Клинические и исторические аспекты психоанализа. Избранные работы

Эти понятия оказались очень плодотворными для позднейших теоретиков. Для меня это представляет интерес, потому что я думаю, что все начинающие аналитики (но и не только новички, я уверен!) чувствуют искушение интерпретировать слишком быстро и обращать слишком мало внимания на развитие терапевтического альянса для того, чтобы подготовить пациента принять последующие интерпретации. Преждевременная интерпретация может иметь эффект, противоположный подразумеваемому, и в последующем усилить сопротивление. Или терапевты интерпретируют негативный перенос, чтобы защитить себя от агрессии пациента, вместо того чтобы использовать эту переносную манифестацию в аналитическом исследовании ее инфантильных источников. Важно научиться интерпретировать негативный перенос в эмпатической манере. Выбор того или иного момента для интерпретаций, как вы увидите, все еще является предметом дискуссии.

Я отклонюсь от своего хронологического обзора, чтобы обсудить одно известное несогласие с Фрейдом по этому поводу. Чарльз Бреннер (Brenner, 1976) не соглашается с определением негативного переноса, данным Фрейдом; он считает неверным как-то обозначать различные виды переноса. Другими словами, по его мнению, есть перенос, который всегда состоит из амбивалентных чувств и является сложной констелляцией компромиссов, и поэтому должен анализироваться без оценки его как позитивного или негативного. Негативный перенос содержит агрессивные чувства, и никакой анализ не будет завершенным без проработки агрессии. Так как это необходимо, перенос не может быть «негативным» в значении «нежелательного». С этой точки зрения называть один тип переноса хорошим, а другой плохим – это результат оценочного суждения аналитика, ошибка. Таким же образом и столь же важно то, что позитивный перенос, о котором я упоминал выше, также является набором компромиссных образований, имеющих как любовные, так и агрессивные источники, и потому не должен просто приниматься «по номинальной стоимости», а также должен стать предметом интерпретации. В общем и целом Бреннер доказывает, что термины «позитивный» и «негативный» не могут охватить всей сложности и многомерности реакций переноса. Я же считаю, что важнее всего понять полный спектр чувств, которые испытывает пациент, с их возможными защитными функциями. Если понимать ярлык «негативный» в его полном историческом контексте, это не приведет к отрицательному мнению о лечении или о пациенте. Как говорил Фрейд ранее, перенос (в том числе негативный) есть неотвратимая неизбежность. Это, с одной стороны, является препятствием, а с другой – точкой вхождения в более глубокую жизнь пациента и, следовательно, ценным инструментом для анализа. Что же касается так называемого позитивного переноса, аналитик должен быть бдительным к признакам того, что он является прикрытием подспудного сопротивления. При этом нельзя интерпретировать это сопротивление слишком преждевременно и мешать развитию аналитических отношений.

Следующая работа из этой серии технических работ – «Воспоминание, повторение и проработка» (Freud, 1914c). Здесь Фрейд впервые использует понятия «навязчивое действие» и «проработка», и оба они важны для понимания переноса и работы с ним. Перенос видится как всего лишь одна, хотя и существеннейшая, манифестация навязчивого повторения пациентом своих конфликтов, только в данном случае – с вовлечением аналитика. «Мы „предоставляем“ навязчивому повторению право заявить о себе самом в определенной области. Мы допускаем его в перенос как на игровую площадку, ожидая, что здесь оно продемонстрирует нам все, что касается патогенных инстинктов, скрытых в психике пациента». «Проработка» – это медленный и обстоятельный процесс интерпретации переноса для разрешения конфликтов и освобождения пациента от их влияния на его поведение и чувства. Также Фрейд вводит понятие «невроз переноса», под которым он подразумевает состояния, которые поддаются анализу (по контрасту с пациентами, имеющими, в его формулировке, «нарциссический невроз», у которых, как он думал, перенос формироваться не может). Есть и другое значение этого понятия, отчасти создающее путаницу, когда невроз переноса определяется как полное выражение детских конфликтов пациента посредством переноса, в отличие от отдельных фрагментов или аспектов всей невротической констелляции. Необходим ли перенос в таком определении для успешного анализа – это еще один вопрос, остающийся предметом дискуссий.

