Содержанка для президента

– Купите меня у отчима. Я хочу принадлежать вам, а не Чумакову. Вы можете. Я знаю.

– Почему я, а не тот? Чем я отличаюсь?

Что-то написал в ноутбуке и заинтересованно взглянул на экран, потягивая виски, потом снова на меня. Безэмоционально осмотрел с ног до головы, и у меня запекло даже кончики ушей. Мне казалось, что я стою перед ним вся пунцово-красная и такая жалкая. От уверенности в собственной красоте не осталось и следа.

– У вас больше денег и вы моложе. А еще вы можете увезти меня отсюда.

– И? Что ты будешь делать дальше? У тебя есть к кому пойти в столице? Есть деньги?

– Нет. У меня никого нет, денег тоже нет. Я хочу жить за ваш счет.

Сказала с вызовом и слегка вздернула подбородок. Умирать так с музыкой. Мои слова вызвали легкую ухмылку, как будто я сказала что-то до невозможности нелепое и смешное.

– Почему ты вообще решила, что я нуждаюсь в твоих услугах?

Мне нечего было на это ответить, и я неловко молчала. Действительно, почему я так решила? Но надо что-то отвечать. Пока этот человек проявляет хоть какое-то участие в этом разговоре.

– Мужчина не должен быть в такую ненастную ночь один. Его постель должна согревать женщина.

Кажется, я это где-то прочла, но сейчас совершенно не вспомню где.

– Зачем ты мне? Я могу купить кого-то намного лучше тебя.

Прозвучало, как пощечина. Хорошая такая затрещина. Честно и бесцеремонно.

– Я красивая, со мной не скучно, я умею быть покорной и угождать.

– Не льсти себе. Таких по стране миллионы. Чем ты отличаешься от них?

Откинулся на спинку кресла и покрутил в пальцах массивный бокал с янтарной жидкостью. У него очень красивые пальцы, но в то же время большие, сильные, и кисть со светлой порослью волос и широкой костью, окольцованная пряжкой часов, смотрится мощно, виднеясь из-под темно-серого рукава пиджака.

Он сидел рядом с камином, и блики от огня бесновались на его коже. Оранжевые искры переливались в синих радужках и отливали бронзой, путались в его аккуратно уложенных светлых волосах с серебристыми ниточками седины на висках. Нет, он не просто богат. Он дьявольски богат…и не только. У него есть власть. Намного больше власти, чем у отчима и Чумакова. И эта власть чувствуется даже во взмахе его ресниц и в жесткой линии четко очерченных губ. Он не красив, но невероятно мужественен, похож на скульптуру, высеченную из гранита. На вид ему около сорока. Пару морщинок в уголках глаз, аккуратно постриженная седоватая борода, кипенно-белый воротник рубашки впивается в массивную шею. Божеее, что я творю? Я понятия не имею, кто это и как его зовут.

Судорожно глотнула слюну, чтоб в горле так не першило от сухости, и решительно произнесла:

– Я – девственница, и ко мне раньше никто не прикасался. Нигде. Я даже не целовалась. Этим я отличаюсь от других. Вы будете первым. Во всем.

– Выстави свою девственность на продажу в интернете, может быть, ее купят. Сейчас это модно.

Отпил виски и снова царапнул меня жестким, холодным мрачно-нечитаемым взглядом. Как же это все унизительно…мерзко, противно. Но это мой единственный шанс. Если он увезет меня с собой, то это уже победа.

– Так быстро не купят, а мне надо сейчас. Я буду делать все, что вы захотите. Абсолютно все. Стану вашей вещью, куклой, рабыней. Исполню любое ваше желание, только купите меня у него и увезите отсюда, пожалуйста! Неужели я вам совершенно не нравлюсь?

Я тут же пожалела о своем вопросе, потому что, если сейчас он ответит «нет», у меня больше не останется аргументов и придется уйти. Но мужчина склонил голову набок и вдруг отчетливо приказал:

– Разденься наголо.

