Сложенный веер (сборник)

Лорд Дар-Халем слушал, одобрительно кивая, иногда вставляя краткие замечания и вопросы. Хьелль притаскивать себе кресло не стал, уселся напротив Сида в ногах у старших даров, голову подперев кулаком, смотрел внимательно, слушал не перебивая. Дар-Эсиль старший подливал вина, любовался сыном сквозь пальцы, сложенные домиком, голову от удовольствия склонил набок…

– Ну, и сегодня мы приземлились, – закончил Сид. – А одна маленькая сволочь даже не подумала меня встретить…

– Сид, я не мог. – Хьелль подтягивается на руках вперед, кладет подбородок на столешницу. – У меня дуэм.

Хьелль Дар-Халем одиннадцать лет назад

– Почему я узнаю об этом вот так вот?.. А если бы я прилетел на полгода позже.

– На полгода позже, на полгода раньше… Какая разница?

Сид ковыряет новым кинжалом скамейку так сосредоточенно, будто в этом состоят государственные интересы Аккалабата.

– Ты был обязан мне сообщить.

– Я? Тебе? Обязан? – Хьелль нехорошо усмехается, вытягивает руку вперед, обхватывает запястье приятеля чуть выше перчатки, начинает выкручивать. – С какого перепугу?

Сид болезненно морщится, пытается высвободить руку, кинжал падает за спинку скамейки. Хьелль увеличивает нажим. Сид шипит:

– Пусти. Пусти – скажу.

Хьелль разжимает ладонь, ныряет куда-то вниз, достает кинжал, взвешивает его на ладони:

– Дурья башка, что ты выбрал? И отец не помог. Ладно, я подскажу, завтра поменяем.

Всем своим видом он показывает, что не ждет ответа на ранее заданный вопрос. Сид разминает запястье пальцами, демонстративно дует, трясет кистью.

– Видишь ли, – сообщает он нейтральным тоном. – Я твой лучший друг. Альцедо, почесать спинку и все в таком роде. И я старше тебя на полгода. Соответственно…

Договаривает он, уже лежа на спине посреди садовой дорожки. Хьелль сидит у него на животе, всей тяжестью рук навалившись на плечи.

– Я тебе сейчас почешу… спинку, – с нажимом выдыхает он. – Думать забудь.

– Соответственно, – невозмутимо продолжает Сид, выплевывая изо рта волосы, – я имею преимущественное право. С неограниченным сроком реализации. Хоть до восьмидесяти лет могу ходить девственником. Ты тоже.

Хьелль отвешивает ему сочную оплеуху. Сид даже не уклоняется.

– Извращенец.

– Приспособленец.

– Засранец.

– Пораженец.

За каждым выплюнутым оскорблением следует легкий шлепок по щеке. Наконец, Хьелль распрямляется, угрюмо смотрит в спокойные белые глаза.

– Я тебе губу разбил.

– Известное дело, все бы только портить.

– А ты хочешь починить? Ты хоть соображаешь, что он просто так тебе не уступит? Будь ты хоть не Дар-Эсиль, а кто угодно! У вас же родовая вражда! Тысячелетняя! Все из-за того же дуэма!

– Не уступит – будем драться. Слезь с меня.

– Не слезу. Лежи тихо. Так ты более открыт для взаимопонимания. Он тебя убьет.

– Так прямо и убьет?

– Так прямо и убьет. Криво убить тебя он не осмелится. Подослать наемного убийцу к молодому Дар-Эсилю вместо того, чтобы драться? Да королева ему ноги вырвет. Вместе с крыльями. Собственноручно.

– Слезь с меня.

– Сид, ты три года прохлаждался на Когнате. Сколько раз ты меч в руках держал за это время?

– Я не буду с тобой говорить, пока ты не слезешь.

Это фирменная интонация Дар-Эсилей, знаменующая конец переговоров. Хьелль понимает, что он может просидеть так до вечера, но Сид, даже если его пытать, не произнесет ни слова. Тогда он поднимается, отряхивает колени, убирает за уши волосы.

