку на родину, где провёл почти два месяца отпуска. На следующий год поедем всей семьёй: я, супруга и двое сыновей. А вы, Владимир, женаты?

– Я закончил Николаевское кавалерийское училище, и началась война. Сражения, ранения… Некогда было. – Вздохнул Головинский.

– Ничего, ничего! Не переживайте, Владимир, вы ещё очень молоды. – Успокоил его Смит.

За пятнадцать дней Головинский уже знал об Аргентине столько, что ему хотелось быстрее сойти на землю в порту Буэнос-Айреса. У него было время, чтобы вырезать из плотного картона толстые стельки для левых ботинка и туфли.

– Мы должны будем пройти медицинское освидетельствование, когда прибудем. Для пассажиров первого класса – это, зачастую, чистая формальность. Но, вдруг, попадётся какой-нибудь рьяный медик. А в Аргентину въезд для инвалидов и больных серьёзными заболеваниями такими, например, как туберкулёз, сифилис – запрещён. Вы свою трость за борт выбросите на подходе к Буэнос-Айресу. Вложите стельку толстую в ботинок. Старайтесь ходить так, чтобы никто из врачей или чиновников отдела миграций не заметил вашей хромоты – Давал очередной совет Смит.

– Спасибо, Александер! – искренне благодарил того Владимир.

– Не за что! Мы же с вами – союзники и воевали против общего врага. – Отечески похлопывал Александр его по плечу.

Глава вторая

Париж Южной Америки

30 октября пароход «CHRISTOPHER» вошёл в акваторию порта Буэнос-Айреса и пришвартовался к причалу напротив огромного бетонного здания, похожего на склад. Но Головинский уже знал, что это был Отель для иммигрантов. Здесь все, кто прибыл могли целую неделю жить и питаться бесплатно.

– Кормят там неплохо. Просто, но очень сытно, четыре раза в день. Но вот спальное помещение больше похоже на огромного размера ночлежку для бездомных. – Рассказал Владимиру Смит ещё несколько дней назад.

– Всем пассажирам парохода оставаться на своих местах. Сейчас на борт поднимутся врачи для медицинского освидетельствования. Они начнут с пассажиров первого класса, – раздался голос на английском языке из мощного рупора.

Затем приказ был повторён на испанском языке.

В каюту к Головинскому вошли двое. Толстый мужчина в грязном белом халате и юноша лет двадцати в сером кителе с бляхой на груди.

Толстый устало посмотрел на Владимира, изобразил подобие улыбки, что-то произнёс по- испански.

– Добро пожаловать в Аргентину! – перевёл на английский язык юноша. – У вас есть сифилис, туберкулёз?

– Нет! – ответил Головинский.

– Физическая ущербность: отсутствие конечности или инвалидность по ранению или другим причинам?

– Нет! Я полностью здоров! – Владимир посмотрел в глаза доктору.

– Хорошо! – ответил тот по- английски и поставил маленькую печать в паспорте Головинского.

– Мистер, вы можете сойти на берег для прохождения других административных формальностей. – Почти торжественно объявил переводчик.

– Спасибо! – улыбнулся Головинский.

Владимир спускался по трапу и постанывал от боли в левой ноге. «Как мне сейчас не хватает трости или какой-нибудь палки!»

На первом этаже Отеля для иммигрантов располагалась таможня и миграционный отдел.

– Откройте ваш чемодан, мистер! – на корявом английском попросил Головинского худой чиновник в сером пиджаке с бляхой на груди.

– Всё нормально! Благодарю вас, мистер! – чиновник поставил в паспорт Владимиру печать.

– Владимир, вам сейчас в отдел миграции! – послышался сзади голос Смита.

Головинский обернулся.

– Я уже прошёл таможенный контроль. Миграционный контроль я не прохожу, у меня ведь есть местные документы. Меня на улице ждут супруга и сыновья. – Перед ним стоял Смит.

– Спасибо вам, Александер! – подал ему руку Головинский.

– Вам, Владимир, спасибо за прекрасную компанию, которую вы мне составили в этом длительном путешествии. Вы знаете, где меня найти. Я вас очень хочу увидеть ещё! – Смит крепко пожал руку Головинского, – спешите пройти миграционный контроль. Сейчас на берег спустится публика из второго и третьего класса и вы можете сегодня не успеть. Счастливо вам!

