Дорожный снайпер

Лопухов закончил писать, вернул листок Гурову, и Лев начал внимательно просматривать полученные записи.

– Грубовато, – протянул он, споткнувшись на одной из фраз.

– Ну, а я о чем, – поддержал Лопухов. – Еще как грубовато. Поэтому я частенько и вступался за парня. Вы бы не вступились?

Лев предпочел проигнорировать вопрос. Перевернув блокнотный лист, он сам написал что-то на оборотной стороне и, вновь протягивая его Алексею, спросил:

– Какая-нибудь из этих трех фамилий вам знакома?

Минуты две Лопухов молчал, ковыряясь в закоулках собственной памяти, потом отрицательно покачал головой:

– Ни одной не знаю. А кто эти люди?

– Вы уверены? Посмотрите еще раз. Внимательнее. Может, кто-то когда-то упоминал эти фамилии в вашем присутствии? Например, Коджо… Или, наоборот, кто-то из его гонителей…

– Не, я никогда их не слышал. – Лопухов даже не стал повторно смотреть. – Точно говорю.

За спиной сыщиков раздались неторопливые шаги. Гуров обернулся первым. За ним Крячко. По правую руку от Маргариты Васильевны гордо и величественно шествовал коротко стриженный кавказец со стильной мефистофельской бородкой. Губы сомкнуты, подбородок вскинут вверх, в глазах ледяное презрение ко всему окружающему миру… Однако стоило этим глазам наткнуться на сотрудников угро, как все былое чувство превосходства мгновенно растаяло. Кавказец резко замер, словно наткнулся на невидимую преграду, и буквально съежился в размерах. С его губ сорвалось ругательство на родном наречии. Гурову уже приходилось слышать это выражение, и он знал, что оно означает.

– Каха!

– Батоно Гуров…

– Вот сейчас мне стало совсем нехорошо. – Крячко поднялся на ноги. – Почему ты? Почему ОПЯТЬ ты? Почему ВСЕГДА ты?

– Батоно Крячко. – Каха чуть склонил голову в знак приветствия, а затем тихо, но так, чтобы собеседник мог расслышать его слова, добавил на грузинском: – Нир ял хlун.

– Я помню эту фразу, – нахмурился Крячко. – Но не помню ее смысл. Что он сказал, Лева?

– Ну, что-то вроде: «Чтоб тебя понос пробрал». За достоверность каждого слова не ручаюсь, но смысл приблизительно такой. Верно, Каха?

Кулаки Станислава угрожающе сжались.

– Можно я ему нос расквашу? – решительно двинулся он на кавказца.

Маленькая пожилая женщина с распущенными седыми волосами долго и скрупулезно изучала протянутое ей через раскрытое окно удостоверение Бурмистрова. Процесс дважды прерывался на ее рейды в глубь комнаты. В первый раз старушка сходила за очками, во второй раз, посчитав, что этого маловато, принесла огромную лупу на обшарпанной деревянной ручке. Бурмистров терпеливо ждал, периодически забрасывая в рот по два кедровых орешка из пакетика в боковом кармане джинсов. Старлея мучила жажда, но бутылок с кока-колой больше не было.

– Все в порядке, – прошамкала обитательница первого этажа беззубым ртом, возвращая Георгию его служебное удостоверение. – Ты и впрямь милиционер, внучок.

– Я это знал с самого начала, – улыбнулся Бурмистров.

– И ты очень правильно сделал, что обратился ко мне. Я в этом доме все про всех знаю. Почитай, ужо шестьдесят лет тут живу. Да больше! – махнула сухонькой ручонкой старушка. – Скоро семьдесят будет. Сам товарищ Сталин незадолго до кончины облагодетельствовал, пусть земля ему будет пухом. Не забыл моих заслуг перед отечеством. Ну, да это дело прошлое… Ты чего хотел-то, внучок?