В работе «Заметки о любви в переносе» (Freud, 1915) Фрейд обсуждает некоторые соблазны и опасности для аналитика, лечащего пациента с сильным эротическим переносом. Он говорит о необходимости сохранения «нейтральности» по отношению к требованиям пациента, предъявляемым аналитику. Он делает свое знаменитое заявление, что «лечение должно проходить в воздержании», означающее, что аналитик не удовлетворяет любовные чувства пациентки и не отвечает на них взаимностью, но скорее «анализирует» их, когда они на максимальном уровне служат сопротивлению. «И речи не может быть о том, чтобы аналитик поддался. Как бы высоко ни ценил он любовь, еще выше он должен ценить возможность помочь своей пациентке на решающей стадии ее жизни». (В работе «К введению в нарциссизм» он пишет об этом более кратко: «Пациент предпочитает лечение любовью лечение анализом». Но только лечение анализом будет эффективно.) Фрейд использует термины «нейтральность» и «абстинентность» почти как взаимозаменяемые, но сейчас мы бы сказали, что между ними есть значимые различия. Он подразумевал под «нейтральностью», как это описывалось позже (с использованием терминов из структурной теории), что аналитик слушает с позиции, «равноудаленной от Ид, Эго и Супер-Эго». Он нацеливает себя на равное понимание бессознательных элементов всех трех инстанций психики (Freud А., 1937). То есть он не становится союзником одной части психики в ущерб другим частям. Но «воздержание» касается удовлетворения или фрустрации либидинозных влечений. И то, и другое существенно, однако связано с разными аспектами терапевтической проблемы сильного эротического переноса.

В той же работе Фрейд упоминает и о контрпереносе, но данная тема, к сожалению, останется вне рамок моего сегодняшнего сообщения. Достаточно сказать, что, поскольку все мы склонны к переносу, у аналитика также будет развиваться перенос к его пациенту, основанный на его собственной психологической конфигурации и его собственных реакциях на данного пациента. Управление контрпереносом, так же как и переносом, относится к искусству психоанализа. Они представляют собой два полюса аналитических отношений, в которых происходит все, что случается в анализе. Фрейд красноречив в своей работе о любви в переносе, которая связана с первой работой по технике психоанализа дальнейшим изучением эротического переноса. Он говорил, что эта работа – в числе тех, которыми он гордится больше всего.

Фрейд вновь пишет о переносе в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (Freud, 1920). Там он продолжает развивать понятие «невроз переноса»: «Пациент не может вспомнить всего вытесненного; и то, чего он не способен вспомнить, может как раз оказаться существенным аспектом его невроза… Он вынужден воспроизводить вытесненный материал как нынешние переживания, вместо того чтобы… вспомнить их как нечто, принадлежащее прошлому. Когда инфантильная сексуальная жизнь человека появляется в переносе полностью, можно сказать, что прежний невроз теперь замещен свежим „неврозом переноса“». Фрейд добавляет, что навязчивое повторение является универсальным фактором, который обнаруживается не только у невротиков. Он вводит понятие Эго. В его мышлении происходит сдвиг, и теперь он утверждает, что переносное сопротивление исходит не от бессознательного, но от Эго (где действуют защиты). Он также высказывает идею о наблюдающем Эго, той части Эго, которая наравне с аналитиком может сознательно наблюдать, как его невротическое поведение себя воспроизводит, и таким способом добивается над ним превосходства.

Исходя из вышесказанного, вы можете видеть, что каждое теоретическое продвижение в метапсихологии оставляет свой отпечаток на нашем понимании переноса и добавляет что-нибудь новое в его словарь. Тем не менее не существует универсальных, признанных всеми знаков или способов распознавания переноса. Только посредством длительного процесса работы с пациентами, супервизии, чтения, обсуждений с коллегами, обучающего анализа и самоанализа вы можете узнать, как перенос проявляет себя и как его можно интерпретировать.

Все перечисленные работы весьма содержательны, и вы будете вознаграждены, читая и перечитывая их. Они передают тонкость мышления Фрейда так, как мой обзор передать не в состоянии. Они служат краеугольным камнем для всех дальнейших дискуссий, касающихся теории психоаналитической техники. После работы «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд больше ничего не писал о переносе, поэтому мы не располагаем его официальной точкой зрения по этому поводу после того, как структурная теория была полностью создана. Но где бы Фрейд в дальнейшем ни упоминал о переносе, мы всегда можем обнаружить его двойную цель: пытаться анализировать перенос, надеясь в то же время раскрыть патогенные воспоминания. Он не считал эти намерения противоречащими друг другу.

