Адам & Адам

В средствах массовой информации сразу утвердилось два предположения. У каждого – свои сторонники и противники. Первая версия: Апельсина убили фашисты, потому что им не нравился политик из людей-дьяволов. Против этой версии было то, что НРП не была партией людей-индиго. Вторая версия – провокация. Апельсина убили свои, дабы спровоцировать беспорядки и тем самым подтолкнуть правительства, жаждущие умиротворения, на более активные действия против нацистских организаций. Любое проявление интереса к тому или иному подозреваемому тотчас истолковывалось средствами массовой информации с точки зрения двух версий. Практически моментально власти постарались наложить запрет на любую информацию о ходе расследования. В силу особого положения подозреваемых это не очень удавалось. САГЕН было в еще худшем положении – каждая из парламентских фракций стремилась подтолкнуть агентство к тому, чтобы оно сделало основной версией расследования именно ту, которая политически ей наиболее выгодна.

Кожедуб не знал, куда деваться от атаковавших его парламентариев…

Вскоре выяснилось обстоятельство, которое могло быть простым совпадением, а могло быть и ниточкой, потянув за которую удастся распутать клубок…

Среди тех, кто не участвовал в патронируемом Апельсином конгрессе, но был в тот вечер на ужине на вилле Смерть, был человек-индиго, хозяин средней руки фирмы по производству изделий из кожи: курток в стиле Марлона Брандо, ремешков, дамских сумочек. Фирма проявляла активность и имела филиалы сразу в нескольких странах. В том числе в России, Германии… Важным обстоятельством было, во-первых, то, что Апельсин знал этого человека недавно: его познакомил с ним один из участников конгресса, во-вторых, и это было главным – германская контора фирмы находилась в Нойлютерштадте, куда наутро после вечеринки улетел первым самолетом человек с неприметным именем и фамилией Ганц Мюллер… Судя по фотографии – типичный ярко выраженный человек-дьявол.

Версия «Ганц Мюллер» была откровенно выгодна нацистам. Бухенвальд очень обрадовался, когда узнал, позвонив в очередной раз Кожедубу: тот летит в Германию. Кожедуб не чувствовал себя необъективным – так или иначе, должен был встретиться со всеми фигурантами «интернационального» дела. То, что при этом обнадеживает ту или иную сторону, для него не имело значения. Без этого не обойтись…

Ганц Мюллер из Нойлютерштадта успел уехать – как и всякий индиго, опасался мести за приписываемую индиго Святую воду. Но скрываться не собирался. Германию не покидал, жил в гостинице другого небольшого городка, в котором вел переговоры о покупке местной фабрички галантерейных изделий. Та принадлежала турку из Измира, но он с ней почему-то решил расстаться.

В городок, расположенный примерно в тридцати километрах от печально прославившегося города Святой воды – Нойлютерштадта, – Кожедуб прибыл на поезде…

14

В железнодорожном поселке

Вера Кузнецова медленно поднималась по обшарпанной лестнице со сбитыми ступенями на свой пятый этаж. Лифт почему-то не работал. Пустая кабина стояла с раскрытыми дверями на третьем этаже. Кузнецова возвращалась с работы на железной дороге. Несколько раз перекладывала из руки в руку огромную сумку с продуктами – купила в ближайшем магазине.

Как только вошла в подъезд, сразу стало не по себе. Последние дни инстинктивно чего-то боялась. Убийство депутата Апельсина, страшная история Святой воды, сгоревший пансион, стрельба на студенческой дискотеке… Соседи всегда, с того самого момента, как в их квартире поселился Мандарин, относились к ней и дочери враждебно. Теперь точно жди беды!..

Почему не работает лифт?.. Она остановилась, начала тревожно прислушиваться. В подъезде было тихо. Подозрительно тихо…

«А и черт с ним! Пусть будет что будет! Надоело жить в постоянной тревоге!» – с отчаянием подумала Кузнецова и решительно пошла вверх. – «Главное, чтобы с внуками ничего не произошло!»

До квартиры оставалось каких-нибудь пара лестничных маршей.

