Искры и химеры

Дорофея Ларичева

Искры и химеры

© Дорофея Ларичева, текст, 2015

© ЗАО «РОСМЭН», 2015

* * *

Земля-56. 2036 год. 3 августа. Город Барск. Дорофея

– Я не Дарья Фелисия! Слышите, я не Дельта!

Она снова барабанила в дверь, зная – не откроют.

– Позовите мне Нику! – требовала Дорофея. – Роберта Ноэля или Бронислава Соловьева!

Она сбила кулаки в кровь. Ноль реакции.

– Скажите хоть, что с Лансом! Пожалуйста! Он жив? Его клонировали?

Тишина.

«Не допускают к нему, пусть хотя бы скажут, что с ним, изверги!» – Девушка прижалась спиной к прохладному пластику двери и глубоко вздохнула, силясь успокоиться. Порой казалось, даже здесь она ощущала его боль и одиночество. Она помнила парня искалеченного, обожженного, замотанного в бинты. Только бы удалось вырастить клона и пересадить в него сознание Ланслота!

Как и она, Ланс был мигрантом. Здесь таких пришельцев из параллельной реальности называли пилигримами.

В свои шестнадцать с половиной лет Дорофея выяснила, что миров множество – чудесных, удивительных, порой ужасных, так не похожих друг на друга. Только на ее родине, Земле-1, было известно, как минимум, пятьдесят шесть миров. И когда обстоятельства сложились так, что Доре не стало места в родном мире, она решилась на миграцию. Именно на Землю-56 отправил ее Бета – таинственный и могущественный человек, один из Императорской Пятерки, которую Ланс поклялся уничтожить.

Воспоминания кружились перед глазами, вспыхивали и гасли капельками дождя за стеклом, дробились огнями далеких небоскребов на другом берегу Бездонного озера. Она на карантине. И даже когда заключение закончится, за ней все равно будут следить, она же пилигрим. Полтора месяца назад, 16 июня по местному счету, она впервые воспользовалась установкой ретросдвига, преодолела грань реальности и очутилась здесь.

Мирам нет числа, но попасть возможно лишь в тот, где живет двойник пилигрима, – часто похожий на него, его зеркальное отражение. На Земле-56 Дору «дожидалась» ее ровесница – Маша Иванова. Искра Дориной души отыскала собственное зеркало.

От подселения Дорофеи Машу спасло то, что в этом мире знали о мигрантах, чувствовали их приближение и могли подготовиться, не допустить слияния двух личностей.

Родители Маши, узнав об опасности, грозившей дочери, вырастили свободную оболочку – генетического клона Ивановой Марии. В это тело и вселилась душа Дорофеи. Миграция наделила Дору чудесными способностями и втянула в сложные интриги влиятельных людей и спецслужб. Девушке пришлось многое пережить, даже отправиться в родной мир и возвратиться обратно. И вот теперь она снова в Барске, на Земле-56, взаперти.

Пару раз Дорофея пыталась применить свои способности хамелеона (один из странных даров миграции) и выбраться из ловушки. Как бы не так! Стоило ей стать незаметной для других, пересечь невидимую черту в коридоре, как вдоль стен загорались красные линии, а по полу при каждом шаге растекались алые круги. Как сбежать, если не умеешь летать? Девушка почти отчаялась. Стоило ли возвращаться сюда, чтобы попасть в плен?!

– Я не она. Я не Дельта, – беззвучно повторяли губы. Но после очередной ночи в это верилось все меньше.

Сегодняшний сон – тяжелый и вязкий, точно загустевающий клей, вновь подорвал ее уверенность в себе. Дорофее привиделся пляж незнакомого мира. Волны лениво перекатывали мелкие камешки, скручивали в колтуны водоросли, перебирали ракушки. Утреннее небо светлело, тучи уползали за мыс, увенчанный белой башней маяка, точно восклицательным знаком. Готовое подняться из-за гор солнце робко прощупывало небо первыми лучами, золотило корпуса далеких рыболовецких кораблей. После трехдневного шторма те рискнули подойти ближе к берегу, растянуться тонкой линией вдоль горизонта.

Говорят, мигрантов тянет к большим водоемам. Что же, в том воплощении она отыскала целое море.

Во сне у Дорофеи было незнакомое имя – Гелика. Но семилетняя кроха просила называть ее Дарьей Фелисией.