В то время и другие авторы начинают существенно обогащать эту дискуссию. Возможно, наиболее значимым после фрейдовского был вклад в нее Джеймса Стрейчи, который в 1934 г. опубликовал важную работу «Природа терапевтического действия в психоанализе» (Strachey, 1934). Основная мысль заключалась в том, что задача анализа состоит в разрешении архаичных элементов Супер-Эго в структуре психики посредством «изменяющей (mutative) интерпретации». Для того чтобы стать эффективной, интерпретация должна быть «эмоционально непосредственной» и «направленной на настоятельную потребность». Поэтому, отмечал Стрейчи, только интерпретации переноса способны стать изменяющими – именно они ощущаются особенно настоятельными в анализе. К этому времени структурная теория, обеспечивая понимание сложных эмоциональных феноменов, полностью заменила топографическую теорию.

Рихард Штерба в работе «Динамика преодоления сопротивления переноса» (Sterba, 1940) поддерживает идею Фрейда о переносе как сопротивлении. Он говорит, что роль аналитика заключается в том, чтобы помочь Эго пациента побороть постоянное влияние Ид. Штерба полагает, что постоянные наблюдения и интерпретации аналитика предлагают пациенту фигуру для идентификации, которая усиливает проверку реальности пациентом и укрепляет его Эго. Он верит, что способность совершать эту идентификацию абсолютно необходима для успеха лечения. «Само отсутствие эмоциональной реакции со стороны аналитика облегчает для Эго пациента наблюдение переноса в идентификации с аналитиком на основе реальности» (там же). Хотя эта статья добавляет новое измерение нашим размышлениям, идея о том, что аналитик укоренен в реальности, а пациент нет, больше не признается столь безоговорочно. У каждого участника, у каждого наблюдателя своя собственная «психологическая реальность», отличающаяся от реальности остальных.

В 1936 г. Анна Фрейд опубликовала свою книгу «Эго и механизмы защиты» (Freud A., 1937) – классический и превосходно написанный текст, который углубляет наше понимание как теории, так и техники психоанализа. Значимой для нас является ее рекомендация анализировать не только элементы Ид в психике, но также и элементы Эго. Анна Фрейд различила перенос либидинозных импульсов и перенос защитных манифестаций и описала феномен «отыгрывания в переносе». Она указала на то, что анализ защиты может быть более трудным, чем анализ влечений (либидо), поскольку эго-защиты эго-синтонны (ощущаются как часть себя), тогда как либидинозные конфликты причиняют страдание (то есть они эго-дистонны). Страдание повышает мотивацию к лечению, в то время как анализ эго-синтонных аспектов самости может ощущаться как угрожающий безопасности и автономии, и таким образом усиливать сопротивление. Я должен снова заметить, что эти феномены не обязательно являются настолько раздельными, как это выглядит в теории. Некоторые конфликты имеют как эго-синтонные, так и эго-дистонные аспекты. Так же, как наши понятия сознательного и бессознательного, они являются частями континуума, который может постоянно меняться, реагируя на события внутри и вне анализа.

Мелани Кляйн основывает свой взгляд на собственном представлении о роли ранних объектных отношений (а не ранних либидинозных связей), которые, по ее мнению, существуют с самого начала жизни, – что противоположно мнению представителей классического психоанализа. Она полагает, что перенос содержит не только смещение действительно существующих аспектов родителей, но также и «расщепленные спроецированные и интроецированные репрезентации частичных объектов из раннего младенчества» (Klein, 1948). По ее мнению, эти репрезентации имеют примитивный характер, они отщеплены от остальной личности и нацелены на то, чтобы удерживать аналитика в качестве «хорошего» или «плохого» (персекуторного) объекта. Она подчеркивает, что психические механизмы из раннего детства воспроизводят себя во взрослой жизни (и значит, в переносе тоже). Мелани Кляйн напоминает нам, что перенос состоит не только из фактических отсылок к аналитику, но также из повторяющегося поведения, фантазий и защит, которые преобладали в более ранние периоды.

Грета Бибринг (Bibring, 1936) считала, что определенные характеристики аналитика могут оказаться настолько проблематичными для возникающего переноса, что появившееся сопротивление не сможет быть успешно проанализированным в данной аналитической паре. Она обсуждала необходимость «преимущественно позитивного переноса, основанного на доверии, без помощи которого мы не можем преодолеть невроз переноса» (Bibring, 1936). Эта работа, построенная на классификации Фрейдом различных переносов и его упоминании об «определенных особенностях аналитика», вела нас дальше к обсуждению понятия «терапевтического» или «рабочего» альянса, которому вскоре суждено было стать одной из главных тем в аналитических дискуссиях.

