Полная версия
Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века
Так, решение принято. Поднимаю голову и, глядя на управляющего Вана, четко произношу:
– Ну, раз военный, тогда встретимся! Только сегодня никакого бизнеса, сначала надо стать друзьями! Значит, решено – в «Лаобин-чэне»!
Управляющий вышел сияя. Я глянул на часы: до заседания еще сорок секунд.
Подошел туда, где из окна лился солнечный свет, уселся на диван, откинулся на спинку, все лицо залило солнце. Не палило, а ласкало. Я мог наслаждаться еще тридцать секунд.
– Едем в «Лаобинчэн», шеф? – Это вошла Ду Цзюаньхун.
– Нет.
– Не едем?
Наверняка она была ошарашена, хоть и спросила «Едем в “Лаобинчэн”», шеф?» будто походя, словно в этот «Лаобинчэн[10]» я точно должен был хотеть отправиться. Это новый проект, в который наша компания за год вложила больше всего средств. Руководил проектом лично заместитель генерального директора Хэ Жэньцзи, и с прошлой недели это уже официальное предприятие. В командировке я пробыл месяц, сегодня первый день в компании, и по логике вещей взглянуть на него было абсолютно необходимо. Важная часть повестки дня утреннего заседания тоже посвящена «Лаобинчэну». И после завершения заседания нужно было ехать туда, Ду Цзюаньхун все уже подготовила.
С написанным на лице недоумением она проследовала за мной в зал заседаний.
Подчиненные с грохотом встали, я махнул рукой, и все так же дружно сели.
Сколько раз говорил: не вставайте, нет, все равно встают, потому что из двадцати присутствующих на заседании пятнадцать – бывшие военные. Никто не в форме, никто не отдает честь, но мне по-прежнему все это нравится. Я как-то бросил в шутку: мы – армия коммунистов, а если так не устраивает, то армия националистов. Последние – армия пораженческая, а мы – победоносная. Мне импонирует то, как проводит армейские совещания высший командный состав Народноосвободительной армии Китая: без формальностей, все вместе обсуждают доступный стиль работы, а по окончании совещания все аплодируют. А в армии националистов в начале такого совещания все вытягиваются по стойке «смирно», щелкают каблуками, с соблюдением всех армейских ритуалов. Но в плане тактики пользы от этого никакой, и их армия, без сомнения, обречена на поражение. Все это, конечно, можно увидеть в кино.
Теперь Поднебесная давно уже такая, какой ее создала НОАК, и все эти жесты и формы не имеют значения. К тому же мы проводим заседание совета директоров, и я больше не настаиваю: встаете, так вставайте! Когда все, как один, с шумом встают, это не может не радовать, а тому, как я машу рукой, предлагая сесть, я, как ни странно, сам того не ведая, научился у киноактера Сунь Фэйху, подражавшего генералу Цзяну, который нередко делал такие жесты. Иногда мне и самому это кажется забавным, но если подумать: они все вместе с шумом встают, а я говорю «Садитесь». Разве так не смешнее? Ну прямо как учитель средней школы!
Обо всем, связанном с ночным клубом «Лаобинчэн», от имени главного управляющего клуба рассказал Хэ Жэньцзи. Члены совета директоров слушали с воодушевлением и восторгом.
В конце Хэ Жэньцзи сказал, что занимался этим ночным клубом в полном объеме, начиная со строительства и отделки и кончая официальной регистрацией, а теперь нужно назначить туда генерального директора. Он с самого начала заявил, что сам в гендиректоры не метит. Члены совета директоров как по команде уставились на него. Потом, тоже как по команде, повернулись ко мне. Понятное дело, считают, что пост гендиректора ночного клуба «Лаобинчэн» – хлебное местечко, и как только Хэ Жэньцзи, человек, почти год горбатившийся на этом новом проекте, может выпускать его из рук? По сути дела, лишь я понимаю, что Хэ Жэньцзи искренен, не тот у него характер, чтобы работать гендиректором ночного клуба.
– Какие у тебя кандидатуры? – спрашиваю я.
Глаза членов совета директоров вновь как по команде устремляются на Хэ Жэньцзи. Я понимаю: все надеются, что будет названо имя одного из них.
– У Саньлян.
– У Саньлян, – хором повторяют все.
Не то чтобы члены совета директоров заодно, дело в том, что У Саньляна среди них нет, поэтому-то и вырвался дружный возглас изумления.
