bannerbanner
Мудрость в пыли. Книга первая
Мудрость в пыли. Книга первая

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

– А что же тогда? – воздел руки к небу старик. – Идею Главного Вопроса? Вы хоть понимаете, что неспособность простого человека доказать наделённому властью свою нужность, делала его таким же беспомощным, как и смотрящим в глаза расстрельной команде? И тем ужасающа зависимость от мнения судьи. Ведь для вас нужность означала безвредность. Непревышение опасности для общества. Обычность человека. И никак вы не хотели вспоминать о том, что вся история человечества движима ненормальными людьми. Ведь удел нормального человека – тихий сон после сытного ужина. А историю всегда творили гении. А гении – это за гранью нормы. Безумцы, как это ни прискорбно. Психопаты, наркоманы и извращенцы – вот отцы едва ли не всех открытий, бессмертных шедевров, революционных течений и будоражащих умы идей. Как раз те, кто, по вашему мнению, абсолютно не нужны… А в Ваших словах я снова слышу поступь римского ликтора, держащего на плечах секиру в обвязанном красным шнуром пучке берёзовых прутьев. И исключительное право казнить и миловать, в который раз, породит им, в итоге, и новую расу, и новую религию.

Старик обречённо махнул рукой:

– И знаете, я счастлив, что могу сказать Вам это, – устало продолжил он. – Потому что больше не боюсь. Мне не за кого бояться. Я остался один. И меня ничто не держит на этой несчастной земле. И я не боюсь. Совсем не боюсь. А Вы говорите…

– То есть, теперь – лучше? – снова усмехнулся Путник.

– Не надо передёргивать, – поморщился старик. – Одна крайность не должна оправдывать другую. И если бы человечество научилось, наконец, использовать накопленную мудрость, всё было бы совсем иначе…

– Мудрость? – презрительно скривился Путник. – И всё?

– А знаете, да, – лицо старика просияло. – У меня было предостаточно времени подумать об этом. И я постиг природу мудрости. Знаете, что это? Мудрость – это если ты, став богат, делишься с другим, сколь угодно щедро, пусть даже сделав богатым его, сам от этого ничуть не становясь беднее. И всё разумное должно, просто обязано, быть мудрым. Ведь имеющий разум – наделён душой, а обладающий душой – накопит мудрость. Но, к сожалению, в жизни происходит совсем иначе. И от этого все беды…

– Ну, всё! – оборвал его Путник. – С меня хватит. Время позднее. Пора спать.

…Он лежал на жёстком полу и, глядя на безмятежно посапывающую на кровати девочку, молчал, задумавшись. Он думал о том, какое всё-таки неблагодарное существо – человек. Ищущий крова, хлеба и защиты в своей беспомощности – и мгновенно начинающий хамить, едва насытившись. Не помнящий добра, не знающий верности, желающий продать, предать… И вспоминающий о своей человеческой сущности разве что перед лицом смерти. Или беспощадной силы, на худой конец… И зачем он тогда нужен?..

* * *

…– Ещё один? – устало вздохнул полковник, глядя на стоящего перед ним навытяжку легионера. – Что ж им надо-то?

Он перелистнул лежащее перед ним на столе личное дело и снова вздохнул.

– Вот скажите мне, – спросил он, – почему? Чего им не хватает? Я понимаю: это не люди, так, человеческий мусор. Мусор. Да, мусор, – кивнул полковник, словно убеждая самого себя. – Но мусор же человеческий… Раньше они, ютясь в тесных камерах, грязные, голодные, находясь в нечеловеческих условиях, зубами цеплялись за жизнь, карабкались… А теперь? Теперь, когда с ними обращаются как с людьми, когда у них есть возможность пользоваться всеми благами цивилизации, они не упускают ни малейшей возможности свести счёты с жизнью. Они вешаются, режутся, глотают всякую гадость… Вот скажите мне: кто из этого отребья мог раньше воочию видеть картины фламандских мастеров? Да они о существовании их не подозревали! И что в итоге? Ты ему Шекспира, а он в петлю… И знаете, почему?

