Пьющие чудо

Сиди спокойно на месте. Свисти. Кто-нибудь да придёт. Главное, в случае чего, суметь унести ноги.

Не жизнь – рай. Это расхолаживает. Сейчас меня словно из душной бани выкинули на мороз, окунули головой в холодную воду. Я вдруг осознал, что есть вещи в Канве, с которыми напрямую лучше не сталкиваться.

Если тобой интересуется фрик – спокойной жизни не жди.

Данил протягивает Анне карту.

– Долго ещё? – спрашивает.

Аня внимательно изучает бумагу.

– Нет, – говорит, – здесь рядом.

– Озеро десяти серебряников, – догадываюсь я.

– Как?..

Смеюсь:

– Очень просто.

Когда-то давно озеро было местом удивительным. Не побоюсь сказать – волшебным. На дне располагался источник силы, с необычными свойствами. Чудо воздействовало на романтические чувства людей. Всякий иллюзорщик, находившийся поблизости, вдруг осознавал себя влюблённым. Начинал понимать, кто ему по-настоящему дорог. Поговаривают, что заблудившиеся в Канве сыновья и дочери после недолгого контакта с Чудом возвращались домой, к родителям. Начинали звонить позабытым бабушкам и дедушкам. Или, если таковых уже не было, со светлым чувством посещали могилки близких.

Другим, не имевшим романтических привязанностей, или сохранившим в семье мир, являлись образы тех людей, кто любит, или станет любить их искренне.

Совсем уж прожжённых прагматиков Чудо просто настраивало на благодушный лад.

Озеро прозвали Храмом Амура. И впрямь, на берегах возвели небольшую часовенку. Здесь же поставили беседки, скамеечки. Говорят, это было местом уединения множества влюблённых. Сотни хороших и не очень людей обрели благодаря Чуду счастье.

Старатели озеро любили, берегли, кто-то даже влился в общество жрецов, живущих под аурой доброты.

Но в любом стаде найдётся паршивая овца. Так уж вышло, что среди нашей братии таких овец немало. Жажда наживы лишает не просто разума – души.

Группа старателей под покровом ночи атаковала храм. Жрецы был оглушены, либо убиты. Воры погрузились в кристально-чистые воды, достигли дна, и выкачали из источника всё, что смогли. Показательно: им удалось добыть всего-то десять монет серебра низкой пробы.

Почему – никто не знает. Может быть, Чудо было на последнем издыхании. А может, над ворами подшутила сама Канва. Чувство юмора у неё отменное.

Это случилось шесть лет назад. Теперь место называется Озером Десяти Серебряников. Чудес там не бывает. И люди, понемногу, начали забывать о добре, которое подарило погибшее место силы. Шесть лет для Канвы – это много.

Не все новички эту историю знают, оно и понятно – старикам-иллюзорщикам попросту стыдно за то, что не уберегли частичку света. Но старатели все помнят. И, по возможности, передают легенду, как напоминание о том, кто мы есть. Какую цену приходится платить. Чтобы думали дважды, нет, даже трижды…

Мы думаем. Огорчаемся. Но когда доходит до дела – лирике места не остаётся.

– Срежем путь, – предлагаю я.

Данил удивлённо вскидывает брови, хмыкает. Он-то в Канве побольше моего. Может даже видел Чудо собственными глазами.

– Ты о нём знаешь?

– Как видишь, – невесело улыбаюсь я. – И довольно часто бываю.

На лицо друга будто падает тень. Он понимающе качает головой.

– Это одна из тех причин, почему мы держимся вместе, – с неожиданной теплотой произносит Дан.

Я сворачиваю направо. Ныряю в колючее сплетение ветвей.

– А что с озером? – слышу за спиной голос Хомяка.

– О, это интересная история…

Мы не ангелы, Хома. Лучше тебе узнать об этом сейчас. И, по возможности, принять. Хотя догадываюсь, что парень разделит нас на чёрных и белых. На корыстных злодеев и романтичных искателей приключений. Правда ведь куда жёстче: в каждом найдётся место и первым и вторым.

