Полная версия
Открой глаза, Фемида!
За спиной раздался голос Елены Александровны, разговаривающей по телефону:
– Коля мы уже въехали в Комарово, а я забыла, где надо сворачивать к тебе.
– Я помню, – успокоил ее Владимир.
Николай Степанович встретил их у раздвинутых ворот, за которыми росли сосны и стоял старый еще финской постройки дом с большой верандой. Во дворе дымил мангал, возле него стояли две женщины, одна средних лет, а вторая молодая – очевидно, внучатая племянница Сперанского. Она была высока ростом, о чем Николай Степанович не предупреждал, но для Владимира это было не так важно – он все равно был почти на голову выше этой девушки…
Стол был уже накрыт, шашлыки поспели через несколько минут. Хозяин вынес из дома бутылку вина и, направляясь к столу, подтолкнул гостя:
– Подсаживайся к моей внучке, – шепнул он, – поухаживай за ней. Срастется – не срастется у вас, но тебя такое ухаживание ни к чему не обязывает. А у нее никого – не всякий решится заводить роман с серьезной девочкой, у которой еще и рост метр восемьдесят два. Может, некоторые ухажеры и готовы, но боятся ее отца. Генерал полиции, заместитель начальника ГУВД Корнеев. Слыхал про такого? Так что приглядись к девочке.
Владимир Васильевич сидел рядом с Викой и даже разговаривал с ней на какие-то интересующие ее темы, но думал не о ней – не о своей соседке по столу, а об оставшейся в его квартире Насте. Елена Александровна часто поглядывала на них, словно сравнивала эту девушку с той, с которой сегодня утром познакомилась в своей городской квартире.
В гостях пробыли не более двух часов, пообедали только и поговорили. Но Сперанский остался доволен. Он тоже наблюдал за своей молодой родственницей.
– Ну как тебе Виктория? – спросила Елена Александровна, когда они возвращались, – вполне симпатичная, скромненькая. Настя, конечно, эффектнее, раскованнее немного и очень рассудительная. Тебе выбирать, конечно, но если для карьеры, то…
– А чем моей карьере может помочь генерал полиции? – удивился Высоков. – У них своя епархия, у нас своя.
– Смотри сам, – не стала спорить мама, – тебе с женой жить, но Вика пристроена в солидном банке, где ее ждет своя карьера. Не скажу, что это хорошо для семейной жизни, но о детях она пока не думает, как мне показалось. А Настя…
– Ты и об этом с ней говорила? – удивился Владимир Васильевич.
– А как же? Для меня это очень важно. Я говорила об этом не напрямую, разумеется, а намеками. Я живу одна в большом доме, ты знаешь. Мне надоела тишина: я даже радио включаю на целый день, чтобы не так скучно было. Но сейчас разве радио – музыку одну передают. А вот раньше транслировали радиоспектакли и развлекательные юмористические передачи, аналитические программы… Если у вас с Настей будут дети, то я буду настаивать, чтобы вы перебрались ко мне. За городом детям только лучше будет. А если ты женишься на Виктории, то я стану всего-навсего приходящей бабушкой – наверняка у них своя дача…
И тут Высоков понял, что мама уже сделала свой выбор, который совпал с его собственным…
Они доехали до их загородного дома, но внутрь заходить Владимир Васильевич не стал. Вызвал такси и, ожидая машину, стоял возле крыльца, поглядывая на знакомые с детства яблони и сосны. С близкого пляжа ветер доносил смех отдыхающих людей и запах выброшенных на берег водорослей и тины.
Глава девятая
Дом в Сестрорецке на второй от берега залива линии семье Высоковых достался неожиданно. Не случайно конечно. Просто они все даже не предполагали, что у Василия Николаевича есть дальняя родственница, которая была замужем за известным ученым, ему и принадлежал этот дом. Ученый давно умер, даже имя его научная общественность давно забыла, потому что он продвигал вперед марксистско-ленинскую науку, являясь специалистом по сталинской диалектике, доказывая вместе с вождем, что всеобщих законов не три, а всего два. Женился ученый поздно на своей аспирантке, впоследствии оказавшейся троюродной теткой матери Василия Николаевича, да и то не по крови, а по каким-то запутанным схемам. После смерти столпа обществоведения она долгое время жила одна, не давая о себе знать никому из родственников. Хотя таковых у нее совсем оказалось немного – одна лишь семья Высоковых, и потому она отписала свой дом Василию Николаевичу – заместителю председателя городского суда. Дом был старый, с башенкой, внутри на стенах висели картины классиков социалистического реализма: «Сталин с матерью осматривает чайные плантации в Гори», «Демонстрация студентов, радостно приветствующих выход в свет статьи И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», «Ленин на лодке переправляется через озеро Разлив» и другие шедевры.
Мебель в доме была из мореного дуба, даже шкафы в библиотеке были дубовыми, за стеклянными дверцами выстроились ряды книг с золочеными корешками. Диваны и кресла старые, с кожаной обивкой, укрытой белыми полотняными чехлами. Все было здорово, кроме одного: отца убили через месяц после того, как семья Высоковых получила этот дом.
