Склиф. Скорая помощь

– А если я проведу очную ставку? – тон Инессы Карповны из требовательного стал угрожающим.

– Да хоть десять, – улыбнулся Исаев. – Итог будет тот же самый…

После того как Исаев ушел, Инесса Карповна «вышла к народу», то есть перешла из кабинета в офис, чтобы поделиться с подчиненными опытом.

– Глаза – вот ваш ориентир, – возвестила она, не вдаваясь в прелюдии. – Глаза – зеркало души. Не столько слушайте, что вам говорят, сколько следите за глазами собеседника, и вас невозможно будет обмануть!

«Лечебное» голодание

Если Инесса Карповна приглашает к себе в кабинет, то не для того, чтобы рассказать анекдот или показать фотографии. Значит, случилось что-то серьезное.

Никакой вины Женя за собой не знала, но все равно немного волновалась. Самую чуточку.

– Евгения Александровна, – Инесса Карповна даже с глазу на глаз не нарушала делового этикета и не обращалась к Жене по имени. – Я хочу дать вам первое самостоятельное поручение…

Ура! Наконец-то! Волнение сменилось радостью, а радость снова волнением. Только другого характера – теперь Женя волновалась, что не справится с поручением.

– В гинекологии…

«Тринадцатый этаж хирургического корпуса, – машинально отметила в уме Женя, еще в первый день своей работы изучившая топографию института. – Заведующая – Колыванова Елена Олеговна, научный руководитель – профессор Горина».

Склиф – это не простая больница, а научно-исследовательский институт. Поэтому в каждом отделении есть не только заведующий, но и научный руководитель. Порой подобное «двоевластие» рождает проблемы. Это случается тогда, когда научный руководитель борется с заведующим за единоличную власть. Но обычно двое руководителей как-то уживаются в одном отделении. Помнят, что худой мир лучше доброй ссоры, и стараются «притереться» друг к другу.

– …проблема с буфетчицей…

«Меня в буфетчицы?» – ужаснулась Женя.

– …одна нормальная, а другая – наглая хамка и алчная воровка!..

«А если бы одна была хамкой, а другая – воровкой, это как? Лучше или хуже?» – подумала Женя.

– Елена Олеговна не в состоянии с ней справиться…

Елену Олеговну Женя видела. Решительная женщина. Взгляд строгий, в голосе и всей манере поведения явственно ощущается властность. У такой не забалуешь, а уж чтобы она не могла с кем-то справиться… Что же это за монстр такой?

– …потому что она очень наглая и вдобавок отлично знает трудовое законодательство. Не так, как я, конечно, но близко к тому…

Людей, отлично знающих трудовое законодательство, не любят ни начальники, ни кадровики. Это закономерно. Как можно любить человека, который в ответ на каждое слово заводит: «это противоречит такой-то статье Трудового кодекса»? Да никак!

– …Елена Олеговна трижды пыталась ее уволить, но каждый раз – неудачно. С такими особами, – Инесса Карповна неодобрительно покачала головой, – нужно держать ухо востро, не давать им ни одного повода для оспаривания увольнения. А то они выиграют суд, восстановятся на работе, да еще и деньги за свой «вынужденный» прогул потребуют! И ведь придется заплатить, если суд присудит! Поэтому завтра собирается целая комиссия – главная сестра, представитель отдела кадров, то есть – вы, заведующая отделением и старшая медсестра. Вчетвером, я надеюсь, вы с ней справитесь!

«Ну а если нет, то придется мне самой…» – прочла Женя на лице начальницы. С поручением все ясно – не подобает Инессе Карповне, руководителю отдела кадров, ходить по отделениям и увольнять буфетчиц, пусть даже и очень продвинутых в плане трудового законодательства. Негоже, образно говоря, палить из пушки по воробьям. Ну а уж если припрет так, что деваться некуда, то тут уж ничего не поделаешь. Ракетой «земля-воздух» по воробью выстрелишь, лишь бы решить проблему раз и навсегда.

– А можно узнать, за что именно увольняют буфетчицу и какие мои полномочия? – воспользовавшись паузой в разговоре, спросила Женя.

– За что увольняют буфетчицу?! – с сарказмом переспросила Инесса Карповна, разводя руками. – За что увольняют буфетчицу?! Пора бы уже знать, что всех буфетчиц увольняют за два греха – воровство и антисанитарию!

