Ретранслятор

Повернув кран, я с удовольствием отметил, что вода есть, а когда после недолгих манипуляций температура воды заметно повысилась, моей радости не было предела. Волосы у меня всегда были короткие. Мой бывший босс, полковник Мартов, позабыл, что имеет дело с насквозь гражданскими людьми, и ввел за правило всему персоналу иметь короткие стрижки, а когда ему пытались возразить, краснел, покрывался пятнами и орал, что уволит. Платили у нас неплохо, да и полномочия у полковника были, так что мужская часть коллектива предпочитала лишний раз посетить парикмахера, нежели навлечь на себя гнев сурового и недалекого начальства.

Итак, решено было побрить голову, и уже через тридцать минут, никем не потревоженный, я в последний раз ополоснул уже лысый череп теплой водой и, вытерев его насухо куском ветоши, такой роскоши, как полотенце, я, к сожалению, не нашел, бодрым шагом приговоренного к повешению шагнул за двери своей комнаты и тут же нос к носу столкнулся со спешащим по своим делам Дмитрием.

– Привет, – хмуро кивнул тот, ловко огибая меня и устремляясь дальше по коридору. – Проснулся уже?

– Да вроде того, – полетело ему в спину. Я с удивлением наблюдал, как шустрый парень проворно юркнул в дверь с табличкой «Санитарная часть», откуда вскоре и появился, бережно прижимая к груди тяжелый флакон с прозрачной жидкостью.

– Пьешь? – вновь бросил он, пробегая мимо меня.

– Так я же это… – растерялся я, вспоминая все пережитое и не лучшее состояние собственного организма.

– Значит, пьешь. – Дмитрий на секунду задержался в проходе. – Дуй за мной. Спирт в небольших дозах полезен в любых количествах, да и Захар приехал, в хорошем настроении, кстати, так что дуй за мной.

– На пустой желудок?! – было возмутился я, но Дмитрий хмыкнул и выскочил в дверной проем.

Мне же ничего не оставалось делать, как направиться вслед коварному подстрекателю, и чем дальше я шел, тем больше чудесных ощущений испытывал мой организм. Первые пару десятков шагов по коридору, гулкому, наполненному живыми звуками и запахами, я прошел вполне легко. Вторая часть пути, пролегающая сначала по нестриженому газону, тропинке вдоль сарая и мимо пары парней в толстовках, колющих дрова, тоже была замечательная, а когда я, вслед за Димой, проскользнул под хмурые взгляды охранников за периметр и поспешил, перескакивая через корни деревьев и разлившиеся ручьи, куда-то в глубь подлеска, то и вовсе почувствовал себя отлично.

Тропинка, на которую мы в итоге выбрались, долго петляла между деревьев, пачкая ноги глиной и прелой листвой, пока не вывела на умопомрачительный запах самого настоящего шашлыка. Трое сидели на раскладных стульях и, потягивая пиво из бутылок, с ленцой следили за шкворчащим на шампурах мясом.

Одного, точнее, одну из этой веселой компании я уже знал. Девушка с тонким, чуть надломленным голосом, Наташа, самозабвенно нависая над мангалом, бдительно следила за пышущими жаром углями, то и дело ворочая шампуры. Запах стоял фантастический. Природа, свежий воздух, пикник. Хорошо все, замечательно, лучше не бывает, если бы ни одно но.

Остановившись в паре метров от сборища, я машинально провел ладонью по гладко выбритой голове.

– Подстригся? – Наташа отвлеклась от готовки и, переведя на меня взгляд, улыбнулась. – Присаживайся.

Дима бухнул баклагу со спиртом у ног рыжего субъекта в потертом пиджаке с заплатами на локтях и ботинках военного образца, выглядывающих из-под широких джинсов, и упал на свободный раскладной стул.

– Знакомься, – кивнул он.

– Андрей. – Я протянул руку рыжему, и тот, добродушно улыбнувшись, сжал мою ладонь.