Бурмистров забросил в рот еще два орешка. Из телевизора в недрах квартиры продолжали приглушенно доноситься позывные передачи «Поле чудес». Через окно старлей мог видеть, как Якубович примеряет подаренные ему кем-то из игроков валенки со стразами. Явно женские.

– Извините, как я могу к вам обращаться? – спросил он.

– Ко мне-то? Баба Нина я… Меня все так зовут, и ты величай.

– Ну… Хорошо… Меня интересуют жильцы из шестой квартиры…

– Из шестой? – тут же переспросила баба Нина. – Это же где американцы обитали? Хорошие люди… Помню. И он, и она… Всегда такие вежливые, обходительные. Ни одного бранного слова от них не слыхивала. Хотя не по-нашему, бывало, так причесывали, что аж завидно становилось. Бойко так, складно… Хорошая пара… А вот сынок у них непутевый уродился. И как так бывает? Видать, природа отдохнуть на нем решила. Такого сынка иметь – не приведи Господь. У меня самой-то детишек не было. Не привелось… Но уж лучше никаких, чем как этот… Пьет, курит, нигде никогда не работал толком… Но мнил себя адвокатом. А что ж это за адвокат такой, если он с утра до ночи под окнами пьяный бродит с девицами сомнительной репутации? И вечно без денег. За счет мамкиной пенсии и жил только. Старший-то Хейвуд давно помер, а Мария с сынком таким уж намаялась… Думаю, смерть для нее избавлением стала. Ну, а ты это… – выдернула себя старушка из паутины воспоминаний, возвращаясь в реальность. – Зря пришел, получается, внучок. В шестой квартире давно уже никто не проживает. Пустая она. Почитай, как год с лихом пустая. Ну, аккурат с момента смерти Марии… Марк этот беспутный даже в наследство вступить не удосужился. Как он теперь живет, не представляю, можа, и сам помер с перепою.

– Вы хотите сказать, что с момента смерти Марии Хейвуд Марк тут не появлялся ни разу?

Бурмистров сознательно избегал обращаться к собеседнице «баба Нина». Очередная небольшая порция орешков скрылась во рту старлея. С любопытством отследив это его движение, старушка подтвердила:

– Ни разу. Уж я бы непременно заметила. Да и как он появится без моей подмоги? Единственные ключи от квартиры Марии у меня. Вон они, в колидоре, на крючке висят. Того и гляди ржавчиной покроются. Как и вся их квартира. А жалко… Квартира-то хорошая, денег немалых стоит… Покойный американец большим уважением пользовался. Генералом был… А ты че там клюешь все, внучок? – отреагировала баба Нина на новую порцию кедровых орешков, скрывшуюся во рту оперативника. – Как голубь какой… Крошки, что ли, на дворе подобрал? Голодаешь небось? Так ты эту бяку плюнь. Пойдем, я тебя лучше борщом накормлю. Только вчера вечером наварила. Я же по старинному рецепту его готовлю. Как меня мама учила. С кислой капустой. И гренки у меня есть. Будешь?

– Нет, спасибо, – отказался старлей. – Мне бы водички глоток. Не нальете?

– А чего не налить-то? Водички я завсегда налью. Этого добра у меня в кране хоть упейся. Слава богу, с водой у нас в стране перебоев нету пока. Только это… Может, лучше кваску, внучок? Домашний. Сама бражила.

– Не откажусь, – охотно согласился Бурмистров. – Спасибо… баба Нина.

– Ну, погодь тут. Сейчас вернусь.

Старушка скрылась из виду. Якубович в телевизоре, открыв очередную букву, радостно приплясывал на месте. Вместе с ним плясал и кудрявый белокурый мальчуган лет трех. Ведущий притомился первым, демонстративно взялся за поясницу, а уже через секунду ткнул мальчугану микрофоном в лицо. Баба Нина вернулась к окошку со стаканом в руке. Бережно передала его Бурмистрову. Старлей жадно осушил емкость до дна.

– Еще? – с улыбкой спросила седовласая старушка.

