Игра в любовь

Анна Анна, Анна Йоала

Игра в любовь

От автора.

Эта книга – благодарность мужчине, единственному, неповторимому, за мгновения счастья, которые он подарил мне.

Глава 1. «Помнишь, как всё началось…»

Зимой 2000 года, в январе, я стала владелицей красивой, просторной, «белой с золотым», как я её называла, квартиры в Таллине. Это было чудом для меня! Для той, которая к этому времени, уже 20 лет служила Богине Любви и Яаку. Год назад он предложил мне купить эту квартиру, одну из тех на 8-м этаже, которые он, вместе со своим другом Эрни, построил для себя и для того, чтобы что-то на этом заработать. Но, где-то в глубине души, я чувствовала, что он построил этот 8-й этаж и для того, чтобы кто-то, очень важный для него, жил рядом.

А началось всё в далёком 79-м году, жарким летом, в городе Ташкенте. Когда я, семнадцатилетняя стройная блондинка, купила билет и пришла на концерт уже очень известного молодого певца с берегов Балты. Сидя на первом ряду амфитеатра ташкентского цирка, я увидела, как стремительно вышел на арену и вот уже поёт, пританцовывая, парень с длинными кудрявыми волосами, в белой рубашке и белых брюках, идеально облегавших красивые линии спортивной фигуры. Поблёскивали кнопочки на модных сабо. Было сладко и… нехорошо. Глазам было приятно смотреть, но впечатление было настолько сильное, что появилось чувство лёгкой тошноты… Я никогда не видела его раньше, может что-то мимолётное по ТВ, да и в тот, первый момент, не смогла рассмотреть молодого певца хорошо, так как зрение моё – неважное, а бинокля у меня с собой не было. Но я чувствовала его силу и красоту и слышала необыкновенный, чарующий голос. Неясное, ещё туманное чувство, зарождалось в моей душе. На следующий день я купила лучшие на всём июльском базаре, розовые гвоздики и, со страхом, как это выйти на арену под сотнями взглядов, подарила прекрасному парню, певцу, мои первые цветы. Всё было как в чудесном сне: живые карие глаза, добрая очаровательная улыбка, ласковое выражение ангельского лица. Красивые руки (он был в летней рубашке с короткими рукавами), бережно взяли букет. Позже я сказала маме: «Такому человеку приятно дарить цветы». На следующий день был ещё один великолепный концерт и ещё один букет. Но на этом концерте я, после того как подарила цветы, не вернулась на своё место, а осталась стоять в проходе между рядами, поднявшись на несколько ступенек вверх. Луч прожектора быстро «нашёл» девушку в белом открытом платье. Прекрасный Принц повернулся в мою сторону и пел: «Подберу музыку к тебе…» и протянул ко мне руки…

В самом конце действа, я рискнула подойти к нему ещё раз, уже без цветов, и попросила автограф. Я дала ему белую лакированную открыточку, которую привезла из Паланги, с гномиками и соловьём, и красный фломастер. Он перевернул открытку, посмотрел, что там изображено и подписал её. А конферансье в этот момент, уже приступил к мизансцене, каждый вечер завершающей концерт. Конферансье дарил Яаку, такое вот красивое имя было у моего Принца – Яак Йоала, большой букет гладиолусов и благодарил его. А Яак, вдруг, неожиданно, протянул эти светло-красные гладиолусы мне. Боже! Что я почувствовала в это незабываемое мгновение…Но букет я не взяла, сказала: «Это же Ваши цветы!» – и убежала с арены со своим дорогим трофеем – автографом Яака.

Глава 2. «И всё же счастье прикоснётся к нам…»

.

… Сказочная зима в сказочном Городке. Снег,-5 мороза. Поздно вечером я впервые подошла к Балтийскому морю. Сначала услышала шум зимних волн, а потом уже увидела его – большое, тёмное, таинственное. Потрогала подбежавшую холодную волну, поздоровалась. Море улыбнулось мне белыми барашками маленьких волн. Так началась моя первая неделя в Таллине. Был декабрь 79-го года. Я много гуляла по улочкам Старого города, у моря, в парке Кадриорг – величественном и красивом, который царь Пётр Первый, когда-то построил для своей любимой Екатерины… И возле здания таллинской Филармонии, я «нашла» его самым первым из всех достопримечательностей города, поздним вечером, в день приезда. А одним прекрасным утром, я, терзаясь неодолимым волнением, осмелилась-таки зайти в Адресное бюро, которое находилось в центре Старого города. Девушка, полненькая, в коричневом свитере, совершенно спокойно, дала мне адрес Яака. Услуга стоила 2 копейки. Когда стемнело, я пришла на улицу, где жил Он. Поднялась на второй этаж, увидела дверь квартиры моего Принца и подумала, что в Бюро дали, по ошибке, адрес какого-то другого парня. Здесь не мог жить знаменитый артист! Такой бедненькой выглядела эта дверь, деревянная, выкрашенная бледно-голубой краской. Я всё же оставила в почтовом ящике записку с извинением (если окажется, что Яак «не тот»), но и с приглашением на свидание.