Женя смутилась. Сразу же начали гореть, да какое там «гореть» – начали пылать уши. Действительно, что еще может натворить буфетчица?

– Мы все понимаем, и в отношении окладов и в отношении того, что работа каторжная…

Работа у буфетчиц и впрямь не сахар. Женя собственными глазами видела, как возят они на тележках тяжелые фляги с едой. Какой емкости эти фляги? Сорок литров или пятьдесят? И так три раза в день – на завтрак, на обед и на ужин. А еще есть полдник. Привези, раздай, посуду собери и перемой, фляги вымой, в буфете порядок наведи, а тут снова на пищеблок ехать пора.

– …на что-то закрываем глаза, входим в положение, стараемся премию дать побольше…

«На что-то закрываем глаза – это как? – подумала Женя. – Пачку чая и килограмм сливочного масла в день домой унести можно, а вот две пачки чая и полтора килограмма масла уже нельзя? Или к грязи в буфете не придираемся?»

Уточнить не уточнила, потому что Инесса Карповна говорила, не давая вставить слово.

– …но есть же рамки, границы, правила приличия, наконец! Порция гречневой каши не может равняться трем столовым ложкам! Масло нельзя нарезать так же тонко, как салями! Суп можно недолить немного, но разбавлять его водой из-под крана, некипяченой водой, это уже перебор! Это уже за границами добра и зла! Это уже недоступно моему пониманию! Эта мерзавка уносит домой чуть ли не половину еды…

– Зачем? – вырвалось у Жени.

– Семья у нее, видите ли, большая, и все есть хотят! А кто не хочет?! Может, больные в гинекологии не хотят?! Елене Олеговне уже жаловались на недоедание несколько женщин! Одна даже жалобу собиралась писать, еле удалось ее успокоить! Как вам это? В двадцать первом веке, в центре Москвы, да еще где – в институте имени Склифософского…

Жене захотелось встать по стойке «смирно», но она переборола соблазн.

– …голодают люди! Больные люди! Обирать больных, как это мерзко! Что бы сказал граф Шереметев?! Да он бы такую тварь велел бы тащить на конюшню и засечь до смерти…

«А почему челядь секли на конюшнях? – задумалась вдруг Женя. – Просторно, места больше? Или чтоб подальше от барских ушей? Почему не в погребе каком-нибудь, не в сарае, а именно на конюшне? А вроде бы не только на конюшне, в бане еще секли…»

– …К сожалению, наше трудовое законодательство слишком гуманно! – свирепствовала Инесса Карповна. – Выговоры и лишения премий на таких, с позволения сказать, личностей не действуют, они воруют больше любой премии, а запись в трудовой книжке давно никого не пугает! Купит новую трудовую в подземном переходе, уже с печатями, а может, и со старой в другую больницу возьмут! Дожили, а?! Врача-трансплантолога[3] найти легче, чем буфетчицу! Боже мой! Боже! Куда мы катимся?!

Прижав пальцы обеих рук к вискам, Инесса Карповна изобразила погружение в мрачные думы. Женя молча сидела на стуле, понимая, что нельзя, просто неуместно заговорить в такую минуту. То была не просто минута, а минута скорбного молчания.

– Впрочем, дерьма хватало и в годы моей юности, – призналась Инесса Карповна, отнимая руки от висков. – О природе человеческой еще древние авторы писали без особого восторга. Значит так, Евгения Александровна, с буфетчицей Панячкиной надо кончать. В смысле окончательного, бесповоротного и безоговорочного увольнения. Прямо завтра, в обед. Придете, поймаете ее с поличным на раздаче неполных порций, задокументируете грязь в буфете и оформите все должным образом. Антисанитария, к вашему сведению, Евгения Александровна, в сто раз опаснее воровства, потому что антисанитария приводит к вспышкам желудочно-кишечных инфекций, а то и к эпидемиям! Учтите это, пожалуйста!

– Учту, – пообещала Женя, – только хватит ли мне опыта…

– Санитарными вопросами займется главная медсестра, – успокоила Инесса Карповна, – ваше дело – проследить за тем, чтобы правильно оформили акты и вообще – засвидетельствовать. В таких делах чем больше народу участвует, тем лучше. Однако целой дивизией приходить ради одной воровки тоже незачем. Четырех человек вполне достаточно. Местная администрация, верховная администрация и представитель отдела кадров. Заместитель директора института по общим вопросам там совсем ни к чему.