– Достаточно. Спасибо. – Георгий вернул стакан и тут же произнес: – Дело, собственно, вот в чем, баба Нина. Мы ищем оружие, зарегистрированное на покойного Джеймса Хейвуда. Винтовка с оптическим прицелом. – Он на пальцах продемонстрировал, как это выглядит. – Никогда не видели такой?

– Отчего ж не видела? Видела. Мне случалось бывать в квартире Марии. Уже после того, как ее супруг скончался, царствие ему небесное… Мы всем домом навещали ее время от времени. Поддерживали… И оружие, о котором вы тут кумекаете, примечала. В шкафу оно хранилось у нее. В стеклянном. Покойный генерал ужо шибко гордился этим бесовским сувениром. Я никогда не понимала…

– Она и сейчас там? Винтовка?

– Вероятно, – пожала худенькими плечами старушка. – Куда ей деваться? Говорю же, сынок их окаянный со смертью матери как сквозь землю сгинул. Нету его. А в квартире все как было осталось. На своих привычных местах. Никто ничего не трогал. Это уж знамо дело…

– А можно взглянуть? – осторожно спросил Бурмистров.

– На что?

– На этот стеклянный шкаф. И на винтовку в нем. Вы ведь сказали, что ключ у вас. Не могли бы вы подняться со мной и… впустить меня в квартиру покойного Хейвуда?

– Но это ведь супротив правил? Да, внучок? – заколебалась баба Нина. – В чужую квартиру постороннего человека… Даже если в квартире энтой никто уже не проживает… У тебя должна быть соответствующая бумага. Как, бишь, она там называется?

– Ордер, – подсказал Бурмистров, но тут же добавил: – Только в данном случае он мне не нужен. Я не собираюсь обыскивать квартиру. Я лишь хочу взглянуть на шкафчик. А вот если винтовка окажется там и она будет соответствовать искомой, тогда ордер и понадобится. При таком раскладе я получу все необходимые документы, приглашу понятых… И в первую очередь вас. То есть сделаем все по закону. По всей форме. А пока…

Георгий замолчал, глядя в глаза собеседнице и ожидая ее дальнейшей реакции. Баба Нина все еще пребывала в растерянности. В телевизоре за ее спиной «Поле чудес» сменилось рекламой какого-то вновь открывшегося в столице медицинского центра. Жизнерадостный голос за кадром обещал всякому, кто пройдет УЗИ в их центре, мазок в подарок. Чей именно мазок будет фигурировать в качестве подарка, в рекламе не уточнялось.

– Хорошо, – решилась наконец старушка. – Будь по-твоему, внучок. Подняться и посмотреть мы можем. Но только посмотреть. Ничего руками в квартире не трогать. Обещаешь?

– Клянусь! – Бурмистров с улыбкой вскинул над головой две раскрытые ладони.

Баба Нина удовлетворенно кивнула и сказала:

– Ну, ступай тогда к подъезду и жди меня. Я скоренько.

Старлей послушно отлепился от подоконника и сместился вправо. Пользуясь случаем, что старушка его не видит, отправил в рот добрую порцию кедровых орешков. Окно первого этажа закрылось, а минуты через три щелкнула дверь подъезда, и баба Нина, показавшись в проеме, призывно помахала ему рукой:

– Входи, внучок!

Бурмистров перешагнул порог, и они уже вдвоем двинулись вверх по лестнице. С учетом того, что баба Нина отдыхала по паре секунд едва ли не на каждой ступеньке, а миновав пролет, останавливалась на целых двадцать, подъем на третий этаж занял внушительное количество времени. Наконец старушка достигла заветной квартиры с цифрой 6, вставила ключ в замочную скважину, дважды провернула его, толкнула дверь и первой вошла внутрь. Старлей последовал за ней. Со стены на незваных визитеров грозно уставилась волчья голова со свирепым оскалом и блестящими матовыми глазами.

– Джеймс Хейвуд при жизни был охотником? – спросил Бурмистров.

