Орел и Дракон

Орел и Дракон

Елизавета Дворецкая

© Елизавета Дворецкая, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Глава 1

Эту бурю все в хараде Хельгелунд хорошо помнили. Море ревело и грохотало четверо суток подряд, люди без особой надобности не выходили со двора, и потому никто даже не знал, когда и каким образом Харда Богача выбросило на камни. Корабль обнаружили, когда буря стихла, а Хард со своими людьми был уже далеко. Лангскип на двадцать скамей по борту висел, опрокинутый, на самом краю Гримкелевых камней – с огромной пробоиной на правом борту, так что все днище разошлось, без весел, с поломанными скамьями. Мачту от него унесло в самую вершину фьорда и бросило почти к порогу рыбака Кетиля Беспалого – короче, страшное крушение было налицо, и никто не удивился бы, если бы из людей ни одного не осталось в живых. И уже точно никто не опечалился бы.

Ингвар конунг, едва услышав о чужом корабле на камнях, велел седлать коней. Хильда и Рери наперегонки побежали к конюшне, – в округе давно уже ничего не случалось, и они не хотели пропустить такое событие. Харальд, старший брат Рери, только небрежно усмехался, слыша их возбужденные голоса: ему было уже двадцать лет и он считал, что взрослому мужчине неприлично переживать из-за всякой ерунды. Как будто они разбитого корабля никогда не видели!

– Не слишком ли много чести! – смеялась, провожая их, фру Торгерд, сестра Ингвара и мать Харальда и Рери. – Сам конунг с семьей отправляется встречать корабль, как будто к нам в гости явился король франков! Вы бы еще трубача и знаменосца взяли!

– Тем более когда это «корабль мертвецов»! – подхватил Торир Верный, воспитатель ее сыновей. – Ты не боишься мертвецов, йомфру?

– Пусть они меня боятся! – пригрозила Хильда, поигрывая плетью в ожидании, пока ей подведут коня. – Рагнхильд научила меня заклинанию, как усмирять мертвецов, если они уж слишком разбуянятся.

– Ну, тогда, конечно, другое дело! – посмеиваясь, согласился Торир.

Одного мертвеца и правда нашли – еще довольно далеко от Гримкелевых камней, в полосе прибоя. Ингвар конунг остановил коня, и один из его хирдманов, Эгиль по прозвищу Кривой Тролль, соскочил на землю и подошел к лежащему телу. Хильда и Рери рассматривали его издалека, но видно было плохо: мертвое тело вообще очень мало напоминает живого человека, и особенно трудно что-то понять, когда при жизни его не знал. Им была видна только потемневшая от воды кожаная рубаха и копна спутанных волос, набитых песком и смерзшихся.

– Никогда его не видел, но такие пряжки делают в Бьёрко1! – крикнул Эгиль, носком башмака показывая куда-то в живот мертвецу. – У того торговца, что приезжал после весеннего тинга, была такая же, клянусь кривым троллем.

– Оттащите его от воды, потом пришлем людей закопать! – распорядился Ингвар конунг и оглянулся на дочь. – А ты понимаешь, как нам повезло, что они сели на камень? Ведь это боевой корабль. Эти удальцы плыли прямо к нам, а мы их вовсе не приглашали!

– Ты думаешь, это викинги?

– А кому еще слоняться по морю зимой?

– Они, по-твоему, всякий стыд потеряли – нападать на усадьбу самого конунга?

– Что им до чужих конунгов? Таким, как эти, «морским конунгам» любая добыча хороша. Бьёрн из Упсалы даже рад будет, если меня со всей семьей убьют. Не удивлюсь, если окажется, что он сам их на меня и натравил. Впрочем, пряжка из Бьёрко еще ничего не доказывает. У тех, что высадились тогда на Медвежьем мысу, были с собой кое-какие вещи из Миклагарда – но я что-то не думаю, будто ради моей скромной особы их прислал сам византийский император!