Озеро Разлив находилось неподалеку. Володя, прихватив удочки, мотался туда на велосипеде и возвращался всегда с добычей: окуни, плотва, подлещики… Все хорошо, но было бы еще лучше, будь рядом отец.
Двадцать пять лет назад в теплый майский день в школе был праздник последнего звонка. Сначала линейка, а потом концерт школьной самодеятельности. Володя спешил домой, чтобы показать подаренную ему за успеваемость книгу: «Белый Бим Черное ухо». У подъезда стояли милицейские машины, на площадке курили незнакомые люди в форме и без. Его не хотели пускать домой, и Володя заплакал, предчувствуя что-то ужасное. Он зашел, увидел маму, возле которой стояли врачи. Елена Александровна была неподвижной, она посмотрела на сына отсутствующим взглядом и не узнала его. Очень скоро появился Олег Ильич Колодин и увез Володю к себе. Там он сообщил ему, что папы больше нет.
Следствие было долгим, но не дало никаких результатов: убийц не нашли. По официальной версии в обеденный перерыв Василий Николаевич выехал из городского суда – еще из старого здания на Фонтанке, в котором когда-то размещалось Третье отделение канцелярии его императорского величества. Он приехал в свой дом на Наличной улице, вошел в квартиру, очевидно, за документами, которые хранил в домашнем сейфе… А следом в квартиру проникли убийцы. Они напали на него, но Василий Николаевич успел достать пистолет, произошла схватка… Убийцы пытались отобрать у него пистолет, но Высоков был очень рослым и сильным… Прозвучал первый выстрел – пуля попала в стену, но потом бандитам удалось повалить его на пол и выстрелить в голову судьи из его же пистолета. Оперативно-следственная бригада нашла в кабинете хозяина квартиры открытый сейф, разбросанные по полу документы, след от пули на стене и саму сплющенную пулю, отрикошетившую в книжный шкаф. На голове убитого была обнаружена ссадина, нанесенная тяжелым предметом, полученная, очевидно, во время борьбы с нападавшими… Убийство связали с профессиональной деятельностью Высокова – он вел только самые сложные дела, но выяснить, какое из них стало причиной убийства, не удалось…
После похорон Елена Александровна с сыном перебралась на дачу, в квартире был сделан ремонт. Боль утраты постепенно притуплялась, но возвращаться в старую школу Володя отказался… На самом деле он не хотел жить в квартире, в которой убили его отца. Но мама все же настояла. И тогда же Володя твердо решил, что обязательно станет судьей. Засел за учебники, зачитывался научной юридической литературой, старался… Окончил школу с золотой медалью, а потом с красным дипломом университет…
Пенсия за отца была приличной, неплохо зарабатывала мама, но все равно Елена Александровна продала пятнадцать соток – ровно половину участка – за огромную сумму, которую положила в банк и теперь жила на проценты с капитала.
Высоков-младший, естественно, обследовал не только книжные шкафы, но и огромный письменный стол ученого-обществоведа, где все было аккуратно уложено. Нашел в ящиках стола пару подготовленных рукописей, которые по известным причинам нельзя было издать ни в сталинские, ни в последующие за ними времена. Одна книга называлась «Нулевой элемент». Высоков прочитал эту рукопись много раз. В ней говорилось о гениальности Менделеева, который создал совсем другую периодическую таблицу, а не ту, что нам подсовывает академическая наука. У Менделеева перед водородом стоит нулевая группа с элементами, у которых удельный вес меньше веса атома водорода, а возглавляет эту группу нулевой элемент – «мировой эфир», который сам Дмитрий Иванович назвал «ньютонием»…
Высоков перечитывал рукопись и удивился, как апологет марксистско-ленинской философии мог решиться на такую ересь. А потом понял, что неизвестный ему далекий родственник двигал официальную науку для того только, чтобы можно было прокормить семью и заниматься тем, что он считал истиной. Владимир Васильевич среди книг на полках обнаружил старый журнал «Вопросы философии» с той статьей о двух законах диалектики, на последней странице статьи выцветшими фиолетовыми чернилами, скорее всего, рукой самого автора было аккуратно написано:
«Ха-ха! Закон диалектики всего один – Бог! А частный случай из него – закон Ломоносова – Лавуазье. Хотя Лавуазье просто примазался. Проклятый компиляторщик!»
Высоков возвращался из Сестрорецка на такси и думал почему-то только об этом. Не о Насте, которая воспринималась теперь как данность, как то, что подарено судьбой на века. Плохо, конечно, что подарок был связан с неприятностью – даже с преступлением. Но как говорил все тот же Ломоносов, «если в одном месте убудет, то в другом прибудет столько же».
У бывшего хозяина дома была и другая статья: «О множестве пространств», в которой утверждалось, что мы живем в пространстве многих миров, существующих параллельно, – миров возможности событий, происходящих в силу одних и тех же причин, но развивающихся по-разному, потому только, что время и пространство материальны и бесконечны, в отличие от материи известной нам конечной Вселенной.
Он вошел в сверкающую чистотой квартиру. Насти не было. На кухонном столе лежала оставленная ею записка:
Я должна все обдумать. Если позовешь, вернусь сразу же. Навеки твоя.
