И целой жизни мало… (сборник)

Несколько минут прошли в тягостном молчании. Потом парень взял ситуацию в свои руки.

– Вы, наверное, квартиранты? Хотя мама мне ничего не говорила. Я ведь был у неё несколько дней назад. Да вы успокойтесь, – улыбаясь во весь рот, проговорил парень. – Может быть, вам автограф дать? Так вы скажите, не стесняйтесь.

– Сашуля, – воскликнула Вера Николаевна, совершенно неожиданно появляясь в комнате. – Ты откуда? И даже не предупредил, – укоризненно качая головой, продолжала она. – Это хорошо, что ребята здесь, а то ты мог бы меня не застать.

Видя наши удивлённые лица, она засмеялась.

– Да, вот такое сходство с известным музыкантом. Когда он ко мне из училища несколько лет назад приезжал, на каждом шагу останавливали, автограф просили, а он с удовольствием раздавал. Шутник, да и только. Кстати, Лизонька, у Саши та же фамилия, что и у меня. Разрешили взять, чтобы известная династия не прервалась. Вот такие дела.

Пили чай с булками и песочным печеньем. Саша острил, в лицах рассказывая о годах учёбы в Нахимовском училище.

– Я и сейчас к маме редко выбираюсь, работа, – как-то сдержанно ответил он на мой вопрос о том, как часто они видятся. Я поняла только, что работа носила секретный характер, потому что он не особенно распространялся.

Валерка уже в который раз дёргал меня за рукав, намекая на то, что нам пора, но я не могла уйти от этого человека. Что-то было в нем удивительно притягательное: улыбка, что ли? Такая чистая, открытая, что хотелось смотреть и смотреть на него снова и снова.

Через несколько дней после этого знакомства мы покинули гостеприимный дом Веры Николаевны и, дав слово обязательно остановиться только у неё в следующий свой приезд в Москву, отправились на вокзал. Я никому не сказала, что в моём маленьком чемоданчике среди скромных платьев и белья лежала фотография Саши, которую я стащила из замшевого альбома Веры Николаевны. Я чувствовала себя воришкой, но поступить иначе не могла.

Проносились за окном вагона города, полустанки, Валера всю дорогу читал или курил в тамбуре, периодически пытаясь разговорить меня, но я молчала, боясь расплескать что-то такое, что увозила в своей душе из дорогой теперь для меня Москвы.

Через год мы разошлись. Как-то легко и просто. Я ничего не сказала мужу про беременность, а он, по-моему, и не хотел ничего знать. Он собирался ехать на молодёжную стройку, и планов у него было громадьё, как говорил Маяковский. Я же уходила в никуда. Просто так и не смогла забыть своего русского Вана Клиберна.

И целой жизни мало…

Его принёс ураган, не иначе. Он появился в один из дней, когда небо очистилось от тяжёлых свинцовых занавесей и песочная пыль мягко улеглась на дорогу. Легко ступая по примятой, еще не успокоившейся земле, он шёл к привокзальной гостинице, на пороге которой стояла краснощёкая хозяйка в белоснежном фартуке. Никто не видел его спрыгивающим с подножки проходящего мимо состава, ни одна посторонняя машина в этот день в город не въезжала, из-за чего многие пришли к выводу, что его принёс ураган из каких-то дальних краёв. Спустя час его чёрную шляпу заметили в городе, заметили потому, что именно она, эта шляпа, выдавала в нём чужака. Крепко просолённая, выбеленная ветром куртка свидетельствовала о его нелёгком морском прошлом, а курчавые длинные волосы, которых давно не касался парикмахер, говорили о том, что он долго был вдали от цивилизации. Пронзительно-синие глаза на тонком, дочерна загорелом лице жили какой-то своей жизнью, совершенно недоступной окружающим.

Хозяйка гостиницы недоверчиво рассматривала незнакомца. Её смущала потрёпанная куртка, открытое обветренное лицо, его властный голос. Была бы её воля, она бы впускала в город только по особому разрешению, потому что нечего тут делать разного рода проходимцам – возмутителям спокойствия. Только тогда, когда он достал из заплечного мешка кипу бумаги, скрученную в рулон и перехваченную шпагатом, и, глядя мимо неё, объявил, что приехал сюда исключительно по требованию издателя, она немного успокоилась. Но только немного, потому что не было у неё доверия к человеку, который, натянув шляпу по самые брови, исподтишка разглядывал прохожих, потягивая густой чёрный кофе. Как потом оказалось, он был писателем. И хотя это солидное слово совершенно не вязалось с его непомерно земным обликом, оно вызывало восторг и волнение у тех, кто слышал его…

…Ярмарочные дни всегда были любимым развлечением жителей города. Где ещё можно увидеть столько диковинок, прикупить запасы продуктов, посплетничать вволю! Люди, уставшие от урагана, выбирались из своих укрытий, щурясь от непривычно чистого, яркого солнца, и всё вокруг с приходом ярмарки пробуждалось и возвращалось к жизни. Хорст ходил по рядам со скучающим видом. Всё это он видел в разных портах, да и видел намного больше того, что видят эти люди. Ему здесь нечего было делать. Он вспомнил изрытое оспинами, усталое лицо издателя, втолковывающего ему, Хорсту, правила, которых не существует в жизни, но которые почему-то обязательно должны быть в романе. Хорст, усмехаясь про себя, внимательно разглядывал издателя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.