Ингвар конунг усмехнулся. Это был высокий, худощавый, но сильный мужчина лет сорока, с простым лицом умного человека, которому мысли даются без труда, рассудительный, отважный и всегда готовый пошутить. Его любили и в семье, и в усадьбе, и во всем Смалёнде, поскольку он был справедлив и удачлив. Но если хорошие урожаи и добрый улов, сопровождавшие почти все двадцать лет его правления, были милостью Фрейра и Ньёрда, то относительный покой, в котором жила страна, следовало относить к заслугам самого конунга. В прежние годы он создал себе славу отважного воина и притом вполне миролюбивого человека – такого, который на чужое добро не покушается, но и своего никому не отдаст. Этой славы хватало, чтобы оберегать земли Смалёнда и сейчас, когда Ингвар конунг, постаревший и хромающий на правую ногу, уже в походы не ходил и с дружиной, в случае необходимости, посылал ярлов помоложе. Ведь в поединке мужчина тридцати лет сдаст гораздо раньше, чем двадцатипятилетний. Что уж говорить о том, кто разменял пятый десяток!

Хильда зябко повела плечами под теплым плащом на меху. Если бы не буря и не Гримкелевы камни, то вчера или позавчера ночью их дом разбудили бы удары секир в ворота. И что с ними со всеми было бы сейчас…

– Но их тут могло быть не больше сотни! – сказала она, быстрым взглядом считая отверстия для весел. – Сколько здесь… Двадцать… двадцать два весла по борту, значит, человек сто, а то и меньше! Неужели мы бы не отбились?

– Отбились бы, если бы имели время собрать людей по округе. А в усадьбе у нас всего четыре десятка, не считая челяди.

Хильда промолчала: она отлично знала, сколько людей в усадьбе, потому что сама каждый день отмеряла съестные припасы. В молодости Ингвар конунг с успехом ходил в походы – в Британию, в Страну Финнов и брал там хорошую добычу. В те времена у них в усадьбе зимовало по сотне человек, а за столы, бывало, садилось и по двести. Сама она тогда была еще маленькой и всем заправляла ее мать, королева Хольмфрид, но Хильда хорошо запомнила это бурлящее многолюдство, когда пар от дыхания облаком висел под кровлей дома и сквозь дым от очагов виднелись сотни раскрасневшихся, пьяных, веселых лиц. Случалось, во время шумного пира они с Рери, пяти-шестилетние дети, устраивались под столом – и не затопчут ненароком, и матери не заметят, не погонят спать.

Но однажды, встретив в море Стюрлауга Змеиного, Ингвар конунг был тяжело ранен и с тех пор постоянно хромал. Последний поход к берегам Ирландии вышел неудачным: Кербалл, сын Дунлайнга, король области Осрайге, сперва предложил переговоры и пообещал заплатить богатый выкуп, а сам ловко стравил смалёндцев с людьми конунга восточных гаутов, Тормунда Брови. В сражении Ингвар конунг лишился трех кораблей из своих пяти, потерял много людей из дружины, а хуже всего было то, что пал молодой Рагнвальд конунг, его старший сын и наследник. После этого несколько зим подряд смалёндцам приходилось туго. Даже конунг с семьей ели хлеб с сосновой корой и мучились животами, а всю шерсть от овечьего стада приходилось продавать, так что королева с дочерями донашивали свои рубахи до дыр. В одну зиму умерла королева Хольмфрид и ее самая младшая дочь, шестилетняя Рагни, а на следующий год умер Гудбранд, средний сын Ингвара – совсем еще юный, только что опоясанный мечом и так и не дождавшийся своего первого похода. От многочисленной некогда семьи Ингвару конунгу остались только двое: дочь Хильдеборг и четырнадцатилетний сын Гудлейв, единственный ныне прямой наследник. Но он старался не терять бодрости и не сгибаться под ударами судьбы, как и подобает истинно достойному человеку.