Владимир сидел за столиком напротив чиновника миграционного отдела. Лысый, одуревший то ли от скуки, то ли от работы мужчина лет пятидесяти медленно копировал все данные паспорта Головинского в какие-то бесконечные формуляры.

– Подпишите здесь! – чиновник произнёс на скверном английском языке и ткнул своим пальцем с длинными грязными ногтями в лист бумаги.

Владимир поставил свою подпись.

– Теперь тут! Потом здесь! И здесь, пожалуйста! – чиновник громко зевнул, широко открывая рот.

– Подписал, мистер шеф! Что делаю дальше? – Головинскому хотелось уже бежать отсюда.

– Будем «откатывать» ваши пальцы, – сообщил ему лысый и достал из ящика стола, валик, краску чёрную и «подушечку для печатей.

Теперь чиновник валиком пачкал пальцы Владимира краской и просил оставлять их отпечатки на многочисленных формулярах.

Сначала – правая рука, затем – левая. Снова – левая…

– Подпишите здесь! Вот вам справка, с нею вы, сеньор Голови-голов – Го-ло-винский в любой комиссарии столицы можете ходатайствовать Седулу Национальной Идентификации. Это аргентинский документ, удостоверяющий вашу личность. Всё! Вы свободны! – тяжко вздохнул чиновник.

– Мистер, а руки где я могу вытереть или вымыть? – Владимир показал свои пальцы со следами краски.

– Может о брюки или пиджак. – Совершенно серьёзно посоветовал ему чиновник.

«Ну и нравы здесь дикие!» – подумал Головинский, доставая из кармана пиджака носовой платок.

Миграционный отдел был уже забит людьми. Кого здесь только не было! Арабы в платках на головах, бородатые мужики в дублёнках, евреи в чёрных одеждах и широкополых шляпах. Женщины в паранджах, полуголые сопливые дети, ползающие по грязному полу…

«Успел! Слава тебе, Господи!»– с облегчением перекрестился Владимир.

Он вышел на улицу. Было уже шестнадцать часов пять минут.

«Как быстро время пролетело!» – удивился он.

К нему сразу же подбежали человек десять. Все что-то говорили, перебивая друг друга, назойливо совали в руки четвертинки бумажек. Владимир улавливал только два слова «Пэнсьон» и «Монастырик».

– Нет! Нет! – кричал он по английски и отмахивался свободной рукой.

Сильно хромая, он прошёл около двух кварталов и увидел автомобиль Форд чёрного цвета с надписью «Такси». Головинский поднял руку.

– Отель «Бристоль». – Сказал Головинский, устраиваясь на заднем сиденье автомобиля.

Владимир с интересом смотрел в окно. Широкий проспект, по тротуарам шагают сотни хорошо одетых людей: мужчины, почти все, в костюмах и галстуках. Женщины в шляпках. Ну автомобилей было раза в три больше, чем он видел в Лондоне. Движение было левосторонним, как в британской столице. Увиденное его поразило. «Какая загадочная и неизвестная миру страна,» – подумал Владимир.

Шофёр остановил в входа в гостиницу. Головинский сунул ему ассигнацию в 10 франков, ожидая реакции. Шофёр, радостно заулыбался, но сдачи не дал. «Значит всё нормально». – Подумал Головинский.

Выбежавший из дверей «Бристоля» юноша в красной жакетке, помог Владимиру выйти и схватил его чемодан. Нога жутко болела. Он медленно шёл…

За стойкой с надписью «RECEPCION» сидел мужчина лет сорока с напомаженными волосами и «усиками – щёточками».

– Добрый день, мистер! С прибытием в город Буэнос-Айрес! Какой номер вы желаете и на какой срок? – выпалил он прекрасном английском языке.

– Здравствуйте! Не знаю ещё на сколько дней, но номер приличный. – Ответил Головинский.

– Пять песо в сутки – шикарный, двухкомнатный люкс вас устроит? – предложил мужчина.

– Да! – коротко ответил Владимир.

«Смит мне рекомендовал этот отель. Говорил, что за три песо здесь есть приличные номера. Разница три или пять!» – думал Головинский, хромая вслед за юношей в красной жакетке.

Ужинал Владимир в отеле. Заказал овощное рагу с курицей, чай и пирожные.

