Периферийные устройства

– А мне и невесело. Волнуюсь из-за Бертона. Полез в драку с луканами, угодил в безовку. Никаких обвинений, просто задержали для общественного порядка.

– Знаю. Леон сказал Мэдисону.

– Он тут нашел халтурку, – продолжала Флинн, радуясь, что музыка заглушает ее слова от посторонних, и зная, что Дженис поймет про риск лишиться пенсии. – Я его подменяла.

Дженис подняла одну бровь:

– Не понравилось? А что это?

– Бета-тестинг какой-то извратной игрушки. Про маньяков или в таком роде.

– А ты играла во что-нибудь после того раза у нас дома? – Дженис пристально ее разглядывала.

– Только в эту. Дважды. – Флинн опять сделалось неуютно, но уже иначе. – Ты Мейкона видела?

– Он был здесь. Мэдисон с ним разговаривал.

– Вы тут часто бываете, ты и Мэдисон?

– А что, это на нас похоже?

– Такие все, блин, молодые.

– А мы не были молодые, когда сюда ходили? По крайней мере ты. Маленькая сестренка Бертона, – улыбнулась Дженис.

Песня закончилась, и со стороны парковки донеслось громовое тарахтенье мотоциклетного мотора.

– Коннер, – сказала Дженис. – Паршиво. Затеял разборку с теми парнями.

У Флинн на миг мелькнуло неприятное чувство, будто вернулись школьные годы. Она проследила взгляд Дженис. Пять амбалов с обесцвеченными волосами за столиком, уставленным пивными бутылками. Не баскетболисты, слишком квадратные. Наверное, американский футбол. Ни у одного не было визы. Двое встали, взяли за горлышко по пустой бутылке в каждую руку и направились к выходу.

– Он был здесь с час назад, – добавила Дженис. – Пил на парковке. Нельзя ему пить – с таблетками выходит адская смесь. Один из тех ребят что-то сказал. Мэдисон вмешался, так что до драки не дошло. Коннер уехал.

Снаружи донесся звон бьющегося стекла. Заиграла следующая песня. Флинн встала и пошла к двери, думая про себя, что эта песня нравится ей еще меньше предыдущей.

Двое футболистов стояли на крыльце, и сейчас стало видно, насколько они пьяны. Фонари на тонких шестах ярко освещали «тарантул» в центре гравийной площадки, тарахтевший и трясшийся, вонявший на всю парковку вторичным жиром. Голова Коннера торчала вперед под всегдашним мучительным углом, один глаз был скрыт за чем-то вроде монокля.

– Вали в жопу, Пенске! – крикнул футболист почти веселым от пьяного куража голосом и запустил вторую бутылку. Она разбилась о лобовое стекло трицикла; осколки брызнули в сторону, не задев Коннера.

Тот улыбнулся и чуть мотнул головой. Что-то качнулось над «тарантулом», выше трех высоких шин, между которыми полулежал обрубок, оставшийся от тела Коннера.

Флинн прошла между футболистами, спустилась по ступенькам на гравий. Парни умолкли – она была старше их, незнакомая, с ног до головы в черном. Коннер увидел ее. Снова шевельнул головой. Флинн слышала, как хрустит под ногами, как бьются мошки о фонари, хотя непонятно, как можно было что-то различить за оглушительным тарахтеньем.

Совсем близко подходить не стала: Коннеру бы пришлось тянуть шею, чтобы смотреть ей в лицо.

– Флинн, сестра Бертона, – сказала она.

Взгляд через монокль, улыбка.

– Клевая сестренка, – процедил Коннер.

Флинн подняла взгляд и увидела тонкий членистый скорпионий хвост, управляемый моноклем. Видимо, Коннер нарочно выкрасил его в черный цвет для незаметности. Флинн не могла разглядеть, что на конце. Что-то маленькое.

– Не связывайся, Коннер. Езжай домой.

Он что-то тронул подбородком на приборной панели. Монокль отщелкнулся, словно открылся маленький люк.

– Ты уйдешь с моей дороги, клевая сестренка Бертона?

– Нет.

Коннер извернулся, потер глаз двупалой рукой:

– Я мудак, да?

– Да в этом городе все мудаки. У тебя хоть оправдание есть. Езжай домой. Бертон уже в пути, вернется – зайдет к тебе.