– Сука ты. Невоздержанная, – мрачно сообщает Сид, пытаясь заглянуть себе за спину и решить, можно ли показываться к ужину в таком ораде.

– От такой же и слышу. И от жадной и самовлюбленной притом.

– Эт-точно, – цедит Сид сквозь зубы, все еще выгибая шею назад.

– Снять и посмотреть не проще?

– Не учи, а? Раз в неделю, как минимум. А ты на Анакоросе?

Хьелль даже не сразу соображает, что ему снова отвечают на вопрос, заданный три минуты назад.

– Там вообще не давали носить клинки.

Сид понимающе цокает языком.

– И за сколько ты восстановился?

– Я-то? Сид, Чахи тебя забери, я – Дар-Халем, какое «восстановился»? Я вернулся, взял в руки мечи и встал против отца – он мне только орад порезал.

– Вот и потренируешь меня. Недельку-другую – сколько там проходит от вызова до боя? Надо в Регламент заглянуть.

Они идут по мощеной дорожке к дому. Вместе, но не рядом. Каждый почему-то прижимается к своему краю дорожки, и словами они перебрасываются как опасными предметами, готовыми взорваться.

У входной двери Хьелль останавливается, делает шаг навстречу Сиду.

– Сид, ты серьезно?

– Ох, Хьелль, – тот тоже шагает навстречу, притягивает его одной рукой, прижимает. Сид выше на полголовы, поэтому нос утыкается куда-то в район шеи.

– Ты же знаешь, единственная ущербность дипломатических способностей Дар-Эсилей состоит в том, что у нас полностью отсутствует чувство юмора. Через несколько минут мы с тобой в этом еще раз убедимся. Когда поставим в известность родителей.

При этих словах Хьеллю мерещатся два молодых тела, расчлененные на куски.

Сид Дар-Эсиль одиннадцать лет назад

– Кретин, – резюмирует лорд Дар-Эсиль с красноречивым жестом правой руки по горлу. – И это мой сын… Кретин и самоубийца.

– Может быть, ты заткнешься? – даже не повернув головы, ненавязчиво советует второй старший дар.

– Может быть, ты назовешь мне хоть одну причину, по которой мой мальчик… – лорд Дар-Эсиль поспешно затыкается. Причину, по которой его сын, единственный из всех даров, имеет право изменить судьбу своего лучшего друга, лорд Дар-Эсиль своими руками сотворил десять лет назад. Когда разрешил малышу Халему прийти и помочь Сиду во время первого альцедо.

– Я надеюсь, что вы не собираетесь… после того как…

Наглые мальчишки ухмыляются.

– Жить вместе? Не, пап, ты же знаешь, он непереносим в больших дозах. К тому же жена дипломата должна уметь танцевать…

Сид сгибается от удара локтем в солнечное сплетение.

Хьелль сдержанно улыбается.

– Вы всегда разбирались в людях, лорд Дар-Эсиль. Ваш единственный сын – кретин. И самоубийца. Еще один раз ляпнешь такое – я тебя сам прирежу, – сообщает он взъерошенному серебряному затылку.

– Цыц, мальчишки! Что-то вы разыгрались… – старший Дар-Халем встает так резко, что хлопают полы орада, и, чуть ли не отшвырнув в сторону кресло, которое по сравнению с ним кажется игрушечным, хотя лорд Дар-Эсиль практически утопает в таком же, стоящем напротив, лезет в угловой секретер за письменными принадлежностями.

