Где купить демона?

Кот сидел перед холодильником, на его выразительной морде было написано тихое, с трудом сдерживаемое страдание: судя по всему, он находился на грани голодного обморока.

– Бейсик, – проговорила Надежда сонным голосом, – я в жизни не поверю, что Саша ушел, не покормив тебя!

В ответ на ее слова кот тихо, жалобно мяукнул. Казалось, он хотел сказать Надежде: можешь мне не верить, но если я на твоих глазах умру от голода, сможешь ли ты потом спокойно спать? Сможешь ли жить, зная, что на твоей совести загубленная жизнь невинного создания? При этом он посмотрел на хозяйку так проникновенно и трогательно, что она не устояла и положила в его мисочку большую вкусную котлету. Бейсик с урчанием набросился на нее – и только тогда Надежда заметила пришпиленную к холодильнику записку:

«Надя, не корми Бейсика! Я его уже покормил. И пожалуйста, понаблюдай за ним – у него совсем нет аппетита, свой корм он есть не стал, я едва уговорил его съесть пару кусочков ветчины. Боюсь, не заболевает ли он».

– Ага, аппетита у него нет! – возмущенно проговорила Надежда. – С чем-чем, а с аппетитом у него полный порядок! Вот с совестью у этого кота большие проблемы! Глаза бы мои на тебя не глядели, наглый пожиратель котлет!

Кот взглянул на нее с явной насмешкой, проглотил остатки котлеты и отправился на диван – досыпать.

А Надежда сварила себе чашку кофе и собралась спокойно ее выпить, прежде чем приступить к домашним делам. А этих дел у нее накопилось столько, что и за неделю не переделать – огромная гора глажки, и пропылесосить квартиру она собиралась еще вчера, да вот пришлось к матери ехать, и шкаф разобрать давно пора…

Такие перспективы вызвали у нее тяжелый вздох. Надежда покосилась на пылесос, стоявший в углу безмолвным укором, взяла чашку и собралась уже опуститься на стул.

Но тут она увидела на этом стуле сумку.

Сумка была незнакомая – большая бесформенная торба из коричневой кожи.

И в этот момент Надежда Николаевна вспомнила вчерашнюю историю – девушку, которая рисовала в метро пассажиров и которая потом едва не попала под машину, сумку, которую она, Надежда, отбила в честном поединке у воришки…

– О господи! – воскликнула Надежда. – Как я могла забыть! Ведь ей наверняка нужна эта сумка!

Действительно, вчера, едва дотащившись до дома, Надежда бросила чужую сумку в прихожей и сосредоточилась на своих вещах. У нее-то все было нехорошо, потому что разбилась банка с черничным вареньем, залила тыкву, кошелек, детектив, косметичку и вообще всю сумку. Да еще пришлось вымыть пол на площадке, а в причастности к небольшой лужице в лифте Надежда решила не признаваться, в конце концов, на что в доме дворник?

Тут очень кстати позвонила мать, чтобы узнать, как Надежда доехала, и понравилось ли зятю черничное варенье. Надежда едва не зарычала в ответ.

А во время разговора кот умудрился вымазать лапы в чернике и наследить в кухне. Надежда бросила трубку и принялась ловить кота. Лапы, конечно, не отмылись, несмотря на то что Надежда перепробовала и мыло, и гель, и даже жидкость для мытья посуды. И только успела Надежда кое-как отчистить сумку и выбросить синюю тыкву, как явился с работы муж. Он обратил внимание только на синелапого кота, долго квохтал над ним, кормил вкусненьким и выговаривал Надежде, так что про чужую сумку она забыла начисто.

Очевидно, утром, уходя на работу, Сан Саныч увидел ее, валявшуюся в прихожей, и положил на стул, он не любил беспорядка.

Сейчас Надежда перерыла содержимое коричневой торбы и на самом дне, под планшетом для рисунков, под косметичкой и прочими мелочами, которые всегда накапливаются в женской сумке, обнаружила студенческий билет. Из этого билета явствовало, что он принадлежит Екатерине Максимовне Малининой, студентке Санкт-Петербургской художественно-промышленной академии имени Штиглица, именуемой обычно Мухинским училищем, или просто Мухой.

Так, Муху мы оставим на крайний случай, сейчас ведь девушка, которую зовут Катей, находится в больнице, и сумка ей нужна. Мало ли какие мелочи понадобятся, телефон опять же… А вот, кстати, мобильника в сумке нету. Кошелек есть, денег в нем маловато, но все же…

Нужно звонить в справочную по всем больницам, там скажут, куда вчера возили жертв дорожных происшествий.