Будущая Дельта поставила плетеную корзину возле большого плоского валуна, расстелила на нем сложенное в четыре слоя одеяло из козьей шерсти, взобралась с ногами. Свежо. Прохладный ветер чуть коснулся заспанного лица, взъерошил длинную челку. Дарья Фелисия застегнула верхнюю пуговицу старой кофты, вытащила из корзины сверток с бутербродами и термос с чаем, неторопливо приступила к завтраку. В полдень она встречается с Петей (который вскоре прославится под именем Эпсилона) и отправляется искать остальных. Те где-то рядом, она чувствовала.

Хорошо, что в этом мире у нее только отец, и то – сам мигрант. Было бы неприятно объяснять, отчего она больше не Гелика, втолковывать – зачем тихоне, обожавшей играть в куклы, понадобились учебники по математике, механике, электротехнике. И не абы какие, а лучших светил науки.

Девочка покончила с завтраком, достала из корзинки книгу и блокнот – пора работать.

«Гелика!»

Это отец.

Отлично понимает, что она Дарья Фелисия, а не Гелика, но до сих пор не может привыкнуть. Тяжело переживает потерю дочери, но не отказывается от нее, даже помогать начал.

Порой совесть напоминала об отнятых чужих жизнях, о горе родных. Тем предстояло наблюдать, как тело любимого чада захватил чужак, не собирающийся дожить в принявшем его мире даже до совершеннолетия. Тогда Дельта напоминала себе: «А меня хоть кто-нибудь жалел?» – и совесть умолкала, уползала обиженной собачонкой, скуля и жалуясь.

«Гелика! Даша! – требовательно крикнул издали отец. – Тебя мальчик ищет, говорит, его зовут Вениамин!»

Дарья Фелисия рассмеялась, спрыгнула с камня и…

И Дорофея проснулась перепуганная, вспотевшая.

Неужели у Ноэля не получилось? Неужели в ней, точно неизлечимый недуг, осталась гадкая старуха Дельта? Или просто от монолита памяти погибшей мигрантки отшелушиваются чешуйки и падают к ногам Доры, мол, смотри, кого ты в себе победила?

Она, наверно, в миллионный раз попыталась вызвать макросеть, спрятаться от кошмаров там, но ощутила лишь пустоту вокруг.

Минуло восемь дней, как девушка вернулась в Барск, в дожидавшееся ее тело в лаборатории, и была направлена на карантин без объяснений и рассуждений. Не она одна в себе сомневалась. Другие тоже старались, убеждали: смотри, вылезет Дарья Фелисия наружу, натворит дел! Но проверить это было некому, почти все сенсы – люди, способные видеть и чувствовать энергетические потоки, умчалась по делам в столицу.

Дарья Фелисия Ярис, Дельта… Воспоминания о ней были болезненными и противными. Кто-то считает счастьем делить собственное тело с пилигримом, слышать его мысли в голове. Для Дорофеи это оказалось пыткой, едва не стоившей ей жизни. И если бы не Роберт Ноэль с его всевидящими очками и чудо-пультом, управляющим установкой ретросдвига, Доры уже не было бы в живых.

Невысокая женщина по имени Рита с аккуратной прической каре, курносым носом и темно-вишневой помадой на крупных губах внимательно осмотрела девушку, подробно расспросила ее о событиях на родине, заявила: «Вернется Ника, соберем консилиум насчет тебя» – и оставила скучать здесь, в трехкомнатных апартаментах.

Со стен скалились африканские разрисованные маски. С леопардово-пятнистых покрывал на мягкой мебели свисали длинные кисти с крупными бусинами. Гигантские засушенные бабочки в стеклянных рамах постепенно теряли блеск; время разъедало тонкий белый узор на их глянцевых синих крыльях. Вся эта роскошь выглядела насмешкой незнакомых людей и дождя над юной пленницей.

Доре выдали книги, поставили стереосистему с терабайтами музыки разных направлений. Девушку исправно кормили четыре раза в день вкусными, незнакомыми блюдами, а чтобы не растолстела от обилия пищи, в углу самой просторной из комнат установили велотренажер.

В конце восьмого дня появилось первое знакомое лицо. Кощей. Григорий Константинович Крылов, Председатель Комиссии по развитию города Барска вошел в ее палату неспешным шагом, пододвинул к себе стул и присел на самый его краешек, скрестил на груди руки. Казалось, от любого ее резкого движения он встрепенется и вылетит в окно черным вороном.