– А кого ходит увольнять заместитель директора по общим вопросам? – поинтересовалась дотошная Женя.

– Он не ходит, а вызывает к себе, – Инесса Карповна слегка нахмурилась, давая понять, что не стоит отвлекаться от главной темы. – С инструкцией по организации лечебного питания еще, наверно, не было случая ознакомиться?

– Нет.

– Попросите у Раисы Андреевны. Главное, на что вам следует обратить внимание, – это соответствие раздаваемых и документированных порций. Есть такой документ – сводное семидневное меню, недельная, так сказать, программа пищеблока. В нем указывается выход всех блюд, то есть – их вес и выход буфетных продуктов, выдаваемых на руки. Хлеб тоже взвесьте, его тоже недодают. Если крадешь масло, то надо украсть и то, на что его мазать, не так ли?

Женя улыбнулась, давая понять, что по достоинству оценила шутку.

– Если она откажется подписывать акт – делайте запись об этом и не забудьте расписаться под ней всей комиссией. И попрошу без эмоций, как бы она вас там ни провоцировала. Елену Олеговну в последний раз чуть до слез не довела…

Весь вечер Женя готовилась к завтрашнему дню. Репетировала перед зеркалом строгое лицо, перечитывала нужные места из Трудового кодекса, вызубрила инструкцию по организации лечебного питания. Трусить не трусила, чего там трусить, но, по вечному своему обыкновению, волновалась. Врожденный перфекционизм не давал покоя.

– Гинекология у нас отличная, – сказала Жене главная медсестра Ольга Владимировна, когда они вместе шли по двору. – Можно обращаться с любой проблемой.

Жене пока не требовалось обращаться за неимением проблем (тьфу-тьфу-тьфу), но было приятно сознавать, что в случае чего есть куда обратиться. Да еще не где-нибудь, а в Склифе. Уже на второй неделе работы Женя стала рьяной патриоткой института, почти такой, как Инесса Карповна. А еще было приятно идти по важному делу в компании с Ольгой Владимировной.

– Я хвалю гинекологию не потому что каждый кулик свое болото хвалит, – добавила главная медсестра, неверно истолковав довольную улыбку Жени. – Начинала я в шестьдесят пятой больнице, так вот про их гинекологию слова доброго сказать нельзя. Знаете шестьдесят пятую больницу?

– Знаю, – уверенно сказала Женя, хотя на самом деле понятия о такой больнице не имела.

– Бардак, страшная текучка, осложнения у каждой первой…

Выражение «у каждой первой» Жене понравилось. Прикольное.

– …про ежедневные скандалы с населением я вообще не говорю…

А вот называть пациентов «населением» как-то не очень. Это Жене не понравилось.

– …А у нас не отделение, а картинка. Сейчас избавимся от этой паршивой овцы, и все будет хорошо. У меня уже и кандидатура подобрана, женщина из Волгограда, скромная, ответственная, – главная медсестра вздохнула, – хотя все они ответственные, пока работать не начнут.

– Не лучше ли платить больше, но взамен иметь качественных сотрудников? – спросила Женя, чтобы поддержать серьезный разговор.

– Хм… У меня, слава богу, неплохая зарплата, – ответила главная медсестра, – но я не готова доплачивать из нее каждой буфетчице. К тому же если разделить мою зарплату на всех, то выйдет около двух тысяч на нос. Так проблему не решишь.

Женя в уме умножила примерное количество отделений на две тысячи и впечатлилась. Вспомнила, что в каждом отделении должно быть по две буфетчицы, умножила полученный результат на два и впечатлилась еще больше. Потом сообразила, что в таких отделениях, как патологоанатомическое, рентгенодиагностическое или отделение компьютерной томографии буфетчиц нет, так же как нет их и в лабораториях, и решила пересчитать позже, на досуге.

– А как ее можно решить, Ольга Владимировна?

– Ой, не нашего с вами ума это дело! – махнула рукой главная медсестра. – Нам надо с Панячкиной быстро разобраться… Вы не поверите, Евгения Александровна, после того, что мне о ней нарассказывали, меня уже сейчас, на подходе трясти начинает.