От неожиданности я вздрогнула. Даже ушам своим не поверила, что он это сказал.

– Сними с себя всю одежду, распусти волосы и встань на колени. Вот здесь у моих ног.

– Зачем?

Это был ужасно глупый вопрос…но я потеряла способность думать.

– Я буду тебя трахать. Разве ты не за этим пришла в мой номер?

Сердце очень гулко забилось, так гулко, что мне кажется, я услыхала каждый удар.

– И как я могу быть уверена, что вы выполните свою часть сделки, после того как…?

– После того как я тебя трахну? Никак. Ты собралась стать моей вещью, а перед вещами не отчитываются. Раздевайся или уходи.

***

И все. Вот так быстро и безапелляционно, и на этом моменте игра окончена, детство и надежды на большую и красивую любовь, на принца, который властно отнесет меня на постель и нежно лишит девственности – тоже. Я пересплю с незнакомцем в обмен на полную неизвестность, и, если завтра он уедет, а я останусь, Чумаков вместе с отчимом забьют меня насмерть.

– Уходи! – и кивком на дверь, склонился над ноутбуком.

– Нет! – решительно ответила и сорвала толстую резинку с волос, тряхнула вьющейся темной шевелюрой так, что волосы упали чуть ниже пояса. Поднял голову и снова посмотрел на меня, чуть прищурив левый глаз в циничном ожидании. Вблизи его глаза кажутся очень темными, они действительно напоминают океан. Страшный, бесноватый и очень глубокий, а на дне…на дне водятся самые жуткие чудовища, каких только может породить мрачная бездна. И я собираюсь шагнуть в эту бездну добровольно. Но есть в ней что-то неуловимо притягательное и манящее. Как будто идешь по краю обрыва, и какую-то часть тебя до невыносимой паники тянет шагнуть вниз… Я таких мужчин в нашем краю никогда не видела. Как будто он из другого мира, из параллельной вселенной, куда таким, как я, вход запрещен.

Расстегнула пуговицы платья одну за другой, стянула рукава, дала ткани соскользнуть с бедер и упасть к моим ногам. Пунцовая от смущения, расстегнула лифчик, продолжая удерживать его на груди скрещенными руками. Потом уронила и судорожно сглотнула, когда глаза олигарха потемнели еще сильнее, разглядывая меня очень пристально.

– Дальше. – приказом, устраиваясь поудобнее в кресле, вольготно вытянув длинные ноги.

Стащила трусики, очень неуклюже, несколько раз споткнулась, пошатываясь. До стриптизёрши мне далеко. И я выгляжу совершенно нелепо. Трусы упали к щиколоткам, и я переступила через них, чувствуя, как дрожу и покрываюсь мурашками. Мне и холодно, и жарко одновременно. Опустил взгляд к моему паху, к голым ногам.

– Что еще ты должна сделать? Помнишь?

Пару шагов к нему, красная, с горящими щеками, почти в полуобмороке. Опустилась на колени и склонила голову так, чтобы волосы закрыли лицо. Страшно посмотреть на него и очень стыдно. Провел по моим волосам, убирая их с лица на спину, приподнял за подбородок. Провел большим пальцем по губам. Надавил на нижнюю, заставляя открыть рот, скользнул по языку указательным и средним, к самому горлу. Я дернулась и тут же встретилась взглядом с его глазами. Он смотрит на мой рот и на свои пальцы. Он увлечен процессом их погружения. Но в то же время я прекрасно понимаю – сделаю что-то поперек, и вышвырнет за дверь. Покорно позволяю пальцам протолкнуться дальше, выскользнуть и войти снова. Позыв к рвоте подступает все выше и выше, но я очень стараюсь терпеть.

– Соси, – и я послушно втягиваю фаланги глубже, присасываясь к ним и видя, как нахмурились его брови и грудь под серым пиджаком стала вздыматься сильнее. Ему нравится. Я интуитивно понимаю, что нравится. Вытащил пальцы, встал с кресла и меня резко поднял с пола.