Владимир Васильевич взял телефон и набрал ее номер. Но аппарат Насти был не в сети.
И тогда он отправил СМС-сообщение.
Возвращайся скорее, а то время разнесет нас по разным пространствам. Люблю.
Она позвонила в дверь ровно через полтора часа. Приехала с чемоданом, в котором были ее вещи.
Ночью опять была гроза, ливень бил в стекла окна спальни, но они не обращали никакого внимания на бурю, потому что бушевавшее в них пространство, переполненное светом и любовью, было куда мощнее.
Глава десятая
Утром Владимир Васильевич поднялся пораньше, не стал дожидаться, когда Настя приготовит завтрак, выпил чашку кофе с бутербродом, спустился во двор, сел в «паджеро» и поехал на станцию автосервиса. Там он попросил поменять комплект резины, чем вызвал недоумение у работника шиномонтажа.
– У вас практически новые «гуди ир». Зачем менять на что-то иное? Новых колес у нас нет, только бэушные. Все, конечно, в хорошем состоянии, но они простенькие совсем – корейские.
– Очень деньги нужны, – признался Высоков, – если заплатите тыщонку-другую, буду весьма благодарен.
После чего поехал на работу на общественном транспорте. И опоздал на полчаса. Зато в вагоне метро, когда поезд подходил к «Парку Победы», Владимир Васильевич направился к дверям и вдруг увидел судью Кочергину, которая с удивлением рассматривала его.
– А почему вы, Владимир Васильевич, не на персональном автомобиле? – спросила она.
– Хотел на своем личном сегодня, но он неисправен, как выяснилось, а водителя решил не вызывать… Пока он доберется, пока доедем с ним до суда: посчитал, что на метро быстрее.
– И просчитались, – обрадовалась Кочергина.
Вдвоем, не говоря друг другу ни слова, они поднялись на эскалаторе, вышли на Московский проспект, и только потом коллега спросила:
– Дело хорошо изучили?
– От корки до корки. Понимаю вашу принципиальность, но не принимаю вынесенное решение. Речь ведь не о сроке заключения шла, а только о мере пресечения. Хорошо разве, чтобы известный преступник остался под домашним арестом, когда лучше было отправить его в родной для него дом – в следственный изолятор?
– Вы правильно сказали «в родной ему дом». Если бы не двести десятая статья, которую ему, простите за выражение, шьет прокуратура, я бы так и сделала. Но прокурор Марьянов утверждал на заседании суда, что гражданин Качанов возглавляет преступное сообщество, однако убедительных доказательств того не предоставил: не смог назвать преступления, совершенные членами этого сообщества. Кроме того, не предоставил список членов этого сообщества. Те же, кто выступал в суде, кого обвинение назвало членами банды, наотрез отказались называться преступниками. Все заявили, что официально трудоустроены: кто в автосервисе, кто по снабжению, кто таксистом… Представили справки с работы. Только один из них имел условный срок за нанесение особо тяжких при смягчающих обстоятельствах.
– Некий Трухин, – вспомнил Высоков, – во время заседания представитель обвинения назвал его личным телохранителем Каро Седого и его правой рукой[3].
– Ну и что? Я должна была только из этого его утверждения выносить решение, которое тут же обжалуют адвокаты Качанова?
– А кто его защищает?
– Берман и Пашинян. А сейчас к ним, как мне сообщили, присоединился и адвокат Словоерсов, который не только ваш бывший сокурсник, но и хороший приятель. Как он говорит всем и каждому.
– Это правда, – признал Высоков, – но только наполовину. Словоерсов действительно мой сокурсник, но никогда не был приятелем, тем более хорошим. А кто вам сообщил это?
– Прокурор Марьянов.
– А-а, тогда понятно. Он и со мной пытался связаться по телефону, но я не стал слушать. Мне он успел сказать только, что хочет меня предупредить…
– О чем?
– Я не стал уточнять и оборвал разговор.
– Может быть, правильно поступили. Марьянов и на заседании вел себя не совсем адекватно. Чуть ли не кричал, что для Качанова и пожизненного срока мало, потому что широко известный в криминальных кругах Каро Седой – хладнокровный убийца, на руках которого кровь десятков жертв, он убивал лично и приказывал другим убивать.
– Без доказательств это только эмоции.
Они шли по Бассейной улице, беседовали, а Высоков все это время пытался вспомнить, как зовут его собеседницу. Только когда подошли ко входу в здание городского суда, вспомнил.
– Валентина Ивановна, а почему вы затеяли весь этот разговор?
– Я? – с притворным удивлением переспросила Кочергина, словно вспоминала самое начало их беседы, – просто у вас такое счастливое лицо… Вы светитесь весь.
Высоков обедал в общем зале столовой, когда к нему подсел Николай Степанович.
– Что не заходишь ко мне? – поинтересовался он.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Тортеллини – итальянские пельмени со шпинатом и сыром.
2
Суп из свежих овощей, подается в горячем или холодном виде.
3
Екатерина Островская, «Любовь во время пандемии».