У Саньлян, пятьдесят лет, работал заместителем главного редактора журнала «Ежемесячник кино», заместитель председателя провинциального* Союза кинематографистов. Драматург, писатель. Автор сценария к фильмам «Сестры – меч двойной змеи», «Копье тирана У-ди», романа «Спадающая красная косынка» и других. Главный редактор «Мира развлечений», первого по продажам журнала в городе, выходившего тиражом миллион экземпляров. Два года назад у этого издания изъяли лицензию. Причина: нанесение вреда молодежи и юношеству, следование «желтой линии»[11]. Открыл первое в городе модельное агентство, исполнял обязанности генерального директора. Спустя два года уволен заместителем генерального директора. Причина: замгендиректора – юридический глава компании. Организовал первую в городе компанию по производству CD-ROM, был ее генеральным директором. Через три года на компанию был наложен запрет. Причина: скрытое от него нарушение закона заместителем гендиректора, по закону возглавлял компанию Хэ Жэньцзи, и юридическая ответственность лежала на нем. Завершилось заседание на фоне галдежа директоров. Кто бы мог подумать, что У Саньлян, этот известный среди коммерсантов неоднократными победами и поражениями, будет рекомендован Хэ Жэньцзи в качестве генерального директора нового проекта, в который компания вложила свыше пяти миллионов юаней?!
Я не стал применять власть, чтобы прекратить галдеж. Я понимал, что он обращен на Хэ Жэньцзи. А тот держался как ни в чем ни бывало и не собирался менять имидж кандидата.
Ну и пусть галдят! Держись, Хэ Жэньцзи! Никакого решения не принимаю, а через пару дней посмотрим!
4Выглядит «Лаобинчэн» довольно внушительно и своеобразно. Он не такой, как остальные ночные клубы, сверкающие неоновыми огнями, роскошные, но явно безвкусные. Над главным входом барельеф, изображающий поле сражения, по-старинному простой и величественный. Слева и справа – высеченные в камне лица бойцов, в шлемах, в полном боевом снаряжении. При входе четверо девушек-метрдотелей в военной форме (конечно, без кокард на головных уборах и знаков различия). В главном зале – высящиеся до небес искусственные деревья, которые сплетаются ветвями, как в тропических лесах. В центре главного зала – платформы для гостей, около сорока, на лицевой стороне зала – большой экран, можно попеть караоке.
– Хэ Жэньцзи, а ты, мать твою, и впрямь не без способностей, негодник, – удовлетворенно похлопал я его по плечу.
– Если, скажем, строить для кинокомпании самый большой кинотеатр, хм, с зрительным залом такого размаха, на сколько лет надо контракт заключать? – Ведь все полномочия на этот проект доверены Хэ Жэньцзи, а я все силы положил на проект экологически чистых продуктов, и до этого проекта руки у меня так и не дошли.
– На три года, – с сияющим лицом повернулся ко мне Хэ Жэньцзи. – И аренда тысяч триста в год.
Вот ведь паршивец Хэ Жэньцзи, и чего не смотрит в глаза, когда говорит? Веки всегда лишь чуть приоткрыты, взгляд тоже опущен на вершок. Но разве он не был таким изначально? Мы служили вместе, а после увольнения в запас он открыл компанию, и я тоже. Через пару лет он потерпел сокрушительное поражение в бизнесе, и я его вытащил. Он тогда проиграл, потому что полез на рожон, поставив все на карту, но обжегся этот паршивец, видать, недостаточно. Что ж, неудивительно, в моей роте он был командиром отделения, и когда однажды атака вражеского дзота захлебнулась, он выхватил огнемет у бойца и уже было бросился вперед, но его остановил его же заместитель. Я как раз наблюдал за этим в бинокль. Вот уж задал ему жару, когда он вернулся. «Рановато, мать твою, о славе мечтаешь! – сказал я. – Вот разжалую в рядовые, будешь знать. Ты, мать твою, о славе думаешь, а бойцов твоего отделения кто в бой поведет?» Отругав, отвел в сторонку и уже наедине сказал: «Твоя мать велела заботиться о тебе, а у меня позиция принципиальная, помогаю как могу, но ты – командир отделения, не думай, что, если тебя убьют, в отделении не найдется замены. Рвешься в атаку – давай, но если пуля найдет тебя, тут уж ничего не поделаешь, солдат должен пожертвовать собой, его никто не остановит, даже мать. Заруби на носу: настоящий солдат должен и себя защитить, и врага уничтожить». Вдалбливал ему минут десять, и все потому, что его мать с моей на одной фабрике работают. Убьют дурака, что я матери скажу?