– Геннадий. Сканер.

Переместившись к последнему члену компании, я на секунду остановился. Лицо его, худое, бледное, с огромным количеством морщин и выцветшими, неприятными, будто у рептилии глазами, показалось мне знакомым. Что-то знакомое, опасное, непредсказуемое, что следует обходить стороной, но как я ни старался, ничего вменяемого мне в голову не пришло, и я вновь протянул руку.

– Андрей.

– Захар. Фриз. Присаживайся, капитан. Есть серьезный разговор.

Я с сомнением присел на предложенный стульчик и нахмурился.

– Капитан?

– Ну да. – На этот раз пришла очередь удивляться уже Захару. – Вот твоя медицинская карта. – Седой приподнялся, достал больничную папку, на которой сидел, и протянул мне с некоторым изумлением.

Взяв в руки карту, я открыл первую страницу и с сомнением посмотрел сначала на распечатку диагноза, потом на какие-то и вовсе для меня незнакомые данные.

– Начало смотри, – подсказал Захар.

На титульном листе документа, кто бы мог подумать, была приклеена моя фотография, вида бледного. Явно позаимствованная то ли с работы, то ли из другого официального архива. Там я был в форме и даже с парой планок на кителе.

Ниже значилось – «Андрей Петрович Скворцов. Тридцать лет. Капитан инженерных войск».

– Бред, – резюмировал я, возвращая бумаги Захару. – Не скрою, до аварии я работал в НИИ. Наша лаборатория занималась некоторыми вещами, в коих были заинтересованы Министерство обороны, энергетики, Федеральная Служба Безопасности и еще сотни других структур, но военным я никогда не был.

– Странно, – седой поморщился и протянул мне стакан с разбавленным спиртом.

– Не пью, – постарался отбрехаться я от угощения. Виски там со льдом, или коньяк, но спирт, уж спасибо, увольте. Однако седой был настойчив, да и Наталья предложила выпить за знакомство и вновь прибывшего. Сдавшись на милость победителю, я зажмурился и отправил содержимое пластиковой посуды в рот.

А ничего пошло. Вроде как и непривычно, да ничего страшного. Думал, хуже будет, а тут скорее как хорошая водка, ледяная, под закуску горячую. Хорошо пошло.

– Где вы эту карту взяли? – Захар крякнул, пощелкал пальцами и выудил из кармана пачку сигарет.

– Как где? – Дима щелкнул зажигалкой. – У него на спинке кровати, в кармашке таком железном.

– Ничего не перепутали? – ехидно поинтересовался седой.

– Да что тут путать, Захар. – Наташа, убедившись в готовности продукта, начала снимать с мангала шашлыки. – Там же фотка его есть. По ней и определили.

– Фотка, Андрюха, твоя. – Седой с наслаждением затянулся и, выпустив в небо стройку ароматного дыма, уперся в меня взглядом.

– Там много чего моего. – Криво усмехнулся я. Русло, в которое уходил наш разговор, переставало мне нравиться. Даже врученная мне бумажная тарелочка с шашлыком и новая порция горячительного почему-то потеряли свою былую привлекательность.

– Например? – С иронией в голосе поинтересовался Захар, отправляя в рот добрый кус жареной свинины.

– Подпись там моя, которую я не ставил, – начал я по памяти перечислять недочеты, которые приметил цепкий взгляд. – Разрешение моей супруги на операцию, если учесть, что женат я никогда не был. Много там, Захар, интересного, ой как много.

– И правда, – попытался вдруг выступить на моей стороне Дмитрий. – Кольца-то у него на руке нет.

– Кольцо не показатель, – отмахнулся седой.

Некоторое время все молча жевали. Я старался понять, что вообще происходит. Захар, очевидно, не дурят ли ему голову. О мыслях остальных даже догадываться не возьмусь. Наташа продолжала дожаривать шашлык, Дима с головой ушел в разбавление трофейного спирта, а рыжий Гена-сканер, просто закрыл глаза и притворился, что до мирских сует дела ему в данный момент нет и кармическое блаженство ближе еще на один шаг.

