bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

И тут мы увидели, как с дрожью и трепетом началось их запечатление. Мы обнялись, вспоминая, как пережили это сами. Тот самый день, когда я погубил ее, мою Мэгги, и обрел в ней любовь всей жизни.

Тот самый день, когда она стала моей.

Я зашептал ей на ухо, как она восхитительна. Наверное, ей уже надоело это слушать, но остановиться я не мог. Глядя, как ее подопечные обретают судьбу, Мэгги разрывалась между грустью и чувством выполненного долга.

Я обнял ее крепче и ощутил в ответ благодарность.

– Я всегда буду тебя поддерживать, – сказал я решительно.

Она повернулась и притянула меня к себе. И, подчинившись ее губам, я коснулся руками своего любимого места. Ее бедер. И я велел своим рукам остановиться. Стойте, руки. Не шевелитесь.

Глава 3. Мэгги

Мы устроились в самолете. Я уютно завернулась в толстовку Калеба. Перед нами сидели Биш и Джен, а перед ними – Фиона с папой. Питер купил нам билеты в первый класс, и меня за это немного мучила совесть, но намного сильнее было чувство вины за случившееся с Бекки и Ральфом.

Нет, нельзя сказать, что все было плохо. Биш и Джен, например, оставив Марию с Питером и Рэйчел, друг от друга не отлипали. Выглядело это и мерзко, и мило одновременно. Джен сидела к Бишу лицом и, разговаривая, гладила его по волосам. Она рассказывала ему о своей работе и избегала разговоров о том, где они будут жить и что делать в будущем. Пока они поживут с Питером, но после…

Я тоже не хотела об этом думать. Не секрет, что у Биша совсем нет денег, а по традициям Виртуозов именно жених покупает невесте дом, куда приводит ее после свадьбы.

Я вздохнула и прогнала эти мысли. А потом Биш коснулся ее подбородка и поцеловал.

Я отвернулась и, пристегнув ремень, посмотрела на Калеба. Я собиралась проспать всю дорогу и как следует отдохнуть перед встречей с родителями Бекки. Подняв подлокотник, Калеб откинулся в кресле, и я прижалась к его груди. Пальцы Калеба размеренно гладили меня по шее, успокаивая и ободряя…

Выспалась я на удивление хорошо.

Когда я открыла глаза, мы уже были в Теннесси. Я потерла лицо и поморщилась от вопля какой-то женщины, которая громко об этом сообщала. Мы с Калебом двинулись к папе.

У них с Фионой все в отношениях было так же ново, как и у Биша с Джен, только не столь явно. Папа и с мамой всегда вел себя нежно – но только дома. Он не из тех, кого задерживают за развратное поведение, поэтому я не удивилась, заметив, что они с Фионой лишь держатся за руки.

Я улыбнулась папе, и он улыбнулся в ответ. М-да, как же изменилась моя жизнь. Я еду домой даже не с одной, а с двумя парами новых нареченных (и еще одну оставила во дворце).

Жизнь у Виртуозов налаживалась, а у меня болталась вверх тормашками, но я старалась об этом не думать. Я не хотела, чтобы Калеб винил себя и в этом.

Когда мы добрались до папиного дома и я зашла внутрь, у меня отвисла челюсть. Папа убрал все мамины вещицы: снял со стен совместные с ней снимки, оставив лишь наши с ним фото; спрятал светильники с кружевными абажурами и выбросил глупые финтифлюшки. Дом стал обычным, и я была за это благодарна. Папа и правда покончил с прошлым, и, судя по всему, очень вовремя. Вышло бы неловко, окажись Фиона в доме, полном фотографий другой женщины.

Я повернулась к папе.

– Вижу, пока меня не было, ты времени даром не терял!

– Ты же не против? Но кое-что я для тебя сохранил, положил на твою кровать. А вот это, – он указал на большое зеркало, которое они с мамой как-то откопали в антикварном магазине, – мне кажется, ты захочешь оставить… для вашего с Калебом дома.