Оказалось, что переживать за этого паршивца – пустое дело. Как начался бой, как покрыл себя славой один из бойцов его отделения, так у него глаза налились кровью и он снова полез на рожон. Тут уж возмутился я, и глаза налились кровью у меня, стало ясно одно: надо срочно избавляться от таких сукиных сынов. У них натура точно, собачья – так и ищут лазейку какую, нет чтобы вместе с остальными драться в открытую. Разозлил меня до смерти, да наплевать, что наши матери на одной фабрике работают, да, неудобно будет сообщать, ну и хрен с ним.
Вот уж не думал, что этот паршивец неисправим и будет так же отвратительно вести себя и в бизнесе. Не разобрался как следует, вбухал весь капитал и в результате полностью погорел. Восемь лет назад дело было, я тогда вытащил его из разбирательства в суде, сказал судейскому, мол, судить его бессмысленно, ну, вынесете решение, что он должен вернуть эти сто тысяч, а их у него нет. За него эту задолженность верну я. Взял кожаный кейс со ста тысячами юаней наличными и вручил истцу. С тех пор этот паршивец Хэ Жэньцзи без церемоний больше на меня не смотрит, как раньше, шефом величает, просто верноподданный чиновник.
– Маловато, лет на десять надо заключать. – И покосился на Хэ Жэньцзи. Похоже, не совсем доволен, поэтому я добавил: – Но это же не для индустрии развлечений, такое большое помещение. Для чего оно может подойти?
Хэ Жэньцзи на словах согласился, мол, верно говорите, шеф, а сам продолжает рассказывать: двадцать небольших комнат, десять средних и пять больших.
– Что ж, пойдем поглядим! – Посмотрев, я разозлился не на шутку. Одно дело, что все комнаты пронумерованы, так ведь не просто цифры и не какой-нибудь там «Хрустальный дворец» или «Алый лотос» – у него везде такие названия как «Артиллерийская батарея», «Рота связи», «Мотострелковая рота», «Танковая рота», «Рота противохимической защиты» и так далее. – Что же у тебя, товарищ капитан, женской роты нет, а?
Хэ Жэньцзи, видимо, осознал, что не прав, и поспешно возразил:
– Шеф, ведь это обсуждалось с несколькими членами совета директоров. В последний раз, когда я звонил, чтобы доложить о том, как идет отделка, ты меня даже не дослушал, сказал, что последнее слово за тобой.
– Так есть женская рота или нет? – Я отмахнулся от Хэ Жэньцзи и покосился на Ду Цзюаньхун. В смысле, мол, я не интересовался, а ты-то интересовалась?
Та мгновенно отреагировала и тут же заявила, обращаясь к Хэ Жэньцзи:
– Управляющий Хэ, «Женскую роту» я все же вернула бы!
– Хорошо-хорошо, – согласился Хэ Жэньцзи.
Ему было явно не по себе оттого, что Ду Цзюаньхун так очевидно с ним словчила. Своими словами она снимала с себя ответственность, будто вовсе не знала об этом или же знала, но не голосовала «за». По сути дела, она отрицала слова Хэ Жэньцзи о том, что он говорил с членами совета директоров.
– Тогда пошли смотреть «Женскую роту», – махнул я рукой и направился вперед.
Ду Цзюаньхун в несколько шагов обогнала меня. Чтобы показывать дорогу.
Вошли – роскошь да и только, видать, один из больших залов, цветной телевизор с экраном в 34 дюйма, VCD-проигрыватель, усилитель, звуковые колонки. На стене рельефное изображение чащи леса, полумесяцем к телевизору кожаный диван, за ним – большой стол человек на десять. Слева от стола – буфет, заставленный винами и напитками.
– Что же ты сегодня не в военной форме, малышка Ду? – воскликнул я, усаживаясь на диван. – Ты ведь солдат.
– Я офицером служила, шеф.
– Офицером? А сегодня побудешь солдатом, скоро этот тайваньский коммерсант явится, вот и послужишь!
Не дожидаясь ее реакции, вскидываю руку и смотрю на часы:
– Хэ Жэньцзи, тайванец с минуты на минуту здесь будет, сходи в главный зал, встреть его.