Надежда пододвинула к себе телефон и за четверть часа выяснила, что Екатерина Малинина находится в городской больнице номер четыре, куда ее доставила накануне машина «Скорой помощи».

Четвертая городская больница располагалась неподалеку от дома Надежды Николаевны, что можно было расценивать как перст судьбы. И как шанс хоть ненадолго отложить ненавистные домашние дела.

– Я только отнесу ей сумку и сразу же примусь за хозяйство! – сказала Надежда в пространство, адресуясь, по-видимому, к пылесосу.

Пылесос на эти слова никак не отреагировал, но из гостиной выглянул кот, который посмотрел на хозяйку с недоверием и осуждением.

– А тебя вообще никто не спрашивает, синелапое чудовище! – строго произнесла Надежда.

Кот обиделся и скрылся в гостиной.

И только было Надежда собралась уйти, как позвонила мать.

– Надя, ты знаешь, что случилось? – заговорила она, как всегда, на повышенных тонах, что свидетельствовало о том, что она сильно нервничает.

Надежда свою мать знала отлично, поэтому не слишком обеспокоилась – причиной ее волнений могло быть, к примеру, землетрясение в Южной Америке или же очередная драка депутатов на собрании Государственной думы.

– Мама, ты здорова? – быстро спросила она, чтобы свернуть разговор. – Ты не захлопнула дверь, тебя не обокрали в магазине?

– Да что ты такое говоришь? – взвилась мать. – По-твоему, я ненормальная? Успокойся, твоя мать еще не выжила из ума, так что в психушку оформлять меня рановато.

– Мама, ну что ты говоришь…

– Я знаю, что я говорю! – с пафосом заявила мать.

– Ах, вот как…

Тут до матери дошло, что она малость перегнула палку и что Надежда может обидеться и повесить трубку. А ей хотелось поговорить.

– Ты слышала, что вчера убили Рюмина?

– Ну да… – неуверенно ответила Надежда, – что-то такое мелькнуло по телевизору.

– Ничего себе мелькнуло! Да все каналы об этом твердят! И московские, и наши! Представь себе, среди бела дня киллер вошел в ресторан и ухлопал двоих человек прямо за столиком!

Ну да, Надежда вспомнила, что вчера вечером слушала в новостях, что в городе произошло двойное убийство. И правда, ухлопали на глазах у всех депутата Законодательного собрания Рюмина и крупного бизнесмена Шарапова. Если фамилия Рюмина часто мелькала в новостях и отложилась у Надежды в памяти, то фамилия Шарапов ничего ей не говорила. То есть говорила, теннисистка такая есть, но к убитому, надо полагать, она не имеет никакого отношения, фамилия довольно распространенная.

Мать возмущалась в трубку, но Надежда твердо сказала, что ей должны звонить, так что нельзя занимать телефон. Мать с ворчанием бросила трубку.

Надежда допила остывший кофе, привела себя в порядок и отправилась в больницу.

В окошке справочной ей сообщили, что пациентка Малинина, поступившая вчера по «Скорой», находится в неврологическом отделении, в палате номер двенадцать.

– В неврологии? – переспросила Надежда. – Почему в неврологии, а не в хирургии?

– Потому что у нее сотрясение мозга, – пояснила медсестра и добавила, взглянув на Надежду поверх очков: – Состояние средней тяжести, температура нормальная.

Надежда поднялась на четвертый этаж и вошла на неврологическое отделение. Никто ее не остановил, хотя время было неприемное, очевидно, в этой больнице были демократические порядки.

Коридор отделения был пуст. На столе дежурной сестры лежала раскрытая книга, но сама сестра отсутствовала. Надежда пошла вдоль коридора. К счастью, на дверях палат были проставлены номера. Надежда Николаевна прошла мимо седьмой палаты, мимо восьмой, девятой, десятой…

В это время дверь двенадцатой палаты открылась, оттуда вышел мужчина в белом халате.

– Доктор! – окликнула его Надежда, она хотела спросить у врача, здесь ли лежит Катя Малинина, но тот отвернулся и быстро пошел прочь по коридору.

Надежда проводила его взглядом. Что-то в фигуре врача показалось ей смутно знакомым, но она не могла вспомнить что. Надежда пожала плечами и вошла в двенадцатую палату.