– Спасибо, пап, – кивнула я. – Я только за. По-моему, давно пора.

Он приобнял меня одной рукой, но мне этого было мало. Я обняла его за талию, как в детстве, и крепко стиснула. Папа тоже меня обнял, как бывало, и прижал к себе.

– Мне очень жаль Ребекку, милая, – прошептал он.

Я кивнула.

– Сейчас пойду к ее родителям.

– Хочешь, мы с тобой?

– Нет, – ответила я. – Мне и в одиночку-то будет трудно смотреть им в глаза. Лучше сходите со мной завтра на службу, ладно?

– Хорошо, как скажешь.

– Заодно вы пока тут устроитесь. – Я покосилась на Фиону, которая стояла в стороне, величественная и молчаливая. – Мы сегодня переночуем у Калеба. – Я не стала вдаваться в подробности.

– А я, думаю, поживу пока с Джен у Питера, – быстро вставил Биш. – Заберу только кое-какие вещи.

– Смотри в обморок не грохнись, когда увидишь их дом, – заметила я. – Он гигантский.

Биш не улыбнулся, но подошел и заключил меня в свои огромные медвежьи объятия, которых мне так не хватало.

– Мэгги… – Он вздохнул, не найдя что сказать.

В его мыслях действительно было пусто: не завалялось ни единого утешающего словечка. Я покачала головой, давая понять, что все хорошо. Он поцеловал меня в щеку и спросил:

– Ты же попозже заглянешь? К Питеру?

– Вряд ли, – ответила я и обратилась к Калебу: – Я хотела переночевать у тебя. Если ты не против.

Тот с укоризной кивнул:

– Само собой.

Я снова повернулась к Бишу и подытожила:

– Так вы и сами устроитесь, и никто вам мешать не будет.

– Как скажешь, – согласился Биш. – Мы придем завтра на службу.

– Спасибо.

Калеб по-прежнему держал в руках наши сумки. Я вдруг поняла, что ехать нам не на чем. Его мотоцикл остался у дяди Макса. Я перевела взгляд на папу.

– А можно, мы оставим вещи и зайдем за ними попозже?

– Конечно.

– Отлично, – кивнула я и сказала Калебу, своему мужественному телохранителю: – Можно идти.

Я потрясла связкой его ключей в переднем кармане толстовки. Они забрякали о кольцо-звездочку, которую ему подарили ребята из «Жаровни», словно напоминая: что бы ни случилось, на свете есть люди, которые любят меня, которым я дорога.

Я думала об этом, пока Калеб, держа руку на моей талии, повел меня на улицу; слышала, как папа и Фиона мысленно обо мне разговаривают. Бедная я, милая я, так много пережившая я. Но что насчет бедной Бекки? И бедного Ральфа? Ведь это они поплатились за мои ошибки.

Мы пошли к дому Бекки коротким путем, и мои кеды зашлепали по дороге. Калеб молчал и просто держал меня за руку, и я была ему за это благодарна. Общаться не особо хотелось, а хотелось лишь одного: чтобы Бекки оказалась жива… Но я знала, что это не так, и все из-за меня. Боже… Она обругала бы меня. Точно бы в клочья порвала.

Я засмеялась, вспомнив, как Бекки на меня однажды наорала. Нам с ней было по двенадцать, и я разревелась, потому что ее посадили под домашний арест. Ее поймали, а меня нет, и теперь я хотела явиться с повинной и во всем сознаться. Однако Бекки меня высмеяла, будто я была полной дурой. «Ну зачем, зачем тебе это делать? Тогда влетит нам обеим! Что за глупость, Мэгз!»

Однако я чувствовала себя такой виноватой, что в конце концов все-таки сама себя выдала. Совесть так меня терзала, что в воображении рисовались плакаты «Разыскивается» с моей фотографией. То было наивное, простое, легкое и совсем иное время в наших жизнях.