– Вам добавят в ваш счёт за проживание! – поклонился официант, отказавшись принять деньги.

Утром Головинский, надев лёгкий костюм и туфли, не завтракая, вышел, чтобы познакомиться с городом. В первую очередь ем нужно было купить приличную трость и поменять деньги. На всякий случай он взял с собой франки, английские фунты стерлингов и несколько золотых монет.

9 часов утра… Проспект Коррьентес забит автомобилями и повозками. Звенят новенькие трамваи. По тротуару «течёт» людской поток. Припекает солнце.

Головинский помнил рассказы Смита о ценах на различные товары, о их дешевизне, но ему, лично, хотелось убедиться в этом. Левая нога болела, поэтому приходилось останавливаться через каждые 5 минут, чтобы дать ей успокоиться. Так он и «доковылял» до Банка. Назывался он «Банко де Ла Насьон». Владимир вошёл и сразу же увидел чёрную школьную доску, только меньше размером. На ней мелом были написаны цифры. Он сразу же понял, что это и есть курс аргентинского песо на сегодняшний день.

«1 североамериканский доллар = 2.232 аргентинских песо

1 фунт стерлингов Великобритания = 10.783 аргентинских песо

1 франк Франция = 0.798 аргентинских песо».

Там были указаны названия денег других стран, но Головинского этот уже не интересовало. Он быстро поменял двадцать фунтов стерлингов и стал обладателем целых двухсот пятнадцати местных песо.

В магазине на проспекте Коррьентес, где продавалась одежда для «настоящих джентльменов», Владимир увидел и трости. Он зашёл. Перед ним, на стене, висела целая коллекция тростей: тонкие, потолще, совсем толстые. Разных цветов и с различными рукоятями.

Головинский выбирал, неспеша, опираясь на них, пробуя удобны ли.

Купил две самых толстых и солидных с резными рукоятками.

– Сеньор, они очень дорогие! Импортированы из Канады! – предупредил его продавец, блеклый мужичонка, лет тридцати.

– Сколько? – спросил по – английски Владимир.

– Пять песо двадцать сентаво! – также на английском языке ответил продавец.

– Меня устраивает. Я их покупаю! – объявил Головинский.

Теперь, опираясь на трость, ему было гораздо легче и удобнее шагать. Другую – Владимир нёс в левой руке. «Где я? – спрашивал он сам себя. – В Нью-Йорке? В довоенном Париже? Ну уж точно не в Лондоне! В английской столице я не чувствовал себя так удобно, как здесь».

По улицам с левосторонним движением проносились новые, сияющие краской и лаком автомобили. Мчались трамваи, скрипя на поворотах и звеня в колокольчики. Сверкали своими вымытыми стёклами витрины магазинов дорогой французской одежды, английского сукна и табака.

На прилавках ювелирных лавок, переливаясь всеми цветами радуги, лежали драгоценности из Голландии и последние модели часов из Швейцарии. На улице Флорида из дверей одного из ресторанов исходил такой вкусный запах, что Головинский не смог устоять и зашёл. Здесь ему предложили ароматный кофе и нежные хрустящие круассаны, которые почему – то назывались «медиалунами».

«Когда же в последний раз ел такую вкусноту?» – попытался вспомнить Владимир и не смог.

Все сидящие в ресторане пили кофе и листали газеты. Головинский попросил официанта, чтобы тот принёс ему «Ле Монде» и затем попытался сделать то же самое. У него не получилось! «Занятно, – надо потренироваться! А как ловко соседи управляются: глоток кофе, затем кусочек круассана, а другой рукой раз и перевернул страницу газеты!»

На углу улицы Флорида и проспекта Коррьентес Владимиру в глаза бросилась яркая и «кричащая» вывеска «Мужская одежда из Парижа. Весенняя коллекция».

Головинский вошёл. Юноша, лет двадцати, выскочил из-за прилавка и кинулся к нему.

– Доброе утро! – поздоровался по-французски Владимир. – Я бы хотел…

– Сеньор Анри! Сеньор Анри! – вдруг закричал юноша.

Сверху послышался быстрый топот. Это по металлической лестнице спускался мужчина лет пятидесяти.

– Доброе утро, мсье! – сказал он по-французски и слегка поклонился. – Чем я вам могу помочь?