Зимний парк. Старые, огромные деревья в снегу. В шесть вечера – уже темно. От неяркого света фонарей внутри ограды дворца Кадриорг, снег казался синим. Я назначила свидание именно у дворца, мне очень нравилось это место, да и сам парк был чудесным! Почему-то я была уверена, что мой Принц не придёт. А если, всё-таки, придёт, что я скажу ему?.. Когда я вошла внутрь дворика, где было назначено свидание, то почти обрадовалась – никого! Подумала – пройдусь вдоль клумбы и – домой… Вдруг заметила, что за мной кто-то идёт. Мужчина в светлой дублёнке. Я решила, что это сторож, во дворце ведь был музей, и он хочет предупредить меня, что музей закрывается и ворота дворца – тоже. Наверное, я должна была остановиться и подождать «сторожа», но я вышла за ограду дворца и сделала несколько шагов в сторону тёмной аллеи. В это момент, хотя снег приглушал звуки, я услышала шаги у себя за спиной. Я обернулась и оказалась лицом к лицу с моим Принцем. Он сказал: «Привет!» Я неслышно ответила: «Здравствуй…». Он продолжил: «Знаешь, у меня есть семья – жена, сын. Я их очень люблю… Сын скоро в школу пойдёт. Ты красивая, смелая, но пойми меня… И прости!». Он сам был таким красивым в этот момент, в зимней пушистой шапке, из-под которой закручивались длинные локоны, немного взволнованный. Я смотрела на него, и из глаз скатились две непрошенные слезинки. Он что-то говорил ещё, даже предложил подвезти до дома, спросил, где я живу. Но я уже не слушала его, развернулась и почти бегом устремилась в тёмную аллею. Она привела меня к кафе у шоссе. В кафе я купила пирожное и, стоя лицом к стене, попыталась его съесть. Вдруг я услышала, совсем рядом, голос Яака: «Ну что ты! Не надо…» Я не смотрела на него, стесняясь мокрых глаз. Он взял меня за руку, и мы быстро вышли из кафе. Подошли к его машине, он открыл заднюю дверцу и пригласил меня в салон, сам сел за руль. Машина, белые «Жигули», была новая, в ней – тепло и уютно. Мы поехали по шоссе в сторону пляжа Пирита. Яак ничего не говорил больше, я –тоже. Молча, я смотрела, как он ведёт машину. Он делал всё красиво! Дорога шла вдоль моря, затем промелькнули зимние сосны. Мы свернули с шоссе и остановились в узенькой, заснеженной аллее. Яак пересел ко мне. Он был совсем близко, я почувствовала головокружительный запах табака и каких-то духов, наверное, дорогих. Его лицо в свете Луны, отражённым снегом, было бледным и красивым. Он взял меня за подбородок и нежно, медленно поцеловал в губы. Ещё раз, ещё… Тепло его губ волнами разлилось по телу. «А ведь меня никто ещё так не целовал», – подумала я. И закрыла глаза, чтобы лучше чувствовать его прикосновения.

Глава 3. «Я пою в нашем городке…»

Летом 80-го, «олимпийского» года, я приехала в Таллин в июне, поездом, через Москву. Надо было приехать пораньше, так как Москва, с началом Олимпиады, превращалась в «закрытый город». Вот так и в Таллине я оказалась в середине июня, до начала Олимпиады. В дни олимпийских игр здесь проходила парусная регата, и были концерты в новом зале Городского холла (Linnahall по-эстонски). Душа моя, дорогой, любимый, лучший из лучших, певец тоже участвовал в этих концертах. Целых два дня! Я стояла в очереди за билетами более двух часов. В кассе висела большая афиша, на которой был изображён Яак, в белом, на фоне Ратуши, вернее маленькой дверцы в древней, из серого камня, стене. Ах, Принц на фоне замка! Мне тут же захотелось иметь эту афишу у себя дома. Я даже думала попросить её у девушки, продававшей билеты, но постеснялась. Люди в очереди обсуждали новый концертный зал, хотели посмотреть какой он. Я же мечтала увидеть только моего обожаемого Яака. Прошёл почти год после тех, незабываемых концертов в ташкентском цирке, и я уже была влюблена в этого человека «по уши». И даже больше… И вот настал долгожданный вечер концерта. Куплены пушистые, самые лучшие из тех, что были на улице Виру, ярко-розовые гвоздики и «бархатные» красные розы. Их, объединённых в один большой букет, я несла Яаку. Он пел ближе к концу и, хотя по программе должен был исполнить две песни, спел пять! Чудесный, неповторимый Яак, в облегающем белом пиджаке, в коричневых рубашке и брюках. Воротник рубашки был расстёгнут и красиво открывал шею, на которой поблёскивала золотая цепочка. Длинные локоны обрамляли лицо. Он выглядел потрясающе – Орфей во плоти!.. А новая, большая и красивая сцена, только усиливала впечатление. Она, эта сцена, так подходила ему. Красивейший голос, необычная, красивая песня на эстонском языке… Я же, спускаясь к сцене со своего 34-го ряда, не успела, за время короткого перерыва между песнями, подарить цветы. И вот, стою под сценой, в самом центре зала, в фокусе всех прожекторов, в своём ярко-красном шёлковом сарафане, а Яак поёт. Когда песня закончилась, он подошёл к краю сцены, я протянула ему букет. Яак взял цветы, улыбнулся и сказал на эстонском: «Aitah!» («Спасибо!») Видно, не узнал меня, наверное, света не видел, стоя на этой новой сцене, бедняжка, а не только поклонницу. Хотя, это был уже второй концерт и второй мой букет. А таллинцы не баловали цветами своих кумиров – кроме меня, никто, за два концерта, не преподнёс такому великолепному певцу ни одного букета, даже «дежурного». Аплодисменты? Пожалуйста – сколько угодно! Цветы – нет. Жадные… Ну вот, так это был мой второй букет, а первый, такой же большой и красивый, я подарила Яаку, поднявшись на сцену. Я тогда, идя к нему, чуть не запуталась в проводах, которые переплетались по всей сцене, да ещё обходя оркестр, расположившийся прямо на моём пути. Поэтому второй букет я решила отдать с позиции «снизу». И простояла целую песню под сценой…