* * *

Я не видел, каким было Озеро Десяти Серебряников до трагедии. Наверное, местом идиллическим. Но и сейчас его можно назвать по-своему прекрасным.

Плёнка воды, возле берега затянутая зелёным ковром ряски. Шелестящий на лёгком ветру камыш, лёгкая рябь на тёмной воде. Берега густо заросли кустарником – растения в Канве растут не в пример бойчее, чем на Земле.

Мы пробираемся сквозь джунгли ивняка. Наконец перед нами единственная уцелевшая поляна. Бурьян здесь почему-то не растёт до сих пор, землю устилает мягкий ковёр невысокой травы. Видны поросшие плющом каменные скамьи, частично захваченные молодым лесом беседки, чьи купола прочно стоят на изящных колоннах.

Чуть правее темнеет безжизненными проёмами окон остатки часовенки, дальше – одноэтажный барак. Крыша частично прогнила, обвалилась внутрь.

– Грустное зрелище, – вздыхает Данил.

– Как по мне, так ничего, – отвечаю.

Анна уверенно ведёт нас к храмовым руинам. Интересно, она была здесь раньше?

Я снимаю с пояса рогатку. Данил вооружаться не спешит. Зря: доверию должен быть предел. Может, Анина пряха не задумала недоброе, но за ней могли увязаться нехорошие люди. Так что засада – штука вероятная.

Осторожно ступая по сухой прошлогодней листве, мы выходим в полумрак храма. Стены, заботливо раскрашенные жрецами, облупились. Большинство картинок уже не разобрать. Вот здесь – рыцарь, преклонивший колено пред скромной девой. Сама дева превратилась в размытое серое пятно. Но рыцарь до сих пор выглядит убедительно. Вот группа людей простирает руки к небу. Где-то вверху должно быть солнце – интуитивно улавливается авторская задумка. Но светила нет, и кажется, что потерявшие очертания лица с надеждой смотрят на прогнившие балки, пальцы тянутся к безобразным потёкам.

На камне алтаря, закутанном зелёной мантией мха, сидит, скучая, девушка. Симпатичная, длинноногая.

Под ногой хрустит ветка. Пряха встревоженно поднимает голову.

– Я думала, вы не придёте, – облегчённо улыбается она.

– Задержались, – коротко бросает Аня. В голосе её сквозит усталость.

Мы подходим ближе. Пряха идёт нам навстречу, перепрыгивает через обломки.

– Как договаривались? – спрашивает она.

– Да, – кивает Аня.

И в этот момент сердце пронзает тревога. Отчётливая, ясная.

Успеваю лишь обернуться, прежде чем на голову опускается что-то тяжёлое. Ноги дрожат, я не владею телом. Цвета тускнеют, картинка обрамляется тёмной, стремительно сужающейся рамкой.

Последнее, что чувствую – как лицо ударяется о мелкое каменное крошево на полу.

* * *

Враг проявил неслыханную заботливость. Высадил нас рядком, вдоль одной из стен. Как раз напротив алтаря. Голова гудит, словно колокол. Нормальное зрение возвращается медленно. Я даже начал всерьёз побаиваться за здоровье, но – обошлось.

Ещё немного, и телу возвращается прежняя подвижность. Беда только: я связан по рукам и ногам. Крепко, надёжно. Поворачиваю голову – рядом, спелёнутый, как младенец, Данил. Возле него Хома и Аня.

– Доброго времени суток.

Воздух перед алтарём идёт заметной рябью. Будто в спокойную воду кинули камушек. Буквально из ниоткуда появляются наши пленители. Семеро. На них – однотипные, словно шитые на заказ, комбинезоны изумрудной кожи. Как же, слышали. Костюм из шкуры цианоса. При известном уровне мастерства пряхи могут восстановить на ней необходимые нити, и счастливый обладатель несколько раз станет практически невидимым.