– Может, не стоит уже так, а, шеф? – проговорила Ду Цзюаньхун, когда он ушел.
Я молчал.
Она заволновалась:
– Ну уберем завтра «Женскую роту», обязательно уберем. – И увидев, что никакой реакции не последовало, добавила: – Почтенный старший брат, я же с тобой столько лет, хоть бы на это скидку делал!
Я не реагировал.
Она умолкла и села на стул у стола с таким видом, будто смирилась с судьбой.
Через какое-то время до моего слуха донесся ее голос, не взволнованный, не торопливый, а такой, будто человек, болтает о том о сем:
– Шеф, хочу отпроситься на послезавтра, надо съездить прибраться на могиле старшего брата.
Я тут же понял: Ду Цзюаньхун человек не глупый, она не из тех, кто охотно согласится прислуживать, и сейчас, заговорив о брате, можно сказать, попала с первого выстрела. Она знает, что, какую бы ошибку она ни допустила, я все равно сделаю ей послабление из-за брата. В сообразительности ей не откажешь, она никогда не злоупотребляла его именем, чтобы открыто противостоять мне, да и таких серьезных ошибок не совершала, чтобы я прощал ее ради брата. Она понимает, что его имя поможет, лишь если она умудрится допустить однажды самую серьезную ошибку: без моего ведома начнет собственное дело. Ей совершенно ясно, что из-за брата я ее извиню, но и перестану быть в долгу у ее семьи. Она достаточно умна и никогда серьезных ошибок не делала. Из-за этого я всегда и чувствовал себя в долгу. Этот долг слишком велик, даже если она найдет способ умыкнуть половину того, что мне принадлежит, я смогу простить ее и позволить отправиться в свободный полет с этой половиной, может, так и сброшу с плеч этот груз. Но по отношению к компании она никогда не лукавила, по крайней мере, доказательств у меня нет.
Когда ее брат умирал, он взял меня за руку и сказал: «У меня осталась лишь младшая сестренка, и когда забота о ней лежала на мне, я знал, что, пока я жив, ее судьба будет зависеть от меня». В жены себе я ее не прочил, потому что еще в детстве видел, как она, сверкая маленькой попой, справляла большую нужду во дворе. Когда я вернулся, она уже была прелестной взрослой барышней двадцати с лишним лет, бравого вида, офицером в чине лейтенанта, но и это меня не тронуло. В армию я ушел, когда ей было десять, а снова встретил спустя десять лет. Должно быть, мы стали немного чужими, но она была для меня как младшая сестра. Поэтому я не видел в ней будущую жену, хотя речи ее старшего брата в последние годы отдавали сватовством. С тех пор я и чувствовал себя виноватым перед ним. Конечно, при встрече я не передал его слова перед кончиной, потому что знал: если я это сделаю, придется взять ее в жены. Будь это против ее желания, на этом все бы и закончилось. Весь ужас как раз в том, что она не могла не хотеть выйти за меня. Она с детства почитала и меня, и брата. Именно из-за того, что мы с ее братом пошли в армию, она приложила все усилия, чтобы поступить в военное училище. Так вот, стоило мне хоть чуть-чуть проявить такое чувство, было бы странно, если бы она не вышла за меня. Это ведь и впрямь страшное дело, мать его, жениться на той, кто для тебя как младшая сестра, это же сплошное мучение. Мое преимущество как раз в даре предвидения, я понимаю, что, женись я на ней в подобном состоянии души, это будет во вред ей, она на всю жизнь останется в смятеннии. Это может нанести вред и мне, помешает рассмотреть как следует другое чувство. Я ведь человек здравомыслящий, понимаю, что не могу на ней жениться, а откладывать было нельзя. Тогда я взял инициативу в свои руки, нашел теперешнюю жену Ло Шуби. А чтобы не жениться на младшей сестре и разобраться, что за женщина моя жена, я действовал так, как, бывало, разбирался с позицией противника, – овладевал ею.
Когда она заговорила о брате, я ничего не сказал, но лицо сразу смягчилось, наверняка это наполнившее меня тепло воспоминаний. Разглядит выражение моего лица эта суперумница Ду Цзюаньхун? Точно, разглядела. Подошла и опустилась рядом на диван.
Вот ведь соображает, диву даешься, каких-то пять минут прошло с начала критической ситуации до ее разрешения. Понимает, что через минуту может войти тайванец с Хэ Жэньцзи и управляющим Ваном, и ей нужно подсесть ко мне.