… Дорогой мой Яак! Сидя сейчас на облаке и посмеиваясь над нашими земными проблемами, загляни в «Хроники Акаши» (Говорят, вернее, Яак говорил, что на том свете, каждый может заглянуть в любой день и час и увидеть, что происходило тогда. И назвал это «Хроники Акаши»). Просмотри «Лето-80» и ты увидишь снова те розы и гвоздики, которые ждали тебя каждую ночь в ручке твоей двери. И которые ты находил по утрам. Это я, пугаясь собственной тени, в слишком светлые июльские ночи, приносила их тебе. Горе моё! Радость моя! Песня моя! Яак! Посмотри «Хроники Акаши» и ты увидишь девушку красивую, стройную, светловолосую и, кажется, смелую – ведь ухаживала же за звездой эстрады… Но, на самом деле, робкую и пугливую, как лань. Она спешит к твоему дому, неся пять, три или одну, но шикарную розу, проскальзывает в подъезд, взлетает на второй этаж… И вот уже в ручке светло-зелёной двери сияют алые розы. Или красные гвоздики. Они были каждую ночь разные, мои цветы. Интересно, милый, что ты думал, забирая их? Надеюсь, не досадовал… А наоборот! Ты ведь был сентиментальным. Ты был романтиком. Я знаю…

В конце июля 80-го года, я улетела в Ташкент, чтобы сдать экзамены в институт и на пять лет стать студенткой вуза. Надеясь, что Яак не забудет меня и это прекрасное «олимпийское» лето.

Episode. «Погас свет…».

Однажды, ровно в час ночи, когда, наконец-то, чуть-чуть стемнело, я тихонько поднялась на второй этаж и засунула прекрасную розу в ручку светло-зелёной двери. В этот момент в подъезде погас свет. Я замерла в темноте на верхней ступеньке лестницы. И услышала шаги, кто-то поднимался наверх. Тёмный силуэт появился на фоне окна. И тут же я попала в ловушку – крепкие объятия, от которых у меня перехватило дыхание. Я не видела лица, но знала – это был он. Тот, которого я боялась, как огня и …ждала. Наверное, он тоже не видел меня, но всем телом прижал свою «добычу» к деревянной двери и стал целовать мои губы, шею, опять губы. Я почувствовала лёгкий запах алкоголя и подумала: «Мой дорогой пьян!». Но, слава хорошему коньяку… Его губы были так жадны, казалось, он хочет съесть меня. Не ослабив объятий, он открыл дверь (роза, при этом, упала на пол, но она не пострадала) и, буквально, втолкнул меня в коридор, не переставая целовать. Я упёрлась спиной во что-то мягкое, как оказалось потом, это была висевшая на стене кабанья шкура. Подняв обе мои руки кверху, он крепко держал их левой рукой, а правой расстегнул мою вязаную кофту и спустил бретельки шёлкового сарафана. Губы его скользнули по груди и сомкнулись на левом соске. «Боже!», – подумала я, – «Что он делает?». Сил не осталось. Я бы упала, если б не его рука, которая крепко держала меня. Но вот он отпустил мои руки и нежно обнял меня за талию, а я прижала кудрявую голову к груди, которую целовали сейчас его красивые губы. Голова моя не кружилась, нет! Я падала в бездну, ужасную, сладкую… Он увлёк меня в глубину комнаты, где было совсем темно, усадил на диван. Со спинкой. Поцелуи продолжились, спускаясь ниже и, вдруг он оставил меня, полулежащую на чём-то мягко-бархатистом. Через несколько мгновений я почувствовала его, уже обнажённое тело, совсем рядом и нечто нежное и упругое у своих губ. Я поцеловала это нежное и упругое раз, другой, потом, как по наитию, поняла, что надо делать и стала ласкать губами и языком этот заветный кусочек тела любимого. А руки мои гладили его спину и атласную кожу ниже спины. Он же ласкал обеими руками мои, и так уже затвердевшие, соски. Он был терпелив и упорен. Но я – изнемогала… Его мужское достоинство возросло от моих ласк настолько, что мне стало страшно, что же будет дальше? А дальше Яак обнял меня, прижал к груди, приподняв с дивана, и я оказалась на пушистом ковре и было одно только чувство жертвы, которую я могла и хотела принести ему. Боль, резкая, была сладчайшей, ведь её причинил мне он. Он, ради которого я приняла бы любые муки… Мне казалось, что, последовавшие за этим, ритмичные движения будут длиться вечно. Хотя, в своём неведении, я и не знала сколько может длиться эта сладкая, сладчайшая, пытка. А я, как вампирша, впилась губами в его лебединую шею, пахнувшую духами и тоже пыталась, изо всех сил, ласкать его – языком, губами, руками и, даже, коленями, которыми крепко обхватила его бёдра, в каком-то извечном, почти животном, экстазе. Наверное, так не бывает, но именно, в этот, первый раз, через какое-то умопомрачительно долгое-долгое наслаждение, мой мир взорвался, и вместе с огромной, ярчайшей радостью души, и тело моё достигло того райского ощущения, о котором, я знала, все мечтают, но которое бывает так редко… Потом мы какое-то время лежали молча, и было слышно, как за открытой форточкой, шелестит листьями старый тополь. Два тела, расслабленных, умиротворённых, в бледном свете, падающем из окна. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и лёгкая улыбка блуждала по его губам. Я, лёжа на животе, гладила и перебирала нежно пальцами его чудесные длинные волосы, которые так любила. Он, нарушив тишину, спросил: «Ты когда уезжаешь?». Я ответила очень тихо: «Послезавтра.» А он ещё тише сказал: «Как скоро…». И добавил по-эстонски несколько слов, из которых я поняла только «Aitah!» («Спасибо!»).