Говоря, Флинн как будто видела все со стороны: себя на сером гравии перед «Джиммис», высокие старые тополя по обе стороны парковки – старше ее матери, старше всех. Парня, который наполовину машина, человеко-мотоциклетный кентавр. Который чуть было не убил сейчас другого парня или парней – и, может, еще убьет.

Она обернулась и увидела, что Мэдисон теснит футболиста, швырявшего бутылки. Титановые очки были перед самым лицом парня, и тот отступал, чтобы авторучки и фонарики из тедди-рузвельтовской разгрузки не ткнули ему в грудь. Флинн снова поглядела на Коннера:

– Не стоят они того, Коннер. Езжай домой.

Коннер криво ухмыльнулся.

– Гребись все конем, – сказал он и что-то нажал подбородком.

«Тарантул» взревел. Однако, стартуя в поворот, Коннер постарался не обдать Флинн гравием.

С крыльца донеслись пьяные возгласы торжества.

Флинн бросила недопитую бутылку на гравий и, не оборачиваясь, пошла к велосипеду.

18. Клуб Всевышнего

Недертон заранее угадал, что закуток, который Тлен выгородила себе досками и холстиной в самом дальнем, самом маленьком углу подземного гаража, разозлит его своими декадентскими вывертами. Так и оказалось. Бесили не столько ненужная теснота и убранство а-ля богемный вариант бара «Менады», сколько то, что ее дисплей старательно маскировался подо что-то совершенно иное. И вообще, все, что она собиралась им показать, можно было транслировать, не дергая их со Львом сюда.

Полированные шары из сложных кристаллических сростков вроде агата были вмонтированы в ржавый химический прибор (Тлен похвасталась, что купила его у кокни, которые вылавливают из Темзы такого рода металлолом). И она заварила исключительно мерзостный чай в тончайших фарфоровых пиалах, наводивших на мысль, что в них нальют какую-нибудь полынную водку, так нет же. Прижатый к Льву за низким резным столиком, Недертон чувствовал себя в древней телефонной будке, переоборудованной для спиритических сеансов.

Теперь Тлен выбирала из замшевого мешочка кольца и наперстки – интерфейс, который нормальные люди вживляют под кожу перманентно и незаметно. У Тлен это были ржавые магические железяки вымышленных королей, утыканные тусклыми окатышами, причем камешки еще светились и гасли под ее белыми пальцами.

Чай отдавал горелым. Не то что его правда сожгли, просто чувствовался едва уловимый привкус. Занавеси, тяжелые, как в баре «Менады», из облысевшего бархата, были закапаны свечным воском, талибский ковер на полу выцвел так, что традиционное чередование орнаментальных танков и вертолетов превратилось в бесцветный абстрактный узор.

Тлен надела на указательный палец правой руки бурый угловатый перстень; по тыльной стороне ее левой ладони взволнованно метнулось изображение геккона. Животные были не в масштабе, вернее, выглядели будто с разного расстояния. Недертон предполагал, что поэтому невозможно увидеть слона и геккона одновременно. Судя по всему, татуировки жили автономно и Тлен не могла ими управлять.

Она надела четыре кольца и два черненых серебряных наперстка, затем сплела пальцы, спугнув геккона, и сказала:

– Первым делом они дали объявление о найме.

– Кто «они»? – спросил Недертон, не пытаясь скрыть раздражение.

– Не знаю. – Тлен сложила указательные пальцы шалашиком. – Сервер можно считать платонической идеей черного ящика. В визуализации они возникают прямо перед нами, но это чрезмерное упрощение.

Недертон порадовался, что она хотя бы не назвала дисплей магическим кристаллом.

– О найме кого? – спросил Лев.

– Человека, готового выполнить неназванную задачу, связанную с применением насилия. Объявление размещено на форуме в даркнете, то есть на рынке криминальных услуг. Мы имеем доступ ко всем их сетям, поскольку наши компьютеры куда более быстродействующие. Предлагают восемь миллионов, – по мнению Оссиана, это значит, что речь идет об убийстве.

– Сумма реалистичная? – спросил Лев.

– Оссиан считает, что да. Не настолько большая по меркам конкретного форума, чтобы привлечь внимание правительственных агентов, а они там, без сомнения, присутствуют, но и не слишком маленькая – дилетанты не набегут. Соискатель появился почти сразу, после этого объявление сняли.

– Кто-то откликнулся на объявление «ищем убийцу»? – изумился Недертон; Лев и Тлен обменялись взглядами. – Если их сети для вас прозрачны, почему мы знаем так мало?