Здесь были только две кровати. На одной, около окна, спала, разметавшись, полная женщина средних лет, на второй лежала вчерашняя девушка. Она была очень бледной, глаза полузакрыты, в локтевом сгибе закреплена пластырем игла капельницы.

Вдруг глаза девушки открылись, она уставилась на Надежду, ее губы зашевелились.

Надежда подошла к самой кровати, наклонилась над ней, чтобы расслышать ее слова.

– Это он, – едва слышно проговорила Катя, – это он…

– Кто? – удивленно переспросила Надежда.

– Этот доктор… это его я вчера рисовала…

– Что? – Надежда решила, что ослышалась, и склонилась еще ниже к кровати.

Но Катя вдруг напряглась, лицо ее покраснело, и она задышала часто и сипло.

– Что с тобой? – всполошилась Надежда Николаевна.

Девушка пыталась что-то сказать, но из ее горла вырывался только свистящий хрип. Лицо ее побагровело, губы на глазах синели, глаза едва не вылезали из орбит. Она в ужасе смотрела на Надежду, потом перевела взгляд на что-то за ее спиной.

Надежда проследила за ее взглядом – и увидела подвешенный на стойке прозрачный пакет с раствором для капельницы. В наполняющей пакет бесцветной жидкости разбегались розоватые змейки – в раствор явно влили какое-то постороннее вещество.

Раздумывать было некогда. Надежда сорвала с Катиной руки пластырь, выдернула иглу, затем бросилась к двери, выглянула в коридор.

Дежурная сестра сидела за своим столом, водя глазами по страницам книги.

– Скорее! – крикнула Надежда. – Позовите врача! Здесь больной очень плохо!

– А вы вообще кто? – Сестра строго посмотрела на Надежду поверх книги. – Кто вас сюда пустил?

– Да говорят вам – скорее врача! Она умирает!

Сестра, кажется, осознала серьезность момента. Она вскочила, сорвала трубку с телефона, что-то в нее быстро заговорила, выслушав ответ, бросилась к палате.

Надежда вернулась к Кате.

Девушка с трудом дышала, глаза ее начали закатываться.

Надежда схватила ее за руку, крепко сжала.

– Держись, милая! Сейчас тебе помогут…

Дверь палаты распахнулась, в нее ворвался высокий худощавый мужчина в белом халате, в два огромных шага подошел к кровати, отодвинул Надежду, наклонился. Рядом с ним тут же возникли две женщины – дежурная сестра и еще одна, постарше и поплотнее.

– Анафилактический шок! – прогремел врач, и не глядя, протянул руку, бросив: – Адреналин, преднизолон, эуфиллин!

Опытная медсестра уже отламывала горлышки ампул, готовила шприц.

Врач схватил тонкую Катину руку, нашел вену, уверенно ввел в нее иглу. Только закончив инъекцию, он заметил Надежду и раздраженно проговорил:

– Почему посторонние в палате?

– Это я вас вызвала! – сердито ответила Надежда. – Между прочим, посмотрите – в емкость для капельницы что-то ввели… видите, там что-то розовое…

Врач бросил настороженный взгляд на капельницу, помрачнел, но снова повторил:

– Почему здесь посторонние? Убрать!

– Вы слышали, что сказал доктор? – Старшая сестра надвинулась на Надежду. – Покиньте отделение!

– Да ради бога! – Надежда взглянула на Катю, убедилась, что та задышала ровнее и лицо стало более-менее нормального цвета, – и вышла из палаты.

В коридоре она остановилась и задумалась.

Катина сумка осталась у нее – но сейчас не до этого. Что там сказала девушка перед тем, как у нее начался этот ужасный приступ? Что-то вроде «Это он, тот, кого я вчера рисовала…».

Может быть, ей это просто показалось? В конце концов, у девушки сотрясение мозга, чего только в таком состоянии не вообразишь! Но тот человек в белом халате, который вышел из палаты, и Надежде показался смутно знакомым, хотя она видела его только со спины… и после его ухода с Катей случился этот… как его… анафилактический шок… не он ли ввел какую-то дрянь в емкость для капельницы? Но зачем?

Дверь палаты открылась, оттуда выкатили каталку, на которой лежала Катя. Сбоку беспомощно свешивалась тонкая рука, глаза девушки были закрыты, но дышала она ровно. Следом за каталкой шел врач, лицо его было озабочено, на лбу блестели капельки пота. Проходя мимо Надежды, он ее демонстративно не заметил.

– Куда ее? – вполголоса спросила Надежда Николаевна старшую медсестру.