Вот и ее железная дверь. На площадке – никого. Из-за соседских дверей не доносится ни звука. В ее квартире тоже тихо… Что-то это подозрительно!.. Мандарин должен быть уже дома, сидеть с детьми. Дочка Танечка на работе… Нервничая, Вера Кузнецова начала нажимать на звонок. Никто не открывал. По-прежнему из-за двери не доносилось ни звука. Теперь уже не сомневаясь – что-то произошло, Кузнецова трясущимися руками полезла в сумку – искать свои ключи, лежавшие где-то на самом дне… Не сразу всунула ключ в замочную скважину. Наконец дверь подалась вперед…

С ужасом Вера Павловна вступила в собственную квартиру. В этот миг она прокляла все: и тот день, когда ее дочка Танечка познакомилась с Сергеем Мандарином, и то, что она не смогла отговорить ее от этого брака… Из ванной комнаты доносился негромкий звук льющейся воды!..

На миг в голове у Кузнецовой мелькнула надежда: «Слава богу! В ванной, не слышит!» Она подскочила к двери ванной, рванула ее на себя, чего прежде никогда бы делать не стала… Дверь резко распахнулась. В ванной никого не было, горел свет, струя воды била в раковину и исчезала в горловине. От ужаса у Кузнецовой подкосились ноги. Уронив сумку, перескакивая через покатившийся кочан капусты и картофелины, она ринулась в комнаты… «Дети!.. Где дети?!»

Ворвавшись в комнату, она в изнеможении, едва живая осела на пол: внуки мирно спали в своих кроватках… Слава богу!.. «Но где Мандарин?! И почему они спят в это время?!»

Она поднялась и прошлась по комнатам… Сергея нигде не было, квартира была пуста. «Этого не может быть! Он бы никогда не оставил детей одних!..»

И вдруг страшная догадка мелькнула в голове Кузнецовой: зачем в ванной оставлена вода?! Намек?!.. Это «Святая вода»?!.. Мол, сами не пейте! В ужасе Вера Павловна представила, как завтра, нет, почему завтра? Уже сегодня по всем телеканалам начнут показывать их городок, произносить попутно «Нойлютерштадт» и эти страшные слова «Святая вода»…

Какая-то дикая фраза всплыла в голове Веры Павловны: «Я его приютила, я себя и убью!» Она подошла к телефону, позвонила в милицию и без всяких объяснений попросила приехать к ней домой, назвала адрес. Затем сказала: «Срочно оповестите – вода отравлена!» Потом пошла в ванную и набрав под краном горсть воды, выпила ее и принялась ждать… Она знала – смерть вскоре наступит.

«Я его приютила, я себя и убью!»

Затем она выпила еще воды… К тому моменту, когда в Дверь отчаянно забарабанила милиция, а город был охвачен паникой, Вера Павловна была жива, но практически невменяема.

«Не виновата! Испугалась! Хотела предупредить!.. Где он?» – выкрикивала она сквозь рыдания. Ее увезла «скорая помощь».

Меж тем Мандарин, так странно исчезнувший из квартиры, домой так и не пришел… Вода, конечно же, отравлена не была. Железнодорожный поселок не стал Нойлютерштадтом. Во всяком случае, пока…

15

Кожедуб как-то давно уже бывал в Германии. Тогда он еще не работал в САГЕН, и это была поездка по обмену между российскими и немецкими стражами порядка. Бродя со своим новым знакомым – толстым и светловолосым немецким полицейским – по шикарным улицам большого немецкого города, Кожедуб был несколько удивлен и разочарован. Он представлял старинные немецкие города эдакими заповедниками средневековой старины с узкими живописными улочками, вросшими в землю домами горожан-бюргеров с толстенными стенами и маленькими узкими оконцами, мощными крепостными башнями… Но ничего этого не было. Была современная, казавшаяся Кожедубу совершенно безликой, архитектура, одинаковая от Гонконга до Нью-Йорка. Если бы не небольшое число старинных зданий, можно было вообще подумать, что он находится в каком-то современном, совсем недавно отстроенном на пустом месте городе… Немецкий коллега объяснил: в этом предположении Кожедуб недалек от истины… Вторая мировая война… Налеты английской и американской авиации в последний период были устрашающи. Тысячи самолетов волна за волной сбрасывали бомбы на немецкие города, сея смерть и тотальное разрушение. Знаменитый Кельнский собор – гигантский шедевр готической архитектуры, строившийся три сотни лет, – уцелел только лишь потому, что летчики получили специальный приказ не сбрасывать на него бомбы. Так что узкие средневековые улочки действительно когда-то существовали… Но в какой-то момент они превратились в широкие открытые пространства, засыпанные горами щебня. Прежняя Гроссдойчланд – Великая Германия – перестала существовать. История преподнесла немцам суровый урок и еще раз доказала, что война несет народам одно лишь зло. Однако, как по секрету рассказал Кожедубу все тот же немецкий коллега, когда в 1947-м в западной зоне оккупации планировались свободные выборы, американцы провели среди немецкого населения секретный социологический опрос…