Сид разглядывает его мощную спину, тяжелый затылок (наперекор придворному этикету, старший Дар-Халем носит коротко остриженные волосы, и никто не отважится сделать замечание лучшему мечнику Империи), прямую линию плеч… Как всегда, когда он видит перед собой словно закрывающую все поле зрения, монументальную фигуру лорда Дар-Халема или его крепкие, короткие пальцы, сжимающие меч, Сид осознает, насколько от него отличается Хьелль. У того будто не мускулы, а жильные струны нашиты прямо на кости и обтянуты кожей, а нервные длинные пальцы, кажется, не могут поднять не то что меч, но тонкую саблю, какие Сид видел на Когнате. Сид трясет головой, чтобы отогнать эти мысли: …надеюсь, вы не собираетесь… он непереносим в больших дозах… Нет, мы не собираемся.

– Ты уснул или передумал? – голос отца выводит Сида из отупения. – Сядь и пиши. Я продиктую.

Сид, как во сне, усаживается за стол, берет перо. Ох, неудобно-то как! Надо отдать должное техномедийным цивилизациям: простейшая гелевая ручка – венец прогресса по сравнению с аккалабатскими приспособлениями для письма. Пытаясь вспомнить, как правильно держать перо, Сид в то же время не может отогнать от себя мысль о том, что все происходит совсем не так, как он ожидал. Он думал, что старшие дары в худшем случае разбушуются, наорут на них (отец Хьелля мог и врезать) и посадят под замок на неделю для образумления, в лучшем случае – начнут его отговаривать. Нет, он не сомневался в своем решении, у него вся кровь кипела от мысли, что поганец Дар-Акила тянет руки к лучшему, к главному, что у него есть. Но внутреннее ощущение собственного героизма, хоть и маленькое-маленькое, все же присутствовало.

Отцы же восприняли его решение как совершенно естественное, поругались умеренно, и вот теперь он сидит за столом в замке Дар-Халемов и пишет верховному лорду Дар-Акила, что, мол, так и так, ты старая свинья и сволочь, пшел прочь от моего Хьелля, а то я задушу тебя голыми руками.

– …и согласно статье 8 пункт 5 Основного Регламента… Сид, не спи, поставь точку. После Регламента. С глубочайшим почтением, лорд Сид Дар-Эсиль.

– Папа, с каким почтением?!!

– С глубочайшим. Или величайшим, если тебе так больше нравится.

– Мне никак не нравится.

– А, ну тогда напиши: «Пошел прочь, грязный подонок»… Королева будет в восторге, и наша потомственная должность лорд-канцлера перейдет от меня к тебе прямо завтра.

Откуда-то из-за плеча хрюкнул Хьелль. Сид еще раз перечитал бумагу, поставил дату, подписался и начал складывать. Почувствовав на себе напряженный взгляд отца, поднял голову. Хьелль за плечом пошевелился неуютно.

– Сид, ты забыл…

– Что я забыл?

Лицо лорда Дар-Эсиля стало каменным.

Хьелль умоляюще зашептал под ледяным взглядом лорд-канцлера:

– Сид, там в конце, когда лорды пишут друг другу…

Сид похолодел. Три года дипломатической академии. Коту под хвост. Вот, о чем сейчас должен думать его отец.

«Хвала королеве!» – приписал быстро и твердо. Сложил, протянул отцу. Тот запечатал перстнем с гербом Дар-Эсилей, перебросил через стол Дар-Халему. Тот снова, вместо того чтобы вызвать слугу, сам вышел в коридор.

– Вон отсюда! – лорд-канцлер орал редко, но если уж он повышал голос, то это был даже не ор, а грохот.

Сид, еще более бледный, чем обычно, вслед за Хьеллем вывалился из комнаты.

Старшие дары Халема и Эсиля одиннадцать лет назад

– И чем ты недоволен? – лорд Дар-Халем облокотился на спинку кресла, в котором устроился лорд-канцлер, и издевательски щурится, заглядывая сверху вниз в глаза и помахивая у того перед носом бутылкой с желтой этикеткой. – Вероятно, не возможностью прикончить последнюю представительницу позапрошлогоднего урожая. В последние два года эгребское, сам знаешь, совсем не то.