– Нет. Этот кошмар ему преподнес кто-то в подарок. Я поначалу тоже пужалась, внучок, но потом пообвыкла. Проходи, голова не кусается… Гостиная со шкафом, о котором я говорила, сразу налево.

Бурмистров направился заданным курсом. Остановился в проеме и тут же заметил средних размеров стеклянный шкаф. Старинный предмет интерьера располагался на самом видном месте, и не заметить его было невозможно. Вот только шкаф этот был пустым.

– И где же винтовка?

– Ась? – Старушка вынырнула из-за спины старлея, а через секунду изумленно всплеснула руками: – Нету!.. И впрямь нету! Но была же. Я своими глазами видела…

– Когда вы в последний раз ее видели?

– Вот этого не припомню, – виновато поджала губы баба Нина.

– Хотя бы до или после смерти Марии Хейвуд?

– Да не помню я, внучок. Мне уж сколько годков-то… Всегда она там висела, окаянная, и никогда никуда не девалась… А тута… Вот ведь несуразность.

– А могла хозяйка сама ее переместить в другое место?

– Энто точно нет, – категорично отвергла подобное предположение оперативника старушка. – Мария оружие ни в жисть в руки не взяла бы. Не любила она этого… Пыль протирала, но и то с огромной опаской. А чтоб взять да перевесить… Нет! Не могло такого быть!

– А ключ с момента ее смерти, говорите, только у вас был?

– Тока у меня. Но я сюда никого не водила… И сама не хаживала. Вот те крест, внучок, – бегло перекрестилась баба Нина. – Мы с тобой первые, кто пришел сюда за год с лишним.

– А запасной ключ?

Бурмистров вернулся к входной двери, склонился и внимательно осмотрел замок. Следов взлома не наблюдалось.

– Не было такого. Никогда не было. У Марии тока один ключ от квартиры и имелся. Она страсть как боялась, что сынок непутевый ее обворует. Даже на похороны ничего не оставит… Вот, стало быть, один ключик этот и есть.

– Ясно. – Георгий разогнулся и хмуро взглянул в лицо старушке: – Квартиру все же придется обыскать, баба Нина. Приедут оперативники из нашего отдела и все досконально здесь осмотрят. Я направлю их к вам. И еще… Очень прошу вас, когда они приедут, постарайтесь вспомнить, кто из соседей навещал Марию Хейвуд незадолго до ее гибели. Составьте список. Хотя бы приблизительный. Кого вспомните… Сможете?

– Постараюсь, внучок.

Бурмистров вышел на лестничную площадку, достал из кармана мобильник и набрал номер полковника Гурова. Долго и терпеливо вслушивался в длинные заунывные гудки. Вызываемый абонент не отвечал.

Тогда он отпечатал сообщение: «Винтовка пропала из дома Хейвуда. Нахождение неизвестно. Взлома не было. Неизвестно и нахождение Марка Хейвуда. Еду в Управление. Перезвоните».

Глава 4

– Его фамилия, кстати, Микаберидзе. Я посмотрела в контракте, – гордо сообщила Маргарита Васильевна, а затем пожала плечами: – Но вижу, что вам это уже ни к чему. Вы вроде как и без того знакомы.

Крячко продолжал свирепо надвигаться на грузина. Каха схватил Свистоплясову за плечи, толкнул ее в сторону полковника и метнулся к ограждению.

– Успокойся, Каха! – окликнул его Гуров. – Что за глупости? Куда тебе деваться? Прыгнешь за борт?

– Может, и прыгну, – не оборачиваясь, буркнул бармен. – Это куда лучший исход, чем вновь терпеть необоснованные нападки батоно Крячко. Что за непруха? Почему судьба постоянно посылает мне вас двоих? В Москве других оперов нету, что ли?

– Необоснованные? – Крячко схватил Каху за ворот рубашки. Тот попытался вывернуться, но не сумел. Ткань затрещала под цепкими пальцами Стаса. – Ты в прошлый раз человека подстрелил. А он был патрульным при исполнении. Забыл уже?