… Милый, дорогой, любимый Яак! Сидя там, на облаке, загляни в «Хроники Акаши» и ты увидишь два обнажённых тела, распростёртых в маленькой квартирке на улице Асула…

Глава 4. «…Спаси и сохрани цвета, и запахи, и ощущенья…».

Если быть точной и соблюдать хронологический порядок, то следующее знаменательное событие было осенью 80-го года. Студенты ташкентского института Иностранных языков уехали «на хлопок», а мне очень повезло – с таким «минусом» по зрению как у меня, собирать хлопок нельзя! И я, сначала поработала на факультете, а потом, чудом, улетела в мой сказочный город Таллин. К нему, золотой нитью любви, была уже накрепко привязана моя душа. Я чувствовала себя счастливой. Осень в Таллине – это нечто дождливо-прозрачно-туманное. Прилетев на самолётике ТУ-134А в мой ласковый город, я почему-то стала очень робкой. Со страхом и неуверенностью, пришла я на улицу Асула. Записка, с приглашением на свидание, перекочевала из кармана моего плаща цвета морской волны в тёмно-зелёный почтовый ящик с номером 5. Я была уверена, что эту записку прочтёт именно Яак. Может быть, потому что это была лишь просьба спуститься, в такой-то день и час, на скамеечку, которая находилась возле дома. Это должно было произойти вечером следующего дня. Наутро я пошла прогуляться в осенний парк Кадриорг. Меня одолевало невыразимое волнение. Чтобы успокоиться, я зашла в кафе и купила несколько пирожных. С коробочкой в руках, переходила по пешеходному переходу дорогу, отделявшую парк от моря. Больше ничего, из событий этого дня, я не помню. Пришла в себя через сутки (как мне потом сказали), лёжа на операционном столе, где меня собирались уже оперировать по поводу гематомы в голове… Больница на улице Сютисте была совсем новая, ещё даже не закончился ремонт. Когда я увидела людей в белых халатах, то подумала: «Это врачи! Больница… Что-то случилось!». Первым делом я провела языком по зубам – на месте ли?.. С зубами всё было в порядке. Потом меня везли в лифте… Неделю болела голова – правая сторона, которой я ударилась об асфальт. Два месяца нельзя было вставать с постели – столько времени нужно было, чтобы срослась трещина в тазовой кости. Именно туда пришёлся удар тёмно-жёлтого «Крайслера», ехавшего на большой скорости и даже не притормозившего у пешеходного перехода. Мне ещё сказали, что он только задел меня вскользь, и что мне очень повезло… Нет худа без добра! Ко мне прилетела моя добрая Фея – мама, которая истово ухаживала за любимой дочкой. Она целыми днями сидела у моей кровати, приносила мне таллинские сырочки в шоколаде, калевские вафли и другие вкусные вещи. Однажды, мама принесла маленький приёмник, и я, в десять часов вечера, каждый день, могла слушать концерты, в которых часто пел мой Принц… Пребывание в травматологии стало приятным! Приходил ко мне и водитель, который сбил меня, и девушка-следователь. Но я ни в чём не обвинила водителя «Крайслера». Сама была слишком погружена в свои мысли в тот злосчастный день… Сергей, так звали водителя, был моряком и ходил в дальние рейсы. Он подарил мне кольцо с большим александритом, который менял цвет, становясь, при дневном свете, изумрудным, а при искусственном освещении – рубиновым. Мне очень нравилось смотреть на моё колечко! А накануне своего Дня рождения, 2-го ноября, я попросила моряка Серёжу, сходить с письмом по одному адресу. Он пришёл на следующий день со свёрнутой в трубочку афишей. Как раз той самой, желанной, которую я видела через окошечко кассы, покупая билеты на олимпийские концерты. Яак в белом на фоне Ратуши. На своих стройных ножках, обтянутых белыми брючками, он написал зелёным фломастером: «АNNA! PALJU ONNE SUNNIPAEVAKS!» («Анна! Поздравляю с Днём рождения!») И нарисовал красивый цветок! Это был чудесный подарок на 19-тилетие… Я была счастлива. Всё разворачивала и разворачивала афишу, и любовалась Яаком. И красивым поздравлением. А Сергей так описал свой визит к звезде эстрады. «Я звоню, дверь открывает он, сам Яак, в блестящей маечке. Я чуть не упал! Отдал ему письмо, а он вынес из комнаты афишу…» В письме Яаку, я написала, что слишком много думала о нём и не заметила машину на шоссе. И приложила заметку обо мне из газеты «Советская Эстония». Почему-то они решили написать о ДТП, в которое попала девушка из Ташкента. Прошло два месяца, я уже могла вставать на ноги и ходить, правда, пока, с костылями… Но это не помешало мне написать записку Яаку, с приглашением на свидание у памятника «Русалке», как раз напротив пешеходного перехода, где мы столкнулись с «Крайслером». (Я даже гордилась, что меня сбила иномарка, которых тогда было совсем мало на дорогах. И что вмятина осталась у него, у «Крайслера», а у меня, Слава Богу, всё зажило!)