– Ложись на кровать и раздвинь ноги.

Глава 3

Стараюсь не смотреть ему в глаза, отступаю к постели на негнущихся и дрожащих ногах. Если это произойдет сейчас…я бы хотела хотя бы знать его имя. Чтоб не чувствовать себя настолько ужасно.

– Можно только один вопрос?

– Вопросы задаю я.

– Пожалуйста…только один.

– Спрашивай.

– Как вас зовут?

– Это не имеет значения.

Действительно. Не имеет. Я собираюсь отдать ему свою девственность, и его имя не имеет никакого значения. Упираюсь в край кровати и медленно ложусь на спину, втянув побольше воздуха, раскидываю ноги в стороны. Я дышу очень шумно и очень тяжело. И не могу сдержать эту панику и страх, особенно когда слышу звук расстегиваемой змейки и какой-то шелест.

– Пососи свои пальцы и увлажни ими влагалище.

Он называет все своими именами, и от этой откровенности мне почему-то настолько неловко, как будто я слышу все это впервые. Не знаю, зачем ему это нужно, но я оглушенная и какая-то полупьяная от всего, что происходит. Не верю, что я это делаю, не верю, что еще вчера я мечтала совсем о другом… Еще вчера я читала Цвейга, Моэма, Драйзера. Мне грезилась большая и великая любовь, и я верила, что она со мной непременно случится. Что мой возлюбленный заберет меня из этого ужаса и увезёт навстречу счастью… Что мой первый поцелуй будет невероятным, а первая ночь – запоминающейся своей красотой. А вместо этого я лежу голая в номере гостиницы с раздвинутыми ногами и предлагаю себя незнакомцу в надежде, что он купит меня подороже. Еще вчера я была наивной девочкой и не подозревала, что внутри меня живет циничная и продажная тварь. Как много мы о себе не знаем, пока не приходит время жаждать чего-то настолько сильно, что совесть, гордость и стыд умирают отвратительно и скоропостижно, а на их место приходит жажда денег и сытой жизни. Я хочу есть осетра на завтрак, обед и ужин, хочу макать хлеб в красную икру и носить шелковое нижнее белье, хочу пахнуть дорогими французскими духами, хочу узнать, что такое ни в чем не нуждаться. И я больше не хочу жить в этой вонючей дыре.

Поднесла пальцы к губам, облизала, хотела вытащить изо рта, но услышала хриплый приказ.

– Еще, намочи их. Засунь глубже, чтоб стали очень мокрыми.

Обильно смочила пальцы слюной и опустила их вниз, повела по нижним губам. Мои подушечки очень холодные, и даже слюна не помогла. От этого холода все внутри сжимается.

– Введи в себя.

Я никогда этого не делала и побоялась войти внутрь, поелозила у входа, сильно зажмурившись и стараясь не всхлипывать и не дрожать. Напряглась, когда откинул мою руку, когда сильнее раздвинул мои ноги, распиная, как на поперечный шпагат, только коленями. Растяжки у меня никогда не было, и мышцы тут же потянуло, закололо в паху с обеих сторон. Попыталась уменьшить растяжение, но он снова надавил и дернул меня к себе за ягодицы. А затем одним сильным движением вошел внутрь чем-то настолько огромным, что от неожиданности у меня широко открылись глаза и из них брызнули слезы, тут же покатились по щекам. К такому меня никто не готовил. Ни в одной книге о таком написано не было. Все девственницы извивались от наслаждения, а я выгнулась от адской боли. Но он даже не остановился, чтобы дать мне к себе привыкнуть, а придавил мои колени к груди и вонзился еще раз, а потом снова и снова. Я впилась руками в простыни, в собственные ладони, кусая губы, не в силах сдерживать слез, не в силах стонать и охать, как учила Нинка. Мне было просто очень больно. Стыдно, неприятно и так хотелось избавиться от этого жуткого чувства перенаполненности. Мне казалось, я разрываюсь и трескаюсь, казалось, что еще пару толчков, и от боли не смогу дышать. Пусть это прекратится как можно быстрее. И в голове набатом "Ты сама на это напросилась, ты сама пришла к нему и предложила свое тело, сама разделась, и сама раздвинула ноги, тебя никто не заставлял и даже не просил…Терпи".