– В реанимацию, – ответила та вполголоса.

– Что – все плохо? – забеспокоилась Надежда.

– Да нет, все с ней будет нормально, – поспешно возразила женщина. – Хорошо, что вы вовремя нас позвали… и правильно, что сняли капельницу, иначе…

Она не закончила фразу, но Надежда Николаевна все поняла по ее интонации.

Она собралась было раскричаться, что порядки в больнице отвратительные, что сестры вечно нет на месте, что в палату может пройти кто угодно, что если бы не она, Надежда, то девушки уже не было бы в живых. Но коридор снова был пуст, все ушли за каталкой, так что орать было не на кого. А что касается подозрения, что Кате что-то влили в капельницу, то Надежда ведь сама этого не видела, а эти, из больницы, будут обязательно честь мундира защищать. И первым делом спросят, кто такая Надежда, кем она приходится больной, зачем она пришла. А когда узнают, что человек она, в общем-то, посторонний, то быстренько выпроводят. Так что лучше ей пока уйти, будем надеяться, что в реанимации порядки построже, тяжелого больного без присмотра не оставят.

Выйдя из маршрутки перед своим подъездом, Надежда Николаевна мысленно перебирала домашние дела, которые нужно успеть переделать до возвращения мужа. Запустить стиральную машину, пропылесосить наконец ковер, разобрать вещи в шкафу, приготовить давно задуманную телятину под белым соусом…

Этот поток сознания был прерван внезапным и грубым образом. Перед самым подъездом Надежду перехватила соседка Антонина Васильевна. Соседка эта была по-своему личностью замечательной. По причине своих габаритов и преклонного возраста она выходила на улицу не то чтобы редко, но недалеко, вечно отиралась возле подъезда. Поэтому была в курсе всех новостей не только их подъезда, но и всего двора. И с радостью делилась со всеми своими знаниями и наблюдениями.

Сегодня Антонина была возбуждена, она шумно дышала, высоко поднимая все свои три желеобразных подбородка, лицо ее было покрыто пятнами лихорадочного румянца. Видно было, что ее распирает какая-то волнующая информация, которой не терпится поделиться.

– Нет, ну что за времена! – воскликнула Антонина с пафосом, крепко держа Надежду Николаевну за пуговицу. – Что за времена!

– Здрассте, Антонина Васильевна, – вежливо, но сухо отозвалась Надежда, пытаясь протиснуться в дверь.

Это ей не удалось – при солидных габаритах Антонины она перегородила весь проем.

– Здравствуй, Надя! Вот ты ходишь одна, а в наше время это очень опасно!

Надежда знала из опыта общения с соседкой, что с ней не нужно вступать в разговор, не нужно отвечать на ее реплики, самое правильное – проходить мимо, опустив глаза в землю, иначе застрянешь надолго, однако на этот раз она допустила промах и отозвалась:

– Как же не ходить? Дел-то много!

– А если с тобой что-нибудь случится – кто вместо тебя твои дела делать будет? Антон Павлович Чехов?

– Да что со мной случится? Кому я нужна?

– А вот не скажи! Вот Витька Шмыгин тоже, кажется, никому не был нужен – а его убили!

– Убили? – невольно переспросила Надежда. – Как убили?

– Задушили! – ответила Антонина, драматически понизив голос. – Задушили и в мусорку бросили!

Антонина произнесла эти слова с плохо скрытым восторгом, видно было, что она переживает свой звездный час – и то сказать, в ее жизни практически ничего не случалось, а тут вдруг – такая сенсация!

– Господи! – Надежда Николаевна невольно передернулась, представив скорченный труп в мусорном контейнере. – Ужас какой!

– Вот именно – ужас! – возбужденно воскликнула Антонина. – Я же говорю – что за времена! Ты же знаешь Витьку – кому он мешал… безобидный человек…

– Витька? – Надежда наморщила лоб. – Что это за Витька?

– Да ты знаешь его, он в третьем подъезде живет, вечно возле магазина ошивается, ищет, где бы подработать… То есть работать-то он в принципе не может по определению, но вот если по мелочи… Некоторые этим пользуются – вон Ксения из двенадцатого дома положила глаз на тую, которую около жилконторы высадили. Самой выкапывать – побоялась, еще поймают, неудобно будет, так подговорила Витьку, а ему все до лампочки – выкопал эту тую и принес Ксении. Всего-то пятьдесят рублей она ему заплатила. Или семьдесят…

– Надо же! – проговорила Надежда и снова безуспешно попыталась протиснуться в подъезд. – Ну, за тую его вряд ли убили бы… хотя некоторые люди к своим растениям очень привязаны…

– Мог он, конечно, и спереть, что плохо лежит… – задумчиво продолжила Антонина, решительно пресекая попытки Надежды прорваться домой.