«Что же это за монстра такая?», подумала Женя.

«Монстра» оказалась невысокой и невзрачной женщиной лет пятидесяти, быстрой в движениях и разговоре.

Комиссия нагрянула в буфет вовремя – раздавали второе. Ольга Владимировна с извинениями забрала тарелку с картофельным пюре и половинкой котлеты у одной из больных, отходивших от раздаточного окошка, дождалась, пока буфетчица даст ей другую тарелку (на сей раз пюре лежало горой, а половинок котлет было две) и понесла в «рабочую» половину буфета, к весам. Старшая медсестра тем временем привела на замену буфетчице кого-то из медсестер, которая продолжила раздавать пищу.

– Что и требовалось доказать! – удовлетворенно сказала главная медсестра, взвесив порцию.

Вместо положенных двухсот сорока пяти грамм, на тарелке лежало всего сто семьдесят грамм пюре. Котлеты, согласно семидневного меню, должны были выдаваться целиком, а не по половинке.

– Они все равно столько не съедают! – с места в карьер завелась буфетчица. – Объедаться вредно, а многим, которые поперек себя толще, вообще лечебное голодание надо прописывать! Что, больше мне делать нечего?! Кручусь тут одна как савраска, на шестьдесят человек! Сначала раздаю, потом выбрасываю! Зачем делать двойную работу?!

Голос у нее был неприятный, визгливо-надсадный, отдающийся в ушах звоном.

– Поэтому выбрасываете сразу, да?

– Не выбрасываю, а собираю для Елены Олеговны! – буфетчица указала рукой на две большие кастрюли, стоящие в углу прямо на полу. – Она каждый день забирает, говорит, что для собаки…

– Зачем вы врете?! – возмутилась заведующая отделением, мгновенно краснея. – Что я у вас забираю?! У меня и собаки никакой нет!

– Значит – сами едите! – буфетчица криво усмехнулась. – Котлетки вкусные, диетические, двадцать про́центов мяса, восемьдесят – хлеба! Для фигуры – самое то! А масло и сахар я Галине Афанасьевне отдаю! Для кого – не знаю. Я не спрашивала, а сама она не говорит.

– Что ты несешь, Света?! – вступила в полемику старшая медсестра. – Когда я забирала у тебя масло? Кто это видел?

– Кому Света, а кому и Светлана Алексеевна! А видеть никто не видел, что вы дуры – при свидетелях воровать?! Воруют всегда тайком.

Главная медсестра подошла к кастрюлям, наклонилась, сняла с обеих крышки и пригласила остальных членов комиссии:

– Прошу убедиться!

– А вот масло! – буфетчица подскочила к холодильнику.

На стол шлепнулся приличный, грамм на четыреста кусок сливочного масла.

– А вот сахар!

Бумажный пакет с сахаром она перевернула над маслом и держала до тех пор, пока весь сахар не высыпался.

– Вы с ума сошли? – поинтересовалась главная медсестра. – Зачем портить продукты?

– А вам-то какая печаль?! – грубо откликнулась буфетчица.

– Такая, – ответила главная медсестра и подошла к мойкам. – А что это у вас за тарелки? И что на них? Манная каша, кажется? С завтрака не помытыми лежат?

– Я собиралась их замочить, а вы мне помешали!

– Тарелки лежат с завтрака, мы пришли в разгар обеда, – главная медсестра провела пальцем по дверке шкафчика, висевшего над мойкой. – Где логика?!

– В Караганде!

Главная медсестра открыла шкафчик, заглянула внутрь, но пальцем ничего трогать не стала, затем закрыла дверку и сказала:

– Пойдемте в палаты к лежачим.

– Что значит «пойдемте в палаты»? – возмутилась буфетчица. – Там что, тоже будете взвешивать?! Хорошее дело – они уже все сожрали, а я отвечай!

– А мы не завешивать, – ответила главная медсестра. – Мы поговорить.

– Компромат собирать!

– Компромата, Светлана Алексеевна, нам уже хватит. Уменьшенные порции, плюс немытая посуда, плюс хулиганская порча продуктов, – главная медсестра указала глазами на засыпанное сахаром масло. – Выше крыши, как говорится. Вы пойдете с нами?

– Конечно, пойду!