Взяв лодку на дворе Грима Барана, несколько хирдманов переплыли на Гримкелевы камни и осмотрели корабль. Ингвар конунг наблюдал за ними с берега. До Гримкелевых камней от скалы было не больше четверти перестрела, и можно было легко разглядеть и сам корабль, и передний штевень со змеиной головой, опрокинутой, словно змей пьет холодную морскую воду. По камням были разбросаны обломки корабельных досок, несколько круглых щитов, синих и красных, валялся опрокинутый ларь, несколько весел, сорванные скамьи, мокрые тряпки, зацепившиеся за острые выступы, и еще какой-то мусор в том же роде. Парус и покрывало кормового шатра исчезли. Возможно, их унесло волнами. А возможно, забрали хозяева корабля.

– Похоже, что ничего нет! – заметил Рери. – Одни щепки.

Переправившись обратно, Эгиль и Бьёрн подтвердили:

– Ничего нет! Груза никакого, только поломанные лари. То ли в воду вывалилось, то ли хозева забрали.

– Значит, многие из дружины уцелели! – сделал очевидный вывод Ингвар конунг. – Очень жаль. Хотелось бы знать, сколько их было.

– И где они сейчас! – добавила Хильда.

– Устроим охоту и узнаем! – предложил Рери. Необычайное происшествие и возможная опасность взбудоражили его, и он скорее радовался, что по округе бродит сотня голодных и злых викингов, чем тревожился. – Куда они могли тут деваться? Если они еще ни у кого не просили приюта, то могли податься только в Олений лес.

– Пошлем хирдманов расспросить людей! – воскликнула Хильда. – Наверняка же они как-то себя обнаружат. Кто-то видел дым в лесу. Или они к кому-то заходили. Рери! – Она оглянулась. – Что ты там застрял?

Рери стоял на месте, с прибрежной скалы рассматривая изуродованный корабль.

– Как ты думаешь, его нельзя починить? – спросил он, обернувшись к Ториру.

– Не думаю, что кто-то возьмется! – Пожилой хирдман с сомнением пожал плечами. – Вон, его уже чинили, в борту пробоина. А теперь все дно разошлось, доски плавают, видать, до самой вершины фьорда. С тех пор как старый Траин помер, не думаю, чтобы кто-то взялся за такую работу. Легче новый построить.

Рери тяжело вздохнул и шагом поехал вслед за конунгом и Хильдой. Собственный корабль уже лет шесть-семь был его заветнейшей мечтой, увы, несбыточной. Они с Харальдом жили в доме Ингвара конунга и пользовались почетом, почти как его сыновья, но на самом деле приходились ему племянниками по сестре, и все имущество их рода исчерпывалось серебряными узорными застежками, которыми фру Торгерд закалывала платье.

Их отцом был конунг Хальвдан сын Харальда, двадцать лет назад правивший Южной Ютландией и владевший богатым виком Хейдабьюр. Королевой Ютландии фру Торгерд успела побыть всего четыре года, но с тем временем были связаны ее самые сладкие воспоминания. Хальвдан конунг ничего для нее не жалел: ни одна королева северных морей не могла похвастаться таким обилием нарядных шелковых платьев, такими прекрасными золотыми украшениями, как она. Ничей больше дом не был так обилен едой и питьем, ни на чьих столах не блистали такие роскошные драгоценные кубки, ни у кого другого не прислуживали гостям столько красивых молодых рабынь и рабов.