«Закрывается, как может», – поняла девушка, явственно ощущая его сомнение. Она молчала, изучая морщинистое лицо, холодные глаза, и понимала – сочувствия от этого человека лучше не ждать.

– Всех вызвали в столицу для дознания, – не здороваясь, сообщил Кощей и откинулся на высокую резную спинку стула. – Парень твой жив. На реабилитации сейчас там же. Клон не очень хорошо воспринял душу после миграции. Та разрывается между обожженным телом и новым костюмом из плоти и костей. Но это первая подобная пересадка. Могло быть и хуже.

– Что с ним? – испугалась Дора, подалась вперед и чуть не соскользнула с чересчур мягкого кресла. Между лопаток стало больно и зябко.

– Вроде с речью проблемы, координация движений нарушена. Почти все сенсы из Никиного центра помчались к нему. В столице, говорят, есть какая-то умная установка, которая помогает пилигримов из тела в тело перемещать. Будут пробовать пристроить несчастного в еще один клон. Оба твоих любимых профессора вызвались помогать.

– А я? – всполошилась девушка. Ланс там далеко, продолжает мучиться! По ее вине, между прочим! Позови она тогда на помощь, уберегла бы Ланса от Гаммы…

– Тебя некому проверять и контролировать. Я звонил Ноэлю. Он считает, что Дельту он убил, а тебе следует доверять. Однако, – Кощей поднял указательный палец, – оставшиеся здесь члены Комиссии предпочитают поостеречься. Но я, – он жестом предупредил рвущиеся у Доры возражения, – готов взять на себя такую ответственность. Мне нужен специалист по пилигримам, а в Никином центре я никого не знаю.

Кощей сделал эффектную паузу, наконец расплел руки – с облегчением, ведь он сказал все, что хотел, чего боялся. Он доверился девчонке – маленькой, дерзкой, из незнакомого ему мира. Он переступил через себя и сейчас даже рад, что не спасовал.

Дора засмотрелась на золотой перстень на его правой руке, на игру света в крупном зеленом камне. Кажется, тот назывался изумрудом и был невероятно дорог.

– После недавних событий в Комиссии открылись три вакансии. У меня на них есть свои люди. А из столицы сюда едет опасный для меня гость. Выясни, что у него на уме. Ты природный психолог, так?

Дора кивнула. Благодаря особым генам своего двойника она иногда чувствовала эмоции окружающих. Умение было неразвитым, требующим шлифовки и внимания со стороны наставников. Ника обещала начать обучение с сентября. Это было давно, целую жизнь назад. Причем не ее жизнь, а Дарьи Фелисии – ее зеркала. Попробовать стоит, это хотя бы даст ей шанс вырваться из тюрьмы, именуемой карантином.

– Сделаю все, что скажете, – вызвалась она.

– Хорошо! – Кощей явно обрадовался. Неожиданный гость волновал его гораздо сильнее, чем какая-то Дельта. – Тебе принесут одежду и проводят вниз. Я жду на крытой автостоянке слева от крыльца. Синий «фольксваген».

Неожиданно легко для своего возраста он вскочил со стула и вышел вон, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Да! – тихо выдохнула девушка.

Наконец-то какие-то события! Наконец-то она нужна другим. Ей этого так не хватало и на родине, и восемь дней здесь. И у нее появится шанс узнать что-то про Ланса.

Она буквально выхватила из рук молоденькой медсестры пакет с одеждой. Натянула джинсы прямо на короткие шорты. Белый свитер с колючим воротником-стойкой оказался в самый раз. Туфли слегка жали, но разве стоило обращать внимание на подобные мелочи, когда вот она – свобода!

Через минуту она уже прижималась лбом к машинному стеклу, силясь рассмотреть хоть что-нибудь сквозь тугие ливневые струи. Но видела лишь огромные серые крылья воды, распахивающиеся из-под колес.

Кощей монотонно бурчал:

– В офисе тебя уже ждет моя секретарша. Столичного гостя встречать, а выглядишь замарашкой! Наташка тебя сводит в магазин, одежду поприличней подберет, в салон красоты зайдете. Знаешь, – вдруг произнес Председатель, – уж лучше бы к нам инопланетяне пожаловали, чем вы, пилигримы.

– Ну, извините, не оправдала надежд, – насупилась Дора. Скорей бы Ника вернулась! Рядом с наставницей девушка чувствовала себя куда уверенней.

Москва. Вероника Ильина

Ника с любопытством вертела в руках коробочку. Через прозрачную пластиковую крышку разглядывала шоколадную розу – хрупкую и невероятно красивую. На темных тонких лепестках светились капельки росы из белого шоколада.