Лорд-канцлер задумчиво кивает. Но отвечает совсем не на вопрос:

– Знаешь, я бы не стал делать этого для тебя…

– Тебе и не нужно было. Тогда в Кимназе творилось такое… война просто должна была затянуться. У королевы не было выбора, кроме как женить нас на своих сестрах и отправить махать мечами. Ни о каком дуэме не вспоминали еще года два.

– Не повезло нашим мальчишкам.

– Да. Корвус… (Старшего Дар-Эсиля зовут так же, как знаменитого предка). А ведь Акила откажет.

– Я знаю.

– Ты же не позволишь своему… У парня нет ни единого шанса. Акила его в куски порубит.

– Хммм? Ты так думаешь?

– К гадалке не ходи. Дар-Акилы – третьи мечники Аккалабата, после нас и Пассеров.

– Я не об этом. Ты, действительно, думаешь, что я ему не позволю?

– Корвус, ему шестнадцать лет, и он будущий лорд-канцлер Аккалабата. Это… – лорд Дар-Халем ворочает на языке любимое слово даров Эсиля: —…непредусмотрительно.

– Именно потому, что он будущий лорд-канцлер. И даже очень предусмотрительно. Мальчишка не продержится у трона и дня, если за его спиной не будет мечей Дар-Халемов.

– И поэтому ты ему разрешаешь.

– И поэтому тоже. И, кроме того, я люблю твое эгребское, не знаю уж, откуда ты его достаешь в таких количествах… даже у меня уже нет.

– Я просто только с тобой пью. А ты вечно назовешь кого ни попадя…

– Это политика, милый, по-ли-ти-ка. Тебе не понять.

– Мне многого не понять, Корвус.

– Ну, а вот такую простую вещь, например. Предположим, твоего мальчишку уволочет Дар-Акила…

Лорд Дар-Эсиль морщится. Ему неприятно даже произносить это имя. Но он продолжает, покачивая в руке почти полный бокал:

– Мой – уедет жить в столицу. А мы с тобой, как старые верные друзья, по-прежнему будем собираться здесь у камина, пить твое эгребское… Может, Дар-Акила заедет… со своей деле.

Увернуться от прямого удара правой ему удается, даже не расплескав вино. Миг – и лорд Дар-Эсиль уже за спинкой кресла, в котором сидел только что. Качнул бокалом, рассматривая вино на свет, чокается в воздух, пьет до дна. Только расширенные зрачки выдают то усилие, каким лорд-канцлер оказался вне досягаемости летящего в лоб тяжелого кулака. Лорд Дар-Халем стоит, облокотившись на столик, из его груди вырывается хриплое дыхание.

– Корвус…

Лорд Дар-Эсиль останавливает его жестом. Спокойно возвращается в кресло, оправляет орад:

– Судя по разбитой физиономии Сида, когда они вломились сюда из сада, в вашей семье мордобитие – это наследственный способ поддерживать беседу. Почему, скажи, я не начинаю махать кулаками, когда слышу от своего лучшего друга, Дар-Халем… Лучшего! И единственного. «Ты же не позволишь ему… это не предусмотрительно»?

Лорд Дар-Халем несколько мгновений разглядывает свои руки. Глухо смеется:

– Это… непредусмотрительно. Корвус…

– Что?

– Прости.

– Проехали. Но неужели, правда, была последняя? – лорд-канцлер смотрит так жалобно, что хозяин дома всплескивает руками в шутливом жесте капитуляции и ловким движением извлекает из-за спины, из-за кресельных подушек такую же бутылку.

Глава IV. Все ведут себя так, как от них ожидается

Сид Дар-Эсиль одиннадцать лет назад

Мощный отножной удар справа – уход на левую ногу – засечный слева – выход на вертикальный справа… Хьелль каким-то невероятным образом оказывается сзади, прижимает к горлу кинжал.

– Ты опять пропустил меня за спину.

– Ты быстрее, – оправдывается Сид.

– Расскажешь Дар-Акиле. В стойку. И работай, ради прекрасной Лулуллы, ногами.