Распространена точка зрения, что двенадцать лет правления Гитлера были для немецкого народа своеобразным «умопомрачением», от которого их «излечили» союзники. После чего «очнувшийся» немецкий народ глубоко раскаялся…

Данные социологического опроса, тут же спрятанные подальше в сейфы и железные конторские ящики, показывали не такую умильную картину: семьдесят процентов населения послевоенной, лежащей в руинах и понесшей колоссальные потери Германии вновь отдали бы свои голоса гитлеровской Национал-социалистической рабочей партии, сокращенно НСДАП (Национал-Социалистише Дойче Арбайт Партай), сохрани она к тому времени свое существование. Видимо, яд человеконенавистнических теорий разрушался не так быстро и продолжал действовать даже после того, как основные фашистские идеологи понесли заслуженное наказание. Массовое «умопомрачение» большинства немцев продолжалось, но признаваться в нем они теперь соглашались лишь на условиях полной анонимности.

Со свободными выборами освободители, они же для некоторых – оккупанты, решили повременить, дабы не смущать «очнувшихся» и «кающихся»… Еще было живо в памяти то отчаянное, умелое и совершенно неооъяснимое с точки зрения здравого смысла сопротивление, которое, жертвуя собой, оказывали немецкие солдаты, когда любому было уже совершенно очевидно, что война на все сто процентов проиграна и ни одного шанса избежать полной капитуляции нет. Что за странное безумие охватило немецкий народ? В чем корень этого ужасного зла? Почему немцы так поверили в ядовитые человеконенавистнические идеи?!..

* * *

Городок поразил Кожедуба. То, чего он не встретил в Германии в свою первую поездку – присутствовало здесь-Возможно, сказывалось еще и позднее время суток – чистенький железнодорожный состав сделал короткую остановку возле вылизанного перрона, уже когда на островерхие черепичные крыши бюргерских домов и пронзающие небо шпили кирх – протестантских церквей – опустилась какая-то особенно черная ночь. Кожедуб вдруг понял – средневековье вокруг него самое настоящее и густое из всех, что он когда-либо видел.

Он говорил по-немецки и, расспросив у знающего и точного железнодорожного служащего дорогу, направился пешком к отелю «Дрезден», в котором у него был забронирован номер. Служащий, как показалось случайно обернувшемуся Кожедубу, смотрел ему вслед недобрым взглядом, хотя и был только что в разговоре с приезжим безукоризненно вежлив.

«Не иначе как тайный нацист!.. В современном мире все всех не любят, все ко всем относятся с недоверием! – подумал Кожедуб. И хотя в карманах у многих отпечатанные на одном типографском станке единые паспорта, истинным паспортом все чаще становится тип лица, цвет волос, акцент… А ведь и такой „паспорт“, если призадуматься, можно легко подделать. Даже легче, чем бумажный…»

Кожедуб закурил. После разговора с Бухенвальдом он стеснялся своих любимых, но дешевых «рабоче-крестьянских» сигарет и в магазинчике на вокзале приобрел пачку немецких «Реемтсма». Марка эта имела давнюю историю и производилась еще в фашистской Германии. По качеству они уступали английским и американским. Табак, как известно, товар «колониальный». А к дележу колоний Германия опоздала, что и пыталась позднее наверстать…

«Ох, ох, ох, что ж я маленький не сдох!» – напевал Кожедуб свою любимую шуточную песенку. Не успев отойти хоть сколько-нибудь далеко от вокзала, он заблудился и теперь брел по узким средневековым улочкам почти наугад.