Калеб провел большим пальцем по костяшкам у меня на руке, вызволяя из плена воспоминаний. Я подняла голову и поймала его сочувственный взгляд.

Вскоре мы добрались до дома Бекки, и на подъездной дорожке я заметила ее машину. Видимо, уехали они на автомобиле Ральфа. В окне дома мелькнули силуэты родителей Бекки, и боль в груди стала почти невыносимой.

Калеб остановил меня и повернул к себе.

– Постой.

– Я не выдержу, Калеб, – сказала я ему с дрожью в голосе. – Я не смогу…

Его теплые губы прижались к моим, и я замолчала. И не сказать, чтоб я целовала Калеба, но Калеб точно целовал меня. Он прижал меня к себе и целовал, пока у нас не перехватило дыхание. Я сжала пальцы в кулаки, точно из последних сил держась над обрывом, но чем сильнее Калеб меня целовал, тем глубже я падала.

Я почувствовала благодарность за то, что он прогоняет скорбь и наполняет меня спокойствием. Но теперь я невольно попала во власть другого чувства… чувства потребности… потребности в Калебе. Я обвила руки вокруг его шеи, а ноги словно сами собой встали на цыпочки, подталкивая меня к нему.

– Черт, Мэгги, – пробормотал он мне в губы и хищно прижал к себе.

Мне вдруг стало очень жарко в толстовке. Как странно… Я никогда не испытывала ничего подобного. Точно телу надоело идти на поводу и выполнять мои приказы. Ему было наплевать, что происходит вокруг: оно просто знало, что Калеб здесь, что он прикасается ко мне, что он мой.

Все это было уже слишком, но я не могла остановиться. Будто включился автопилот и мной управляло запечатление. Я потеряла над собой власть.

Калеб поднял руки к моему лицу и, резко выдохнув, отстранился.

– Все нормально. – Большими пальцами он успокаивающе погладил мое лицо. – Все хорошо. Со мной с самого начала было точно так же, это нормально. Просто наши тела… устали ждать соединения, вот и все.

– То есть ты все это время себя так чувствовал? – спросила я еле слышно.

– Ну… не совсем так, но иногда приходилось несладко, – усмехнулся Калеб.

– И случай с боксерами?.. – поинтересовалась я.

Он засмеялся и закусил губу.

– Ага. Возглавляет список.

– И что это значит?

– Помнишь, я рассказывал, что большинство нареченных женится в течение нескольких недель после запечатления? Ну так вот, несколько недель прошли, детка. Мы можем подождать еще, но легче нам точно не станет.

Он старался не ухмыляться.

– Ой, ну ты, я смотрю, прямо страдаешь, – поддразнила его я.

Он засмеялся и крепко схватил меня за бедра.

– Может, я и не страдаю, нет. Но ты наконец-то хочешь меня почти так же, как я тебя, а это не может не радовать.

Я добродушно закатила глаза, и тут мы оба поняли, что отдых окончен. Я снова посмотрела на машину Бекки и прошептала:

– Спасибо, детка.

Он улыбнулся слову «детка».

– Я люблю тебя, и ты справишься. Я рядом, помнишь? Я всегда буду тебя поддерживать.

Я обхватила Калеба за талию и позволила сжать себя в объятиях, поцеловать в голову.

Отчасти я злилась, что так от него завишу, но он был прав. Он всегда меня поддерживал, и я должна принимать это как данность, а не отталкивать.

Когда я поняла, что времени у меня больше нет, то повернулась к дому. Тут из дома с мешком мусора вышла миссис Ти. Увидев меня, она заплакала и раскрыла объятия, и я, точно маленькая девочка, какой себя сейчас и ощущала, бросилась к ней.

Она плакала, и я плакала, но в конце концов мы отстранились друг от друга и я сказала, что вернусь завтра. Уже уходя со двора, я не устояла и дотронулась до «Доджа-Неона» Бекки… и тут перед глазами вспыхнуло видение.