– Это вышло случайно. Шальная пуля. С кем не бывает? К тому же я искупил. Искупил ведь? Я сдал вам целую преступную группировку. А патрульный ваш выжил. Он даже не пострадал толком…

– Нет, я ему точно вмажу, – хрипло обронил Станислав, обращаясь скорее к самому себе, нежели к кому-то из окружающих.

– Погоди! – осадил напарника Гуров и тут же спросил все еще цеплявшегося за ограждение Микаберидзе: – Оружие есть?

– Нету.

– Стас, проверь.

Бармен попытался воспротивиться личному досмотру, но и эта его попытка оказалась тщетной. Крячко ощутимо ткнул его кулаком в поясницу, а затем, буквально впечатав в борт, двумя ударами носка ботинка заставил развести ноги в стороны. Похлопал по туловищу, потом опустился ниже и задрал обе штанины канареечного оттенка шелковых брюк одновременно. На правой волосатой лодыжке у Микаберидзе обнаружилась компактная кобура с торчащей из нее посеребренной рукояткой. Станислав забрал оружие и хмыкнул:

– А говорил: «нету».

– Это сувенир, – живо отреагировал Каха.

– Серьезно? – Дуло пистолета ткнулось грузину в затылок. Палец Крячко мягко опустился на курок. – То есть, если я сейчас выстрелю, ничего страшного не случится? Так?

– Господи! – охнула Маргарита Васильевна. – Не надо! Не делайте этого! Умоляю вас! Меня за такое непременно уволят! Наша компания попадет в черный список…

Лопухов, попыхивая сигаретой, со счастливой улыбкой на лице молча наблюдал за происходящим. Гуров неспешно поднялся на ноги и двинулся в сторону напарника.

– Опять по беспределу тянешь, батоно Крячко? – презрительно бросил Каха, но голос его непроизвольно дрогнул. – И что ты за человек такой резкий? Как волкодав какой-то…

Гуров забрал найденное оружие из рук напарника, отбросив барабан, заглянул внутрь и сокрушенно покачал головой:

– Разрешение на ношение есть?

Микаберидзе не ответил.

– Значит, срок уже схлопотал…

– Это же для самообороны, батоно Гуров. Знаешь, как опасна профессия бармена? Опаснее вашей. Никогда не знаешь, на какого козла нарвешься. Ну, ты же мужик правильный. Должен понимать… Я не стрелял из него ни разу. И даже не собирался. Только если пугануть особо раздухарившегося бухарика…

– Для самообороны или просто для красоты – не имеет значения, – ответил Лев. – Разрешение все равно должно быть. Чего ты дураком-то тут прикидываешься, Каха?

– Но ствол-то чистый, – гнул свою линию бармен. – Сам проверь – и увидишь.

Гуров взял грузина за локоть, развернул к себе лицом и предложил:

– Давай-ка пообщаемся тет-а-тет, Каха. Идем за мной. Стас, побудь пока тут с остальными.

– Может, лучше наоборот? – Крячко продолжал буравить задержанного свирепым взглядом. – Полагаю, у нас с Кахой диалог конструктивнее получится. При необходимости поймем друг друга без слов.

– Стас…

– Ладно-ладно, – неохотно отступил Крячко. – Хочешь с ним нянькаться – нянькайся. Только не забывай, Лева, что на этот раз он, возможно, реально убил человека.

– Не убивал я никого!

– Разберемся. Ступай! – легонько подтолкнул Гуров грузина в направлении отгороженного от палубы панорамным окном читального салона.

Мужчины вошли внутрь, и Лев сразу опустился в глубокое кресло, спиной к бесшумно работающему телевизору и лицом к корме. Через стекло он видел, как Крячко вновь занял место за столиком напротив Лопухова. Толстяк бросил окурок за борт и тут же закурил новую сигарету. Маргарита Васильевна бестолково топталась на месте, совершенно не понимая, как ей следует вести себя в сложившейся нештатной ситуации.