– Некоторые традиционные методы шифрования и сейчас чрезвычайно трудно взломать, – ответил Лев. – Наша охранная система, вероятно, справилась бы, но я семью в эту историю не посвящал и не собираюсь.

Тлен расплела пальцы, провела кольцами и наперстками между шарами – примерно такой пантомимы Недертон и ждал. Шары засветились, увеличились, стали прозрачными. Сквозь миниатюрные туманности зазмеились две тонкие, как ниточки, молнии, замерли.

– Мы – синие, они – красные, – сказала Тлен.

Из чернильного облака сгустилась синяя ломаная линяя, рядом алая. Они бок о бок бежали среди медлительных, чуть светящихся скоплений темноты.

– А может, просто китайцы вас разыгрывают, пользуясь превосходством своих компьютеров, – сказал Недертон. Именно эту догадку первым делом высказала Даэдра.

– Не исключено, – ответил Лев, – однако такие шутки не в их характере.

– А такое случалось раньше? – спросил Недертон. – Кто-нибудь проникал в чужой срез?

– Слухи ходили, – сказал Лев. – Учитывая, что мы не знаем, где сервер, как работает и уж тем более кому принадлежит, загадка сторонних проникновений – наименьшая.

– Мифы и легенды континуумистов, – добавила Тлен.

– А как ты вообще этим занялся? – спросил Недертон.

– Через лос-анджелесского родственника. Новый человек может попасть в систему только по приглашению: кто-то должен рассказать ему про сервер, ввести в курс дела.

– А почему до сих пор нет широкой огласки?

– Когда ты в это включился, – ответил Лев, – тебе уже не хочется никого посвящать.

– Почему?

– Клуб Всевышнего, – вставила Тлен.

Лев поморщился, но промолчал.

– Каждый раз, когда мы взаимодействуем со срезом, мы бесповоротно меняем в нем всё, все далекоидущие последствия, – продолжала Тлен.

В одном из шаров сфокусировалось неподвижное изображение: темноволосый молодой человек на фоне чего-то вроде координатной сетки.

– Бертон Фишер, – пояснила Тлен.

– Кто он? – спросил Недертон.

– Твой полтер, – ответил Лев.

– Наши гости наняли кого-то его разыскать, – сказала Тлен. – И, как полагает Оссиан, убить.

Лев почесал нос и добавил:

– Он был на дежурстве во время приема у Аэлиты.

– После, – уточнила Тлен. – Ваши модули датируют время неизвестного события вечером после приема. Тогда полтер и заступил на дежурство.

– Они хотят убить давно умершего человека в прошлом, которое уже и не наше прошлое? Зачем? – спросил Недертон. – Ты говорил, ничто там на нас не влияет.

– Информация течет в обе стороны, – объяснил Лев. – Очевидно, они убеждены, что он обладает некими сведениями, которые могут им повредить, если станут известны здесь.

Недертон взглянул на Льва и внезапно увидел в нем клептарха: клептарха в просвещенном младшем сыне, любящем отце, тилацинаналоговладельце. Что-то твердое и ясное, как стекло. И такое же простое. Хотя, по правде сказать, чувствовалось, что во Льве этого не много.

– Быть может, он что-то видел, – проговорила Тлен. – Я звоню, он не берет трубку.

– Вы ему звоните? – изумился Недертон.

– И шлю эсэмэски, – ответила Тлен, глядя на свои наперстки и кольца. – А он не отвечает.

19. Бирюзовый скотч

Дрон был размером чуть поменьше воробья, с одним ротором. Он летел над Флинн, и под фонарем на прямом отрезке Портер-роуд она разглядела у него на боку квадратик бирюзового скотча.

Леон купил на толкучке целый моток этого скотча примерно в то же время, когда Бертон перебрался в трейлер. Никто из них прежде не видел клейкой ленты такого цвета. Потом Леон и Бертон долго помечали ею свои игровые дроны. Флинн не думала, что они сейчас играют, но дрон явно провожал ее от «Джиммис», а значит, братья уже вернулись из Дэвисвилла.

Голова болела, зато паршивое настроение почти исправилось после того, как Коннера Пенске удалось отправить с парковки домой. Флинн решила, что больше не станет подменять Бертона. Будет помогать Шайлен или найдет еще какую-нибудь подработку.

И еще надо сказать Бертону, пусть узнает, что Коннер установил на «тарантул». Это не дело. Хорошо, если там всего-навсего лазер, но как бы не что похуже.