– Антонина Васильевна, – взмолилась Надежда, – у меня дома кот некормленый! И дел невпроворот!

– Вот, кстати… Ты ведь, Надя, знаешь Олимпиаду Самсоновну? Так вот Витька у нее как-то полтора килограмма мелкой рыбы украл, которую она для кота купила…

– Мелкой рыбы? – удивленно переспросила Антонина. – Зачем ему мелкая рыба понадобилась?

– Ну, он не разобрался… увидел пакет – и не удержался, спер… потом не знал, что с ним делать, в конце концов самой же Олимпиаде его и продал за двадцать рублей. Но сам-то Витька был тихий, мухи не обидит… Своровать, если что по мелочи, или прибрать, что плохо лежит…

– А как он выглядел, этот Витька? – спросила Надежда, в голове у которой вдруг мелькнула какая-то неясная мысль.

– Да ты же его знаешь! Мелкий такой, вертлявый, зубы редкие, вперед торчат, как у кролика…

– Вот оно что!

Надежда Николаевна вспомнила того мужичка, который пытался стащить сумку сбитой девушки. Мужичка, которого она, Надежда, без особого труда прогнала. Ну, подумаешь, в лоб дала один раз, он и отстал.

Выходит, это его задушили и бросили в мусорный контейнер… страшная, отвратительная судьба, никому такой не пожелаешь, даже такому жалкому и противному типу. Тут Надежда вспомнила про разбившуюся банку с вареньем и про то, сколько трудов пришлось потратить, чтобы отмыть кота, и сколько выслушать несправедливых слов от мужа, и ростки жалости в ее душе быстро увяли.

Но вот ведь что интересно – убили этого Витьку почти сразу после того, как он попытался украсть Катину сумку.

А потом саму Катю пытались убить в больнице… Это врачи там делают хорошую мину при плохой игре, а Надежда верит Кате, знает, что тот тип, переодетый доктором, что-то влил в капельницу.

Не связаны ли между собой эти события?

Надежда Николаевна почувствовала знакомое покалывание в корнях волос. Такое покалывание она ощущала, когда сталкивалась с какой-то криминальной загадкой.

Дело в том, что, как уже было сказано, прежде Надежда Николаевна была инженером, причем не из тех дам, которые просиживали на работе положенные восемь часов, с нетерпением дожидаясь окончания рабочего дня и заполняя время вязанием и сплетнями – нет, она была инженером хорошим, талантливым, как говорят – от Бога. И с тех пор как она ушла с работы, точнее, с тех пор как ее сократили, Надежде не хватало умственной нагрузки. Ее мыслительные способности простаивали, как мощный компьютер, случайно оказавшийся в бухгалтерии жилконторы. И вот за неимением привычных инженерных задач она стала решать задачи детективные, криминальные – и по удивительному стечению обстоятельств судьба стала подбрасывать ей такие задачи с завидным и даже удивительным постоянством.

Многочисленные друзья и знакомые Надежды знали о ее необычной склонности и часто обращались к ней, если им нужна была помощь детектива-любителя.

Все бы было ничего, но муж Надежды, Сан Саныч, очень неодобрительно относился к этому ее увлечению. Понять его можно – он попросту боялся за свою жену, считал, что разгадывание криминальных загадок может быть опасно для ее жизни и здоровья. Сан Саныч неоднократно ставил вопрос ребром, и Надежде Николаевне не раз приходилось давать ему честное слово, что она больше никогда, ну совершенно никогда не будет заниматься частными расследованиями… но когда доходило до дела, она ничего не могла поделать со своей любопытной и беспокойной натурой и, как бульдог, вцеплялась в очередную криминальную загадку.

В результате получилось, что кроме решения собственно детективной загадки ей приходилось каждый раз употреблять массу сил, хитрости и мастерства, чтобы муж не узнал, чем она занимается, пока он зарабатывает деньги.