– Ну, ты-то мне веришь, батоно Гуров? – Микаберидзе тоже сел, проникновенно, как преданный пес, заглядывая в лицо полковника. – Не убивал я этого грязного нигера. Цеплялся к нему – да. Было. По черной морде пару раз съездил, наверное… Тоже не отрицаю. Но не убивал. Это точно.

– Знаю, Каха. – Лев вытянул ноги, достал из кармана платок и промокнул им лоб. – Знаю. Ты слишком труслив по природе своей, чтобы хладнокровно убить человека. Но заказать убийство мог.

– Шутишь? – вскинулся Микаберидзе. – Да на черта мне это нужно? За что его заказывать-то? Он же как этот… Как прыщ на жопе. Раздражает, но в целом жить-то не мешает. Со временем как-то привыкаешь к его присутствию. И потом… Заказ дорого стоит, батоно Гуров. Сам же знаешь. Где бы я такие деньжищи нарыл?

– «Палеными» стволами еще торгуешь, Каха?

– Нет! Тварью буду, нет! Завязал. С тех пор как отсидел за это, так и завязал. Сразу же. Спасибо тебе. Наставил на путь истинный.

– Давно освободился?

– Не очень. Прошлой осенью. Год еще не прошел.

– По УДО?

– Угу.

– И сколько у тебя условный?

– Два, – Микаберидзе выставил перед собой растопыренные указательный и большой пальцы. – Вот тебе еще один оправдательный довод в мою пользу. Стал бы я кого-то гасить за просто так, когда на «условке» еще торчу? Сам подумай. Я же не дебил?

– С этой стороны я тебя совсем не знаю, Каха, – усмехнулся Лев, – поэтому подозрений пока снимать не буду. Но и тащить тебя в Москву, в ИВС, с ближайшего причала тоже не стану. Если… – Он многозначительно замолчал.

Микаберидзе скривился, как от зубной боли, и буркнул себе под нос:

– Вот черт, опять это «если». Терпеть не могу твои «если», батоно Гуров. Просто на дух их не перевариваю. Потому как знаю уже, к чему они ведут. Вновь хочешь из меня «стукача» сделать?

– Ну, я бы не стал называть это стукачеством, Каха. – Лев хрустнул костяшками пальцев, а затем небрежно протянул ему вырванный ранее из блокнота лист бумаги. – На этот раз речь ведь идет не о твоих подельниках. Расценим это как маленькую дружескую услугу… Лопухов накорябал тут имена людей, которые, как и ты, не давали покойному Коджо проходу. Угрожали ему. Я хочу, чтобы ты пообщался немного с каждым из них. С барменом ведь люди охотнее идут на контакт, нежели с представителями власти… На всякий случай стоит проверить и весь персонал теплохода, а не только тех, кто есть в списке. Это довольно кропотливая работа, Каха, но я уверен, тебе она по плечу.

– Ну, не знаю… – Бармен потер двумя пальцами переносицу. – Как-то это все не по мне… Я же не шпион какой-нибудь, спецподготовок не проходил…

– Ну, как знаешь, – легко сдался Гуров. Энергично хлопнув обеими руками по подлокотникам кресла, он поднялся на ноги. – Неволить я никого не буду. Не в моих это правилах. Пусть этим займется Крячко. У него и впрямь лучше получится. Согласен?

– Полностью, – облегченно выдохнул Микаберидзе и расплылся в счастливой улыбке.

– Вот и славно. Собирайся, Каха!

Последняя фраза застала бармена в момент подъема со своего кресла. Он замер, так и не завершив его, и вскинул недоверчивый взгляд на Гурова:

– Куда это?