– Всё-таки лишение свободы… – попытался предположить легионер.

– Да бросьте, – брезгливо поморщился полковник. – А раньше что они, беззаботны были? Всё дело в том, что именно теперь им в голову и стал приходить Главный Вопрос. И выходит, что все наши прежние потуги не стоят и ломаного гроша. Камеры, пытки, казни – всё это заставляло их чувствовать себя героями. И чем сильнее нами насаждалась политика Главного Вопроса, тем сильнее было противодействие. Вся наша воспитательная и просветительская работа для них как дешёвый балаган. У них наверняка был какой-то свой Главный Вопрос. Псевдо-Главный Вопрос. Но был! И только теперь, когда мы всего-то сделали вид, что пытаемся разглядеть в них человека, они возомнили себя полноценными личностями, и Главный Вопрос так прямо и стал возникать в каждой их дырявой голове. И ответ для каждого из них был очевиден. Потому-то и не иссякает эта их мертвецкая очередь. Потому как, действительно, зачем все они нужны?..

* * *

С первыми лучами солнца Путник взял ребёнка на руки и, не поблагодарив за ночлег, ушёл прочь…

* * *

Проснулся я от того, что кошка забралась мне на грудь. Открыв глаза, я увидел, как она возвышается надо мной, прищурив глаза в утренней истоме.

– Вставай! – услышал я сквозь громкое мурлыканье. – Я хочу показать тебе нечто удивительное.

Я послушно поднялся с кровати, оделся и пошёл вслед за кошкой. Подойдя к входной двери, она оглянулась и утвердительно кивнула мне. Я открыл дверь, и мы вышли.

На улице стояла мёртвая рассветная тишина. Дома и деревья тонули в молочных клубах тумана. Поражённый увиденным, я удивлённо озирался вокруг. Раньше знакомые и привычные места были совсем не похожи на себя.

– Куда мы идём? – спросил я.

– Я отведу тебя туда, где ты никогда не был, – не оборачиваясь, ответила идущая впереди кошка. – Никогда не был, и вряд ли смог бы когда-нибудь попасть. Но ты чист душой и способен к мудрости, и потому заслуживаешь того, чтобы увидеть это хотя бы раз…

– Что – это? – удивлённо спросил я.

– Это … – на мгновение задумалась кошка, – воплощение рая на земле. Место, где не жалко найти последний приют. Там время тычет неспешно в усыпляющей неге пуховых перин, под тихое мурлыканье кошек, дремлющих от сытости, вызванной изобилием рыбы, молока и сметаны. Там тепло, сытно и спокойно, а безмятежный сон прерывается лишь желанием потянуться что есть силы спросонья. Сладко потянуться, хрустнув косточками, чтобы потом снова задремать, свернувшись клубочком.

– И что же это за место?

– Это – город Старых Женщин. Говорят, где-то сразу за ним и находится настоящий рай. Но никто не стремится туда.

– Почему?

– А зачем? Какой в этом смысл, если ты уже в раю? В месте, населённом лишь самыми мудрыми, самыми добрыми людьми, которые только могут быть на земле. Женщинами, прожившими жизнь, избавившимися от губительных страстей и приобретшими взамен мудрость. Умеющими ладить со временем, творить добро, взбивать подушки и жарить рыбу в сметане. Я покажу тебе это…

– Довольно странное, должно быть, место, – заметил я.

– Чем же? – искренне удивилась кошка.

– Слышится лишь: женщины и кошки, кошки и женщины…

– Что же здесь странного? – снова удивилась кошка. – Так устроена эта жизнь. Миром правят женщины и кошки. И всё вертится вокруг них. Всё создаётся и разрушается во имя них. Всё. Для них слагаются в строки лучшие слова, сливаются в образы краски, теряет лишнее, обнажая скульптуры, мрамор. Для них возводятся города и храмы, истребляются народы, вершатся судьбы единственных и многих…

Кошка осеклась, увидев недоверие в моих глазах.