Именно там, в усадьбе Слиасторп подле вика Хейдабьюр, семнадцать лет назад родился Хрёрек, или Рери, как его звали дома, младший из двух сыновей Хальвдана. Но уже на следующий же год свеи на полусотне кораблей ворвались в Слиа-фьорд, Хальвдан конунг был убит в сражении, защищая Хейдабьюр от разграбления, а королева Торгерд с малолетними детьми едва успела бежать на купеческом корабле. Это нападение не было такой уж неожиданностью: свейский вик на острове Бьёрко соперничал с датским Хейдабьюром, и мало кто сомневался, что поход этот был подготовлен уппландским конунгом Эйриком. Королева Торгерд тогда лишилась и мужа, и владений, и всего своего имущества. И спасибо богине Фригг, что удалось спасти хотя бы детей. Даже много лет спустя она бледнела и голос ее прерывался, когда она рассказывала, как бежала к пристани с годовалым Рери на руках, оглядываясь, успевает ли за ней рабыня-нянька с трехлетним Харальдом. Торир Верный, один из хирдманов Хальвдана, бежал впереди них с обнаженным мечом в одной руке и секирой в другой, расчищая дорогу среди мятущихся толп. Хозяева, два готландских купца, сами с оружием в руках отбивались от всех желающих попасть на борт. Снека была безнадежно перегружена, она совсем погрузилась в воду, но едва королева и рабыня с детьми взошли на борт, как снека выровнялась и приподнялась над водой! Пользуясь чудом, не рассуждая, откуда оно взялось, готландцы сейчас же отплыли. «Сам Один защитил нас! – говорила королева Торгерд, когда рассказывала сыновьям о том дне. – Он не допустил, чтобы наследники Хальвдана конунга погибли! Удача рода спасла нас, когда сам он, надо думать, уже был мертв. Это было последнее, что Золотой Дракон мог для вас сделать».

Только чудом снека выскользнула из гавани, полной боевых кораблей. По пути до Готланда им везло с ветром, а однажды за ними погнался было какой-то лангскип. Небольшая снека, имеющая всего семь пар весел, была совершенно беззащитна, но боги и здесь помогли: лангскип долго пробыл в плавании, его корпус набух и глубоко сидел в воде, а налипшие ракушки и водоросли мешали ему развивать большую скорость. Не смея пристать к берегу, несчастные беглецы всю ночь провели в море, а наутро увидели впереди большой караван: полтора десятка торговых снек и четыре боевых корабля охраны.

Пристав к каравану, шедшему на Готланд, они благополучно проделали путь до Смалёнда. Беглецы спасли свою жизнь и свободу, но все их имущество теперь было на них надето, и от прежней славы остались только воспоминания.

Рожденные подле оживленного вика, одного из крупнейших в Северных странах, Рери и его брат Харальд росли в Смалёнде, «стране маленьких полей». Гористая, заросшая лесом и покрытая торфяными болотами местность позволяла распахивать только маленькие лоскутки земли, которые перед тем приходилось очищать от камней. Камни эти были свалены в большие кучи, и под кучами, по слухам, жили тролли. Под этими же кучами удачливые мореходы прятали свою добычу, и излюбленным предметом вечерних разговоров были эти клады, охраняемые тоже троллями или духами погибших хозяев. Причем саги не лгали – однажды бонд Стейнмод Ложка, выбирая подходящие камни для починки ограды, действительно наткнулся на железный котелок, в котором было три погнутых серебряных обручья, обрубок толстой, крученной из серебряной проволоки гривны длиной с указательный палец и десятка четыре серебряных денариев – франкских монет, частично целых, но большей частью разрубленных. Были даже две золотые монеты, никому не знакомые, потертые, с заклепками – они явно служили когда-то подвесками в ожерелье. Стейнмод бонд тогда купил четыре коровы и приобрел хутор для старшего сына – в хараде еще года два только и разговоров было, что о такой невиданной удаче.

Владения Ингвара конунга северным краем упирались во владения восточных гаутов, а на юге полосой необитаемых лесов отделялись от земель, подвластных датским конунгам. По сравнению с Южной Ютландией Смалёнд был пустынным краем. Жители усадеб и дворов объединялись в общины, которые здесь называли харадами2, но далеко не в каждом хараде действительно насчитывалась сотня мужчин.