В тёмные, декабрьские, семь часов вечера, я, с костылями, сложенными и прислонёнными к скамеечке, сидела возле памятника кораблю «Русалка». (Это был ангел с крестом в руках, которым он благословлял залив и оберегал от бурь, в одну из которых и погибло судно «Русалка»). Я сидела и терпеливо ждала моего Принца на холодном ветру, дующем с невидимого моря. Он пришёл, в своей светлой дублёнке, но без пушистой шапки, наверное, оставил её в машине. Длинные локоны ложились на воротник дублёнки. Присел на корточки напротив меня, взял мои замерзшие руки в свои, и я, несколько долгих мгновений, любовалась его прекрасным лицом, лучистым взглядом и лёгкой улыбкой на таких желанных губах. Мы молча смотрели друг на друга. Потом он немного отодвинул костыли, сказав при этом: «Ой-ой-ой!» и присел рядом, на краешек скамейки, не отрывая взгляда от моего лица. Наверное, я глупо-счастливо улыбалась… Сказал тихим нежным голосом: «У меня в десять часов самолёт, улетаю в Москву, записывать песни для фильма». Я даже не спросила, какого же фильма. Мысли были заняты предстоящей долгой разлукой. Я попросила: «Поцелуй меня!» Яак наклонился чуть-чуть, и я увидела, что он закрыл глаза… Холодный ветер превратился в мягкий, тёплый, африканский, а окружающая тьма стала цветной: сине-розово-лиловой, с золотистыми искорками… Поцелуй был долгим. Потом мой Принц ушёл. Потому что я, не желая обременять его девушкой с костылями, сказала, что неподалёку меня ждёт такси. Ещё я не хотела, чтобы он запомнил «хромоножку», которая передвигается с помощью костылей.

Глава 5. «Счастлив тот, кто устал в пути…»

Летом 81-го года, самым ярким событием стала поездка на музыкальный фестиваль «Крымские зори». Из Таллина – в Ялту. От Балтийского моря – к Чёрному. А вот увидеть Яака, который, конечно же, принимал участие в фестивале, мне не удалось. На концерт в самой Ялте, билетов не было, слишком мало дней оставалось до этого заключительного концерта, который проходил в красивом летнем открытом зале. А попытка попасть на концерт Яака Йоалы и ансамбля «Радар» в городе Алупка, закончилась полным провалом. Я долго шла от автобусной остановки до зала, где должен был проходить концерт, пешком, в гору, под палящим августовским солнцем. Новые туфли натёрли ноги, я сняла их и, по раскалённому асфальту, шла босиком. Вспомнила сказку о Русалочке, ведь у неё тоже болели ножки, которые ей дала ведьма в обмен на красивый голос. Русалочке было очень больно, каждый шаг давался с большим трудом, когда она шла к своему Принцу. И вот, когда я, «русалочка», дошла, наконец до концертного зала, там, над окошечком кассы, висело объявление, что концерты Яака Йоалы и ансамбля «Радар» отменяются из-за болезни солиста. Я очень огорчилась, что концерта не будет. Ещё больше я испугалась, что Яак заболел. Всё-таки Крым, лето, может быть, он отравился… Но я знаю, что на заключительном концерте, он уже пел милый, дорогой мой, соловей!

Очень хорошо мне запомнилась дорога обратно из Крыма. Билетов на самолёт (да и вообще никаких билетов, на любой вид транспорта) в конце крымского лета не было. Даже мой родственник, пилот на пенсии, не смог достать билет в Ташкент. Но он помог с билетом на «южное направление» … В больших очередях, во всех кассах аэропорта, люди так и выкрикивали: «На северное направление, на южное направление!..» Полёт ещё отложили на пять часов, в связи с тем, что Л.И. Брежнев улетал домой из отпуска. А потом, когда все только сели в самолёт, началась гроза, и пассажиры, под дождиком, перебегали по лётному полю обратно в зал ожидания аэропорта. Было шесть часов утра. Когда же самолёт ТУ-154 всё-таки взлетел по маршруту Симферополь-Уральск-Кустанай, пассажиры были ужасно рады и сразу уснули в своих креслах. А в городе Кустанае КазССР, я купила билет на самолёт по маршруту Кустанай-Джезказган-Ташкент. Самолёт Ан-24 был старенький. Он летел по небу, как движется «разбитый» трамвайчик, громыхая по рельсам. Непонятно было, когда он взлетел и когда сел… Но самолёт всё же приземлился, следующей ночью, в маленьком «старом» аэропорту города Ташкента.