Через пару минут они действительно появляются.
Она встает первой и прежде, чем успел открыть рот Хэ Жэньцзи, представляет:
– Это наш шеф.
Пока я пожимаю тайваньцу руку, Хэ Жэньцзи рекомендует ее как мою помощницу. Вместо рукопожатия тайванец складывает руки на груди в традиционном приветствии, приговаривая:
– Какая красавица, какая красавица! – Его глаза при этом вращаются, выражая крайнее удивление. Я-то понимаю, в чем дело: здесь, в материковом Китае, помощницы тайваньцев обычно и любовницы.
После обмена любезностями тайванец подзывает своего подчиненного с тщательно упакованной подарочной коробкой в руках и произносит традиционную вежливую формулировку:
– При первой встрече никак не выразить всего почтения, не выразить всего почтения.
Я принимаю подарок, а он достает еще и маленькую подарочную коробочку и преподносит Ду Цзюаньхун:
– Со всем почтением, со всем почтением.
Больше ничего у него в руках я не увидел. Только два подарка приготовил этот тайванец. И Ду Цзюаньхун точно принял за мою любовницу.
Усевшись, он изображает крайнее уважение:
– Я человек маленький, бизнес у меня на материке небольшой, надеюсь, господин генеральный директор, на ваше покровительство.
Я с улыбкой киваю, а потом говорю:
– Вас зовут Хуан Хэ[12], ваш род, наверное, с материка?
– Да-да, – подтверждает он. – Мои предки из Хэнани[13], отец в 1948 году вместе с покойным президентом Цзяном[14] оказался на Тайване. Я слышал, что вы, господин генеральный директор, служили в армии. Я тоже был военным, но вы – подполковник, а я – капитан, дистанция очень большая.
– Родись мы на несколько десятков лет раньше, встретились бы на полях сражений, – пошутил я, усмехнувшись, – я в армии коммунистов, вы в армии националистов. Ваш господин Чан Кайши – человек талантливый, я его очень уважаю. Он и с милитаристами [15] разбирался лихо, и японцам противостоял твердо. Только вот с нашим вождем Председателем Мао не справился.
– К почтенному предку президенту Цзяну я отношусь с большим уважением, – отозвался тайванец, – ему многое было по плечу. Но ваш Председатель Мао оказался круче.
Так мы с ним болтали с полчаса. Как раз в тот момент, когда стало видно, что коммерсант хочет перейти к планам производства экологически чистых продуктов, зазвонил мобильный Ду Цзюаньхун. Послушав, она сказала:
– Шеф, тебе назначил встречу начальник секретариата.
Я спросил, на какое время. Она ответила, мол, сейчас. Я изобразил, что, мол, ничего не поделаешь, и повернулся к Хэ и Вану Дунфану:
– Директор Хэ, вы уж тут примите господина Хуана как следует. – И, обменявшись с тайваньцем любезностями, ушел.
У нас с Ду Цзюаньхун так было условлено: нельзя при первой встрече говорить о проекте, это я так решил, чтобы дать понять, что у нашей компании есть возможности и в одиночку довести до конца этот большой проект по экологически чистым продуктам. Если тайванец действительно хочет вложиться, надо еще хорошенько продумать цену вопроса. К тому же он не может знать уровня секретаря, что меня разыскивает.