Подплужный правый с длинной рукой – отножной слева – короткая рука, ноги вместе – горизонталь справа…

И Сид снова получает гардой под ребра.

Хуже всего то, что он уже выжат до предела, а Хьелль даже не вспотел.

Он дерется любимым оружием Дар-Акилы – в правой руке длинный трехгранный меч, в левой – умбренский кинжал. У Сида – фамильные клинки Дар-Эсилей. Почти такие же, как у Дар-Халемов: прямые, обоюдоострые, немного сужающиеся на конце. Один – длинный, второй – короткий. Только у Дар-Халемов длинный меч будет чуть подлиннее, а короткий – пошире и покороче. Но это сейчас не важно. Драться Сиду не с Хьеллем. Тот даже работает не в своей обычной манере, а копирует технику Дар-Акилы. Насмотрелся за эти два года.

– Отдохнул? В стойку.

Горизонталь справа – левая нога вперед…

Меч вырывается из правой руки Сида и взлетает в воздух. Сид провожает его глазами, садится на траву, обхватывает колени руками. Хьелль, прищурившись, следит за траекторией меча, подпрыгивает, немного помогая себе крыльями, ловит оружие за рукоять. Его клинки уже давно в ножнах. Он не спеша подходит, устраивается рядом с Сидом, осторожно касается плеча.

– Брось ты все это… плохая идея.

– Но ведь… твой отец и мой… они так не считают, – нерешительно начинает Сид, кивает сам себе и заканчивает уже более уверенно, – в противном случае из нас бы сразу сделали фарш.

– Может быть, они рассчитывали, что Акила отступится.

– Ты, вправду, веришь в то, что только что сказал? Для него теперь двойное удовольствие: заполучить деле королевской крови и нагадить Дар-Эсилям. Спит и видит. Что я не так делаю?

Прежде чем ответить, Хьелль долго смотрит на солнце, ерошит Сиду рукой волосы, выбившиеся из-под повязки.

– Ты все делаешь не так. Я не могу понять, почему. Чего-чего, а дырок в технике у тебя не было. Отключиться в самый неподходящий момент – да. Сбросить скорость, потерять координацию – твои любимые штучки. Но технику тебе ставил отец, все должно быть нормально. А ты даже не замечаешь, когда открываешься. В общем, вставай, курица. Если еще не передумал.

Хьелль протягивает меч рукоятью вперед.

Вставая в позицию, Сид интересуется:

– Что такое «курица»? Земное ругательство?

– Курица – это домашняя птица. Белая. Или рыжая. Или черная. Их выращивают, а потом едят. Довольно вкусно. Крылья у нее чисто рудиментарные, она толком не умеет ими пользоваться. Как ты – мечом…

После Когнаты Сид знает, кто такие птицы. Разнообразие существ, умеющих летать, на других планетах его впечатлило. В небесах Аккалабата не летает ничего, что могло бы мешать крылатым дарам.

Атака – прием – проворот меча над головой – выход на выпад – закрыться – принять лезвие в лезвие – сбив…

«Хорошо, что у Хьелля нервы крепче сплава, из которого сделаны мечи. Я бы сам с собой не выдержал», – покаянно думает Сид, полуоглушенный, поднимаясь с земли. Вслух же он произносит:

– Ты – Дар-Халем. Лучше тебя никто не умеет драться.

– А ты – Дар-Эсиль, – неожиданно зло бросает через плечо Хьелль, наклонившись, чтобы поднять выбитый из рук Сида меч. – Лучше тебя никто не умеет трепаться.

Перед глазами у Сида рваным красным облаком полощется ярость. Да как он смеет!

Вертикальный удар слева в руку – увести меч вверх по дуге… Короткий меч Сида в движении сверху вниз слегка задевает орад соперника. Хьелль отскакивает в сторону, он доволен.

– Еще раз, – раздается суровый голос из-за спины. Старший Дар-Халем, облокотившись на дерево, наблюдает за схваткой.