После, кажется, четвёртого-пятого раза хамелеонка превращается в обыкновенную одежду. Дорогая игрушка, бестолковая.

Хотя нынешнее наше положение говорит об обратном.

Лиц я не вижу. Скрыты повязками из той же кожи, на головах – капюшоны.

– Надеюсь, мы вас не сильно… помяли?

Почему-то мне кажется, что обращаются именно ко мне. Всматриваюсь в массивную фигуру говорящего. Нет, таких бугаев мне в друзьях, или врагах, иметь не приходилось. Значит, ошибся.

Я бы с радостью ответил на реплику, полную заботы, но, увы. Во рту отвратительный на вкус кляп.

– Надеюсь, что нет, – продолжает бугай. – Слушай внимательно, старатель. Дважды повторять я не стану.

Удивлённо щурюсь. Нет, не ошибся.

Незнакомец достаёт из кармана какую-то книжечку в кожаной обложке. Небрежно кидает мне под ноги. Она ударяется углом об пол, подскакивает, падает возле самого колена. Скашиваю глаза. Обычная записная книжка. Вроде бы даже Земная.

Но это бред: в иллюзорный мир органику не протащить.

– Здесь расписаны подробные инструкции. Но действовать можешь по своему усмотрению… о, предвижу вопрос. Да, награда будет. Много золота, старатель. Очень много. Это, можно сказать, главный в твоей жизни контракт.

Пытаюсь промычать что-то нецензурное. Глупо, конечно. Но сейчас, после штуки, которой меня огрели, разум словно после двух стаканов водки. Плывёт. И нет страха.

– Говорят, что старатели – существа непостоянные, – продолжает вещать незнакомец. Шестеро его товарищей стоят, по-военному заложив руки за спину, расставив ноги на ширине плеч. Позёры. – Поэтому мы дадим тебе и твоим друзьям капельку мотивации…

Стоящая возле незнакомца девушка – видно по хрупкой фигуре – резко подаётся вперёд. Широким шагом подходит к нам. Внимательно всматривается в лица, выбирая. На долю секунды я ловлю взгляд её зелёных глаз. Пленительница отворачивается. Берёт за руку Аню, тащит к себе. Та, не упираясь, послушно идёт следом.

Чем-то интересным её стукнули, должно быть.

Незнакомка достаёт из-за пояса дубинку. Вроде той, что я замораживал фриков в пещере.

– Приготовься, – шепчет девушка.

На лице Ани – паника. Теперь она пытается вырваться, но незнакомка ловко ударяет её концом нехитрого оружия под дых. Вспышка слепит глаза, я вижу, как тело девушки начинает биться в конвульсиях. Она падает на камни, нелепо, словно гусеница, извивается.

По ушам бьёт звериный вой. Я не сразу понимаю, что это кричит Хомяк. Он дёргается, силясь встать, страшно вертит глазами.

Предводитель семёрки бросает на пол камушек. Снова вспышка: под ногами у пленителей разворачивается настоящая воронка, словно бы сотканная из толстых нитей воды.

– Не забудь проверить сообщения на мобильном, мальчик, – бросает напоследок бугай.

И без страха ныряет в бушующую стихию. За ним, след в след, как заправские парашютисты, прыгают «хамелеонщики».

Земля подо мной дрожит, кажется будто рядом, прямо в пол, вонзили гигантский невидимый бур. Но вот последний из странной компании исчезает, и воронка с влажным чпоканьем схлопывается.

Кожу обжигает нестерпимым жаром. В тон ему – почти звериный вопль. С удивлением смотрю на Хомяка: путы на его руках вспыхивают, одежда дымится. Спотыкаясь, на четвереньках он бежит к замершей на полу сестре. Трясёт за плечи.

Сейчас бы самое время выйти. В следующий раз появлюсь на этом же самом месте, верёвки уже не будут сжимать тело. Но не могу: слишком часто бьётся сердце, в голове стрижами мечутся мысли, сердце не отпускает волна адреналина.