Возле уха сдержанное сопение. Но очень резкое, гортанное. О мои колени трутся полы пиджака, подбородок щекочет галстук. Незнакомец двигается мощно, безжалостно, резко. Как отбойный молоток. Ткань брюк натирает мне промежность, я чувствую лобком пряжку ремня и жесткие волосы в паху у мужчины, они царапаются и добавляют дискомфорт. Между ног все горит, бедра свело судорогой. Но я терплю изо всех сил. Нинка говорила, что обычно это длится недолго… а мне кажется, это длится вечность, и у меня от слез опухнут глаза. Я издаю какие-то звуки, но они далеки от страстных стонов. Олигарх очень низко склонил голову, и я не вижу его лица, только кусочек скулы и волосы. От него пахнет каким-то невероятно дорогим парфюмом, спиртным и чем-то терпким, по-настоящему мужским. Мне показалось, что именно так пахнет океан. Солью, песком и смертью. Именно так я могу его охарактеризовать. Его запах. Моего первого мужчины.

Ощутила, как он сдавил мою грудь одной рукой, зажимая сосок между пальцами, вытягивая вперед и одновременно обжег своим дыханием мою шею, а затем толкнулся очень сильно и очень глубоко. Так, что я не выдержала и громко закричала. Он застыл на секунду и забился во мне очень быстро, короткими ударами с глухим выдохом, впиваясь в мои волосы руками и вжимаясь лицом в мою шею. Я, скорее, догадалась, чем знала, что вот сейчас все закончится. После того, как он кончит, его член должен стать меньше и опасть. Так было написано…в какой-то статье о сексе. Но он не становился меньше и продолжал растягивать мою плоть до предела, так, что ее жгло и саднило. Я чувствовала, как там все распухло. И хотела только одного – чтобы он из меня вышел.

Опирается руками возле головы, продолжая нависать надо мной, но уже отпустив колени так, что их наконец-то перестало тянуть, но разогнуть ноги я не смогла. Они как будто застыли раздвинутыми и согнутыми. Дрожащими от напряжения. Поднялся молча и куда-то пошел, что-то рядом приземлилось в урну. Я заметила ее, еще когда шла к постели. Очень медленно открыла залитые слезами глаза и застыла, глядя в потолок. Ничего более ужасного и унизительного я в своей жизни не испытывала, и если секс на самом деле именно такой, то я бы предпочла никогда этого не узнать… Но, наверное, еще ужаснее было бы испытать это с Чумаковым.

В ванной полилась вода, какое-то время я прислушивалась к этому звуку и чувствовала влажность между ног, с трудом свела колени и повернулась на бок. Низ живота болезненно потягивало. Мне казалось, что его орган все еще во мне. Услышала, как незнакомец вошел в комнату.

– Вытрись и иди в душ.

Он бросил мне полотенце. Оно приземлилось возле моего лица. Белое, пушистое, пахнущее знакомым стиральным порошком.

С трудом встала с постели, по внутренней стороне бедер что-то потекло, опустила голову и увидела, что ноги перемазаны кровью. Прикрылась полотенцем и пошла в ванну, не оборачиваясь. Каждый шаг давался с трудом. Встала под душ. Там даже тронуть не могу. Все болит и как будто не просто распухло, а разодрано до мяса. Страшно сходить в туалет, кажется, будет невыносимо жечь.