– Даже есть жалко. Она подняла глаза на улыбающегося Роберта Ноэля. – Ты меня избаловал. То съедобные цветы, то лучший китайский чай пуэр, то мой портрет из янтаря и малахита. Привыкну, не ровен час.

Улыбка профессора стала еще шире. В строгом костюме, в своих невероятных очках, которые уже включили в состав обязательной формы всех специальных военных подразделений страны, Ноэль умудрялся выглядеть уютным, домашним. И оттого Ника начинала его бояться. Бояться ответственности за чужую привязанность, чувства и мысли. Оказывается, за годы одиночества она позабыла – как это: впустить в свою жизнь любимого, но далекого для тебя человека, подстраиваться под него, учитывать его желания.

Они встретились на пороге больницы. Ника еще раз взглянула на подарок и аккуратно положила его на сиденье машины. Неприятные предчувствия с утра мучили Веронику Ильину, заставляли оглядываться, прислушиваться к окружающим, чутко реагировать на малейшие изменения общего энергетического фона.

Вот и сейчас чей-то тяжелый, неприятный взгляд заставлял ее сводить вместе лопатки, держать ровнее спину. Взгляд провожал Нику с малолюдной узкой улочки внутрь больницы, ужом полз по коридорам. Хамелеона нельзя увидеть, но почувствовать – реально. Интересно, охраняют важного пациента или больницу целиком? О собственной важности Вероника не задумывалась. Кому она тут может понадобиться, раз в мире творятся столь глобальные и удивительные события?

Вчера, когда в Москве было шесть утра, какой-то немец выложил в Интернет неясным способом добытые данные о мигрантах, теперь повсеместно называемых пилигримами, сенсах, клонировании. Много информации, вплоть до имен конкретных людей. Это была не первая попытка рассказать миру правду, но самая удачная. Уже к девяти часам новость на всех языках разлетелась по Сети. Власти совершили ошибку – принялись отчаянно все отрицать, опровергать, объявлять неудачной мистификацией, чем только раззадорили журналистов. Ранее мелькавшие только в бульварной прессе сведения вызвали шквал комментариев.

А к ночи в Японии появилась публикация, что глава одной из самых крупных азиатских корпораций – пилигрим, пришелец из иного мира. К правдивым документам приплели короб домыслов и компромата. Несколько правительственных чиновников потребовали народного расследования, привлекли прессу. В результате утром начался обвал на Токийской фондовой бирже. Экономисты уже прогнозировали затяжной мировой кризис, красовались в телевизоре, рисуя сценарии развития событий один кошмарнее другого.

Нынешний день только выглядел солнечным. Любой сенс или природный психолог мог почувствовать, как закручиваются, завязываются в узлы темные энергии, ожидания чего-то недоброго, неизбежного.

Ника мотнула головой, растрепав аккуратно уложенные волосы. Прочь все лишнее, она пришла навестить ассистента Роберта и своего бывшего воспитанника. Вчера вместе с шестью сенсами они пересадили сознание Ланса в новый клон (невиданное дело для научного сообщества!). Час назад передали – юноша очнулся.

– Как он? – спросила она у Роберта, поднимаясь следом за ним по лестнице.

Ощущение тяжести за спиной, казалось, вдвое усиливало гравитацию земли, вдавливало в пол. До чего же сильный охранник, она не думала, что такие бывают!

– Переведен из реанимации. Открыл глаза, попросил воды, напился и уснул, – покачал головой Ноэль. – Что-то подсказывает мне, – он постучал по висящим на вороте рубашки очкам, – что на этот раз все получилось. Тех жутких багрово-черных всплесков энергий вокруг мальчика я не разглядел.

Ника промолчала. С Лансом она намучилась. То ли обгоревшее тело не отпускало душу, то ли прежний клон вышел неудачным, потребовалась новая пересадка. Со страхом она приближалась к палате.

Пусть Роберт не чувствовал ее эмоций, не нацепил на длинный нос свои чудо-очки, он все понял. И взял ее за руку. Вероника была благодарна ему за эту поддержку, в ответ сжала теплые пальцы Ноэля и толкнула дверь.

Ланс лежал на широкой кровати бледный, абсолютно лысый, даже без бровей и ресниц (второй клон готовили в ускоренном порядке).