Глава 6. «Пусть не вижу я твоего лица, чувствую твоё

дыханье…»

Ах, мой милый город Харьков УССР! Какое противоречивое приключение довелось мне пережить здесь… Но, да будут благословенны все самолёты 80-х! Началось всё в Таллине, куда я приехала в эту осень не одна, а с подругой Наташей, которой очень хотела показать Таллин. Сначала мы прилетели самолётом в Москву, а потом, поездом, приехали в Таллин, мой сказочный город. Осенью Яак всегда ездил на гастроли, поэтому я, ещё из Москвы, позвонила одному из музыкантов ансамбля «Радар», номер которого нашла в телефонном справочнике г. Таллина, благодаря его редкой фамилии. Ну вот, я набрала этот номер и спросила: «А вы не знаете, где будут гастроли у Яака в этом месяце?» Он мне ответил приятным баритоном: «А вы спросите у него самого!» И дал мне номер телефона Яака: 555-745. Золотыми сияющими буквами, этот прекрасный номер записан навсегда в моём сердце! Спасибо Андресу Пыльдроосу, музыканту из ансамбля «Радар». Но Яаку я не дозвонилась ни в этот вечер, ни на следующий день, когда мы с подругой Натальей приехали уже в Таллин. Длинные гудки-никого не было дома… А сотовых в те годы ещё не изобрели! Вечером пошли мы с Наташей прогуляться по Старому городу. Она – тёмненькая, с длинными каштановыми волосами и очень красивыми карими глазами, в тёмно-бордовом плаще. А я – прямая противоположность, блондинка, светлые, почти пепельные волосы до плеч и сине-серые глаза. Я была в точно таком же, как у Наташи, плаще, только цвета морской волны. Мы почти одного роста, правда Наташа носила обувь на высоких каблуках. Не знаю почему, но многие, разные совершенно, люди, называли нас, в эту поездку, сёстрами. Чем-то мы были похожи, наверное, настроены на одну волну… Спустились мы по улице Pikk Jalg со Старого города и решили прогуляться вокруг здания Филармонии. И вдруг я увидела новенькую, тёмно-синюю, «Ладу» у входа. В шесть часов вечера в осеннем Таллине – темно, но электрического освещения было достаточно. Да и мне ли было не узнать машину Яака! И тут же вышел из служебного входа он сам и несколько парней из «Радара». Наталье захотелось подойти к ним, поздороваться. А я, наоборот, что-то застеснялась и осталась в тени. Она, и вправду, прошла мимо артистов, но разговаривать не стала. Испугалась. Как она потом сказала: «Морда стала кирпичом!» Я увидела издали, что Яак одет в чёрную кожаную куртку, а тёмные брюки заправлены в короткие сапожки – так было модно в ту осень. Наташка прошла мимо, а дальше всё произошло очень быстро. Как-то сразу, все сели в машину, и, выезжая со стоянки, Яак проехал совсем рядом, прямо по носикам моих новых туфель, как мне показалось. Брови у него были «домиком», а в широко открытых глазах – вопрос: «Что же ты здесь стоишь?!» … В этот самый момент, я почувствовала, что они уезжают. Прямо сейчас! Что они едут в аэропорт! На те самые гастроли, про которые я пыталась узнать у Андреса. Что же мне делать? Был у меня ещё телефон В.Сапожнина, директора Филармонии. Но я очень боялась, почему-то, ему звонить. И попросила подругу Наташу позвонить по этому номеру. Она дозвонилась и, позже, рассказала мне, что вежливый и интеллигентный В.Сапожнин, на её вопрос, куда уезжают на гастроли Яак Йоала и «Радар» ответил: «В Харьков, на неделю!» Спасибо Наташе и В.Сапожнину! Итак, Наталья осталась в Таллине, а я, на следующее утро, улетела, на славном самолётике ТУ-134А, в город Харьков. Выйдя из аэропорта налегке, сумку я оставила в камере хранения, я сразу же поехала в центр города, чтобы узнать, где же поёт мой дорогой певец. И узнала! Афиши были на одной из, больших и широких, центральных улиц города. Яак и ансамбль «Радар» выступали во Дворце спорта, по-моему, имени Ленина. И, уже в 12 часов, был первый концерт. Я нашла Дворец, подошла к окошечку кассы и купила билеты на три концерта. У Яака в Харькове было по три концерта в день. Это очень много! Два концерта, в пять и в восемь часов вечера, например, и то нелегко для артиста, а три в день – это экстрим! (Хотя позже я узнала, что у Яака бывало и по четыре концерта в день. Боже, разве так можно!) Он ведь никогда не халтурил, пел всегда хорошо, никогда не был спокойным и равнодушным… В двенадцать часов я сидела на 5-м ряду, слева, близко к кулисам, даже чувствовала прохладный ветерок со сцены. Несмотря на почти бессонную ночь, я была бодра и очень- очень рада. Вот на сцену вышел Яак и спел десять, или даже больше, красивых песен. Я пожалела, что у меня не было цветов для него. Но найти цветы в чужом городе, за пару часов, невозможно! Особенно мне понравилась, на этом концерте, песня «Глория». Он спел её