– Что-то не так? – почти раздражённо спросила она.

– Нет, я не спорю, – неуверенно пожал плечами я, – женщины… Но кошки…

– М-да, – недовольно протянула она. – Ну, тогда слушай…

…Александр III Великий, Александр Македонский, известный в арабском мире как Искандер Зулькарнайн, непобедимый воин и полководец, провозгласивший себя сыном Аммона-Ра, после десяти дней жестокой лихорадки покинул этот грешный мир. Он скончался в Вавилоне, не дожив чуть более месяца до 33-летия и не оставив распоряжений о наследниках, и поэтому основанная Александром огромная империя была поделена между его полководцами. Одному из них, верному слуге и телохранителю Александра, Птолемею Лагу, из знатного македонского рода Лагов, в управление достался Египет, и династия его правила Египтом на протяжении трёх веков. Став первым фараоном династии, Птолемей Лаг проявил себя как мудрый правитель, расположил к себе египтян, сделав их настолько верными себе, что они в последующих войнах ни разу ему не изменили. Птолемей, заботясь о соотечественниках, создал дальновидную политическую систему, наделив особыми привилегиями греческих и македонских воинов и чиновников, назначая их на высшие должности и доверяя управление государством. С берегов Эллады в Египет хлынули толпы переселенцев. Оседая на берегах Нила, они приобретали здесь землю, создавали хозяйства и женились на коренных египтянках. Эллины, растворяясь на благодатных землях Египта, приносили с собой свои обычаи, знания и труд, в то же время жадно впитывая всё новое, что находили здесь. Всё переплелось со временем, став неразрывным и неделимым целым. Покровителем Александрии стал вошедший в общий для греков и египтян пантеон бог Серапис. И греческие боги стали египетскими, и египетские – греческими.

И расцвёл Египет. Александрия стала сосредоточием торговли, искусств и науки, затмив собою Афины. Кишел судами порт, росли дворцы и дома. И полон город был самыми образованными людьми, стремящимися в известные на весь мир музей и библиотеку. И забылось персидское владычество, и воцарились мир и покой.

Но случилось страшное…

Однажды египетский мальчик Фенуку, чей отец плёл корзины и циновки в Мемфисе, по пути за тростником услышал жалобный, похожий на мяуканье, писк. Оглянувшись, он увидел, как вдалеке какой-то грек, размахнувшись, забросил в священные воды Нила туго завязанный мешок. Вода тут же сокрыла мешок, и писк прекратился. В ужасе бросился Фенуку вдоль берега, не отводя глаз от того места, куда упал мешок, но забурлившая от гребнистых спин крокодилов вода лишила его последней надежды спасти несчастных чад священной Бастет.

– Зачем, зачем ты это сделал? – задыхаясь от слёз, протянул он руки к уходящему греку, едва настигнув его.

– А что мне оставалось? – равнодушно пожал плечами грек. – Кормить я их не собираюсь, а от писка нет никакого житья. Так лучше уж так, покуда не прозрели они, и не осознают себя в этом грешном мире…

И неспешно направился в сторону греческого квартала, оставив безутешно рыдать на берегу Нила упавшего на колени Фенуку.

Заливаясь слезами, вернулся он домой и рассказал всё оставившему плетение тростниковой циновки отцу. И чем дальше рассказывал Фенуку, тем более серым от ужаса становилось лицо отца. А после, не сказав ни слова, встал отец и направился в сторону городского рынка.