– Ты здесь давно? – спрашивает Хьелль.

– С самого утра. Вы вообще ничего не замечаете, когда вместе.

Молодые дары становятся в стойку, повторяют последовательность. На середине атаки Сида лорд Дар-Халем внезапно поворачивается и поднимается на крыло в направлении замка Эсиль.

– Куда это он сорвался? Твоего отца все равно нет дома, – недоумевает Хьелль, когда через четверть часа они сидят спина к спине и передают друг другу бутылку с холодной водой. Сид едва успевает пригнуться: над головой пролетает изогнутое лезвие и впивается в черный ствол чала, под которым они расположились. Хьелль спокойно поднимает глаза, следя за полетом такого же клинка в свою сторону. Осторожно вынимает его рукой прямо из воздуха, восторженно ухает.

– Какова сталь, а? Сид, только посмотри!

На изогнутой поверхности волнистый узор, словно находящийся под верхним слоем металла. Сид не может удержаться от искушения, скребет плоскость меча ногтем.

– Дырку проскребешь, – бурчит лорд Дар-Халем, наклоняясь и поднимая с земли прямые мечи Сида. – Эту ерунду я забираю. Попробуешь новыми.

– Дар-Эсиль с кривыми мечами… Меня засмеют, как только я их выну, – качает головой Сид.

– Ничего. Хоть живой останешься. Судя по тому, что я с утра наблюдаю в твоем исполнении, такие клинки для тебя – самое милое дело.

– А где ты их взял, пап? – Хьелль пробует лезвие, взвешивает на двух пальцах, ищет баланс.

Лорд Дар-Халем смотрит на сына как на безнадежно больного.

– Сид, ты тоже не знаешь?

– Первый раз вижу.

– Только никому не рассказывай. Потому что я их позаимствовал из семейной усыпальницы Дар-Эсилей. Не более получаса назад они еще висели…

– …Над могилой маршала Корвуса, – с благоговейным ужасом произносит Сид. Теперь он вспоминает эти отливающие всеми оттенками голубого лезвия, девятьсот лет украшавшие стену над гробницей самого знаменитого Дар-Эсиля.

Хьелль тоже вспоминает, где видел эти клинки, но у него они священного трепета не вызывают. Только практический интерес. Он встает, делает несколько выпадов.

– Ты, как всегда, прав, – поворачивается он к отцу. – Дело не только в том, чтобы выйти против Дар-Акилы с изогнутыми клинками маршала Корвуса. Против широкого меча и кинжала… с Сидовой техникой… Самое милое дело, – задумчиво заключает Хьелль.

И тут же оглушительно орет:

– В стойку!

Сид вскакивает как ошпаренный и еле успевает поймать за гарды брошенные с двух сторон мечи.

– Больные вы все, Дар-Халемы. Буйнопомешанные, – бормочет он, интуитивно вставая немного в другую позицию, чем с прежними клинками, и не замечая одобрительных взглядов, которые отец и сын одновременно на него бросают.

* * *

– В стойку!

Серые облака над хорошо утоптанной земляной ареной. Мелкие капли дождя падают за шиворот. С трудом сгибающиеся пальцы снова обхватывают рукояти мечей, чуть подрагивающие в коленях ноги занимают привычное положение… Сиду кажется, что все это происходит не с ним, что это не он уже полчаса, не получив ни единой царапины, но и сам не проведя ни единой серьезной атаки, сражается против одного из лучших мечников Империи.

Когда старик Дар-Пассер в очередной раз прекратил бой и развел их в исходную позицию, Сид, утирая рукавом залитый дождем и потом лоб, успел бросить короткий взгляд в королевскую ложу. Отец стоит у правого плеча королевы, напряженный и вытянутый в струнку. Когда Ее Величество, чуть повернув голову, что-то спрашивает, лорд-канцлер вместо того, чтобы с высоты своего роста покровительственно процедить пару слов, почтительно наклоняется и пускается в долгие объяснения.