– Хома, – просит Дан. – Развяжи нас.

Не верится, что Хомяк отреагирует. Слишком взвинчен. Мне ещё ни разу не доводилось видеть, что стресс делает с элементалистами. Но, вопреки ожиданиям, Хома послушно возвращается к нам.

– У меня в сапоге, – говорю, – нож. Достань.

Мальчишка долго возится, руки его дрожат. Вскоре верёвки бесполезной ветошью подают на пол. Растираю затёкшие руки. Чёрт, как всё-таки больно. Связывали нас на совесть.

На негнущихся ногах иду к девушке. Рядом с ней присаживается Дан.

Удивительно – девушка жива. Дышит, на щеках – здоровый румянец. Глаза плотно сомкнуты.

– Она спит, – говорю я.

– Очень крепко, – подтверждает Данил. – Боюсь, нам её не разбудить.

– Чертовщина, – шепчу.

Взволнованно облизываю губы. Что же делать?

– Тут нужны пряхи, – решаю я. – Сейчас мы её…

Данил кладёт ладонь мне на плечо, до боли сжимает. Заглядывает в лицо. Ни разу не видел друга таким.

– Фокс, – говорит он. – Этот… скот говорил что-то про смс. Сходи, проверь. А мы пока здесь разберёмся.

Секунду размышляю, затем киваю. Что ж, ребята справятся. А вот что сейчас происходит на Земле с моим телом… кто знает?

– Встретимся у Кыша, если что, я выйду и позвоню тебе. Добро?

– Хорошо, – вздыхаю я.

– Удачи… она нам, чую, понадобится.

Глава 3, часть первая

Безопасность иллюзорщика – иллюзорна. Мы неуязвимы в Канве, это расхолаживает. И потому на Земле становимся вдвойне уязвимее. Не забывайте, что риску подвергаетесь не только вы, но и ваши близкие. Лучший способ оградить их от неприятностей – любыми способами беречь собственную шкуру. Смотрите по сторонам, взвешивайте слова и дважды обдумывайте каждый шаг. Канва не прощает ошибок.

Из блога Ткача

Это пробуждение можно назвать одним из самых трудных на моей практике. Я минут десять лежу, глядя в потолок, судорожно хватая ртом воздух, чтобы унять боль. Она тисками сжимает голову, давит на виски, перед глазами прыгают «зайчики». Ощущения не из приятных.

Затем поднимаюсь с кровати, неуверенной походкой иду на кухню, к холодильнику. Свет, бьющий из приоткрытой дверцы, режет глаза, разгоняет утренний мрак.

Смачиваю газировкой пересохшее горло. И только сейчас замечаю, как тихо в доме. Включаю настенную лампу, смотрю на часы – всего-то пять утра. Ничего, Женя спит, наверное. Табурет скрипит под моим весом. Не разбудить бы…

Сижу, тупо смотря в окно. Там, за стеклом, уютно падает снег. Хлопья сваливаются на карнизе в миниатюрный сугроб. Пройтись по холоду сейчас бы очень кстати. Мысли, подобно снежинкам, танцуют в голове медленный вальс.

По кусочкам, словно собирая пазл, восстанавливаю события, заставившие меня так резко выпасть из Канвы.

– О Господи, – шепчу.

Надо срочно проверить мобильный.

Уже собираюсь подняться, как слышу мерный перестук, словно кто-то плохо закрыл водопроводный кран. Но раковина за спиной, а звук идёт откуда-то спереди… Губ касается что-то горячее, солёное. Подношу к лицу руку – на пальцах маслянисто блестит кровь. Ругнувшись, бегу в ванную.

Всё, теперь подруга точно проснётся.

Возвращаюсь на кухню, задрав голову, с неприятно набухающей ватой в носу. Ещё не переступив порог, готовлюсь наткнуться на полный укоризны взгляд. Но… нет, я опять один. Ухмыляюсь. Просто праздник какой-то!