Кожедуб не знал, что в то же самое время, когда он продирался сквозь хитросплетения «штрассе» и «платцев», в кабинете у Бухенвальда произошла примечательная сцена…

* * *

Бухенвальд сидел за своим огромным полированным столом и читал проект речи, подготовленной для него одним из помощников, когда позвонила секретарь и сообщила, что его хочет видеть Герой.

Норицын велел пропустить. Время – позднее, кроме чтения проекта речи, никаких срочных дел у него не было, и он вполне мог уделить Владику какое-то время… Через несколько мгновений тот быстрым, энергичным шагом вошел в кабинет. Он был взволнован.

Проигнорировав предложение Бухенвальда занять одно из удобных кресел, подскочил к столу, опираясь руками о край, проговорил:

– Похоже, началось… Теперь многое встает на свои места!.. Только что по Си-эн-эн передали: в исторической деревне дьяволы прикончили нескольких человек.

Жора присвистнул и поднялся из-за стола.

– Быть этого не может!.. – недоверчиво проговорил он. – В исторической деревне? Зачем?!

Взволнованным голосом Владик-Герой пересказал содержание репортажа, переданного известным телеканалом…

Исторической было принято называть маленькую, затерянную в джунглях африканскую деревушку, где впервые поселились среди людей вышедшие из леса люди-индиго. У нее было какое-то неудобопроизносимое африканское название, и во всем мире повелось называть ее исторической. Так было понятней и легче.

Было время, когда историческая деревня оказалась практически на сто процентов населенной людьми-дьяволами, поскольку не смешавшихся с ними местных жителей в ней уже не осталось. Но люди-дьяволы стремительно расселялись по миру, жить в исторической деревне было для них неинтересно – примитивное существование африканских охотников или возделывание мотыгой убогих огородов на границе деревни и леса их уже не привлекало. Люди-дьяволы постепенно покидали деревню, а в ней опять стали селиться люди. Впрочем, пока их в процентном отношении было не так уж много.

В первое время, когда существование людей-индиго только-только было признано новой реальностью человечества, в историческую деревню потянулись толпы исследователей и журналистов. Этому способствовал период относительного затишья в бесконечной череде переворотов, гражданских войн и эпидемий, сотрясавших этот центральноафриканский регион, где на границе двух государств располагалась деревенька, состоявшая из хижин, крытых пальмовыми листьями.

Никаких особых открытий, проливавших свет на появление людей-индиго, ученым сделать не удалось. Сами люди-индиго делали все, чтобы ученые и журналисты как можно скорее убрались восвояси, – отказывались от контактов, взывали к солидарности проживавших бок о бок с ними негров, а по всему миру уже шли демонстрации индиго, протестовавших против взгляда на них как на новый вид, выплюнутый эволюцией из Африки. Вскоре в регионе началась очередная военная заваруха, и западным ученым и журналистам пришлось убраться.

В деревне проживал один старик, у него никогда не было ни жены, ни детей. Первых людей-дьяволов он повстречал мальчиком, живя вместе с родителями на краю деревни у леса. Мбаса Нкомо был достопримечательностью исторической деревни. Он помнил первые годы выхода людей-дьяволов в «свет», имя его, рассказы и свидетельства упоминались в каждой публикации, посвященной их истории. Зато люди-дьяволы не жаловали его – рассказы Мбаса Нкомо, как необычные люди появились из леса, не соответствовали версии людей-дьяволов, что они всегда существовали на Африканском континенте. Впрочем, взаимоотношения между дьяволами и людьми в исторической деревушке были крайне дружелюбным и.

Недавно Мбаса Нкомо был найден в своей хижине с раскроенным черепом. Деревня была затеряна в глуши лесов, а обстановка в Центральной Африке крайне неспокойной. У тамошних жителей было столько других бед, настолько легко каждый день они могли оказаться на грани между жизнью и смертью, что люди-индиго не волновали их совершенно, а информация о смерти старика пришла от христианских миссионеров с огромным опозданием одновременно с информацией, что в исторической деревне один за другим стали погибать люди. То есть те, в ком не было крови людей-дьяволов…

На самом деле Владик-Герой немного исказил переданную Си-эн-эн информацию: в смерти людей подозревали дьяволов, но никто не видел, как индиго убивал человека и доказательств не существовало. Было очевидно одно: погибали лишь люди, а среди индиго таких смертей не было…

– Как убивали? – спросил Бухенвальд.