Отделение было забито под завязку, несколько кроватей стояло в коридоре. Перегрузка. Женя подумала, что, случись ей попасть сюда, она бы предпочла лежать в коридоре, только не возле туалета или у поста, а вон там, в самом конце, прямо под окном. Рама на вид хорошая, пластиковая, дуть от окна вроде бы не должно.

У четверых лежачих больных главная сестра интересовалась тем, кто им приносит еду. Все в один голос ответили, что еду приносят соседки по палате, иначе придется есть совсем остывшее, потому что буфетчица приносит еду очень поздно. В палатах буфетчица помалкивала, только глазами сверкала гневно, а в коридоре снова разоралась:

– А когда мне разносить?! Если медсестры не помогут, то что ж теперь – разорваться?! Рук-то две!

– Сначала надо разнести еду лежачим, а потом начинать раздачу, – не оборачиваясь, сказала главная медсестра. – Вы же «буфетили» в пяти стационарах, должны знать.

Женин лексикон пополнился еще одним словом – «буфетить». А как в этом духе назвать работу кадровиков? «Кадрить»? «Кадровать»?

– В раздаче всегда медсестры помогают! – парировала буфетчица. – Только за это их подкармливать надо, а мне нечем, потому что меня каждый день заведующая со старшей обдирают как липку!

– Ну вы бы хоть в коридоре не орали, – прошипела заведующая отделением.

– Что, правда глаза колет?! – буфетчица еще больше повысила голос. – Или прокурора боитесь?! Вы уже на моей памяти наворовали в особо крупных размерах! По вам тюрьма плачет!

В кабинете заведующей отделением главная медсестра сказала:

– Сейчас пишем акт. От работы я вас, Панячкина, отстраняю, буфет передайте Галине Афанасьевне. Завтра с утра придете в кадры за трудовой книжкой.

– А сегодня я пойду в прокуратуру!

– Идите куда хотите, хоть… – тут главная медсестра осеклась и обернулась к старшей сестре: – Пишите акт, Галина Афанасьевна.

Старшая сестра села за стол и через пять минут акт был готов. Пока она писала, Женя, заведующая отделением и главная медсестра сидели на стульях, шеренгой протянувшихся вдоль одной из стен, и время от времени обменивались многозначительными взглядами. Буфетчица же встала у окна и смотрела то вверх на свинцово-пасмурное небо, то вниз – на двор и другие корпуса Склифа.

Расписываться в акте буфетчица, как и ожидалось, не стала.

– Не согласная я с вашими выводами! Почему не написано, для кого я еду собирала?! Ничего подписывать не стану! И объяснительные не стану писать! Нечего мне вам объяснять! Прокурору объяснять стану!

Целое шоу устроила – прятала руки за спину, зажмуривалась и трясла головой. Мол – пытайте, убивайте, увольняйте, а я не подпишу.

Пытать не стали – написали в акте, что «буфетчица Панячкина С.А. в присутствии комиссии в акте расписываться отказалась, выразив несогласие с содержанием».

– Вам еще повезло, Панячкина, – сказала главная медсестра, вкладывая акт в прозрачный файл. – Мы могли бы поступить и по-другому – прихватить вас с сумками, набитыми едой, на выходе из отделения. С полицией! Тогда бы вы по другому себя вели.

– Напугали ежа голой задницей! – рассмеялась буфетчица. – Ради таких объедков никто уголовного дела открывать не станет! Вы лучше их прихватите, – она указала пальцем сначала на заведующую отделением, а затем на главную медсестру. – Они выносят лекарства! И себя прихватите, когда спирт и наркотики станете выносить! Или вы вывозите, потому что в руках столько не унесешь?

«Ну и зараза! – подумала Женя, косясь на буфетчицу. – Всех обос. ла, кроме меня».

Несправедливость была тут же устранена.

– А это кто?! – буфетчица уставилась на Женю так, словно заметила ее только что. – Новая директорская проститутка?! Пришла учиться, как правильно над людьми изгаляться?

– Я – специалист по кадровой работе! – срывающимся от возмущения голосом выкрикнула Женя, ожидавшая многого, но никак не того, что ее назовут «директорской проституткой». – И не смейте меня оскорблять!

Вышло как-то беспомощно, по-детски. Хорошо, что вмешалась главная медсестра.