– Проверить бы его, – вдруг ни с того ни с сего заныл рыжий, вынырнув из нирваны. – А, Захар? Пощупать? А если выкормыш комендантский…

– В мозги ему лезть собираешься? – оскалился седой. – Не дам. Я не Ханой. Жечь память не позволю.

На этих словах я окончательно почувствовал неладное.

– Да ладно тебе, Захар, – продолжал настаивать Гена. – Или ты меня не знаешь? За десять лет ни одной осечки. Четко все. Вспомни, как проглотов на прошлой неделе срисовал. Если бы не я, сгинул бы дозор.

– С проглотами ловко вышло, – немного смягчился седой. – Хвалю. Но сканить, вот так…

– Послушайте, господа, – не выдержал я. – Я очнулся в палате. На меня напали, хотели куда-то утащить. Потом чуть не пожгли огнем и электричеством, а на мои робкие попытки спросить, что вообще произошло с этим миром, отмахиваются и отправляют к Захару. Захар здесь. Я настаиваю, нет, я требую, чтобы мне все объяснили.

– Мда, – Захар погрустнел и, встав, кивнул в сторону видневшегося неподалеку озерца. – Пройдемся?

– Отчего же не пройтись. – Отставив в сторону тарелку с едой и стакан, я поднялся со стула и зашагал вслед за бодро топающим вперед мужиком.

– Ты правда хочешь узнать? – осторожно поинтересовался тот, едва мы поравнялись и пошли рядом по широкой тропе. – Я бы на твоем месте предпочел оставаться в неведении. У многих крыша поехала от подобных известий, и это поначалу. Боюсь представить, как это ты теперь воспримешь.

– А ты не стесняйся. – Покачал я головой. – Рассказывай. Не спеша, размеренно, а я уж решу, от чего с ума сходить, а на что и положить с прибором.

– Ну ладно, – седой докурил и, выщелкнув сигарету, с некоторым садистским удовольствием проводил ее взглядом до ближайшей лужи, где та и погибла, зашипев и погаснув. – Вообще тут вокруг нет никого из военных.

– Это я понял. – Я доверительно кивнул, неспешно следуя за новым знакомым.

– Все гражданские, – продолжил Захар, казалось, не заметив моей реплики. – Наташа до исхода продавщицей работала в гипермаркете. Всю свою недолгую взрослую жизнь смотрела на людей через прилавок. Ни опыта жизненного, ни подготовки. Димка, ну тот, что лысый, вроде тебя, шофер знатный. Двенадцать лет таксовал по городу. У того, конечно, опыта больше, но тоже балбес. Генка, сканер наш, ты на него не обижайся, он не со зла, полжизни библиотекарем протрудился. Кроме книжной пыли ничего не нюхал, но знаний энциклопедических вагон и маленькая тележка. На любой вопрос ответить может, и так почти все наши.

– А ты?

– А что я? – Захар печально вздохнул и, остановившись на берегу затянутого ряской лесного озерца, подхватил с земли плоский камешек и с силой запустил его по тихой воде. Камень взвился, запрыгал, затанцевал, оставляя после себя круги, а потом, издав последний бульк, ушел под воду. – Я был пилотом. Гражданские авиалинии, Аэрофлот.

– А что случилось? – напомнил я об основном вопросе. Вехи в биографии окружающих волновали меня куда меньше, чем скелеты в обгорелых автомобилях по пути на базу.