Калеб рванул ко мне. Я стояла на месте и смотрела, как Бекки и Ральф едут через горный перевал, смеются и подпевают радио. Но только они добрались до съезда и собрались выехать на шоссе, как машина заглохла. Ральф был вне себя. Он говорил, что бензин закончиться не мог, что в городе они заправились… но стрелка была на нуле, а вокруг – ни людей, ни домов. По этому перевалу ездили редко: только те, у кого неподалеку загородные домики…

(Они живы!)

…И вот они отправились в путь. Но шли дни, у них закончилась вода, еда, и в конце концов они потерялись. Они добрались до маленькой пещеры в горном склоне над долиной. Ральфу пришлось хуже, потому что он отказывался пить воду и каждый раз уступал ее Бекки. Наблюдая видение, я разглядывала лицо подруги – испачканное, грустное и прекрасное, – когда она приглаживала Ральфу волосы; и тогда я поняла: еще есть надежда их спасти.

Я взглянула на Калеба, видевшего то же самое, и он кивнул. Он был готов ехать. Готов отправиться со мной и спасти моих друзей.

Я взяла Калеба за руку, и мы побежали к дому его дяди. Мы не задержались у папиного дома, потому что он попытался бы меня остановить, а Биш вызвался бы пойти с нами. Но я не могла допустить, чтобы кто-то пострадал или умер за меня. Это мои проблемы и моя война.

Ну и Калеба, по умолчанию.

Он посмеялся над моими мыслями.

Мы не взяли с собой ни сменной одежды, ни чего-то еще, а просто запрыгнули в дядин внедорожник. Но мне было все равно: я хотела лишь поскорее доехать до нужного места. Одна дорога занимала несколько часов, а нам еще предстояли поиски.

Я увидела, как мы съезжаем с подъездной дорожки, мчимся по улице и Калеб говорит, мол, нужно кое-что купить.

Все именно так и случилось.

Спустя час мы остановились на маленькой заправке – запастись едой и водой. Еды мы взяли вдоволь, чтобы накормить Бекки и Ральфа, когда найдем их. А я была убеждена: мы их точно найдем.

Мы ехали очень долго. Калеб включил радио на полную громкость и принялся петь, держа одну руку у меня на коленях и теребя мои пальцы. Он ни слова не говорил о Бекки, и я была ему за это благодарна. Я скинула кеды и поджала под себя ноги, потом опустила капюшон толстовки и устроилась поудобнее – нам предстоял долгий путь.

Мое видение было слишком неясным, а потому на последней заправке перед подъемом в горы мы на всякий случай взяли с собой дополнительную канистру бензина. Мы знали, что больше заправочных не встретим, поскольку кричавшая об этом вывеска была больше дурацкого магазинчика, перед которым висела.

Калеб отдал мне свою пластиковую карточку и написал пин-код на моей ладони. Я улыбнулась, еле сдерживая смех. Вот она – любовь: его пластиковая карточка с пин-кодом.

Я снова нацепила кеды и двинулась в туалет, пока Калеб заправлял машину. На обратном пути, когда я взяла нам обоим напитки, в голове у меня послышался голос:

«Захвати еще пару медовых булочек, детка. У меня булочная недостаточность».

Я засмеялась про себя.

«Значит, нужно штук десять. Потому что делиться с тобой я не собираюсь».

«Ой-ой! Ну тогда прихвати еще десять, потому что я тоже делиться не буду».

«Вот и ладно! Прихвачу!»

Я услышала, как Калеб смеется.

«Возьми-ка мне еще пару палочек вяленой говядины, пожалуйста-препожалуйста!»

«Хорошо, любовь моя».

Я выполнила его просьбу, а потом захватила несколько медовых булочек, пачек крекеров и энергетических напитков и вывалила все это перед кассиром. Он недовольно приподнял бровь, и я смущенно кашлянула. Кассир раздосадованно просканировал каждую мою покупку и запихнул все в пакет. Я провела карточкой по считывателю и ввела код. Затем кассир отдал чек, и я схватила добычу и вышла к Калебу, ждавшему меня в машине у самых дверей.