Всхлипнула и прислонилась лбом к кафелю. Я даже имени его не знаю. Ничего не знаю: ни сколько ему лет, ни кто он. Это так ужасно. Как самая настоящая проститутка. И что еще ужасней, я понятия не имею, что теперь будет со мной.

Вымылась с мылом, стараясь не мочить волосы, чтобы не сушить. Они очень длинные и очень долго сохнут. Тщательно вытерлась полотенцем и завернулась в махровый халат. Олигарх с кем-то говорил по телефону, стоя ко мне спиной. Какой у него мощный разворот плеч, они широкие, как у спортсмена или борца. Снова одна рука сзади, сжата в кулак. Похоже, это его привычная поза. Он смотрит в окно и не оборачивается. Все, чего мне сейчас хочется – это натянуть свою одежду и свернуться калачиком где-то в углу, чтобы переждать до утра.

Метнулась к кучке своих вещей, подцепила трусики, и тут он обернулся. Светлые волосы поблескивают в мягких бликах от камина, он успел снять пиджак и развязать галстук. В расстегнутом вороте рубашки видна грудная клетка с выпуклыми мышцами и плоский живот.

– Мы еще не закончили – иди в постель.

И снова отвернулся к окну.

Не закончили? Как? Разве он не испытал оргазм? Разве после этого не идут спать? В ответ сильно заныло в промежности. Еще одного такого вторжения я не переживу. Но я не посмела перечить и положила вещи на кресло, а затем пошла к кровати. Посередине виднелось красное пятно. Я стянула покрывало на пол и легла на белоснежный пододеяльник. Повернулась на бок и прикрыла глаза.

Его голос доносился до меня издалека и вдруг показался знакомым. Я где-то его слышала. И не один раз. Но где? Мобильный выключился, и раздались шаги, потом он сел на кровать, и она застонала под тяжестью его тела.

– Ты умеешь делать массаж?

– Нет…не знаю.

– Иди, потри мне шею и плечи. Только вначале сними халат. Я хочу, чтобы ты обслуживала меня голой.

– Вы разве не спросите, как меня зовут?

– Мне не интересно.

Я стояла сзади и смотрела на его широкую и мощную спину. Да, он явно занимался спортом. Чем-то очень серьезным. Такой разворот плеч может быть у борца или у того, кто занимался плаванием, но он не был похож на пловца. Хотя, что я могу вообще понимать в этом. Он может оказаться кем угодно.

Под левой лопаткой круглый шрам и с другой стороны, возле ребра, такой же. Что это за шрамы? От чего такие могут быть?

– Ты уснула?

Схватилась за его плечи и принялась что есть мочи мять, видела, как это делали массажистки, которых заказывал отчим для гостей. Правда, потом эти массажистки массировали все части тела гостей и ублажали их, но я видела лишь первую часть, потому что подносила фрукты, закуски и выпивку.

– Прижмись ко мне и три шею. Черт, как же она затекла от этой поездки.

Его тело было горячим, а кожа шелковистой и ухоженной, пахнущей чем-то незнакомым. Его запах отличался от отчима, Чумакова и от других. От них обычно воняло перегаром, потом и кислятиной. Отчим обожал есть свежий лук с борщом или супом и запивать все это пивом. Чумаков попахивал примерно так же. Остальные постояльцы тоже приятными ароматами не отличались. Когда я убирала после них номера, казалось, там ночевали лошади или свиньи.

Мои груди расплющивались о мужскую спину, и соски терлись о лопатки, пока я старательно разминала его шею. Это было чувствительно и почему-то смущало. Я напоминала себе тех самых массажисток.

Олигарх в этот момент с кем-то переписывался на планшете, потом вдруг отбросил его в сторону и, схватив меня за плечи, как пушинку, перекинул через плечо и поставил перед собой. От неожиданности я резко выдохнула, и все тело напряглось. Между ног тут же засаднило напоминанием о том, что там растерто.