В едва надвигающихся сумерках заполыхал греческий квартал. Египтяне, жители Мемфиса, ослеплённые праведным гневом, исступлённо принялись истреблять растерянных греков. До самого утра длилось восстание. До рассвета рекой лилась кровь. А когда всё закончилось, камня на камне не осталось от греческого квартала. Мудрый Птолемей, всё понимая, не стал мстить восставшим. А выжившие в страшной резне никогда не вернулись в то проклятое место…

Похожая история произошла два с половиной столетия спустя в Александрии, во время правления Птолемея XII Авлета. По улице ехала богато украшенная колесница, запряжённая мулами, которая везла ко двору правителя посланца Рима, жаждущего прибрать в свои крепнущие руки лакомый для всех Египет. Вдруг тишину раскалённого египетским солнцем воздуха разорвал пронзительный кошачий визг. Это перебегавшая дорогу кошка угодила под колеса повозки. Все находившиеся вокруг замерли. Ставший белее смерти возница беззвучно зашептал что-то сведёнными губами. Вокруг стала собираться толпа.

Сидящий в колеснице римлянин встревоженно озирался вокруг. Искалеченная кошка, жалобно мяукая, отползла на обочину, где корчилась от боли. И внезапно испустила дух. Находившийся неподалёку египетский солдат одним махом вскочил на колесницу и, выхватив изогнутый меч-хопеш, в мгновение ока поразил возницу. Римский чиновник, выскочив из повозки, пустился прочь. Разъярённая толпа с криками бросилась за ним. Римлянин, спасаясь, успел укрыться в собственном доме, вокруг которого стала собираться на глазах растущая толпа местных жителей. Прибывшие вскоре представители власти не смогли успокоить египтян ни уговорами, ни увещеваниями, ни угрозами. Ни действующие в Египте законы, ни опасность гнева всемогущего Рима не остановили ослеплённых гневом александрийцев. Вскоре петли и засовы не выдержали натиска народного гнева, и несчастный римлянин был растерзан разъярённой толпой…

Да, конечно, это Египет, где кошка была божеством. Но уверяю тебя, мой милый мальчик, во всей истории человечества с его войнами, восстаниями, интригами, заговорами и дворцовыми переворотами свой невидимый след оставили кошки. И если история вершится железными мужскими руками, то водят ими изящные женские пальцы, время от времени поглаживающие мурлычущую кошку. Кошки никого не оставляют равнодушными. Кошек либо любят, либо ненавидят. Третьего не дано. При всех прочих признаках люди так и делятся: на тех, кто любит кошек, и тех, кто ненавидит.

– А почему вас тогда так не любят собаки?

– А за что им нас любить? За чёрную человеческую неблагодарность? Им, преданно служащим и заискивающе заглядывающим в глаза достаются лишь цепь да тумаки, а вся любовь и обожание – нам, надменным, неприступным и своенравным. И какая же после этого у них к нам может быть любовь? А в остальном… Да-да, мой милый мальчик, именно так. Миром правят женщины и кошки…

«Ну-ну, – недоверчиво повторил я про себя, – женщины и кошки. Впрочем, если ей нравится так думать…»

* * *

… Жара становилась нестерпимой. Вскарабкавшееся на самую вершину неба солнце пекло так, словно хотело истребить всё живое, случайно оказавшееся в этой пыльной пустыне. Путник чувствовал, что каждый следующий шаг даётся ему всё труднее. Пот застилал глаза, и радужные пятна предвестниками надвигающего обморока появлялись с пугающей частотой.

Девочка сидела на руках у Путника, обхватив его шею слабыми детскими ручонками. Да, они действительно быстро растут… Бедный ребёнок, истощённый долгим переходом, впал в сонное оцепенение и почти не шевелился.

– Пить…

Путник вздрогнул. Отстранившись, посмотрел на ребёнка. Измождённое дитя смотрело на него усталым взглядом полузакрытых серых глаз. Запёкшиеся губы едва шевельнулись:

– Пить…

Путник опустился на раскалённую пыльную землю. Открыл фляжку, прислонил к губам ребёнка. Остатки горячей воды увлажнили детские губы, девочка сделала несколько жадных глотков.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2