так, что даже были «мурашки» по коже и чувство восторга. И музыка, и голос, и его состояние – всё было потрясающим! Я получила такой заряд восхитительных чувств, что выйдя из зала, тотчас же поехала в центр города, нашла в киоске чудесные белые хризантемы, и на концерт, в пять часов вечера, пришла с цветами. Подарила их Яаку, не поднимаясь на сцену, снизу. А сцена была высокая, очень. Я протянула букет Яаку, он наклонился за цветами, заглянул в мои, наверное, сумасшедшие глаза и… чуть не упал! Он, взяв букет, слегка подался вперёд… К счастью, хорошая физическая форма, в которой он был всегда, помогла ему удержать равновесие. Он даже не сказал обычного вежливого «спасибо», а только: «О!» После второго концерта, мир мой пребывал в лёгком тумане, но я помню, что пообедала бутербродом с колбасой и выпила кофе с молоком в кафе, возле железнодорожного вокзала. А у вокзала я оказалась с целью узнать насчёт билетов на Ташкент или на Москву. Надо ведь было подумать и о дороге домой. В кассах аэропорта билетов не было. Самолёты стояли на аэродроме, и ни один из них не вылетел, по- своему маршруту, в течение последних суток – была проблема с горючим. Билетов на поезд тоже не было… А, в восемь вечера, последний концерт начинался так вот поздно, я уже снова сидела в огромном зале и с восторгом смотрела на Яака. Он был в особо хорошем настроении и пел как никогда! Единственное же, что портило моё настроение были мокрые ноги. Новые красивые осенние туфли были тёплыми и надёжными, я же умудрилась наступить в большую и глубокую лужу. Осень… Но ноги высохли в течение концерта, и всё было здорово! Чуть-чуть меня смущало то, что в гостинице «Харьков», где, я была уверена, остановился Яак, мест не было. Я узнала об этом днём. В 80-е годы, мест в гостиницах не было никогда, разве что положить, наудачу, 10 или 50 рублей в паспорт и попросить «поискать местечко» Тем более мест не было в гостиницах «Интурист», где обычно жил Яак. Поэтому, после концерта, я особо не задумываясь, отправилась в аэропорт – ночевать. Слава Богу, что в зале ожидания свободные места – были! Мне удалось чуть-чуть поспать… Наутро я, бодрее некуда, поспешила на концерт. Вернее, на концерты. Их было снова три. Весь этот день я не отходила далеко от Дворца спорта, и весь день я была счастлива! Я обошлась без бутерброда, так как у меня, с собой, была пачка таллинских вафель. День пролетел на одном дыхании! А ночью гостеприимный аэропорт снова принял меня в свои объятия, и я даже немного поспала. При этом я и мои «товарищи по несчастью», которые тоже ночевали в аэропорту, ещё, время от времени, подходили к информационному окошечку и к кассам, чтобы, как только появится топливо, взять билеты на свой рейс. На третий день, вернее уже поздний вечер, я, после всех концертов, решила подойти к служебному входу – поздороваться. Долго ждала, пока Яак выйдет. Ко мне даже подошёл милиционер и спросил: «Что вы здесь делаете?» Я сказала: «Жду знакомых.» Яак появился в дверном проёме, с большим букетом в руках. Я сделала пару шагов навстречу. Он увидел меня и остановился посередине лестницы. Я подошла ближе и сказала: «Здравствуй! Спасибо за чудесные концерты!» А он посмотрел на меня внимательно и спросил: «А ты где живёшь, в гостинице?» Я честно ответила: «В аэропорту!» Тогда Яак передал мне свой букет, сказал: «Подержи!», а сам подошёл к водителю автобуса, в котором должны были ехать музыканты, и о чём-то с ним поговорил. Потом забрал у меня цветы и тихо сказал: «Садись в автобус, с ними поедешь.» Сам же сел в «Волгу», которая стояла рядом. Я вошла в автобус и села на последнее сиденье, в самый дальний уголок. Мы доехали до гостиницы «Харьков», ребята из ансамбля «Радар» вышли впереди меня, но один из них задержался и сказал: «Пойдём, я провожу тебя!» Мы с ним зашли в гостиницу с центрального входа, никто нас не остановил. На лифте не поехали, а поднялись, кажется, на 4-й этаж, по лестнице. Молодой музыкант, я даже не спросила, как его зовут, открыл дверь номера полулюкс, который был на этаже самым крайним, у входа на лестницу, и, пропустив меня внутрь, ушёл. Я зашла в маленькую гостиную, сняла плащ, села в первое попавшееся кресло, и закрыла глаза. Не слышала, как вошёл Яак. Почувствовала только, что кто-то слегка коснулся моих волос. И голос Яака прозвучал как музыка: «Эй, просыпайся!» Я открыла глаза и увидела на маленьком столике, возле себя, тарелочку с двумя бутербродами и чашечку чёрного кофе. Бутерброды были, который побольше – с маслом и красной икрой, а тот, что поменьше – с сыром. Яак сказал: «Съешь это!» Он стоял напротив меня и улыбался, как мне показалось