– Ничего не понятно… Достоверной информации нет. Миссионерам стало известно: людей стали находить мертвыми кого где… Мбаса Нкомо – в своей хижине на краю деревни, кого-то в лесу неподалеку. Но дело в том, что у местных жителей есть уверенность – это дело рук людей-дьяволов, больше некому!.. Отсюда вывод: люди-дьяволы пошли в атаку. Очевидно, убийство Апельсина было провокацией… Нужен был повод. Так же, как в случае со Святой водой!..

– Что ты предлагаешь?

– Мне кажется, мы должны ехать в Африку. Причем срочно!.. С этим делом надо разобраться на месте. Мы должны быть в центре событий!

16

Мы возвращаемся к Кожедубу, который, как мы помним, шел в сторону гостиницы. В какой-то момент он понял, что окончательно заблудился. Впрочем, это не огорчило его: городок был небольшой и, куда бы он ни пошел, он бы не удалился от своей цели очень сильно, так что он даже рад был прогуляться и осмотреть окрестности. Тем более вещей у него с собой почти не было – лишь маленький чемоданчик да плащ, перекинутый через руку… Да еще пакет…

Но странно: все это множество средневековых зданий и прекрасно сохранившиеся средневековые улицы вовсе не выглядели музеем под открытым небом. Точно бы Кожедуб на машине времени на самом деле попал в самое настоящее средневековье и все на этих узких и темных улицах под стать мрачным, словно бы приготовившимся к осаде домам: то и дело навстречу Кожедубу попадались толпы грубо горланившей, агрессивного вида молодежи. Очень многие были пьяны.

Да и люди, которых Кожедуб видел в освещенных окнах пивных, располагавшихся под низкими старинными сводами средневековых построек, как-то не очень походили на добропорядочных миролюбивых бюргеров: красные лица нетрезвых мужчин были перекошены злобой, они громко что-то выкрикивали, о чем-то спорили.

Кожедуб смотрел по сторонам, несколько раз с тревогой обернулся: теперь начало казаться, что кто-то упорно идет за ним следом… Но кто может следить за ним в этом городе, в котором его никто не знает и куда он только что приехал? Человек-дьявол?..

Проходившие мимо молодые люди бросали на Кожедуба какие-то очень неспокойные, неодобрительные взгляды. Он понял: в этот поздний час его одинокая трезвая фигура, любопытные взгляды, которые он кидает по сторонам, наконец, пакет с символикой московского аэропорта – все это безошибочно выдает в нем приезжего… Но почему, почему вдруг в этом городке такая недоброжелательная атмосфера?!.. Если бы он поймал обращенные на него один, два, ну несколько косых взглядов – это, в конце концов, было бы объяснимо, но здесь, похоже, на улицах просто не встретишь иных людей, кроме тех, что яростно ненавидят чужаков. Кожедуб был не робкого десятка, но что он может сделать один против агрессивной толпы?.. К тому же он никак не может позволить себе оказаться сейчас в больнице.

Не успел он об этом подумать, как кто-то грубо окрикнул его. Он обернулся: из «биирштубе» – пивного зала – на другой стороне улицы вышло несколько человек. Они в упор разглядывали его…

– Неандерталец! – крикнул один из них, самый молодой, почти еще мальчик.

Все остальные заржали.

Продолжая идти, Кожедуб отвернулся от них.

– Эй, неандерталец, куда же ты?!.. Музей неандертальцев совсем в другой стороне!.. А может быть, ты ищешь зоопарк?!..

Слова шутника были перекрыты дружным хохотом его маленькой компании, к которому присоединился хохот еще одной группы людей, как раз за несколько мгновений до этого вышедших на маленький перекресток из кривой, уходящей куда-то вверх, к холму, средневековой улочки.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.