Поспешно хватаю тряпку, склоняюсь над столом – нужно скорее вытереть кровь, подруга так любит эту дурацкую, с розочками, клеёнчатую скатерть. И тут мой взгляд падает на сложенный пополам листок бумаги. Прямо посередине – две алые кляксы. Даже отсюда видно, что белая поверхность испещрена убористым почерком. Женя пишет мелко, сильно нажимает на ручку.

Разворачиваю послание.

«Фокси! Прости за вчерашнее. Мне позвонили родители – срочно нужно уехать. На мобильный не звони, я вставила другую симку – мой прежний оператор всё равно не примет сигнал там, где живут предки.

В холодильнике салат, консервы, в общем, что найдёшь – всё твоё.

Запасная пара ключей у тебя есть.

На домашний телефон не отвечай.

Целую, твоя подруга, Евгения.

P.S. Не делай глупостей».

Удивлённо вскидываю брови. Вот это новости! Иллюзорным именем Женя меня называет крайне редко. А уж чтобы она назвалась Евгенией… полного имени своего девушка терпеть не может. Переполняемый мрачными предчувствиями, просматриваю листок на просвет.

Сразу после слова «глупостей» – точка. Но за ней выцарапано, словно у подруги закончились чернила в ручке: «пока не поймёшь, что по-другому нельзя».

Что за фокусы? Сначала клоуны в «хамелеонках» устраивают нам цирковое представление со спецэффектами, в традиции дешёвого приключенческого фильма. Теперь лучшая подруга играет в конспиратора.

Щелкаю выключателем, хитро спрятанным за холодильник. Пластик липкий от прикосновения немытых после готовки рук. Над головой загорается слабенький огонёк. Ещё месяца два назад я вкрутил вместо перегоревшей лампочки новую, энергосберегающую. Горит ярко, но раскочегаривается медленно. Жду, нервно барабаня пальцами по столешнице. Наконец, электричество высвобождает кухню из плена полумрака.

Смотрю на листок ещё внимательней, до рези щурю глаза.

На месте, куда упала капля крови, что-то написано. Силюсь разобрать: чернила гелевой ручки предательски расплылись причудливой радугой.

«…ач» – две последние буквы, которые удалось расшифровать. Обрывок слова, зачем-то написанного между строк. Женя по складу ума – технарь. Можно сказать – эталонный. Кто-кто, уж она лишнюю точку не поставит, а тут – целое слово.

Задумчиво скребу ногтями небритую щеку. Что подруга хотела сказать? Врач? Грач? Усач?

Нервно хмыкаю… нет, бред. Криптографией лучше заниматься на свежую голову. Покажу Данилу, или, лучше, Кышу. Он бывший медик, уж если письмена коллег разбирает, то и здесь справится.

До ушей доносится слабое треньканье из дальней комнаты. Точно, телефон!

Срываюсь с места, едва не опрокинув табурет. В темноте комнаты маячком светит экран мобильного.

«Добрый вечер, Старатель! Вот краткий план действий: найти то, что нужно нам. Обратить то, что нужно нам, в то, что нужно тебе. Ты мог бы, конечно, отказаться. Но. В наших руках – жизнь твоей подруги. Разумеется, ты мог бы отказаться от Работы и в этом случае. Но. В наших силах сделать так, что Ты повторишь Её судьбу. Не медли.

Щедрые Работодатели».

Качаю головой. Ах, какие вежливые! Даже «вечера» пожелали. Доброго. Ничего, на добро мы ответим добром.

Сердце испуганно бьётся в груди, в голове переполошенной стайкой вьются мысли.

Итак, случилось неприятное. Меня выследили. Это ещё не Конец Света – своей безопасностью я частенько пренебрегаю, следов не заметаю. Да, на Земле меня знает узкий круг лиц. Но что мешает кому-нибудь проболтаться? Не со зла, конечно. К тому же по внешности, при известных связях, можно вычислить личность. Не проблема.