Жители Смалёнда гордились тем, что именно в их краю похоронен сам Один. Известен был курган под названием Одинова гора; рассказывали, что один человек, по имени Колль, однажды нашел в этой горе вход в срубную гробницу, а когда он попытался ее открыть, оттуда вырвался такой нестерпимый свет, что Колль едва не ослеп. Другой человек, Торир бонд с ближайшего хутора, однажды распахал поле возле Одиновой горы и засеял рожью; когда же пришло время убирать, каждый вечер из горы выходил огромного роста человек с копьем в руке и не позволял людям ни войти в дом, ни выйти. И так продолжалось, пока вся рожь не была убрана. Рассказывались еще другие истории: про корабль Одина, на котором он после битвы при Бровеллире отправил в Валгаллу захваченные сокровища, про рунный посох Одина, который у него украл человек по имени Кетиль, а еще про то, как Тор приходил к людям на свадьбу.

Со Смалёндом предание связывало и одну из величайших битв древности – битву при Бровеллире, местечке на озере Аснен. Среди предков Хальвдана был конунг Харальд, по прозвищу Боевой Зуб, сын Хальвдана Отважного, внук Хрёрека Метателя Колец, конунга Съялланда. Рассказывали, что однажды в сражении Харальд конунг потерял два зуба, но на их месте чудесным образом выросли новые – за это он получил свое прозвище. Другие, правда, говорили, что Боевым Зубом конунг Харальд называл свой меч. Так или иначе, это был могучий воин. За время своего длинного и славного правления он привел под свою власть всю Данию, фюльк Вестфольд в Норвегии, датские области Сканей и Блекинге, а еще Нортамберленд в Англии, и Страну Эстов на Восточном пути и Вендоланд на южном побережье Восточного моря. Ему было всего пятнадцать лет отроду, когда он, после смерти отца став конунгом Съялланда, отправился получать свое наследство в Сканей и Блекинге, и род его матери, королевы Гюрид, оказал ему большую помощь войском. Мелкие конунги Сканей и Блекинге думали, что им легко будет от него избавиться, потому что он еще слишком молод, и они смогут вернуть себе земли, отнятые его прадедом, Иваром Широкие Объятия. Но Харальд успешно завоевал все земли, которыми здесь владел его отец, и в конце приобрел владения даже большие, чем имел Хальвдан Отважный. Не было ни одного конунга у датчан или свеев, кто не подчинялся бы ему. Он захватил все земли в Бретланде, которые принадлежали Хальвдану Отважному, и посадил там своих ярлов. В Восточном Гаутланде он сделал конунгом Хьёрмунда, сына Хьёрварда.

Когда Харальд конунг был уже стар, он понял, что ему грозит постыдная для мужчины смерть от старости. Не желая попасть в Нифльхейм, он предпочел славную смерть в бою, чтобы пировать потом среди эйнхериев Валгаллы. И он вызвал на бой своего племянника, Сигурда Кольцо, конунга Свеаланда и Западного Гаутланда. Противники готовились к битве целых семь лет, и у каждого было воинство из двухсот тысяч человек. В войске Харальда был Убби Фрисландский, Ульв Широкий, Хотбродд Упрямый и другие великие герои, а также триста валькирий под предводительством Хед, Висны и Хедборг. На стороне Сигурда конунга сражались могучий Старкад, Эгиль Лысый, норвежец Греттир Злой, Эрлинг Змея и другие могучие мужи. К ним присоединилось великое множество норвежцев, финнов, эстов, куроннов, бьярмов, ливонцев, саксов, англов, фризов и ирландцев. Невозможно перечислить всех знаменитых героев, что сражались в этой битве.

Местом сражения были выбраны торфяные поля Броваллир, что возле озера Аснен. Каждый из конунгов собрал огромное войско. Войско Харальда конунга было столь велико, что для его перевозки потребовалось три тысячи судов. Целые леса свели ради их сооружения, и когда они встали в проливе Каттегат, то заняли его весь, так что любой мог по кораблям перейти из Дании, как по суше.