Концепция «терапевтического альянса» была предложена Элизабет Зетцель (Zetzel, 1956). По ее представлению, такой альянс основывается на позитивных аспектах отношений мать – ребенок. Она указывала, что разные аналитики могут приходить к согласию относительно природы переноса, но при этом расходиться во мнениях относительно того, какой именно материал важнее всего анализировать. Например, некоторые аналитики считают наиболее важной задачей анализ Эго и защит (Анна Фрейд), тогда как другие могут подчеркивать значимость ранних объектных отношений и примитивных инстинктивных фантазий (Мелани Кляйн). Понятие переноса расширялось. Даже когда достигалось согласие в отношении его определения, оно было достаточно широким, чтобы охватить различные клинические подходы и стили.

Концепция «рабочего альянса» была представлена Ральфом Гринсоном (Greenson, 1965). Он считал рабочий альянс таким же важным, как и невроз переноса, и неотъемлемым фактором успеха анализа. Он показал, что рабочий альянс зависит от способности пациента к проверке реальности и возможности устанавливать адекватные объектные связи, но добавил, что он также зависит от стремления аналитика поддержать возникновение такого альянса. Он придал особое значение тому, что существуют «реальные», или не-фантазийные аспекты отношений с аналитиком, существенные для альянса. Цель Гринсона заключается в помощи пациенту идентифицироваться с анализирующей функцией аналитика. Он подчеркивает, что перенос сам по себе – всегда повторение прошлого опыта и объектных связей, и он никогда не соответствует настоящему. Этот взгляд затем оспорил Мертон Гилл (Gill, 1979), который полагал, что иногда реакции переноса являются адекватными реакциями на отношения с аналитиком или аналитическую ситуацию, и при этом и пациент, и аналитик могут не осознавать, чем конкретно эти реакции вызваны. Этот раскол в понимании переноса продолжает и расширяет двойственность, выраженную Фрейдом в его рекомендациях по поводу того, как раскрывать патогенные переживания и интерпретировать перенос, когда он манифестируется в лечении. В приведенной выше формулировке можно расслышать термины, почерпнутые из эго-психологии и теории объектных отношений, которые к тому времени уже завоевали популярность. Разнообразие теорий может порой осложнять наши попытки найти общий язык для понимания переноса, но в то же время это расширяет наши возможности.

Работа Гилла имела очень большое влияние, в особенности его нацеленность исключительно на интерпретацию текущего переноса. Это привело к концепции интерпретации «здесь и сейчас». Гилл писал о важности интерпретации с самого начала лечения, таким образом занимая крайнюю позицию в этом и других вопросах техники. Он считал, что задержка интерпретаций до появления негативного переноса затрудняет лечение, расходясь в этом с Фрейдом и многими другими. (Вспомните совет Фрейда – ждать, пока перенос не станет источником максимального сопротивления.)

Гилл также выделил важное различие в типах сопротивления. В дополнение к сопротивлению в переносе как таковому он описал сопротивление осознанию переноса. Он считал, что интерпретация должна быть направлена на сопротивление осознанию переноса. Если это удается, то мы уже на пути к пониманию и обычного переноса, так как он проявится более полно. Гилл был убежден, что почти все, что происходит во время сессии, – это манифестация переноса, и для его выявления необходимо настойчиво задавать вопросы. Поскольку он считал, что поведение аналитика постоянно влияет на перенос, то можно заключить, что нейтральность представлялась Гиллу иллюзией. Его работа была большим шагом в направлении того, что теперь мы называем «интеракционной» концепцией аналитических отношений. Гилл занял позицию, далекую от Фрейда, сведя на нет значение исторической реконструкции.

Выше я ссылался на мнение Чарльза Бреннера о том, что все явления переноса являются результатом компромиссных образований. Позже Бреннер расширил этот взгляд до представления о том, что даже такие понятия, как терапевтический или рабочий альянс и невроз переноса, являются необязательными или по крайней мере избыточными. (В этом отношении его точка зрения близка взглядам Гилла.) Он продолжает оставаться классическим аналитиком в своей приверженности идеям Фрейда о структуре психики, в своем убеждении, что в переносе первичен эдипальный конфликт, а также в своих основных технических рекомендациях. Тем не менее, остается вопрос, любого ли типа пациенты могут выносить ортодоксальную аналитическую позицию, которой придерживаются такие авторы, как Бреннер или Гилл, пренебрегающие любыми специальными усилиями по поддержке терапевтического альянса.