– Мира вдруг не стало, – спокойно произнес седой. – Точнее, того привычного порядка, который существовал до этого. Сначала отключилось электричество. Подстанции просто остановились и перестали давать энергию, независимо от того, что это, огромная АЭС или переносной дизель. Естественно, нарушилось авиасообщение, радиопередача, всё. Все находившиеся в небе самолеты упали на землю. Настал конец света в прямом смысле этого слова. Сначала правительство пыталось хоть как-то урегулировать ситуацию, но уже очень скоро и оно отправилось в тартарары, а место его заняли анархия и разбой. Деньги потеряли ценность. Я имею в виду их бумажный эквивалент. Золото еще в ходу, так же, впрочем, как и серебро с драгоценными камнями, но ценней всего вещи, то, что не пострадало и работает до сих пор.

– А такие остались? – не особо веря в слова Захара, поинтересовался я.

– Кое-что есть, – кивнул тот. – Электричество в нашем доме от дизеля. Горючку берем из бензовоза с базы, а сам генератор пришлось брать с боем четыре года назад, и пока, тьфу, тьфу, – седой поискал глазами дерево и, присев на корточки, постучал по валявшейся ветке, – не подводил. В общем, перестало функционировать всё. Спутники связи, болтавшиеся на орбите, превратились в горы мусора. Несколько лет мы даже не знали, что происходит во всем остальном мире. Многие думали, что это то ли нападение американцев, то ли десант инопланетян. Однако месяцы шли, а зеленых человечков не наблюдалось, а через некоторое время на единственный рабочий приемник удалось поймать сигнал из Вашингтона. Дошел он чудом, а из сообщения стало понятно, что Штаты в той же жопе, что и мы. Одно, впрочем, осталось неизменным.

– И что же?

– Оружие. Разные умные ракеты и прочая техника тоже накрылись, но старые добрые АК работали все так же споро, и наступило время военной диктатуры. Те, кто имел доступ до складов РАВ, быстро смекнули, что к чему, и неплохо приподнялись в то время, но и их правление было недолгим.

– Что случилось потом?

– Да ничего. Обычный круговорот вещей в природе. На смену человеку с оружием в руках шагнул человек разрушающий. Пси-бойцы, сила которых сначала вообще не поддавалась никакому объяснению. Многие почувствовали в себе эти возможности существенно раньше, но контролировать не умели и погибли от своих выходок. Другие, смешно сказать, не обращали внимания, но потом нашлись и предприимчивые.

– Вроде тебя?

– Вроде меня. – Захар кивнул и потянулся за сигаретой.

– А что за сила такая?

– Да пес ее знает. – Седой щелкнул зажигалкой. – Никто ее не изучал. Нет ни возможности, ни желания. Сила эта досталась далеко не всем, а с ней удивительные ресурсы организма и регенерация в целом. Конечно, ногу или руку отрастить не получится, но, скажем, ударными темпами набрать мышечную массу после долгой болезни, это завсегда пожалуйста. Процента три от оставшихся в живых после мясорубки, но и их хватает с лихвой. Многие, понимая свою уникальность, сбиваются в команды. Другие же, наоборот, действуют сольно, не желая примыкать ни к одной из существующих ныне группировок. В общей своей массе бойцы делятся на четыре вида. Фризы вызывают резкое понижение температуры окружающей среды в заданном участке пространства. Пиры проделывают все то же, однако температуру повышают. Вольты, насмешка над грудой нерабочих гаджетов, проецируют электрический заряд.

– А сканеры?

– Что-то вроде ищейки и детектора лжи одновременно. Могут смотреть пространство на предмет нахождения себе подобных, могут читать мысли, но сами слабы и требуют защиты. Я их называю шахматными королями.

– Я слышал про проглотов. – Вспомнил я недавний разговор. – Они кто такие?

– Проглоты, – Захара перекосило от отвращения. – паразиты, пиявки, отребье. Если ты нарвался на такого, а как правило ходят они группами и нападают исподтишка, пиши пропало. Беги сломя голову. Если настигнут, высосут весь резерв и, что удивительно, смогут им некоторое время пользоваться. Пси-боец же, лишившись резерва целиком, как правило, умирает.