– А за оскорбление можно и под суд, – сказала она, переводя взгляд с пышущей негодованием Жени на буфетчицу. – Вы, Панячкина, так всех достали, что мы все с удовольствием и к следователю сходим, и на суд явимся столько раз, сколько будет надо. Вам для полного счастья судимость нужна? Обеспечим.

– Вы судимостью меня не пугайте… – завелась было буфетчица, но главная медсестра кивнула заведующей отделением и старшей сестре и вышла в коридор.

Женя выскочила следом за ней, не забыв заклеймить на прощанье буфетчицу гневным взглядом.

– Как впечатление, Евгения Александровна? – поинтересовалась Ольга Владимировна.

– Поганое, – честно ответила Женя.

– Привыкайте. Еще и не такое бывает. Помню, была у нас в токсикологии одна медсестра, так та, когда ее увольняли, разорвала на себе халат и пижаму и бегала по двору с воплями о том, что заведующий отделением хотел ее изнасиловать. Это с учетом того, что при ее разговоре с заведующим присутствовала я и старшая сестра. У нас, кстати, такое железное правило – с проблемными людьми в одиночку не общаться. Это касается как сотрудников, так и пациентов.

– Ну с пациентами-то мне не общаться, Ольга Владимировна.

– Ошибаетесь, – хмыкнула главная медсестра. – Некоторые приходят жаловаться на сотрудников к вам. Неужели еще ни разу не сталкивались?

Вечером Женя рассказала родителям о том, как иногда приходится увольнять сотрудников. Правда, про то, как ее обозвали «директорской проституткой», умолчала. Родители и без того смотрели сочувствующе.

– Знаменского на них нет, – сказал отец. – Вместе с остальными.

– Знакомая фамилия, но что-то сразу не припомню. Кто это? – спросила Женя.

– О времена, о нравы! Никакого интереса к творческому наследию, – покачал головой отец. – В качестве покаяния завари-ка чаю, а я, так уж и быть, расскажу тебе, кто такой Знаменский с товарищами. Можно даже кино посмотреть.

– Ну, конечно же, «Следствие ведут знатоки»! – Женя хлопнула себя по лбу. – А что, хорошая идея, давай про свалку посмотрим. Моя любимая история.

– Там целых три серии, – возразила мама. – Вы поздно ляжете спать и не выспитесь.

– Хочет дочь про свалку, значит, посмотрим про свалку, – вступился отец. – Менглет бесподобен в роли директора свалки! Жаль, что у него было так мало ролей в кино. Как неподражаемо он говорит: «Поздравляю вас, размеры наших хищений достигли величины, за которую дают высшую меру»!

«Вы уже на моей памяти наворовали в особо крупных размерах!», – вспомнила Женя, и ее передернуло от отвращения.

Прораб

Когда уходит в отпуск главный врач или директор, все сотрудники обычно радуются. Как за любимое начальство, которое наконец-то получило возможность отдохнуть немного от трудов праведных, так и некоторым послаблениям в режиме, неизбежно возникающим в отсутствие Больших Боссов. Но первая причина все же доминирует. Наверное. Больших Боссов не ждут из отпусков с нетерпением. Наоборот, часто говорят: «пусть подольше отдыхает».

Когда уходит в отпуск завхоз или заместитель директора по хозяйственным вопросам (в Склифе, кстати говоря, вопросы назывались не «хозяйственными», а «общими»), то его возвращения с нетерпением ждут все. Буквально начиная со второго дня отпуска, если не с первого. Больно много вопросов «замыкается» на Главных по Хозяйству. Без них учреждения едва ли не сиротеют.

Заместитель директора НИИ имени Склифософского по общим вопросам Арсений Георгиевич Байташев перед уходом в отпуск, как и подобает человеку ответственному, разгребал все завалы и старался переделать все дела. Чтобы, значит, на песчаный пляж с чистой совестью. И еще наперед указания всем раздавал, чтобы в его отсутствие никакие процессы не останавливались.

Весь Склиф знал за Байташевым такую привычку, и потому заведующий патологоанатомическим отделением Тутубалин совершенно не удивился визиту очередного подрядчика-прораба.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Матф. 7:1.

2

Фибрилляция – угрожающее жизни состояние сердечной мышцы, при котором отсутствуют эффективные сокращения, отдельные группы мышечных волокон сокращаются разрозненно, хаотично.

3

Трансплантолог – специалист по пересадке органов.