Я забралась внутрь.

– Я написал нашим папам и ввел их в курс дела, – признался Калеб. – Не хотел, чтоб они волновались.

– Спасибо, – ответила я с облегчением. – Я об этом как-то не подумала.

Я вынула из пакета вяленую говядину и протянула ему вместе с жестянкой «Сладкого аризонского чая». Засмеявшись, я указала на банку.

– Видишь, это судьба, что ты поедешь в Аризону.

Калеб улыбнулся, но сдержанно. Я вопросительно на него посмотрела.

– Ничего. Ну… то есть чего, но… Сейчас мы не должны говорить о будущем, помнишь? Тебе не нужно ничего знать до свадьбы.

Я добродушно улыбнулась и откусила кусочек от медовой булочки, пока Калеб жевал свои длинные говяжьи палочки.

Спустя час он свернул на обочину. Он устал и хотел спать.

– Мы что, прямо тут заночуем?

– Отелей здесь нет, детка.

– Я знаю… но…

Он сочувственно мне улыбнулся.

– Понимаю, но мы не можем искать их в темноте. Поспим здесь. Мы, конечно, еще не в долине, поэтому мимо будут ездить, но к нам никто не сунется. А утром встанем и первым делом пойдем искать ребят.

– Никто к нам не сунется, говоришь? А ты смотрел «У холмов есть глаза»? Или «Техасскую резню бензопилой»? Или «Психо»?!

Калеб усмехнулся:

– Да, но я прибью любого, кто к тебе приблизится! Ты же мне доверяешь, правда?

– Конечно.

Он вынул ключи и, выйдя из машины, уселся на заднее сиденье. Потом запер двери и пальцем поманил меня к себе. Я полезла к нему через ручник и почти перебралась назад, как вдруг одна моя кедина соскользнула… и я, хохоча, грохнулась на Калеба.

Он засмеялся – хрипло и весело, – а затем помог мне подняться и усадил верхом к себе на колени. Он улыбнулся и, потянувшись, скинул с меня кеды. Медленно. Они со стуком упали на пол внедорожника, а Калеб, не сводя с меня взгляда, стянул и носки. Я перестала хихикать, таким чувственным было это движение.

Та часть меня, которая недавно так явно проявилась, часть, столь созвучная телу Калеба, каждому его движению, сейчас вдруг очнулась. Он снял капюшон у меня с головы. Тут я поняла, почему кассир в магазине так странно себя вел: он, наверное, решил, что я хочу его ограбить, в таком-то прикиде.

Калеб отвел назад мои волосы и легонько провел пальцами по шее. Я сглотнула.

– Ты не против тут поспать? – спросил он еле слышно. – Мы можем лечь сзади, если хочешь, но…

– Нет, – ответила я.

Я сама удивилась, какой хриплый у меня стал голос. Калеб тоже это заметил.

– Я хочу остаться здесь, – проговорила я.

– Хорошо. Как хочешь.

Я уткнулась во впадинку между его плечом и шеей; затем резко вдохнула и выдохнула. От него прекрасно пахло, и от этого запаха у моего тела начались некоторые затруднения… Оно отчаянно нуждалось в Калебе (во всех смыслах), и это мешало здраво мыслить. Если подумать, мы ведь все равно поженимся, так? Определенно, но я все же хотела соблюсти традицию Асов. И соблюсти свою «традицию». И дело было не в религии, не в старомодности, не в чрезмерной родительской опеке и не в чем-либо другом. Просто я так хотела.

Но когда Калеб провел рукой по тыльной стороне моей ладони, от одного его прикосновения по коже у меня побежали мурашки, так крепко переплетены и созвучны были наши тела. Сердце мое на мгновение замерло, а пальцы сами собой сжали его рубашку.