Флинн быстро крутила педали – помогала втулке подзарядить аккумулятор. А главное, ей хотелось вымотаться так, чтобы упасть и заснуть. Под следующим фонарем она подняла взгляд и снова увидела дрон. Немногим больше папарацци в игре, хотя наверняка отпечатан в фабе.

Она свернула на извилистый, идущий под гору отрезок Портер-роуд и под первым же фонарем увидела Бертона с Леоном. Они стояли у картонного китайского автомобиля, который, наверное, взяли в прокате для поездки в Дэвисвилл. Бертон был в белой футболке, Леон – в джинсовой куртке, такой старой, что другой постыдился бы стричь в ней газон. Леон, в отличие от Бертона, не считал нужным переодеваться для работы, да и вообще ни для чего. Когда Флинн притормозила перед ними, он вскинул руку и поймал дрон в воздухе.

– Привет, – сказала она.

– И тебе привет, – отозвался Бертон. – Слазь, Леон подгонит твой велик.

– Зачем? Он не будет крутить педали, а мне надо подзарядиться.

– Это серьезно.

– Мама?..

– С ней все в порядке. Она спит. Нам надо поговорить.

– Я немножко покручу, – пообещал Леон.

Он придержал велосипед за руль, и Флинн слезла.

– Объясню в машине. Садись, – сказал Бертон.

Флинн забралась в двухместный автомобиль, который их мать назвала бы коробкой для яиц. От бумажного корпуса с герметической нанопропиткой воняло попкорном, на полу перед пассажирским сиденьем валялись обертки от еды.

– Что случилось? – спросил Бертон, как только захлопнул свою дверцу.

– В «Джиммис»?

Леон, держа в одной руке дрон, сел на велосипед. Первые метры он проехал, вихляя, затем выровнялся.

– На долбаной работе, Флинн. Они мне позвонили.

– Кто?

– Люди из «Сольветры».

– Случилось то, что игра – такое же говно, как и все. Я видела, как чувак убил женщину. Фантазии на тему нанорезни бензопилой. Мне хватило. Дальше давай сам.

Бертон смотрел на нее:

– Кого-то убили?

– Съели заживо. Изнутри.

– Ты видела, кто убил?

– Бертон, это игра.

– Леон не знает, – сказал он.

– Не знает чего? Ты говорил, он получает для тебя деньги на свой Мегапал.

– Не знает, в чем именно состоит работа. Знает только, что мне платят бабки.

– Зачем они звонили?

– Спрашивали, что произошло в мою смену. Я не смог ответить.

– А сами-то они почему не знают? Разве у них не все записывается?

– Похоже, что не все. – Бертон побарабанил пальцами по рулю. – Мне пришлось сказать, что ты меня подменяла.

– Тебя уволят?

– Они утверждают, что меня вчера заказали через киллерский форум. Кто-то из Мемфиса. Восемь лимонов.

– Бред. Кто?

– Говорят, что не знают.

– За что?

– Кто-то думает, я видел то, что видела ты. Ты видела убийцу? Кого ты видела, Флинн?

– Почем мне знать? Какой-то козел. В игре. Подстроил все. Знал, что так будет.

– Деньги реальные.

– Какие еще деньги?

– Десять лямов. На Мегапале Леона.

– Если у Леона на Мегапале десять лимонов, завтра к нему придет налоговая.

– Их там еще нет. Он выиграет в лотерею штата в следующий тираж. Я должен купить билет и сказать им номер.

– Не знаю, что там безбаши с тобой сделали, но крыша у тебя съехала.

– Они хотят с тобой побеседовать.

– Безбаши? – Флинн стало уже не странно, а по-настоящему страшно.

– Люди из «Сольветры». Все уже обговорено.

И он с выключенными фарами поехал по Портер-роуд, ссутулив широкие плечи над хлипким рулем.

20. Полтер

Идея устроить офис в сухопутной яхте Зубова-деда принадлежала Тлен – она знала, что мраморная плита, на которой спал Недертон, превращается не только в журнальный столик, но и в очень внушительный рабочий стол. Лев добавил, что тамошняя система камер придаст интерьеру винтажный, а для сестры полтера – современный вид. Почему самого Недертона выбрали на роль эйчара, осталось для него загадкой.