– Оба конунга побуждали своих воинов отважно идти в бой, звучали боевые рога-луры, и к самому небу взлетали боевые кличи, – рассказывал Торир Верный мальчикам: Харальду, Рери, Рагнвальду, Гудбранду, Гудлейву, и прочие домочадцы вместе с ними слушали, затаив дыхание. Эта сага звучала возле очага каждую зиму, но никому не было скучно ее слушать. – Сражение началось с обмена копьями, потом вступили стрелки из лука, и на поле сражения пролилось море крови. А после уж и мечи покинули ножны, и воины сошлись. Великие подвиги совершил в этой битве Убби Фрисландский. От руки его пал сначала Рагнвальд Мудрый Советчик, потом герой Трюггви и три мужа из рода конунгов Свеаланда. Сигурд конунг, посчитавший за обиду гибель своих людей, послал Старкада навстречу Убби, и тот ранил Убби, но сам получил еще более тяжелые раны числом шесть. После этого Убби убил Агнара, взял в каждую руку по мечу и продолжал сражаться, пока не пал, пронзенный десятками стрел.

Тогда валькирия Веборг, Щитоносная Дева, убила героя Соти, а потом сумела нанести Старкаду такой удар в лицо, что наполовину отрубила ему бороду, но он схватил бороду зубами и не дал ей упасть. Пришедший от этой раны в неистовство, разъяренный Старкад двинулся дальше сквозь войско данов, убивая всех воинов вокруг себя, и встретил валькирию Висну, которая держала датский стяг. «К своей смерти спешишь ты! – закричала она. – Теперь пришел твой срок умереть!» Старкад закричал в ответ: «Нет, не прежде, чем ты потеряешь стяг Харальда конунга!» Тогда он ударил ее и нанес ей рану в руку, так что пришлось ей выпустить стяг. И после этого он еще убил героев Браи, Грепи, Гамли и Хаки.

Сам Харальд конунг, старый и почти слепой, тоже сражался, стоя на коленях в своей колеснице, держа в каждой руке по мечу, и от рук его пало много воинов и с левой, и с правой стороны от колесницы. Так продолжалось, пока сам Один не нанес удар Харальду, от которого тот погиб. С ним вместе в той битве погибло еще пятнадцать конунгов и тридцать тысяч воинов. А иные говорят, что и сорок тысяч.

Когда Сигурд конунг узнал, что Харальд конунг погиб, он приказал немедленно остановить сражение. На следующий день он отыскал тело Харальда конунга и предал его погребению со всевозможными почестями, и на погребальный костер с ним возложили все его оружие и боевого коня. Говорят также, что сын Харальда, Хрёрек, погиб в один день со свом отцом. Другие же люди говорят, что Хрёрек сын Харальда не погиб, но вместе со своим хирдом и остатками дружины ушел за море куда-то на восток и захватил там себе державу. У Харальда конунга был другой сын, Транд Старый, прадед Хальвдана Ютландского. А Сигурд Кольцо после одержанной победы стал конунгом всех шведских и датских земель. Он же приходится отцом Рагнару Лодброку.

Мальчики, будто зачарованные, слушали предания о конунгах и битвах древности, и эти саги захватывали еще сильнее, поскольку события их разворачивались не так далеко отсюда, а участниками были прямые предки сыновей Хальвдана. Доблесть предков воспламеняла воображение и зажигала кровь, и каждый с детства знал, что счастье конунга в том, чтобы доблестно умереть в битве, а при жизни прославиться завоеваниями, подвигами и добычей. Тем более что в своей судьбе Харальд и Рери видели немалое сходство с судьбой Харальда Боевого Зуба. Они тоже остались после смерти отца слишком маленькими, чтобы сражаться, а его земли были захвачены врагами. Свой долг они видели в том, чтобы вернуть утраченное и даже расширить унаследованные владения. И если это удавалось их дедам и прадедам, то чем они хуже? Иной судьбы они себе не мыслили. Игра в сражение при Бровеллире была их любимой. Харальд, как самый высокий, а еще потому что носил имя знаменитого предка, обычно представлял Харальда Боевого Зуба, а Хильда и ее двоюродная сестра Аслауг были валькириями Веборг и Висной с ее датским стягом.