Во второй половине дня я три часа провел на переговорах с секретарем городской управы. Приоткрытая им информация об этом громадном проекте вселила в меня уверенность. Подумать только, за последние несколько лет население города значительно возросло, база снабжения незерновыми продуктами решительно недостаточна, поэтому город готов предоставить участок земли в уезде А в восьмидесяти с лишним километрах отсюда для создания центра экологически чистых продуктов. Этот уезд признан нуждающимся на государственном уровне, и если наша компания инвестирует десять миллионов юаней, можно получить соответствующую сумму инвестиций от государства, а также кредит от Всемирного банка из фонда поддержки нуждающихся. Это проект стоимостью более ста миллионов юаней со сравнительно стабильной прибылью. Стабильность – в этом городе с миллионом населения, и для меня неиссякаемый источник прибыли. Но сейчас выделить из компании десять миллионов юаней невозможно. На первый взгляд моя корпорация «Боши» – крупнейшее частное предприятие в провинции, но в действительности несколько основных филиалов переживают далеко не лучшие времена. Иначе я не стал бы привлекать все оборотные средства на создание развлекательной компании «Лаобинчэн». Особенно это касается моей компании по реставрации и обновлению автомашин. За последние несколько дет контрабанда автомобилей подверглась сильным ударам, что поставило эту фирму под угрозу закрытия. Хотя для исправления положения одна за другой были созданы комплексные компании по импорту автозапчастей и по ремонту импортных малолитражек, результат не очень обнадеживал. Вообще-то я решил прикрыть эту компанию, но какое-то время окончательного решения не принимал, и компания по обновлению автомобилей оставалась в корпорации этаким заслуженным вассалом. Это было мое самое первое предприятие, можно сказать, с него началось мое дело, этакое почетное подразделение в армии. Можно без преувеличения утверждать, что большая часть всего парка малолитражек в городе вышла из ворот этой фирмы. Мы даже права выдавали, конечно, не без помощи друзей-однополчан. Они теперь сражаются в общественной безопасности, дорожной полиции и на других стратегически важных постах. Среди них немало таких, кто еще ездит на обновленных у меня машинах.
Если выгорит с планами по экологически чистым продуктам, я смогу отказаться от обновления автомобилей, а эти несколько десятков заслуженных вассалов разгонять незачем. Я, по правде говоря, человек очень сентиментальный, по здравом рассуждении эту фирму давно надо было прикрыть, равно как и автокомплектующее и ремонтное предприятия, потому что ежегодно от них убытки на двести тысяч юаней. Убытки небольшие, и это не основание для решения по закрытию. Гораздо более существенно, конечно, то, что несколько десятков сотрудников проработали на меня много лет, и если не самый крайний случай, я не смогу вот так взять и выкинуть их на улицу.
Проект по экологически чистым продуктам я уже хорошо обдумал. Головное предприятие еще может получить пятьсот тысяч от ювелирной компании, это без вопросов, от увеселительного клуба «Лаобин-чэн», в зависимости от того, как пойдут дела за неделю, выручка должна составить не менее трехсот тысяч в месяц. Еще с туристического центра «Боши» наскребем тысяч двести. Миллион собрать можно, а вот где взять остальные девять – надо думать. Вот вложи этот тайванец сорок с лишним миллионов тайваньских долларов, было бы достаточно, но по зубам ли ему такая сумма, неизвестно. Нужно лишь придумать, как изыскать эти десять миллионов юаней, тогда и от властей можно получить десять миллионов, и кредит от Всемирного банка. Если все сложится, этот центр станет настоящим денежным деревом.
Задумавшаяся Ду Цзюаньхун чуть нажала педаль тормоза, шедшая сзади машина резко затормозила, взвизгнув колесами по асфальту, круто повернула и прижалась к нашему «мерседесу».
– Совсем сбрендила! – донеслось из нее.
Ругательство предназначалось Ду Цзюаньхун. Машина шла по высокоскоростной транспортной развязке, впереди ни людей, ни машин – чего тормозить? Неудивительно, что водитель шедшей позади машины выругался.
Лицо Ду Цзюаньхун даже не дрогнуло, хотя в душе она наверняка сдерживалась. Она решительно заглушила двигатель, и машина встала. Позади загудели клаксоны, слышался визг колес. Водители каждой проезжавшей мимо машины крыли ее почем зря, мол, совсем с ума спятила? Но, повернув голову и заметив миловидную Ду Цзюаньхун, они тут же проглатывали свою грязную брань. Весна, окна автомобилей открыты и не мешают разглядеть ее прелестный профиль.
– Что с тобой, малышка Ду? – спросил я.
Хотел сказать, что-нибудь нежное, но не получилось. Хотел пошутить, но понял: она переживает из-за того, что я разошелся и унизил ее в присутствии Хэ Жэньцзи. Она знала, что настроение у меня неплохое, но в такие моменты, ей нравилось капризничать, как младшей сестренке. Но ведь не маленькая уже, тридцать пять в этом году, хотя статью так же грациозна и обворожительна, как юная девушка, на лице – окрашенная румянцем бледность, ухаживает за собой неплохо, ей даже дают не больше тридцати.
Появившийся у окна полицейский козырнул:
– Предъявите ваши документы, товарищ.
Ду Цзюаньхун надменно повернула голову:
– Документы я оставила дома у командира вашего отряда Дун Фанчи. Если нужно, могу позвонить и попросить его привезти.