– Одно другого не легче. – Я осторожно опустился на траву и вновь провел рукой по бритой голове.

– Что такое резерв, тебя интересует? – Захар присел рядом и, выпустив струйку дыма, отправил сигарету в свой последний полет. – Предел, на котором могут работать нам подобные. Наташка, вольт по-нашему, генерить удар способна минуты две. Как правило, этого более чем достаточно, чтобы отпугнуть нахала. Но если вздумает работать дольше, быстро почувствует последствия на своей шкуре.

– А я? Что со мной?

– Ты уж, Андрюха, не обижайся, но среди нас ты вроде белой вороны, – добродушно поделился Захар. – Не вписываешься ни в один из вновь сложившихся стереотипов.

– Не понял, – честно признался я.

– Генка, сканер наш, видит все особенным взглядом, – тем же доверительным тоном продолжил седой. – Смотреть он может далеко, и образы, что срисовывает, на обычные картинки не похожи. Скажем, засечет фриза. Тот вроде синего облака. Пир больше красный. Брат-сканер вроде размытого белого пятна. Ты же вроде радуги.

– И что это может означать? – нахмурился я.

– Ретранслятор, – просто, как само собой разумеющееся произнес Захар. – Подобный спектр был у одного моего давнего знакомого. Никчемный был человек. Мелочный, злопамятный, ленивый. Силу, впрочем, поимел необыкновенную, и сгинуть бы ему в этой кутерьме, коли не она. Ретранслятор принимает удар противника, но не просто так, а впитывает его в себя. Скажем, напал на тебя фриз, попытался мозги выморозить. Ты его удар перехватил и ответил тем же холодом, но в разы больше. Стандартная штука. Принятие сигнала, его усиление и передача дальше. Вот такие, брат, пирожки.

– Интересно.

Откинувшись на спину, я закинул руки за голову и закрыл глаза. Ну что я мог сказать в ответ на эту странную историю. Да ничего. Бред, горячечный бред. Сборище сумасшедших. Валить нужно отсюда, но вот только куда? Скелеты в машинах смущали еще больше, чем нахождение в обществе людей с поехавшей крышей. Впрочем, жаловаться пока было не на что. С противоположного берега доносился запах шашлыка, алкоголь приятно дурманил голову.

– Проверку пройти придется, ты уж извини. – Захар чуть виновато улыбнулся и, присев рядом на скамейку, потянулся за сигаретой.

Погода стояла замечательная. Пахло лесом, дровами, с кухни доносился приятный запах жареного картофеля. Не больше, не меньше – идиллия, отдых в деревне. Сейчас, когда я сидел на скамейке около общего дома, являющегося спальней, медпунктом и оружейкой одновременно, набросив на плечи старенький бушлат и любуясь красным, почти багряным солнцем, уверенно закатывающимся за горизонт, в конец этого мира верить не хотелось, но чем больше я об этом думал, тем глубже погружался в собственные черные мысли.

– Что? – Я потянулся за сигаретой и, прикурив от зажигалки седого, провел по голове ладонью, ловя себя на новом ощущении щетины под пальцами.

– Сканировать тебя надо, ты уж извини, – вновь повторил Захар. – Непонятки эти с картой. Будто нарочно подброшена. Не возражаешь?

– Ты что-то упоминал про копание в мозгах, – нехотя напомнил я. – Это опасно?

– Ну, все опасно, коли делает это профан, – нехотя сообщил мой собеседник, стряхивая пепел с сигареты. – Но Генка – сканер знатный. Один из самых сильных на данный момент. Больно не будет. Обещаю.

– А сам механизм?

– Вон Генка идет. Он сам тебе и расскажет.

Действительно, из-за сарая вывалился помятый Геннадий-сканер, злой на весь мир, с жуткой головной болью после утренней пьянки, и, на ходу поправляя одежду, неуверенной походкой направился, нашу сторону.