К голой груди парня и к голове крепились датчики. Провода уходили под одеяло. Всю стену за кроватью занимал диагностический комплекс – приборы, мониторы, сканеры состояния, прямо выставочный стенд последних достижений в медицинской технике. Показания снимались ежесекундно и передавались в соседний кабинет, где круглосуточно дежурила бригада врачей.

Слева от Ланса у стены в путах капельниц лежало обгоревшее тело, закутанное в бинты, точно мумия. На всякий случай, вдруг что-то пойдет не так.

Нике до жжения в глазах стало жаль мальчика. И какая разница, сколько ему лет накопилось за многочисленные миграции, все равно мальчик. Ланс давным-давно не тот инспектор, который отправился мстить убийцам своей семьи. Он проживал жизни ребенка, взрослел и вновь оказывался в детском теле. По мнению Ники, за эти годы он так и не повзрослел.

От цоканья каблуков по кафельному полу пациент открыл глаза.

– Курорт устроил, значит, разлегся! Тела, будто костюмы, выбирает: то ему плохо, это не по фигуре! – накинулся на него Ноэль. – Мне помощник нужен, слышишь, лентяй?

Ланс удивленно заморгал и улыбнулся.

– У меня отпуск, – ответил он тихо.

– Ну, слава богу, в своем уме! – обрадовался Роберт, уселся рядом с другом: аккуратно, чтобы не задеть провода. – У тебя максимум полторы недели на восстановление, – опередил он Нику. – Тут такие дела творятся! Ни Москва, ни Барск в стороне не останутся. Справишься за полторы недели?

– Постараюсь, – улыбнулся юноша. – Только я пока не чувствую дара.

– Насмешил дикобраза голой пяткой! – хмыкнул Роберт. – Я тебе даже без дара работу найду, не соскучишься.

– Дорофея…

– Вернулась, – мгновенно ответила Ника. – Тебя дожидается.

– Ага, мечтай дальше, – поддразнил своего ассистента профессор. – Какого-то московского гостя встречает. Кощей перепугался без сенсов-то, девочку экскурсоводом нанял.

«Зачем Кощею сенсы, способные управлять энергиями? Неужели даже в Барске не будет покоя?» – подумал Ланс.

– Что за фрукт? – встрепенулась Ника. – Кто к моей мухоловке пробрался?

Она вскинула голову, прощупывая помещение. Не следят. Значит, тот взгляд, что она чувствовала спиной, – все-таки чья-то охрана. Надо аккуратно навести справки. Даже интересно, кого столь усердно стерегут.

– Павел Левашов, – раздался позади них голос Бронислава. Профессор Соловьев тоже пришел проведать парня. «Хотя, – подумалось Нике, – скорее всего, меня или Роберта, Бронька просто так в гости не ходит». – Крылов и меня просил собрать информацию об этом типе.

– Собрал? – Ника начала закипать. – Почему все знают, что девчонкой распоряжаются без моего ведома? А я, наставница, ни сном ни духом? Выкладывайте, какой ревизор заставил трястись от страха самого Кощея?

– Его биологический возраст – тридцать четыре года. Общий – больше полувека. Природный психолог, слабый сенс, журналюга и лицедей, – емко охарактеризовал его Роберт. – У себя на родине был успешным фокусником. Гастролировал по всему континенту, пока при странных обстоятельствах не угодил сюда. У нас он занялся маркетингом и политикой. Помогал Зиновьеву в прошлой избирательной кампании. Успешно отмыл депутата от политической грязи, на которую не скупились конкуренты и пресса. Доброго слова о нем я не слышал.

– Я тоже, – вставил свои пять копеек Броня. – При миграции занял тело местного парня по имени Семен. Сема сильно перетрусил, после разделения полностью попал под его влияние. Недавно Павла Левашова резко повысили с должности рядового сотрудника отдела информации, назначив каким-то экспертом…

– Не каким-то, а начальником отдела пропаганды.

Роберт с удовольствием вступил с Брониславом в соревнование «кто больше знает». Тренировались они каждый день, и Нике эти перепалки начали надоедать. Она приблизилась к юноше и внимательно его осмотрела. Вроде все получилось. Энергия в норме, таланты сенса и психолога никуда не делись, просто не успели проснуться. Прежнее тело можно отключать от аппаратуры.