Дедушкины дисплеи, которые Оссиан нашел на каком-то из нижних этажей, привезли на электрокаре. Это были прямоугольные черные зеркала в титановых рамах. Недертон видел такие в старинной медиапродукции, но ему они показались неубедительными. Очевидно, работающий монитор выглядел иначе. Тлен, с ожидаемым азартом включившаяся в подготовку спектакля, прилепила синий светодиод на дисплей, перед которым предстояло сидеть Недертону, чтобы у того на лице лежали голубые отсветы и не чувствовалось, что человек смотрит в погасший экран.

Сейчас он рассматривал свое отражение в зеркальном дисплее. Костюму, изрядно помятому за время сна в яхте, Оссиан дал отвисеться в ванной, пока Недертон принимал душ, так что самая явная пожеванность исчезла. Еще Оссиан дал ему свой черный облегающий свитер, который был широк Недертону в груди и в плечах. Его собственная рубашка, в пятнах – надо полагать, от виски, – отправилась в стирку. Он жалел, что Тлен отказалась еще разок приложить ему к руке «медичи», – это бы благоприятно отразилось на внешности.

Недертон побарабанил пальцами по многофункциональной плите черного мрамора с золотыми прожилками. Ему предстояло изображать сотрудника «Милагрос Сольветра ЮА» – крупной воображаемой корпорации, базирующейся в Медельине. О Колумбии, в которой этот самый Медельин находится, Недертон не знал ровным счетом ничего. Лев зарегистрировал «Милагрос Сольветру» и в Колумбии, и в Панаме своего среза. Обе компании состояли из тонкой пачки документов и нескольких банковских счетов. Управляла ими одна и та же юридическая фирма в Панама-Сити.

Говорить с полтером оказалось на удивление интересно – главным образом поэтому Недертон и сидел здесь сейчас. Даже чересчур интересно. Наверное, подействовал и закуток Тлен, который своим унылым видом еще подчеркнул контраст. Так или иначе, полтер вел машину, глядя на какое-то шоссе, семьюдесятью годами раньше, по другую сторону джекпота. Его телефон как-то держался на приборной доске. Широкую грудь полтера обтягивала тонкая трикотажная рубашка, а лицо изумило Недертона тем, что было совершенно человеческим. Восхитительно допостчеловеческим. Полтер являл собой воплощение первозданности. И деловой хватки, как вскоре убедился Недертон. Такому умению выманивать деньги, импровизируя на ровном месте, можно было только позавидовать.

Тлен позвонила полтеру, она и говорила с ним первой. Не пытаясь скрыть добровольное измывательство над собственной внешностью и четыре зрачка. Потребовала рассказать, что он видел в последнюю смену. Полтер принялся юлить, и Тлен, взглядом испросив разрешения у Льва, переключила на того звонок. Лев, не представившись, взял быка за рога. Полтер будет уволен и не получит плату за две последние смены, если не объяснится. Тогда полтер быстро сознался, что нанял свою сестру («компетентную и ответственную», как он выразился) подменить его, поскольку сам должен был ехать к родственнику по имени Лукан, который серьезно пострадал в драке.

– Мне срочно надо было к нему. Думали, он не выкарабкается.

– Чем он занимается, этот родственник? – спросил Лев.

– Он религиозный, – ответил полтер. Недертону вроде бы послышался смешок, и полтер быстро оторвал руку от руля.

Затем он сказал, что сейчас едет домой от пострадавшего родственника, сестре еще не звонил. Лев посоветовал и не звонить, а дождаться личного разговора. После чего сообщил про объявление.

Недертону подумалось, что Лев, при всей своей клептархической культуре, дал маху. Полтеру совершенно незачем знать такие подробности. Объяснить, что ему звонят из чужого будущего, где он – игрушка богатого сумасброда, было бы еще глупее, но ровно настолько же излишне. Недертон уже собирался отправить Льву сообщение и даже спроецировал на резную поверхность стола телефонную клавиатуру, но задумался о динамике собственных отношений со Львом. Лучше сидеть, слушать и наблюдать, как полтер выторговывает себе новую, потенциально более выгодную позицию. Недертон видел, что у того явно есть тактические умения, которые Лев, умный и с наследственными задатками, не имел случая полностью развить.

Полтер ответил, что по ряду причин представляет довольно-таки трудную мишень для наемного убийцы. Что он обладает ресурсами, которые может привлечь именно в такой ситуации. А вот то, что его сестра может оказаться в опасности, «неприемлемо». Слово прозвучало в тесной палатке Тлен неожиданно весомо. И что, спросил полтер, Лев намерен по этому поводу предпринять?