Калеб склонил ко мне голову.

– Добро пожаловать в мой мир, Мэгги.

Я вздохнула.

– Не могу поверить, что ты все время так себя чувствовал.

– Уж поверь. Это рай и ад одновременно.

Он включил радио, и заиграла песня группы «Свичфут» – «Там, где мне место». Я привстала и заглянула ему в лицо.

– Мы ведь их найдем, правда?

– Пока не найдем – не остановимся, – пообещал он.

– Спасибо, что ты такой… какой есть.

Калеб улыбнулся. Не ухмыльнулся, а именно улыбнулся, одарил меня полной любви улыбкой, которая всегда оставалась моей путеводной нитью. Он наклонился и быстро меня поцеловал. Потом облизнул свою нижнюю губу.

– Знаю, – вздохнула я. – На вкус я сейчас как медовая булочка.

– Детка, – сказал он, глянув на меня из-под приопущенных век, – ты всегда на вкус как медовая булочка.

А потом снова принялся меня целовать.

Я обхватила руками его шею, а он положил ладони мне на бедра и притянул к себе. Руки плавно скользнули с бедер и еще немного меня приподняли. Я задыхалась (в хорошем смысле) и радовалась тому, что он не спросил разрешения. В первый раз. Прекрасный первый раз. Я принадлежала Калебу, а Калеб принадлежал мне. Сама я тоже не собиралась спрашивать у него разрешения, а потому, заметив, как он перестает дышать, когда я чуть приподнимаюсь, продолжила двигаться. Чем больше я теряла над собой власть, тем сильнее дрожали и трещали окна, но мы не обращали внимания.

Вскоре Калеб стянул с меня слишком теплую толстовку и бросил ее рядом на сиденье. Под ней у меня была одна только белая маечка на бретельках, поэтому от неожиданного холода по телу побежали мурашки.

Калеб взял меня за руку и поцеловал пальцы, внутреннюю сторону запястья и локтя. Я закрыла глаза, а губы сами собой приоткрылись. Губы Калеба продолжали двигаться по моей руке и наконец добрались до обнаженного плеча. Калеб опустил широкую бретельку и там тоже поцеловал. Когда же он слегка укусил меня, я вдруг подумала: не может быть, что я его первая девушка, – уж слишком много он во всем этом смыслит! Но его запечатленное тело знало меня как свои пять пальцев; точно знало, как свести меня с ума.

И тогда я решила попробовать то же. Следуя какому-то инстинкту, я принялась покусывать кожу, грубоватую и колючую. Калеб откинул голову на спинку сиденья и сдавленно застонал, крепче сжимая меня в объятиях.

– Черт, Мэгги, – пробормотал он.

И почему у меня всегда сносит крышу, когда он так говорит?

Я переключила внимание на впадинку у него за ухом и услышала совершенно новый звук. Этот звук меня только раззадорил. Тогда я взяла в рот мочку его уха и осторожно ее прикусила.

Звуки стали громче. Я почувствовала себя сильной. Впервые в жизни я управляла своим телом так, будто совсем им не управляла.

Я улыбнулась и спрятала улыбку в поцелуе.

Глава 4. Калеб

Она вытворяла языком что-то невообразимое. Я не мог сдерживаться ни секундой больше. Я знал, что вот-вот сорвусь… во всех смыслах. Я потянулся к Мэгги, и наши губы соединились вновь, а потом ее язык был моим. Но стало только хуже. О, черт возьми, намного хуже.

Это было больше, чем просто ласки или поцелуи… или как там еще говорят. И от странного чувства мое тело точно запело. Мэгги расстроилась из-за подруги, но как только она чуть успокоилась, ее сразу потянуло ко мне с небывалой силой. Позволить ей поступить по его воле было бы неправильно…

Мне тяжело было принять решение, но я в последний раз потянул губами ее губы, а потом отпустил. Я по-прежнему обнимал Мэгги, только губ ее не касался. Заговорил я сразу, чтобы она не поняла меня неправильно.