– Этот отдел долгие годы объяснял людям, что пилигримов не существует, сенсы и прочие – горячечный бред фантастов. У них даже сценарист какой-то в штате, кажется, был. Сериал молодежный делали, недалекий от правды, чтобы объяснять слухи и домыслы, – продолжал Роберт Ноэль. – По их версии всякие мутации – результат плохой экологии, солнечных вспышек, козней инопланетян, а не мигрантов.

– Садись, пять! – буркнул Броня. – Много начирикал, бойкий воробышек.

– Упражняешься в птичьих сравнениях, о звонкая услада моих ушей! Спой, соловушка, не каркай.

Ника отвлеклась от их перепалки. Похоже, профессора поладили. Враги и конкуренты не станут часами придумывать колкости, а потом сообща делать общее дело, понимая друг друга с полуслова. Хотя Бронькина зависть никуда не делась, притаилась, точно краб под камнем.

– Спасибо, – тем временем коснулся ее запястья Ланс.

– Чепуха, – отмахнулась Ника. – Отращивай шевелюру и возвращайся к нам. Не то какой-нибудь красавчик твою Дору уведет.

Она встала с кровати, задумчиво потерла переносицу и улыбнулась, приняв решение:

– Я отправляюсь в Барск, пока нашу мухоловку конкуренты не перевербовали. Обойдетесь без меня.

– А мне расскажете, что творится? – взмолился Ланс.

– Лечись, детка, тебе сказали – всему свое время. – Роберт поправил одеяло и вышел за Никой.

Броня молча кивнул парню и двинулся следом. На лестнице он подотстал, пропуская вынырнувшего из бокового коридора мужчину, половина лица которого была заклеена пластырем, и кудрявую девочку в полосатой кофте, с объемным рюкзаком. Раненый цепко оглядел удаляющуюся парочку и Бронислава, подтолкнул девочку вперед, поторапливая.

– Ноэль, – окликнул Соловьев проворного профессора. – Те аномалии, о которых сегодня говорил генерал, могут быть результатом отключения метеоритов. Ты не думал об этом?

– Не имею понятия, – пожал плечами Роберт не останавливаясь. – Пока я ни одной своими глазами не увидел.

Ника ускорила шаг, словно пытаясь убежать от прошлого. Метеориты – мощнейшие излучатели, сброшенные на Землю-56 из иной реальности, стали причиной генетических мутаций многих людей, в том числе и ее самой. Именно благодаря метеоритам Ника стала сенсом, природным психологом. А ведь были еще и другие таланты, гораздо более опасные, чем управление энергиями или ощущение чужих эмоций.

Императорская Пятерка – Альфа, Бета, Гамма, Дельта и Эпсилон – под руководством древнего-древнего пилигрима по прозвищу Координатор мечтали превратить ее мир в аттракцион для пилигримов. Даже название придумали – проект «Эдем». Они предприняли просто фантастические усилия, чтобы изменить реальность, и, если бы не Илья Рюкин, Дорофея с Лансом и Робертом, нынешняя и шумиха и биржевой кризис показались бы комариным укусом по сравнению с ожидаемыми бедствиями.

– У меня есть координаты двух мест в Подмосковье, – сообщил Бронислав, нагнав влюбленных. – Нам обоим нужен ассистент. Пока Ланс выздоравливает, поработаем вместе?

Ну вот, все и прояснилось, Ника даже ощутила облегчение. Бывший муженек решил пристроиться за «паровозиком» гения, авось что-то да перепадет. У Броньки сейчас не лучшие времена, ему пинок творческий нужен.

Роберт задумался. Даже с шага сбился. И кивнул.

– Судя по фото и видео – штука нехорошая. А два ума надежней одного, – согласился он, заставив спутницу удивленно изогнуть брови. Неужто в голосе гения прозвучали радость и облегчение? С чего бы?

Если Роберт Ноэль ожидал, что Соловьев отстанет и даст ему возможность пообщаться с Никой, он жестоко ошибался. В чужом городе Бронислав не знал, куда себя деть, и искренне обрадовался компании.

– Подбрось до метро, – попросил он Нику.

Та кивнула. Она даже понимала Броню. После уютного Барска, где они входили в число градоправителей, здесь над директором центра клонирования и именитым профессором обнаружился десяток разного плана начальников. На них по поводу и без ругались военные, политики, гоняли из кабинета в кабинет. Без уважения, без малейшего «спасибо» за совершенные подвиги. Наоборот, удивлялись, как это сенсы с учеными до сих пор не навели порядка в стране, не разобрались с невесть откуда взявшимися аномалиями и людьми, потерявшими чувство реальности. А таких было достаточно.