– У меня болит…, – тихо сказала, не сводя глаз с его холодных, северно-ледовитых осколков. Мне показалось, что меня не услышали.

Смотрит исподлобья, снизу вверх, но я ни на секунду не ощущаю себя выше. Скорее, ощущаю насекомым под микроскопом. Тронул грудь, потер соски, приподнял обе груди, сжимая так, чтоб выпирали вперед. Ему явно нравилось то, что он видит, и холодные глаза заблестели. Но я бы не назвала этот блеск даже теплым.

Провел руками по моим бедрам, развернул спиной к себе и сдавил ладонями ягодицы, смял их. Властным движением поставил меня на четвереньки.

Его пальцы прошлись по моему позвоночнику, по каждому позвонку и силой надавили на поясницу, заставляя прогнуться. Какое-то время меня рассматривали. Я ощущала этот взгляд физически, покрываясь мурашками и заливаясь краской. Когда его пальцы коснулись меня между ног, я зажмурилась и приготовилась к боли, но ее пока не последовало. Они оказались влажными и неожиданно приятно скользнули между складок, дотрагиваясь до клитора. Затем он их снова убрал и снова тронул уже более мокрыми, вошел ими внутрь, погружаясь глубоко, словно исследуя.

– Маленькая, – словно констатируя, подтверждая.

И уже через секунду вместо пальцев я ощутила в себе его член. Одновременно услышав его гортанный выдох над моим затылком. Почти так же больно, как и в первый раз. Закрыла глаза и закусила губы, чувствуя, как берет меня за волосы, сжимая их в кулак, и давит на спину еще сильнее, заставляет выгнуться до предела. Больно…но уже не настолько, но дискомфорт и жуткий стыд заставляют молиться, чтоб все закончилось быстро. Его движения резкие, грубые, очень сильные и порывистые. Бедра бьются о мои ягодицы, и я слышу эти шлепки, они кажутся мне ужасно пошлыми и грязными. В меня словно вбивается огромный поршень, издавая неэротичные звуки и стирая из моих представлений все фантазии о сексе. Оставляя только жуткое осознание реальности. Я больше не девственница, меня трахает совершенно незнакомый мне мужчина второй раз за ночь. И я совершенно себе не представляю, что будет дальше. Возможно, это начало конца, и весной мое обглоданное рыбами тело выловят рыбаки. Отчим скажет, что я сама утопилась, меня похоронят у дороги и будут плевать на мою могилу. Неблагодарной твари Маруськи. Не хочу быть Маруськой. Я – Мэри. Меня мама так назвала. Я не стану больше разменной монетой для отчима и не позволю ему вершить мою судьбу.

Теперь это длилось долго. Настолько долго, что я перестала думать о времени. Я смотрела перед собой и кусала губы, пытаясь расслабиться и привыкнуть к его органу внутри своего тела, но у меня не получалось. Под любым углом он входил глубоко и очень сильно. Я всхлипывала и стонала, мычала и даже пыталась вырваться, но меня удерживали сильные руки и продолжали насаживать на себя до упора.

Вдруг все прекратилось, и он развернул меня к себе. Стоит надо мной с расстёгнутой ширинкой, с торчащим из штанов членом в презервативе, блестящим от моей влаги. От одного вида мужского достоинства настолько близко пересохло в горле. Оно показалось мне не просто большим, а огромным, и мне стало страшно, что вот ЭТО каким-то образом вошло в меня, и я все еще живая. Незнакомец сдернул презерватив и отшвырнул на пол. Теперь красная и налитая кровью головка пульсировала у моего лица.

– Открой рот. Пошире, и высунь язык.

Оглушенная и какая-то жалко маленькая я подчинилась, представляя, что именно сейчас будет, и сомневаясь, что смогу взять в рот даже головку. Он слишком огромен. Его орган похож на зверя без шерсти, на какого-то монстра, увитого прожилками, торчащего из паха с густой порослью светлых волос.

– Сначала языком. Оближи его.