Справедливости ради нужно отметить, что Сан Саныч был не так уж не прав, когда сердился на свою жену. Потому что если бы, не дай бог, случилось что-то серьезное с близкими друзьями или с родственниками, тогда помочь было бы нужно и должно. Но Надежда Николаевна умудрялась вляпаться в криминальные и подозрительные истории, которые, в общем-то, не имели к ней никакого отношения. Вот как сейчас. Казалось бы, какое ей дело до незнакомой девицы? Отдала сумку, да и пошла заниматься своими собственными делами. Но зуд в корнях волос не утихал.

– Вот в какое время мы живем! – повторила Антонина Васильевна.

Она по-прежнему перегораживала дверной проем и не собиралась пропускать Надежду, пока не наговорится всласть. Надежда Николаевна, однако, не собиралась сдаваться. Она решила применить испытанный отвлекающий маневр.

– Вы говорите, Витька с Олимпиадой Самсоновной был знаком? Вон же она идет! Она еще, наверное, не знает, что его убили?!

– Где, где? – Антонина метнулась в сторону, Надежда воспользовалась ее оплошностью и проскользнула в подъезд.

Бейсик ждал ее в дверях квартиры. В его взгляде явственно читалось: «Где это ты шляешься, вместо того, чтобы кормить и лелеять своего единственного и неповторимого кота? Если тебе так повезло в жизни, если у тебя есть я – цени это и делай все от тебя зависящее, чтобы скрасить мою трудную кошачью жизнь!»

Надежда, однако, всего этого в глазах кота не заметила.

Бейсик посмотрел на хозяйку с неодобрением, обнюхал ее сапоги и громко чихнул.

– Будь здоров! – машинально проговорила Надежда и устремилась в комнату, чтобы еще раз обследовать сумку Кати Малининой.

Кот вслед ей возмущенно мяукнул: «Ты куда это? А как же твоя священная обязанность – покормить кота? И погладить, и почесать за ухом, и поговорить…»

Надежда только отмахнулась – подождешь!

Она вытряхнула из сумки содержимое, нашла планшет с рисунками и разложила их перед собой.

На столе лежали шесть портретов – два женских и четыре мужских. Ну да, как раз столько успела зарисовать Катя за один проезд в метро, видно далеко ей было ехать. Среди них Надежда сразу узнала боевую старуху в детской вязаной шапочке с помпоном. Вторая женщина была усталой, измотанной судьбой особой средних лет, с печатью неустроенной личной жизни на лице. Таких в метро можно встретить сколько угодно, даже Катин талант тут не помог, ничего в этой женщине не было интересного.

Перед тем как Кате стало плохо, девушка успела сказать, что к ней в палату приходил тот, кого она накануне рисовала. Она четко сказала: «Это он», да и сама Надежда видела, что из палаты вышел мужчина в белом халате – значит, этих двух женщин на рисунках можно отбросить.

Оставались четверо мужчин.

Мрачный заурядный мужчина лет сорока, парень в бейсболке с логотипом интернет-магазина «Сезон», бритоголовый тип с худой жилистой шеей и маленькими злыми глазками, прячущимися в складках щек, и человек неопределенного возраста с каким-то ускользающим, неуловимым взглядом. Надежда машинально отметила, что во всех остальных портретах Катя сумела передать что-то главное, основное, уловить характер человека, его внутреннюю сущность – и только последний персонаж не дался ей, не раскрылся, спрятался от нее в своей раковине, в своем коконе…

Она еще раз осмотрела всех четверых мужчин, представила, как они выглядели бы в белом медицинском халате и шапочке.

К сожалению, она видела человека в больнице только со спины – а на портретах они были изображены спереди. И рост, вроде бы тот был среднего роста, но в шапочке мог казаться выше… Тот мрачный мужчина, которого видела Надежда, который сидел напротив нее… Тоже непонятно было, какого же он роста, если его поставить на ноги. В общем, попробуй разберись… вот если бы она смогла взглянуть на этих людей со спины…

Что же делать?

Надежда уставилась в стену перед собой, как будто на этой стене она надеялась найти ответ на свой вопрос.

И как ни странно, у нее появилась одна вполне плодотворная дебютная идея.

Парень с логотипом «Сезона» явно курьер. Он доставлял покупку кому-то в этот самый дом. Значит, если Надежда сделает заказ в этом интернет-магазине, довольно велик шанс, что этот заказ доставит тот же самый курьер. И уж тогда-то она сможет посмотреть на него и со спины, и в профиль, и в три четверти, да еще и поговорить с ним, чтобы выяснить, имеет ли он какое-то отношения к тем странным событиям в больнице. Кто-то же едва не отправил ни в чем не повинную Катю на тот свет!