– В Москву со мной вернешься. Сойдем на ближайшей стоянке, и побудешь в изоляторе до окончания следствия. Ты единственный подозреваемый на настоящий момент, так что выбор у меня невелик. Я же должен как-то отчитаться о проделанной работе перед вышестоящим начальством. Так что посидишь пока… А когда найдем настоящего убийцу… если найдем… мы тебя сразу отпустим. Да расслабься, Каха, – добавил Лев, заметив кислое выражение лица Микаберидзе. – Скучно тебе не будет. Там уже отдыхает твой старый знакомый, Шота Батумский. Помнишь такого? Думаю, вам будет о чем потолковать. И я очень надеюсь, что никто случайно не обмолвился Шоте о твоих негласных контактах с угро три года назад. Постараюсь тоже не намекать ему об этом…

Микаберидзе все же поднялся на ноги, шагнул к Гурову и, забрав у него из рук блокнотный лист, сдавленно проговорил:

– Я посмотрю, что можно сделать.

– Уверен? Может, лучше Крячко? У тебя ведь нет надлежащей спецподготовки…

– Я справлюсь.

Тем временем на палубе Маргарита Васильевна, дождавшись от исполнительной помощницы очередной бутылки пива, подсела к Крячко и принялась жарко рассказывать ему о чем-то, активно жестикулируя руками. Станислав отодвинул от женщины свой стул, но она тут же придвинулась к нему снова. Наблюдая эту картину через стекло, Лев понимал, насколько накаляется ситуация. Напарник нетерпимо относился к повышенному вниманию со стороны представительниц противоположного пола, если те не вызывали в нем ответной симпатии, поэтому следовало вернуться в их общество как можно скорее.

– Уж постарайся, Каха, постарайся, – напутствовал он Микаберидзе. – И на всякий случай имей в виду еще вот что… Если не сможешь ничего узнать, а в итоге убийца окажется среди тех, с кем ты общался, я буду крайне расстроен. Мне ведь еще предстоят беседы с Шотой Батумским… Кто знает, что я могу ляпнуть ему в расстроенных чувствах…

Ответом ему была скупая нецензурная брань на грузинском.

– Я на девяносто девять процентов уверен, что у нее кто-то есть. – Сержант Колесанов, сидя за рулем припаркованного возле въезда на мост патрульного «Опеля», расстегнул еще одну пуговицу на форменной рубашке. Солнце медленно опускалось к линии горизонта, но жара отступать не собиралась. – Не могут у нее через день возникать всякие непредвиденные обстоятельства. То она двоюродного брата-алкоголика навещает в стационаре, то с работы срочно вызывают, то подруге оказывает услугу… Ну, сам подумай, Витек. Все признаки измены налицо. И это притом, что раньше ее от телевизора оторвать было невозможно. Смотрела всякую хрень… Однозначно, Натуся моя завела себе хахаля. Как пить дать завела.

– Так проследи за ней, – внес предложение расположившийся на пассажирском сиденье напарник. – Хотя бы разок. А то так и останешься в неведении.

– Да ни за что! – категорично отказался Колесанов. – Один процент-то остается, что она мне верна. И если это так, а я запалюсь со своей слежкой… полный капец будет! Натуся мне весь мозг высушит. И заняться-то мне нечем, и дожил я до того, что собственной жене перестал доверять, и… Короче, мрак что начнется!.. В итоге я буду шесть или семь ночей как минимум корячиться на маленьком диванчике в гостиной. А там еще кот этот ссыт постоянно. Спать невозможно… Я лишний раз боюсь прикорнуть, опасаюсь, что он когда-нибудь возьмет и напрудит мне на голову…

– Так найми человека, – посоветовал Витек.

– Какого человека? Чтобы он за котом ссаки подтирал? Да кто за такое возьмется?

– При чем тут кот? Я про жену тебе говорю. Найми человека следить за ней. Есть же грамотные специалисты в данной области. Даже если его вычислят, он ни за что не сдаст заказчика. И ты чист… У меня где-то был номерок одного частного сыщика. Могу глянуть. – Витек протянул руку и подобрал с приборной панели айфон. – Берет недорого вроде, как я слышал. Тебе по карману будет.

– Погоди, – осадил напарника Колесанов.