Удерживает член ладонью у основания, и мне видно, как его сильные пальцы сдавливают пульсирующие вены. Тронула сам ствол, коснулась губами, и в нос ударил запах мускуса и латекса. Так пахнут руки после перчаток. Прошлась языком по головке и услышала тихий стон. Глаза открыть не решилась.

– Сделай его мокрым.

Я изо всех сил старалась. Облизывала головку, прошлась языком сбоку. Не так противно и не так уж и страшно. Все можно пережить. Наверное.

Мои волосы снова сжали в кулак, и я не успела даже вдохнуть, как член наполнил мой рот, упираясь в самое горло. И бояться было уже поздно, только стараться не задохнуться и вытерпеть, сдержать слезы, которые выступили на глазах.

– Твою ж мать!

Нет, он не бился, не толкался, он вдруг резко дернулся, и мне в гортань потекло что-то солоновато-горькое. Увернуться, выплюнуть не получалось. Только давиться и сглатывать, и слышать глухие сдерживаемые стоны. Отпустил мои волосы. А я так и продолжила стоять на коленях. Вся в слюне, в его сперме и в слезах. Услышала, как стянул с себя одежду, как скрипнула кровать, а через какое-то время раздалось мерное сопение. Он уснул.

Я тут же бросилась в ванну полоскать рот, сплевывать, давиться позывами. Потом посмотрела на себя в зеркало. Глаза припухшие, красные, в слезах, губы натертые…и нет, не поцелуями, а членом, натерты минетом. Потому что я сосала у мужика без имени. Внизу вообще страшно тронуть. Там все огнем горит. Я не смогу ни сидеть, ни ходить. Вернулась в комнату и с опаской посмотрела на постель. Стало страшно, что он сейчас проснется и захочет еще. От одной мысли об этом у меня подогнулись колени.

Он спал на спине, вытянув руки по швам на одеяле. Четкий профиль, резко очерченные красивые скулы, серебристая седина, придающая шарма, не состаривая. Красивый и в то же время опасный, холодный и безразличный.

И что мне делать? Выйти отсюда нельзя. Только оставаться здесь с ним и…и надеяться, что меня заберут с собой. Я вначале хотела лечь на кровать, но потом все же не решилась и свернулась клубочком в кожаном кресле, завернувшись все в тот же халат. Я не просто уснула, меня отключило…хоть я и обещала себе не спать.

А когда открыла глаза, номер был совершено пустым. В отчаянии вскочила с кресла и со слезами, с диким стоном увидела на столе несколько стодолларовых купюр. Зарыдала, опускаясь на ковер у стола, закрывая лицо руками, тыкаясь лбом в пол и издавая какой-то тонкий звук. Вот и все. Меня бросили, как собачонку…дура! Идиотка! На что я еще надеялась! И деньги его паршивые! У меня их все равно отберут! От злости разорвала купюры на мелкие кусочки.

Дверь открылась, и кто-то откашлялся. Всхлипнув, подняла голову и увидела одного из сопровождающих незнакомца. Он стоял в дверях и, вздернув бровь, смотрел то на меня, то на обрывки денег.

– Вам велели одеться и пройти с нами. У вас пять минут. Машина уже ждет.

Глава 4

Я шла по коридору следом за охранником, или кем он там приходился незнакомцу, и тряслась от страха. Боялась, что сейчас выскочат отчим и мачеха, схватят меня за волосы, не дадут уехать, не дадут даже выйти из здания. Собственное сердце пульсировало в ушах и отдавало набатом в виски. Тяжело дыша, шаг за шагом я приближалась к фойе. На мне все то же платье, туфли на босую ногу и чей-то плащ. Он теплый, согретый чьим-то телом, и пахнет сигаретами и улицей. На нем все еще видны капли дождя. Это самое нелепое, во что я когда-либо была одета, но мне казалось, что этот плащ может меня защитить, и куталась в него, как в спасение.