в тот момент, «моей», глупо-счастливой улыбкой. Видно он был доволен собой! Яак успел сбросить куртку и был в чёрном тонком свитере и чёрных брюках, такой же изящный и стройный, как и в красивом сценическом костюме. Я спросила: «А ты?», – имея ввиду бутерброды. Он ответил: «Я – уже…», – и показал рукой куда-то вправо, «Там, в баре.» Он удобно устроился в кресле, напротив меня, и, закинув ногу на ногу, смотрел как я, повинуясь его требовательному голосу, ела бутерброды, запивая их чёрным кофе. А в моей голове, с бешеной скоростью, проносились «модели» того, что могло быть дальше. Даже сон улетучился! Дорогой, любимый, единственный в мире Яак, сидел напротив, смотрел как я ем бутерброды, которые принёс мне он, он сам, и подбадривал меня широкой улыбкой!.. Оказалось, что он знал про ситуацию билеты – горючее. Я, в двух словах, рассказала ему о своих приключениях, и как я ночевала в аэропорту. Яак обнадёжил меня: «Посмотрим, что можно сделать!» Я сказала: «О!» Он сказал ещё, мотнув кудрявой головой в сторону спальни: «Потом ложись и поспи!» Я удивлённо взмахнула пару раз ресницами. И добавил: «Я тоже приду спать! Через часик…» Пришлось мне, ещё раз, повиноваться моему Принцу. Уж такой у него был категоричный голос. Выходя из номера, он остановился на пороге, обернулся и подкрепил свой приятный приказ долгим взглядом. Я, посидев ещё немного после его ухода, нехотя встала – мягкое кресло не отпускало меня, разделась и зашла в ванную комнату. Буквально с закрытыми глазами, приняла душ. Потом сложила всю одежду – красивую прозрачную, зелёную с золотым, блузку, коричневые бархатные брюки и бельё (всё это, после двух ночёвок в аэропорту, уже не было свежим) в уголке кресла и прилегла на широкую кровать. Уснула сразу же, лёжа лицом к двери, чтобы не пропустить момента, когда Яак войдёт. В середине ночи, (как мне показалось сквозь сон), с лёгким щелчком открылась дверь, и он вошёл в номер. На несколько минут зашёл в ванную, потом очень тихо, стараясь не разбудить меня, лёг рядом. Но я, конечно же, совсем проснулась и смотрела на него. В почти полной темноте, я увидела только, скорее почувствовала, что он тоже всё снял с себя. (Яак любил спать обнажённым.) Какое-то время он лежал на левом боку, спиной ко мне, но вот, он повернулся и протянул руку в мою сторону… Я закрыла глаза и притворилась, что крепко сплю, но ничего такого, что я вообразила, не произошло. Он просто медленно провёл рукой по моему плечу и спине. И, оставив руку у моего, чуть прикрытого одеялом бедра, но не касаясь меня, затих. Вскоре я услышала его ровное, спокойное дыхание. Яак спал… А я подумала: «Бедный мой! Он ведь работал целый день, уже три дня так много работал. Были ведь ещё и репетиции перед концертами». И ещё я подумала, а где же он поужинал? Ведь гостиничный ресторан после 23-х часов – закрыт. Долго лежала и смотрела на него, хотя в темноте мало что могла увидеть… От волос Яака пахло духами и немного табаком, и я еле сдерживалась, чтобы не зарыться в них лицом… Я чувствовала восторг от такой, почти нестерпимой, близости. Но усталость победила даже любовь, переполнявшую меня, и я уснула. Проснулась от звоночка маленького будильника Яака. Было очень светло, на часах – 12-ть! Первый концерт уже начался, сегодня – без меня. На кресле я увидела свою одежду, постиранную и выглаженную, видимо в гостиничной прачечной. На столе, рядом с большой стеклянной вазой с цветами, лежал билет на самолёт. До Москвы. Всего два часа оставалось до рейса! Надо было поспешить. И, хотя я совсем не представляла себе, как это я сейчас улечу от всего того, что наполняло душу радостными и нежными чувствами, я послушалась моего Принца ещё раз… С удовольствием оделась в чистую одежду, потом взяла листок, из тех, которые всегда были в наличии в хороших гостиницах, нашла в своей сумочке ручку и написала: «Спасибо, Яак!» Поцеловала листочек и положила на маленький столик в гостиной. Потом, уже совсем собравшись уходить, сняла с пальца колечко с александритом и положила на свою записку. Подумала: «Так хочется, чтобы у него осталось что-нибудь после меня!» Я подошла к окну, где, на широком подоконнике, стояла ещё одна большая ваза с цветами – трофеями Яака, и посмотрела на город Харьков с четвёртого этажа. День был хороший, солнечный. Мысленно пожелала Яаку удачи на сегодняшних концертах и вышла из номера, крепко прикрыв дверь… Вечером я уже была в Лобне, у своих родных и лёжа одна, на удобной кровати, в комнате для гостей, подумала: «Что же это случилось со мной? Разве такое бывает?» И ещё подумала с удовольствием: «Как хорошо, что моё колечко осталось у него!»