– Ичита! – Дар-Пассер дает команду к началу схватки. Четыре клинка – два прямых, два изогнутых, один длинный, два полудлинных, один короткий, один широкий, три узких – впиваются в воздух, со свистом рассекая пространство, разделяющее двух даров, лезвие скользит по лезвию, острие царапает острие, прорезает взметнувшуюся кромку плаща. По Регламенту, лорды дерутся в орадах, чтобы исключить даже ненамеренное использование крыльев. Отрываться от земли на большую высоту, чем это позволяют мышцы ног, запрещено. Все прыжки, уходы, перевороты – без помощи крыльев. Крылья можно использовать только для защиты: отбить удар, заставить клинок противника пройти не прямо, а по касательной, чтобы он соскользнул по перьям, а не впился в спину.

Сид понимает, что устал. Он уже начал терять концентрацию: вся левая сторона орада в мелких порезах, через которые к разгоряченной коже проникает холодный воздух. Это тоже отвлекает. К тому же, орад намок и сохранить прежнюю скорость становится еще труднее. Не говоря о том, чтобы не забывать разгонять и поддерживать свое внутреннее время.

На Дар-Акилу это, кажется, не влияет. Хотя он и сомкнул гневно брови, когда увидел оружие, с которым Сид вышел на площадку, никаких других эмоций старший дар себе не позволил. Он работает мечом и кинжалом, как на тренировке, просто ждет, пока мальчишка ошибется. Не делает никаких резких движений, не уходит в глухую защиту, не идет в активную атаку… «И все равно я не могу его достать», – думает Сид и пропускает молниеносное движение, которым Дар-Акила проскальзывает ему за спину.

Хьелль Дар-Халем одиннадцать лет назад

С того дня, как он в трехлетнем возрасте впервые увидел бой на мечах, Хьелль Дар-Халем не мог оторвать глаз ни от одной схватки, происходившей в его присутствии. Мир переставал для него существовать, сводился к четкому или невнятному – в зависимости от мастерства противников – рисунку фехтовальных фраз, ровному или прерывистому темпу ударов, финтов и переходов, каскаду звуков, рассыпавшихся от мечей, задевающих друг друга, скрежету кинжалов, выламывающих враждебный клинок в захвате, вздохам тяжелых ножей, распарывающих кости и мышцы.

Хьелль не просто смотрел или слушал фехтовальные бои, он их чувствовал всем телом, проживал вместе с их участниками, и потом в оружейном зале старший лорд Дар-Халем не раз останавливал тренировочный поединок с сыном вопросом:

– Откуда ты это знаешь?

– Видел, – отвечал Хьелль. – В прошлую пятницу после охоты, когда молодой Дар-Умбра сказал своему дядюшке какую-то дерзость. Помнишь, они выхватили мечи и минут десять выясняли отношения. А потом явились к столу, грязные, как свиньи, и с симметричными кровоподтеками на мордах…

– Ну?

– Ну и вот. Дар-Умбра выбил у дядюшки меч ровно таким движением… А почему ты мне его не показывал?

– Оно для других мечей, сын, для тяжелых, которые распространены на севере. В том же Умбрене, например. И не для твоего роста и веса. Чтобы наверняка выбить любой чужой меч таким приемом, надо быть раза в два помощнее.

– Па, любой другой я не собирался… А для этой игрушки, которая у тебя сейчас в руках, моей массы тела и стандартного меча Халемов достаточно. В чем ты только что и убедился.

– Наглец. Кого я ращу? – бурчал лорд Дар-Халем, вытаскивая выбитую у него из рук «игрушку» – легкий и короткий клинок оруженосцев тейо – из расщепа в деревянном полу и с удовольствием замечая, на какую глубину тот вошел в доски.

Наглец радостно щурился – он любил, когда его хвалили. И он любил смотреть бои на мечах, потому что ставкой в них была жизнь.