– Мы дадим денег, – сказал Лев. – Вы сможете нанять охрану.

Недертон чувствовал, что Тлен пытается поймать его взгляд. Она явно тоже поняла, что полтер переиграл Льва. Недертон встретился с нею глазами, но нейтрально, без того выражения, которого она ждала.

Лев сказал полтеру, что хочет поговорить с его сестрой, однако тот пожелал прежде услышать конкретную сумму. Лев предложил десять миллионов – чуть больше, чем пообещали предполагаемому киллеру. Полтер ответил, что на какой-то «мегапал» его двоюродного брата столько положить нельзя.

Лев объяснил, что есть другая возможность: он устроит, чтобы двоюродный брат полтера выиграл эти деньги в ближайшем тираже лотереи штата. Выплата будет абсолютно законной. И тут уже Недертон, не выдержав, сам взглянул на Тлен.

– Тебе не кажется, что история с лотереей превращает все в фаустовскую сделку? – спросил он, когда телефонный разговор закончился.

– Фаустовскую? – Лев посмотрел на него непонимающе.

– Как будто у вас есть возможности, которые обычно приписывают Люциферу, – пояснила Тлен.

– А, понятно. На самом деле это такая интересная штука, на которую мой знакомый набрел в своем срезе. Он дал мне подробные инструкции. Я как раз думал с вами обсудить.

– Здесь тесновато. – Недертон встал, приподняв тяжелый бархат плечом. – Если собираемся болтать, давайте перейдем в «мерседес», там удобнее.

Вот, собственно, и все, если не считать того, что теперь он сидел здесь и ждал звонка от сестры полтера.

21. Лохотронщик

Они так и не нагнали Леона. Может быть, он вправду крутил педали, а скорее всего – немножко крутил и одновременно расходовал заряд втулки. Велосипед стоял у дуба во дворе, Леон куда-то исчез, зато в шезлонге сидел приятель Бертона Райс и держал на коленях мандолину. Когда они, оставив машину у ворот, подошли ближе, стало видно, что на самом деле это армейская винтовка: короткая, с дулом, как будто вдвинутым в приклад. Друзья Бертона называли такие «булками». На глаза у Райса была надвинута бейсболка – из тех, что постоянно меняют рисунок. Он был в армии, в каких-то элитных войсках, но не таких элитных, как Гаптраз, и к Бертону относился с восхищением, которое Флинн находила нездоровым, хотя сама не знала, за кого опасается – за Райса или за Бертона.

– Привет, Райс, – сказал Бертон.

– Привет, Бертон, – ответил Райс и, не привставая с шезлонга, тронул рукой кепку, почти как если бы отдал честь. На левой глазнице у него была виза, и Флинн видела, как скользит по зрачку отраженный свет.

– Кто еще здесь? – спросил Бертон, глядя на темный дом. Белая вагонка уже немного просветлела в первых предутренних лучах.

– Дюваль на холме, – ответил Райс. (Пикселированное бурое пятно переползло чуть ближе к тому месту, где у нормальной бейсболки была бы пуговка. На морпеховские кепки их не пришивали, потому что, если тебя ударят по голове, пуговка может впечататься в черепушку.) – Картер за домом, Карлос у трейлера. Поставили сетку: двадцать единиц, двадцать в запасе.

Флинн знала, что это значит: двадцать дронов синхронно курсируют над участком, каждый из ребят контролирует треть дронов. Нехилая такая эскадра.

– Мы пойдем в трейлер, – сказал Бертон. – Предупреди Карлоса.

Козырек бейсболки приподнялся.

– У луканутых на тебя зуб? Мне Дюваль сказал.

– Луканы – фигня. Надо ждать ребят посерьезнее, – ответил Бертон.

Он положил руку Райсу на плечо, затем двинулся вниз, к трейлеру.

– Доброй ночи, Флинн, – сказал Райс.

– Доброе утро, – ответила она и догнала Бертона. – Как они выглядели? Люди, которые тебе звонили.

– Помнишь «Жертвенные аноды»?

Флинн почти не помнила. Группа из Омахи или вроде того.

– Они были еще до меня.

– Она походила на певицу из «Анодов» Кэт Блексток, только с хеллоуинскими контактными линзами. Другой примерно моих лет, высокий, неряшливый, с бородкой и в старинных очках. Привык, что его слушаются.

– Они колумбийцы? Латиносы?

– Англичане.

Флинн вспомнила город, изгиб реки.

– Почему ты им поверил?