– Привет честной компании, – поприветствовал всех сканер, заодно обдав молодецким перегаром такой крепости, что впору было закусывать. – Как дела?

– Да уж получше, чем у тебя. – Я хмыкнул, пытаясь определить степень протрезвления рыжего, но по его лицу и мутным глазам сложно было сказать что-то определенное. Язык не заплетается, с ног не валится, людей узнает. Уже, как говорится, хорошо.

– Наш общий друг, Андрей, спрашивает про сканирование воспоминаний, – произнес Захар.

Генка угнездился на свободное место и, кивнув, обхватил голову руками.

– Похмелиться бы, – мечтательно произнес он, но Димы с трофейным спиртом рядом не было, а запасами рыжий обзавестись явно не удосужился. Страдал, в общем, сканер, ну да бог с ним. Никто ему насильно огненную воду в глотку не вливал.

– Так что насчет механизма? – Я легонько подтолкнул Геннадия локтем, и тот, вынырнув из пучины собственных страданий, попытался сфокусироваться на мне.

– Простая схема, – пожал он плечами. – Объяснять действие не берусь. Сам не знаю, как эта чертовщина работает, но если переборщить с напором, мозги в кашу превращаются. Мы, собственно, от остальных пси-бойцов и отличаемся тем, что воздействие свое дозируем. Происходит же это следующим образом. Я выделяю объект и начинаю шаг за шагом проходить по слоям ауры, одновременно задавая вопросы. Тишина нужна для этого и покой, иначе ничего не выйдет. Вот, вопросы задаю, ты на них отвечаешь. Чем глубже слой, тем более верная информация. Соврал, аура реагирует, и я это вижу. Вообще, если согласен, так хоть сейчас.

– Проспись сначала, – сурово нахмурил брови седой. – От него прикуривать можно, а он все одно, в мозги.

– Ну, как скажете. – И стрельнув у Захара сигарету, рыжий удалился прочь неуверенной походкой.

Много мне в тот вечер рассказал Захар, еще о большем умолчал. Да и сам разговор получился вроде исповеди. Монолог, одним словом. Фамилия у седого была Синицын, родился в Ленинграде в трудные послевоенные годы, когда страна поднималась из руин последней глобальной катастрофы под названием Вторая мировая. Учился, родился, женился, вехи биографии можно было смело выбросить из памяти, но последние несколько лет его жизни стали для меня откровением.

– В тот день был у меня выходной. Встал, пошел в ванную, морду побрить. Ленка моя в тот день улетела в Алма-Ату, стюардесса она была. С тех пор не знаю, жива ли. – Захар на секунду замолчал. – Включаю свет, ноль реакции. Бритву, а она не пашет. Матюгнулся, начал бриться так, одноразовым. Потом телек пощелкал, та же байда, что и с бритвой. Микроволновка, радио, телефон. Ни один прибор. Оделся, вышел на улицу, а там чуть ли не война. Дымом с севера пахнет, автобусы встали. Куча народа около своих машин под капотами копаются, завести не могут.

Двинул в магазин, а там очереди, и цены вздули. Ничего понять не могу. Потом прибыли военные. В основном пешочком, но кое-кто и на технике. Собрали всех в кучу и сказали, что все плохо. Вводится, мол, комендантский час и прочие прелести. Объяснять толком ничего не стали, однако намекнули, что коли у кого за городом что есть, вроде дачи, лучше бы отбыть туда до особого оповещения, ибо в городе туго будет. Проблемы не заставили себя долго ждать. Холодно, воды нет. Некоторые принялись прямо в квартирах на мангалах костры разводить. Сразу пошли пожары, но тушить их никто не спешил. Бывало, квартира загорится, и понеслось по дому. Успели водой залить, хорошо. Но где же ту воду возьмешь? В кранах-то ее нет, а питьевая на вес золота.