Параноиком я никогда не был, и, понимая, что при некоторых усилиях меня найдут – насчёт маскировки не беспокоился.

Найдут и найдут – думал я.

Вот и нашли.

– Зачем же так… жёстко, – бормочу я, подбрасывая мобильный в ладони. – Да к тому же театрально. В духе боевика…

Наконец, рой в голове успокаивается. Мысленно поэтапно выстраиваю план дальнейших действий. Оставлять всё как есть, нельзя. Мало ли.

Возвращаюсь на кухню, ругая себя последними словами, выключаю торшер. Может статься, что мне повезло, и «работодатели» моего пробуждения не заметили. Если они устроили слежку. А я бы на их месте, да при таком подходе, устроил.

В потёмках, подсвечивая телефоном, собираю вещи. Выходит плохо: тёплая одежда, как назло, или в стирке, или убрана Женей в один из шкафов. Или в комод. Или ещё чёрти куда. Делать нечего, вытаскиваю кофту из корзины. Закидываю в рюкзак футболки, носки, бельё.

Молния с трудом застёгивается над беспорядочным ворохом вещей.

Сижу на полу, настороженно вслушиваясь в тишину. Из крана в ванной метрономом капает вода. Холодильники только-только выключились, отсюда слышу, как шумит в трубках фреон. Тикают часы. Наверху, этажами двумя выше, хлопает входная дверь. Кто-то вернулся со второй смены.

Подъезд, дом, город – спят. Им всё равно до проблем человечка, стоящего одной ногой то ли в сказочном мире, то ли в могиле.

Распахиваю дверцу шкафа. Здесь у меня тайник. Под чуть отогнутым листом фанеры. Заначка на три тысячи, и золотая монетка. Баюкаю в руке крохотное, не больше рубля, сокровище, верчу между пальцами. Лёгкий металлический холодок возвращает к реальности.

Это золото добыто из мира Иллюзорного. Значит, ничего не приснилось, значит всё реально.

После резкого выхода непросто прийти в себя. Разум воспринимает и тот и родной мир как сон, фантазию. Фикцию. Одна часть меня всё это осознает, а другая – сопротивляется. Мы не любим выходить из Канвы раньше срока не только из-за крови из носа.

Это страшно: добровольно балансировать на трапеции, растянутой над пропастью безумия.

Прячу монетку в карман джинсов. Туда же – купюры, свёрнутые в трубочку. Одеваюсь, выбираю куртку потеплее. Неизвестно, сколько времени придётся провести на улице, пока не найду себе новое жильё. В родительский дом возвращаться глупо – там меня наверняка ждут. Да и не стану я перетягивать неприятности на родных.

В темноте разбираю мобильный. На ощупь достаю сим-карту. Секунду размышляю – не выкинуть ли? – затем отправляю в кошелёк. Пусть лежит. Рядом с Жениной запиской.

– Ну вот и всё, – вздыхаю, – прощевай, милая нора. Ты была добра ко…

По ушам бьёт резкий, словно электрический ток, гудок звонка. Он у подруги старый, советский. В нормальное время, бывает, вздрагиваешь. А уж сейчас…

Замираю, боясь дышать. Может быть, ошиблись адресом?

Неизвестный звонит ещё, настырно, требовательно. Знает: дома кто-то есть. Понимаю, что делаю глупость, но всё равно крадусь к глазку. Пальцем отодвигаю защитный колпачок. На лестничной клетке стоит незнакомый мужчина. Лет пятидесяти, явно битый жизнью. Щёки покрыты недельной щетиной.

Жениных соседей в лица я не запоминал. Даже имён не знаю.

Всматриваюсь внимательнее. Вроде бы обычный такой мужик, можно сказать стандартный. Застиранная футболка с полустёршимся принтом, обычные брюки – хотя в образ подошли бы скорее растянутые тренировочные штаны. И разношенные домашние тапки на босу ногу. Может он в них и обут, отсюда не разглядеть.