– Детка, есть граница. Очень четкая граница, и мы на ней стоим. Если мы ее пересечем, я не смогу остановиться. Мне с тобой так хорошо. Твое тело, твои губы, твоя кожа… и все вместе взятое… сводят меня с ума. Поэтому, пожалуйста, давай чуть повременим.

Она замерла, и я, едва дыша, ждал ее ответа.

– А что, если я не хочу временить? – спросила она, затаив дыхание.

Мое сердце будто остановилось на секунду.

– Мэгги.

– Знаю. – Она крепко зажмурилась. Бушевавшая в ее мыслях борьба отражалась и во мне. Я почти чувствовал ее привкус в воздухе.

– Знаю, я всегда думала, что подожду. И в твоем клане принято ждать до брака, но… я просто… я чувствую… Мы же в любом случае поженимся, так? Мы ведь не маленькие. Я знаю, что выйду за тебя, поэтому, мне кажется, неважно, когда мы это сделаем, раз уж нам обоим этого хочется…

Я тупо на нее уставился. На большее мой запутавшийся мозг был неспособен. Потом я наконец произнес:

– Сейчас для тебя это будет чересчур. Твое тело и так слишком сильно отзывается на запечатление… а тут еще Бекки и все, что случилось в Лондоне. Мне кажется, лучше подождать. Но главное, что меня смущает, это то, что мы в горах, пытаемся найти твою подругу и лежим на заднем сиденье дядиного внедорожника. Я решительно отказываюсь вести себя как глупый подросток. – Я попытался улыбнуться, но Мэгги поникла. – Детка, я не хочу, чтобы наше первое воспоминание было таким. А ты?

– Я тоже, – вздохнула она. – Значит, тиран защищает меня… от самой себя?

– Похоже на то, – засмеялся я.

Я коснулся носом ее носа и выдохнул. Но если она готова к большему, то готов и я.

– Есть еще много всего, чем мы можем заняться, не переходя границу.

Ее заинтересованный взгляд вынудил меня вновь стиснуть ее в объятиях.

– Покажи, – взволнованно потребовала она и снова меня поцеловала; губы ее были мягкими, но требовательными.

И я показал. Мои пальцы впились в ее обтянутые джинсами бедра, и я показал ей в точности то, что имел в виду. Я опустил целомудренную бретельку у нее на предплечье чуть пониже, а потом соединил наши сознания. И тогда я понял, как же нам хорошо и легко вместе. Мэгги доверяла мне всей душой, и это не могло не радовать.

Долгое время спустя она устроилась на моей груди, как довольный котенок. Я водил пальцами в ее волосах и массировал кожу головы. Я думал, что после Мэгги уснет… но у нее по-прежнему не было сна ни в одном глазу. Я начал беспокоиться и копаться в ее мыслях, желая убедиться, что она не обиделась и что я не зашел слишком далеко. Но когда я увидел, как она прокручивает случившееся в голове, словно романтический фильм, то понял, что дело не в этом.

Я, хоть и на время, успешно отвлек ее от Бекки, чего и пытался добиться. Миссия выполнена. Я самодовольно улыбнулся.

Тут в окошко кто-то постучал, и мы оба подскочили от неожиданности. Мэгги попыталась спрятать руки и грудь, будто не была по-прежнему одета.

Заметив свет синей мигалки, я вздохнул и опустил окно.

– Констебль?

– Сынок, вы, верно, знаете, что останавливаться здесь запрещено. А целоваться – тем более, особенно в столь поздний час.

– Мы тут спим, а не целуемся. Мы путешественники.

– Неужто? – медленно произнес полицейский и постучал фонариком по стеклу. – А ваши запотевшие стекла говорят о другом.

Мэгги едва слышно вздохнула. Я взглянул на констебля и поморщился от досады.

На страницу:
2 из 4