Позже оказалось, что какие-то машины завести получилось, и началось массовое бегство из города. Уезжали даже те, у кого и своего угла-то не было. Брали запасы, палатки, и валили к чертовой матери. Всякую походную снарягу на тот момент было достать сложнее, чем красную икру во времена перестройки.

Потом оружие у людей начало появляться. Сначала милиция на большую дорогу вышла, потом военные. Продукты начали подходить к концу, а те, кто имел доступ до продовольственных складов, быстро прочухали, что к чему. Деньги вскоре и вовсе ценность потеряли. В ход пошло золото, серебро, а самое главное, то немногое из электроприборов, что еще кое-как, но пахало. Но и это было сложно. Попробуй определи, что пашет, коли электричества нет.

Началась банальная гражданская война. Дрались за теплые вещи, за лишнюю пару сапог. За батон «Подмосковного» в парадной зарезать могли. Военные еще как-то трепыхались поначалу, создавая иллюзию порядка, но потом быстро сдулись и отошли на свои военные базы. У них хоть продуктов было валом и патронов полно.

Мир раскололся на тех, у кого есть ствол, и тех несчастных простаков, у кого его не было. Творился сплошной беспредел. Можно было выйти за дверь собственной квартиры, чтоб заработать на пайку хлеба, и получить по голове. Очнулся, а ты уже в фургоне, связанный по рукам и ногам, и едешь торф копать в добровольно-принудительном порядке.

Конечно, не сразу все это началось. Постепенно. Год, второй, третий. Время шло, а просвета не было. Многие отчаялись. Прокатилась война самоубийств. Труп с вскрытыми венами, или кто по асфальту размазанный, то обычное дело было. Кто не мог торговать силой или разумом, начал торговать телом. Работорговля и проституция, самое то. Находились и те, что наркоту продавал в открытую, но тех местные авторитеты быстро поприжали. Вообще, с приходом бандитов, охранять-то их теперь было некому, многое встало на свои места. Паханы разбили город на сектора, распределили зоны влияния и огласили некие правила, по которым приходилось жить. Например, заработал ты на рынке полкило хлеба. Отдаешь треть смотрящему. Не отдал, и тебя на этом поймали, больше в жизни на рынок не пустят, и живи, как хочешь.

С электричества перешли на дрова, уголь, торф. Все, что, так сказать, гореть могло. Умельцы наладили поставку продовольствия из области. Земля, она и сейчас плодоносит, и те фермерские хозяйства, что раньше функционировали, и сейчас на плаву. Разве что личной армией обросли да егозой по периметру.

Потом появились пси-бойцы. Ну, ты о них знаешь. Каждый по-разному на сцену вышел. Кто обидчику мозги вскипятил, кто подводу с хлебом ограбил, охрану выморозил. Когда поняли, что к чему, то-то шороху началось.

– А ты? – перебил я Захара. – Ты когда понял?

– Даже не знаю. – Захар снова замолк, и на этот раз его молчание продолжалось существенно дольше. – Просто так получилось. Возвращался с рынка вечером. Работы тогда получилось много, но и заплатили прилично. Три банки тушенки и хлеба кирпич, неделю жить можно как король. Поделился, знамо, со смотрящим, ну и навострил лыжи до квартиры, а на самых подступах меня какие-то залетные и накрыли. Сам не успел опомниться, как вокруг ледяные статуи с расколотыми черепами, а внутри ощущение… ну даже не знаю. Будто все можешь. Испугался сначала, но потом сообразил и сделал ноги. Три дня после отлеживался, в себя приходил, а заодно вспоминал, что произошло. Так вот и покатилось. Сначала осечек много было. Силы до пупа, а дозировать ее не получается. Раз попробовал – час без сознания. Дров, в общем, наломал. Но, как говорится, навострился. Потом был период безудержного веселья. Не поверишь, ударился в разбой. Приоделся хорошо, вискаря себе элитного набрал, хамона. Творил беспредел и разруху, но потом пришли люди и объяснили, что к нему.