Здесь возникает важный вопрос о том, был ли Фрейд столь непреклонен в своей реальной работе, как это следует из его технических рекомендаций. Многим из внимательного прочтения его случаев становится ясно, что он проводил грань между технической частью анализа и более неформальными и дружественными отношениями с пациентом, что демонстрирует его лечение «Человека – крысы». Но для многих «сторонников строгого толкования», все, что происходит между пациентом и аналитиком, вносит свой вклад в перенос и подлежит интерпретации.

Эти различающиеся позиции имеют и другой смысл в нашей дискуссии. Все аналитики сталкиваются с разными пациентами и видами патологии. Подобно тому как Фрейд полагал, что пациенты с так называемым «нарциссическим неврозом» не поддаются анализу, техническая установка многих авторов может зависеть от типа и серьезности патологии их пациентов и от их собственных личностных стилей. Так что мы имеем полное право спросить, до какой степени технические правила работы с переносом приложимы к лечению пациентов с серьезной патологией характера, с пограничными или нарциссическими расстройствами? До какой степени «неаналитические» вмешательства важны в анализе таких пациентов, которые могут не понимать символических аспектов переноса, переносы которых могут быть мощными, страстными, и неожиданно вспыхивающими? Каким образом аналитику следует модифицировать свою технику, с тем чтобы помочь пациенту вынести депривацию, присущую аналитическому лечению? Сейчас у меня нет ответов на эти вопросы. Я поднимаю их только для того, чтобы показать сложность данных проблем и познакомить вас с одной из не потерявших актуальность тем в психоаналитическом дискурсе. Данная тема была названа Лео Стоуном (Stone, 1961) «расширяющей пределы психоанализа». Он имел в виду пациентов с более серьезными расстройствами, которые обращаются в поисках терапии к аналитикам. Он считал, что необходимы определенные меры – за пределами строгой интерпретации переноса – для того, чтобы стабилизировать аналитическую рамку и дать возможность большему количеству пациентов извлечь пользу из психоаналитического подхода. Вы можете видеть, насколько далеко мы отошли от боязни обвинения в том, что «внушение» ответственно за то, что мы наблюдаем в аналитической рамке. Мы уже не боимся личного влияния аналитика и принимаем его теперь как неизбежность. Вопрос заключается только в том, каким образом мы работаем с этим явлением.

Стоун отделил то, что он назвал «первоначальными» переносами, от «зрелых». Первоначальный перенос «происходит от попытки овладеть рядом важнейших сепараций от матери», в то время как зрелый перенос «заключает в себе… желание понимать и быть понятым». Это согласуется с желанием все более точных интерпретаций, опирается на автономные функции Эго и является «неотъемлемой частью терапевтического альянса» (Stone, 1967).

Взгляды Винникотта (Winnicott, 1965b) на «удерживающее окружение» (holding environment) анализа, аналогичные его взглядам на ограждающее материнское окружение, вносят важный элемент в нашу дискуссию. Сосредоточиваясь преимущественно на пациентах с более серьезными расстройствами, Винникотт считал соблюдение терапевтического сеттинга более важным для лечения многих пациентов, нежели интерпретирование, что перенацеливает аналитика на задачу соблюдения сеттинга в большей степени, чем на интерпретирование переноса самого по себе. Стабильность некоего безопасного пространства может быть необходима для пациентов, имеющих структурные недостатки личности, в отличие от «идеальных невротиков», которым уделяется много внимания в ранних литературных источниках.

По мнению Роя Шафера (Schafer, 1982), перенос состоит не только из повторений, но и новых переживаний. С его точки зрения, интерпретация не только вскрывает старые, но и создает новые содержания, устанавливает новые связи и перспективы, помогающие пациенту приобрести смысл – назовем его «психоаналитическим смыслом» – в его способах отношения к другим людям. Здесь происходит нечто большее, чем просто легкий сдвиг центра внимания: Шафер верит, что перенос является эмоциональным переживанием прошлого таким, каким оно теперь вспоминается, а не таким, каким оно в действительности было.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Хомер Куртис (1917–2013) – американский психоаналитик, экс-президент Американской психоаналитической ассоциации (1988–1990), создавший при ней Комитет по российско-американскому обмену в области психоаналитического образования и организовавший (1998–2002) совместно с Гари Голдсмитом учебную программу по психоанализу и психоаналитической психотерапии, которая была реализована в Институте практической психологии и психоанализа в Москве и в Восточно-Европейском институте психоанализа в Санкт-Петербурге.

2

Цит. по: Фрейд З. Фрагмент анализа одного случая истерии // З. Фрейд. Истерия и страх. Пер. с нем. А. М. Боковикова. М.: ООО «Фирма СТД», 2006.