Но игры играми, а мальчики растут и становятся мужчинами. Кроме доблести и удачи, каждый конунг должен владеть землей, чтобы содержать сильную дружину. Пока же королеве Торгерд нечего было предложить людям, и при вдове Хальвдана остались только двое: рабыня Альви и Торир Верный, который за это и получил свое прозвище. Сам он был родом с острова Съялланд, из наследственных владений Хальвдана конунга, вырос в дружине его отца, Харальда конунга, и теперь считал своим долгом сберечь наследников славного рода и сделать их достойными предков.

В семье брата фру Торгерд приняли хорошо, уважая и кровное родство, и память ее мужа, который жизнью и смертью своей показал, каким должен быть достойный человек. Когда пришло время, мальчиков отдали на воспитание в дом Аринбьёрна харсира. Торир Верный отправился с ними, поскольку знатному вождю и хозяину большой усадьбы, конечно, недосуг было на самом деле постоянно приглядывать за двумя подвижными и неугомонными мальчишками.

– Ваш отец сидит в Валгалле на самом почетном месте, напротив Одина! – с уверенностью внушал Харальду и Хрёреку Торир. – И каждую ночь он сражается лучше всех!

– А как же Сигурд Убийца Дракона? – Рери уже в детстве был склонен подвергать сомнению все то, что ему говорили.

– Ну, с Сигурдом они, пожалуй, сидят на самом почетном месте по очереди! – Торир готов был идти на разумные уступки. – Но никто другой с ним не сравнится!

– А ты дурак! – говорил Харальд и норовил влепить младшему брату подзатыльник.

В северных странах было много мальчиков, которые так же твердо верили, что их собственный отец сидит теперь в Валгалле на самом почетном месте и иногда уступает его разве что Сигурду Убийце Дракона. А Старкаду, придурку и великанью отродью, никогда, и пусть он хоть обкусает себе с досады локти на всех шести руках! Их воспоминания были как кольца на срезе дерева – память о теплых и холодных годах. В годы удачных походов было весело и изобильно, но добытое доблестью богатство быстро уходило на пиры и содержание дружины, и тогда в хлеб опять подмешивали сосновую кору и опять мечтали, снаряжая корабли…

Их мать, фру Торгерд была миловидной женщиной, с мягкими и правильными чертами лица, но кончик носа у нее смешно загибался вниз, словно хотел сказать: я не высовываюсь. А оттого у фру Торгерд, с ее светлой кожей и почти бесцветными бровями, вид всегда был робкий и испуганный. Ее сыновья думали, что она так никогда и не оправилась от пережитого, но королева Хольмфрид говорила, что и раньше, до замужества, йомфру Торгерд имела точно такой же вид. Здесь, в Хельгелунде, она родилась, отсюда когда-то уехала, чтобы выйти замуж за молодого, но уже прославленного Хальвдана конунга, и сюда вернулась с двумя малыми детьми, чтобы навсегда обрести свой покинутый было дом. Но ее сыновья знали, что этот дом для них чужой, хоть и жили здесь, не видя от родного дяди ничего, кроме добра и заботы. Харальду было особенно обидно: он родился наследником отца и получил родовое имя будущего конунга. А теперь его ожидала, в лучшем случае, судьба «морского конунга» – предводителя дружины, который ищет себе подвигов и славы на морях и гордится тем, что никогда не ночует под закопченной крышей. Их род был достоин большего.