Сосед, что-то недовольно бурча, тянется к кнопке звонка. Над головой снова раздаётся требовательное жужжание.

Я в любом случае не стал бы открывать. Побежал проверить трубы – не протекли? – да, возможно. Но распахивать дверь перед незнакомцами в наше время безрассудно. А уж сейчас, когда на мой след вышли загадочные «работодатели», только конченый дурак будет высовывать нос из норы.

Я искренне полагаю себя человеком вменяемым. Ну, может, не самым сообразительным. Но не дураком, в конце концов.

Придирчиво изучаю облик визитёра. Вроде бы всё в порядке, даже на коже, где возможно увидеть, нет наколок. Только…

Победно ухмыляюсь: новенькие чёрные джинсы поддерживает кожаный ремень с металлической пряжкой. Разве, когда тебя заливают, ты будешь надевать ремень? Да – если штаны так и висели на стуле, как ты их бросил, придя с работы. Если под рукой нет ничего другого. Но, скорее всего, запрыгнешь во что-нибудь поудобнее.

Стараясь не шуметь, возвращаю колпачок на место. Пусть себе долбится в дверь, сколько душе угодно. Или караулит на лестнице.

Я пойду иным путём. Как и положено старателю.

* * *

Незастеклённые балконы сейчас мало где встретишь. А в них, между прочим, есть своё очарование. Утеплённая лоджия – тот же дом, та же семейная крепость. А вот балкон… граница между враждебной улицей, владениями общества, и неприкосновенным уютом квартиры.

Летом сюда выходят покурить, зимой – запирают до весны. Чтобы холод не лез за порог.

Мороз кусает кожу, холодный ветер бросает в лицо горсти снега. Осторожно выглядываю между листов шифера, посаженных на металлический каркас. Внизу сонный освещённый фонарями сквер. Дремлющие в ожидании хозяев машины у обочины узкой дороги. И – ни души.

Замечательно!

Осторожно перекидываю ногу через ограждение. Начинаю безумный спуск. Бетон под ногами предательски скользит. Взгляд невольно падает вниз. Три этажа – вроде бы не высоко, ерунда… а поди ж ты, страшно!

Но… отступать некуда. «Щедрые работодатели» взяли меня в осаду, и, честное слово, никакого желания оставаться у врага под носом нет. Как ещё выбраться? Милицию вызывать? «Помогите, мне угрожают в Канве и реальности…».

Переставляю руки, хватаюсь одетыми в перчатки ладонями за перила. Холодное железо не хочет отпускать: дерматин прикипает к нему на холоде.

Не сдаюсь, ползу дальше. Уже сейчас идея побега не кажется столь светлой. Единственно правильной. Может, лучше было не рисковать, остаться?..

Ещё шаг. Достигаю козырька лоджии второго этажа. Приходится лезть чуть левее, к желтеющей газовой трубе. Вздыхаю. Эх, будь сейчас лето! Можно было бы слезть по ней.

Закусив губу, спускаюсь ещё ниже. Здесь, в ночной тишине, особо чувствуется и мороз, и страх, от которого деревенеют мышцы. Половина пути пройдена. Рюкзак за плечами становится вдруг непомерно тяжёлым, неудобным. Пальцы – словно деревянные. Их разгибаю с трудом, не то что цепляться.

Моё лицо напротив заиндевелого стекла. Вот соседям радость будет, если увидят мою перепуганную раскрасневшуюся морду.

Ногами нащупываю опору. Тело вытягивается струной, так, что короткая куртка, свитер под ней, задираются. Холод лижет живот, по телу бегут мурашки.

Я дотягиваюсь правой рукой до перил соседского балкона. Хватаюсь.

И в этот момент случается то, что должно было случиться этажом выше. Левая рука выскальзывает из перчатки. Непроизвольно откидываюсь назад, подошвы скользят. Чувствую, что лечу вниз – но правая рука ещё держится за металл. Недолго – кисть от резкого рывка сводит болью, пальцы разжимаются.